Читать книгу Ононские караулы - Игорь Александрович Пушкарёв - Страница 13

В 1757 году российским правительством всерьёз рассматривался вопрос о присоединении Монголии к России, и по этому поводу Сибирскому губернатору генерал-поручику В. А. Мятлеву была выслана специальная инструкция из коллегии иностранных дел23.

Да-да, амбиций нашим предкам, видимо, было не занимать. Ведь ещё сравнительно недавно первые казаки в Забайкалье не менее серьёзно предлагали Богдыхану «Поднебесной империи» отдаться в российское подданство, угрожая своим войском, которое и пересчитать-то было совсем не трудно. И даже отправляли с этой целью боярского сына Милованова послом из Нерчинска в Пекин. Что уж ответил «Божественный Повелитель Поднебесной» дерзкому посланнику неизвестно, но факт сей запечатлен историей. Действительно, нужно лишь удивляться характеру этих первых казаков забайкальских. Чего стоит только неподдающееся разуму «Албазинское сидение»?

Отправил китайский Богдыхан в 1684 году маньчжурское войско, которое собирал три года, вверх по Амуру с задачей взять Албазинский острог и разорить его до основания. Десятитысячная орда, на вооружении которой имелись 200 пушек, осадила острог, где «сидели» 450 казаков. Туча стрел, одновременно выпущенная из 10000 тысяч луков, заслонила солнце над Албазином. Следом калёные ядра полетели за «крепостные» стены. В первые же дни защитники потеряли более ста человек. Две недели отчаянно бились казаки под начальством воеводы Иллариона Толбузина, да сила солому ломит. Когда закончились порох и свинец, а город выгорел от «огненных стрел», пришлось оставить острог врагу на растерзание. По договоренности с маньчжурами свободно ушли осаждённые из города. Разорили маньчжуры Албазин и сплыли восвояси.

Однако в тот же год казаки восстановили острог. И снова китайцы осадили Албазин. Теперь «сидельцы» имели за стенами 736 человек против десятитысячного войска. 19-ть месяцев выдерживали казаки маньчжурскую осаду. Голод и цинга косили казаков. К маю 1687 года оставалось в живых только 66 защитников, «острог был усеян трупами, но некому было их зарывать»24. Китайцы предложили свою помощь продуктами и лекарей, но Афанасий Иванович Бейтон, принявший на себя команду после смерти Толбузина отвечал, что русские казаки в помощи не нуждаютс, и в доказательство выслал осаждающим в подарок пирог весом в пуд. Восхищённые и поражённые мужеством албазинцев китайцы сняли осаду и ушли в Маньчжурию. Албазин получил короткую передышку. Очень короткую.

Летом 1688 года китайцы вновь появились под острогом. Боевых действий на сей раз не вели, но вытоптали и пожгли все посевы хлебов. И опять над албазинцами навис голод. В октябре Афанасий Бейтон доносил: «…Помираем голодною смертью… Кормить нечем… А зима вот над головою. С нужи и бедности пропадаю. Вот уже шестая неделя лежу на одре. Не дайте томною и голодною смертью умереть»25.

В тревоге и нужде оставались албазинские защитники до осени 1689 года, когда по условиям Нерчинского договора казаки оставили острог, а сам он был «срыт до основания».

И хотя Россия в третий раз потеряла Амур, но выторговал русский посол, окольничий Фёдор Алексеевич Головин, ведший долгие и трудные переговоры по Нерчинскому договору, одну небольшую, на первый взгляд, уступку. Спорные места у Амурского устья до реки Уды, которая отошла к России, оставить не разграниченными до другого более удобного времени. И никаких строений на месте Албазина не заводить – словесно поклялись китайские послы. Через полтора столетия эта мудрая уловка русского посла Ф. Головина даст возможность России заявить, что река Амур никогда не принадлежала Китаю.

Следует отметить, что Нерчинским договором была установлена граница с Китаем, но не с Монголией. Причиной этому стало ещё не вполне определённое подданство Монголии Богдыхану. До недавнего времени независимые монгольские тайши подвергались нападению сильного западного соседа калмыцкого Галдана-контайши или Чжунгарских монголов и запросили защиты у Китая. В свою очередь Богдыхан, желая ослабить Чжунгарского владетеля и иметь своеобразную буферную зону, давно обласкивал монгольских князей подарками и обещаниями. Всё это привело к тому, что в 1688 году четыре халхасских рода, кочевавшие от китайских владений на востоке до Чжунгарии на западе, стали данниками Богдыхана, а Монголия зависимой от Китая26.

В начале второй половины 18-го века монгольские тайши, успевшие накопить разные обиды на своего китайского повелителя, сами скопом и порознь стали проситься под покровительство России. В священных монгольских книгах было написано, что настанет время, когда вся Монголия окажется под властью «белого царя». Свято веря в неизбежность предначертанного, монгольские племена истово желали приближения этого времени. Особенно те халхассцы, которые охраняли северную границу и давно уже свыклись с русским соседством. Однако согласия между предводителями монгольских племён не было, как не было и каких-то больших и решительных действий в этом направлении. Выходили в русские пределы отдельные племена с намерением отложиться от Китая, но согласия принять их под «высокую руку» не получали. Россия не хотела из-за горстки монгол осложнять отношения с Богдыханом. Вторая статья Буринского трактата запрещала принимать у себя перебежчиков с противной стороны. Их полагалось отыскивать и выпроваживать с надлежащими разъяснениями. Случалось, процесс выселения встречал большие затруднения.

Очень интересный случай произошёл летом 1731 года. Дозорщик Григорий Фирсов приступил к выселению одного халхасского рода, в две тысячи числом вторгшегося в наши пределы. Однако его законные требования понимания в среде перебежчиков не встретили. Увещевания должного действия не возымели, и пришлось прибегнуть к силе. Только завидя русское войско, орда в 600 юрт с пожитками и скотом двинулась в своё отечество. Самых же несговорчивых (37 юрт) даже пришлось перевязать и таким образом выпроводить за границу27.

Одна из причин этого упорства была смехотворно проста и банальна. Месяцем ранее, когда халхасцы только пришли и стали кочевать по ононским степям, в наших тунгусах проснулся и громко заговорил зов предков. Родовая память заставила вспомнить конных тунгусов, что в числе их прародителей были не только маньчжуры-воины, но и не менее воинственные и гордые монголы вольные. А так как конные тунгусы редко вступали в брак с представителями других групп сибирских народов, считая нежелательным иметь родство с «бродячими людьми, не имеющими крова», в появлении на левом берегу Онона новых «поселенцев» они узрели перст Божий. И, несмотря на запрет властей российским подданным породняться с монголами, стали наперебой сватать невест в халхасском кочевье. Монголы со своей стороны также считали за честь взять в жёны девушку из родов «сибирских аристократов».

Вскоре к обоюдному удовлетворению дело закончилось многочисленными «выкупами». А калым за невесту выставлялся немалый и исчислялся сотнями голов скота или приличными конскими косяками. И вот монголы, не успев получить от несостоявшихся тунгусских родственников выкуп за невесту, да и легально это сделать было невозможно, не захотели упустить и без того ускользающий лакомый кусочек и стали всячески тянуть время. Только в 1734 году удалось, наконец, выпроводить незадачливых сватов восвояси. Богдыхан высоко оценил заслуги русской пограничной стражи в деле выдворения перебежчиков, прислав подарков на 8000 рублей, которые и были поделены между нашими пограничниками. Главная же причина нежелания монгольских племен возвращаться в родные пенаты заключалась в их стремлении выйти из-под китайского гнёта.

Перед сложным и рискованным выбором оказались дипломаты России. Принятие дружественных племён под высокую руку белого царя сулило «пользы немалыя», так как «многочисленный монгольский народ впредь мог быть употребляем для службы на безлюдных даурских границах». Но и осложнять отношения с Богдыханом из-за нескольких племён как-то не хотелось. Вот если бы весь монгольский народ… Тогда конечно! А так… Осложнения с Китаем могли принести много трудностей в деле освоения русскими Амура.

Неоднократно пеняя на «азиятское криводушие», Сенат и сам вовсе не соблюдал правил открытой игры. В таком тонком деле, как мирно оттяпать целое вассальное государство у своего соседа, требовалось, наверное, именно криводушие. И российские правители и дипломаты проявили сиё качество в полной мере. Монголов пообещали в будущем времени принять, а китайцам ответить, что «никто де монголов не звал, что они сами пришли самовольно и сами китайцы удерживать их должны были. А мы начертанаго в Буринском трактате держим крепко и на том стоять нерушимо» и «нам, де, про подлые намерения тех монголишек и не ведомо». Вместе с тем уговорить перебежчиков пока оставаться на местах и склонять тайным образом остальных тайшей передаться России. Идя на такой серьёзный шаг и предвидя действия обманутого Богдыхана, Сенат планировал увеличить войска на Забайкальской границе и держать их в готовности, «чтобы можно было бы отпор чинить».

Осторожная в этом вопросе политика государства Российского, чьи взоры были прикованы к Амуру, отпугнула монголов, заставила их отложить, а затем и вовсе отменить решение о передаче. Кроме того, и китайские мандарины прознали о тайном желании монгол. В ход были пущены все средства, от подарков и подкупов и вплоть до известного азиатского коварства. Наиболее влиятельные тайши получили чины и должности, и эта глобальная затея осталась втуне.

Взаимоотношения трёх государств, пусть даже одно из них и находилось в вассальной зависимости от другого, дело ох как не простое. И то, что русским дипломатам удалось избежать вооружённого противостояния, заслуга их, конечно, огромная. Заносчивый, самолюбивый Богдыхан считал русского соседа плебейским народом и не однажды готов был к решительным действиям против «северных варваров».

Приведу одно из ярких свидетельств богдыханской гордости и самомнения. В 1763 году Екатерина направляет к китайскому двору письмо, в котором, уведомляя его о восшествии на российский престол, спросила, между прочим: «Не признается ли возможным обменяться посольствами?». В письме чётко и твёрдо, как и всё, что делала Екатерина, обозначился лейтмотив: «Если покоя, верности, мира соблюдать Вы не будете, то есть у нас и другие меры». Взбешённый Богдыхан – «хотел бы я посмотреть, как русские мир нарушат» – направляет ответное послание, наполненное дёрзкими и заносчивыми выражениями. «Возможно ли, чтобы Богдыхану равнялся кто-либо из самодержавных государей и менее всего женщина, которая правит Россиею!», – восклицает он28.

И только искусство российских дипломатов и чиновников позволяло гасить конфликты в их зародыше. И особую заслугу в этом непростом деле я вижу у пограничного командира, Селенгинского коменданта генерал-поручика Варфоломея Валентиновича Якобия. Пятьдесят восемь лет своей жизни отдал он службе государству Российскому и двадцать девять из них – на китайской границе. И умер на этой границе, на боевом посту своём, дослужившись до чина генерал-поручика, 12 декабря 1769 года.

Упомянув главного пограничника, нельзя забыть и о его «глазах и ушах», которые помогали ему всегда держать руку на пульсе событий. Имеется в виду «служба внешней разведки», которую Якобий принял от бригадира Бухольца и тщательно взлелеял. Ну, это теперь так высокопарно назвали бы простых толмачей – переводчиков, «людей добрыхъ», как говорится в указе. А тогда набирали их преимущественно из казаков: Иван Фролов, Гришка Мунгал и прочие. Толмач Рязанов, направляясь в Ургу с фельдъегерской миссией получил такую инструкцию: «…в приятельской беседе выведывать у монголов, сколько у них войска, в каких урочищах оно стоит, не собираются ли монголы воевать и с кем? как они относятся к России?».

Но и монголы простаками не были и бдительности не утрачивали. Иногда так отвечали слишком докучливому шпиону: «…когда сядемъ на коней вооружёные и въ куякахъ, тогда и будетъ обо всёмъ известно».

Однако зачастую искусным толмачам-разведчикам и выспрашивать не требовалось. Сопоставляя и анализируя, они находили верный ответ. Резко взлетевшие цены на скот, баранину и коней свидетельствовали о военных приготовлениях. Равно как и призыв ханов в Пекин и остановка Кяхтинской торговли. Если в какой-то район перегонялись большие стада купленного скота и баран, значит, вскоре туда прибудут и войска, которым эти бараны предназначались для съедения. Так, например, в 1765 году против Кыринского караула подошла и стала конница Цецен-хана в 300 человек. Такие моменты, конечно, требовали от пограничной стражи наивысшего напряжения сил и средств.

«Едва ли какое-либо казачье войско имело такую продолжительную пятнадцатилетнюю школу разведки, как Забайкальское в период с 1751 по 1765-й годы», – справедливо замечает Васильев. Целая плеяда разведчиков с громким титулом «толмачи пограничного разъезда» была создана Якобием. Один из них, Василий Шадрин, за службу в разведке получил дворянство почётного «Московского списка»29. Сей факт ярко свидетельствует о высокой значимости этой опасной и нелёгкой деятельности.