Читать книгу Билбэт - Игорь Евтишенков - Страница 17

По дороге к стоянке Баргуджин сказал охотникам наломать лапника и отнести семье шамана. От себя он передал две шкуры. У самого гэра к нему подошёл старейшина Тагулэк, дядя спешившего прославиться Нурэя, и напомнил о том, что они так и не приняли решение о монголах.

– Завтра все придут к тебе за советом. Люди сомневаются. Все. Никто не хочет умирать. Все хотят выжить. И надо будет дать им правильный ответ, – впервые с сочувствием в голосе сказал старик. Раньше он никогда не поддерживал Баргуджина и его род в племени, но на этот раз что-то изменилось.

– Я буду готов, Тагулэк. Пусть над твоим гэром будет ясное солнце! – с благодарностью ответил Баргуджин.

– И над твоим – тоже, – покачал головой старейшина. Больше он ничего не сказал.

По угрюмому молчанию и неподвижной позе, в которой муж застыл у костра, Айлана поняла, что произошло что-то необычное. Не плохое и не хорошее, а именно необычное. Такое бывало редко, поэтому ей оставалось только ждать, когда Баргуджин заговорит первым. И он заговорил. Но только после захода солнца, когда Айлана подоткнула полог и все легли спать. Сказал, что совет так и не принял никакого решения. А вот шаман лишился своего гэра. Его разломал чужак.

– Как ты сказал? – приподнявшись на локте, горячо прошептала она, и Баргуджин представил, как она смотрит на него широко раскрытыми глазами. – Билбэт? Это точно был билбэт?

– Да, а кто ж ещё! – устало ответил он и рассказал всё, что произошло. Скрывать ничего не было смысла, так как на утро уже каждый ребёнок в стойбище будет рассказывать об этом свою историю. Айлана сыпала вопросами, почувствовав, что муж готов делиться с ней всеми подробностями.

– Не похож он на монгола, не похож, – в конце концов вынесла она свой вердикт. Баргуджин промолчал. Он не хотел показывать, что его волнует то же самое. – А когда будет жертвоприношение?

– Думаю, через одно полнолуние. Как раз после встречи с другими племенами. Пусть духи наших земель благословят наше объединение. А что ты так разволновалась?

– Прости, я не хотела говорить тебе. Но всё так странно. Я потеряла амулет. Тот, который дал мне Улуг. Помнишь? Ты его всегда не любил. Я тебе говорила, что он упал на угли, когда тебя не было. И я боялась, что с тобой что-то случится.

– Ну да.

– А тут он просто исчез. Как будто я его не носила. Не помню, как снимала. Не помню, где оставила. Везде искала, но так и не нашла.

– Ладно, нестрашно. Не будет нам мешать ночью, – неловко попытался успокоить он.

– Он и не мешал, а защищал. Я вот думаю, может, это Улуг шлёт нам знак? Помнишь, он говорил, что придёт беда, а с ней надежда?

– Тут две беды, а не одна, – недовольно буркнул Баргуджин. – Монголы и этот билбэт. Но ты спи давай, завтра тяжёлый день.

Они ещё долго ворочались, не в силах заснуть от пережитых событий, а в нескольких шагах от них, забившись под сбитый войлок у стены, неподвижно лежала Аруна. Она открывала и закрывала рот в беззвучном крике, и от отчаяния и обиды по её щекам текли горькие слёзы разочарования. Она выполнила просьбу Улуга, но почему он не вернул ей дар речи? Почему она не может говорить? Ещё у реки она поняла, что совершила непоправимую ошибку, бросив амулет матери в огонь, но было уже поздно. Прорыдав там почти до самого вечера, она вернулась в гэр с мешком ягод и, стараясь не смотреть ни на кого, сразу пробралась на своё место у стены. Сестра Уйгулана тоже лежала, не двигаясь, и думала о том, что отец с матерью впервые за долгие годы не говорят друг другу нежные слова после долгой разлуки, что впервые в их голосах слышна тревога и впервые с их стороны не доносятся глубокие вздохи и радостные стоны любви.

Для Богдана эта ночь тоже выдалась нелёгкой. Когда он пришёл в себя, было уже темно… и очень холодно. Звёздное небо было необыкновенно ярким, однако ему было не до романтики. Очень хотелось пить. Неподалёку раздавался громкий храп какого-то человека, чуть дальше слышен был женский голос, и больше – ничего. Ни света, ни ветра, ни шума. Руки и ноги сильно затекли. Надо было шевелиться, чтобы восстановить кровообращение. К счастью, руки попали в грязь, и он стал погружать их туда как можно глубже, чтобы намокли верёвки. Однако охотники использовали кожаные ремешки, а они не размокали, как пенька. Зато хорошо скользили. Через какое-то время Богдану удалось освободиться от пут и он стал резкими движениями растирать онемевшие мышцы и оглядываться по сторонам. В нескольких шагах от него лежал человек, накрытый чем-то большим. Наверное, одеялом или шкурой. Чуть дальше, откуда доносился женский голос, виднелась тёмная вытянутая фигура. Наверное, это была женщина. Но рядом с ней можно было различить очертания ещё одного силуэта. Всего их было трое.

Подобравшись к храпевшему телу, Богдан осторожно потянул за край шкуры. Она легко соскользнула вниз. Храп не прекратился. Добравшись до ближайшего дерева, Богдан положил у ствола шкуру и улёгся сверху. А через несколько мгновений он уже сам провалился в сон, где не было ничего, кроме горячей, обжигающей темноты, которая окутывала его руки и ноги и тянула куда-то вниз, как большие тяжёлые гири.

Для вождя племени туматов следующий день оказался легче предыдущего. Несмотря на долгое обсуждение накануне, утром охотники и старейшины вели себя по-другому. И Баргуджин чувствовал, что появление чужака сыграло в этом не последнюю роль. Слишком много знаков посылали им духи, слишком страшной была угроза, чтобы не обращать внимания на их знамения, поэтому когда он предложил направить гонцов к вождям ближайших племён, никто не стал возражать и совет племени довольно быстро закончился миролюбивым соглашением. Оставалось только собрать посланцев от каждого рода и дать им еду.

В это время с другой стороны стойбища, у самого края густого леса, где ещё совсем недавно находилось жилище шамана, происходили другие события. Раздражённые крики жены в конце концов разбудили Дзэтая, однако ему потребовалось ещё какое-то время, чтобы прийти в себя. После дурмана голова была тяжелее камня, в животе чувствовалась тошнота, яркое солнце резало глаза, и вообще ему хотелось выпить холодной воды и спрятаться от жены подальше.

– Гриза, зачем ты сделала это? – пробормотал шаман, увидев жену рядом с кучей спасённого из-под насыпи скарба. В ответ понеслись громкие проклятия и стенания раздосадованной Гризы. Ясность внёс сын. Он проснулся и тоже искал воду, но потом вспомнил, что у них ничего нет, и подошёл к отцу. В это же время проснулся и незнакомец, который был без одежды и спал на чужой большой шкуре. Такой в гэре шамана никогда не было. Всё это вместе с тошнотой и слабостью мешало Дзэтаю думать и никак не укладывалось в голове.

– Чужак сломал гэр, – кратко объяснил Тускул. – Упал сверху и всё сломал. Вождь сказал, его прислали монголы. Охотники хотели убить. Старейшины говорили, надо принести в жертву. Потом все ушли. Вождь приказал ему помогать. Сказал, будет ставить новый гэр.

– Монголы?.. – пробормотал шаман, тупо глядя на крепкого молодого чужака. Нет, это не могли быть монголы. Они далеко. А этот был без оружия и татуировок. Упал сверху? Откуда сверху? – О духи! – неожиданно осенило его. – Это – великие духи наших. Это – они. Да, они выбрали мой гэр! Слушай, – Дзэтай попытался встать и охнув, снова опустился на землю. – Тускул, позови его.

Разговор с незнакомцем только укрепил шамана в том, что перед ним стоял посланник духов. Более того, на его теле не было шрамов, а для воина или охотника это было невозможно. Однако его расспросы были прерваны самым наглым и грубым образом одним единственным человеком, который мог это сделать – его женой, несносной, ворчливой и вечно недовольной Гризой.

– Вставай, быстрей! Ночью дождя не было. Надо всё достать. За что мне такое наказание? – она уже много раз задавала себе этот вопрос, и с годами, пока рос их сын, этот вопрос возникал у Гризы в душе всё чаще и чаще, но каждый раз она как будто упиралась в каменную стену, которая отталкивала её обратно и не давала ответа, оставляя в неведении относительно своей судьбы, заставляя страдать и, тем не менее, держаться за этого никчёмного человека, который никогда не мог соврать и собрать в племени достаточно пищи для семьи. Зато он был невероятно усерден после захода солнца, что частично снимало её раздражение, однако кроме Тускула у них так никто и не родился. А ведь прошло уже столько лет… – Ты слышишь меня? От помёта скунса и то больше пользы, чем от тебя. Нет еды. Нет воды. Что ты смотришь на меня? Ой! – Гриза вдруг почувствовала головокружение и лёгкую тошноту. В груди стало жарко и сердце забилось чуть чаще, чем обычно. Колени задрожали, и она медленно опустилась на землю. Рука сама легла на живот и вместо страха на её лице появилась слабая улыбка. Зелёная листва, ещё не до конца окутывавшая рвущиеся к солнцу тонкие ветви кустарников, стала вдруг ярче и сочнее, а щебет птиц вверху на камнях – приятным и нежным, а не раздражающим, как раньше.

– Что с тобой? – Дзэтай сразу заметил эту перемену в изгибе её тонких, как лист осоки, губ и красивых голубых глаз. Они стали светлыми, как утренний пепел на прогоревших дровах.

– Дзэтай, мне… – она впервые за долгое время назвала его по имени, и это говорило о том, что произошло что-то действительно невероятное, – мне… я не знаю. Хочется пить. И немного тошнит, – однако в глазах жены Дзэтай увидел совсем другое – это было великое счастье извечной женской судьбы, которое она пока хотела сохранить в тайне от всех.

– Да, да, конечно, – растерянно оглядываясь по сторонам, залопотал он. Руки шарили по грубым мелким камням, какому-то обрывку шкуры, утоптанному клочку земли, на котором он спал, пока до шамана не дошло, что воды нигде нет. – Эй, иди сюда! – крикнул он Тускулу. – Бери этого… принесите воды. Надо воды… ей. Пить хочет, – он говорил сбивчиво, путаясь в мыслях, и, видя недоумение на лице сына, раздражался ещё больше. – Всё, хватай мешок и быстрей!

Тускул подошёл к самому краю каменного утёса, где жерди их бывшего гэра тоскливо смотрели в небо острыми краями, прогнувшись под тяжестью навалившейся на них груды камней. Где-то там лежали мешки для воды. Взяв небольшую палку с острым концом, которая очень напоминала копьё, он стал рыться в камнях. Затем достал несколько пыльных кожаных мешков и, кинув их Богдану, сказал:

– Пошли! Быстрее!

Богдан всё понял, подхватил бурдюки и с радостью последовал за Тускулом, который нёс котелок и заострённую палку. Впереди была вода, и это была приятная новость. К тому же идущий впереди парень выглядел вполне нормальным и с ним можно было поговорить спокойней, не так, как с другими. Однако тропинка к реке оказалась усеянной острыми камнями и обломками веток, поэтому разговора не получилось. Богдан то и дело вскрикивал, ругался и подпрыгивал, чем вызывал улыбку на лице своего спутника, старавшегося не оборачиваться и не смотреть в его сторону.

Вода оказалась очень холодной, но Богдан, не обращая внимания на застывшего в изумлении Тускула, прыгнул в неё и, фыркая, проплыл метров десять, после чего вернулся и, кряхтя, довольный выбрался на берег.

– Так-то лучше, – он сорвал жухлую траву и, смяв её в пучок, стал тереть тело, смывая грязь. – Мыться не будешь? – спросил он Тускула, но тот стоял неподвижно, с ужасом глядя на чужака, который так свободно плавал в ледяной воде, а теперь ещё тёр своё тело прошлогодней травой. Кожа у незнакомца раскраснелась и стала розовой, как небо перед закатом, но Тускул никак не мог понять, зачем тот всё это делал.

– Зачем? – негромко спросил он.

– Что зачем? – переспросил Богдан. – Мыться зачем? Ну ты даёшь! Грязный весь. И вонючий. Ну ладно. Это неважно. Ты скажи, как мне на ноги что-нибудь найти? Я же не смогу ходить – тут одни камни.

– Не знаю, – пожал плечами Тускул. – А как ты ходил раньше?

– Шутишь, что ли? В кроссовках, – после этих слов настроение у Богдана совсем упало. По выражению лица собеседника было ясно, что тот не имеет ни малейшего представления о такой обуви. – Слушай, давай поговорим… Тебя как зовут?

– Тускул, сын шамана, чёрного орла.

– А меня – Богдан. Богдан Байдошин. Но ты не парься, называй меня Богдан.

– Тускул знает своё имя. А твоё имя – чужое.

– Ну и что? Как же ты меня называть будешь?

– Никак. Тускул не может дать тебе имя. Ты – чужой.

– Ну что ты заладил чужой да чужой. Ты нормально говорить можешь? – Богдан начал расспрашивать парня о реке, горах и людях, чтобы понять, где находится, а сам тем временем стал осматривать деревья в поисках плотной коры. Найдя два толстых куска, он попросил у парня кожаный ремешок с накидки, чтобы привязать их к стопам. Сев на небольшой круглый валун и сложив кожаную тесёмку пополам, он уже хотел перетереть её краем небольшого камня, как вдруг возле самого берега показалась тень большой рыбы. Богдан замер и медленно повернул голову в сторону Тускула. – Тихо, не шевелись. Дай мне палку. Свою палку. Только очень медленно! – он говорил шёпотом, стараясь направлять слова в сторону Тускула, чтобы не спугнуть рыбу. Тот с удивлением протянул ему палку с острым обожжённым концом, хотя сделал это не так медленно и бесшумно, как тот просил. Наверное, шуршание земли и небрежное движение испугали рыбу и она, махнув хвостом, сделала круг, отплыв от берега на несколько шагов. Богдан встал и с горечью прижал древко ко лбу. – Ну что ж ты так! – пробормотал он, обращаясь к Тускулу, и уже хотел объяснить тому, как надо вести себя с рыбой, как вдруг большая толстая тень, проплыв по кругу, снова вернулась к прибрежной коряге. Богдан набрал в лёгкие воздух, медленно оторвал руки ото лба и, приподняв их над головой, со всей силы обрушил короткую острую палку в то место, где голова рыбы должна была соединяться с шеей.

Резкий громкий выдох и последовавший за ним всплеск воды заставили Тускула отскочить в сторону. Он не сразу понял, что произошло, но, увидев чужака в воде в обнимку с большой блестящей рыбой, испугался и заорал:

– Дух реки! Он схватил его! Дух реки! А-а-ай!..

Когда Богдан вытащил на берег огромного сазана, его чешуя заиграла на солнце переливами ярких красок, как будто её заменили сотни маленьких цветных зеркал и теперь слепили Тускула, отражая в каплях воды яркие лучи солнца. Парень перестал кричать и застыл, показывая рукой на рыбу в немом восторге.

– Что ты тут орал? – вытирая лицо, спросил Богдан.

– Дух реки, – еле слышно пробормотал Тускул.

– Что? Сазана, что ли, не видел? Хотя… я тоже такого не видел. Большущий, зараза. Правда? Слушай, на палку надо верёвку привязать. А то утащит в следующий раз. Ты рыбу ловишь?

Тускул замотал головой. Конечно, он бросал сети с охотниками, когда они ловили рыбу прошлым летом, но сам никогда ещё не ловил. Причём так, как этот незнакомец.

Богдан тем временем привязал кору к ногам и стал вешать мешки с водой на плечи. Его новый товарищ взял котелок и ещё один бурдюк. Рыбу им пришлось тащить на палке, пробив жабры. Большое тело волочилось по тропинке, собирая сухие еловые иголки, песок и обрывки сухих листьев, движение было медленным, но воодушевлённые добычей, юноши упрямо тащили её в гору, сгибаясь под тяжестью мешков с водой.

На площадке было тихо и пусто. Шаман сидел под скалой возле жены и что-то тихо говорил. Она лежала с закрытыми глазами и улыбалась. Увидев сына с незнакомцем, да ещё с огромным сазаном на палке, Дзэтай замер и уставился на них.

– Что там? – с волнением спросила жена.

– Это… это духи реки помогают нам, – несвязно ответил он. Гриза уже повернулась на бок и смогла увидеть то, что видел он.

– Вода, – Тускул поставил рядом с матерью котелок. Она припала губами к краю и долго и жадно пила. Потом посыпались вопросы. В истории Тускула дух реки напал на незнакомца, когда тот купался в реке, и после долгой борьбы отдал вместо себя сазана.

– Купался в реке? – удивилась Гриза.

– Боролся с духом реки? – с недоумением спросил шаман.

Какое-то время все молчали. Дзэтай всё больше укреплялся во мнении, что чужак не был разведчиком монголов. Его точно послали духи. Когда все охотники общались с ними, он видел, как это произошло. Каждый из духов оторвал от себя часть. Потом они объединили их и появился незнакомец. Они отправили его в благодарность… Да, в благодарность ему, Дзэтаю, за то, что он так усердно просил их о помощи, за то, что приносил жертвы и никогда не нарушал клятвы верности… Шаман уже убедил себя в таком ходе событий, однако на этом моменте его мысли застыли, потому что взбудораженное воображение упёрлось в простой и ужасный вопрос: «Зачем? Зачем духи сделали это? Зачем разрушили его жилище? Чтобы помочь построить новое? Но зачем?…»

Услышав над ухом голос жены, он вздрогнул.

– Слышишь? Зачем он поймал рыбу? А?

– Не знаю. Наверное, духи захотели отблагодарить нас.

– Я просто хочу есть, – услышав их слова, усмехнулся Богдан. – Надо бы разжечь костёр и сварить его. Или давайте запечём? Обваляем в глине с солью и перцем. Пальчики оближешь!

И вот тут ему пришлось впервые столкнуться с реальностью своего положения.

– Ты – чужой человек. Ты – билбэт. Ты должен поставить новый гэр. Так сказал вождь, – с уверенностью произнёс шаман и встал. – Ты будешь помогать Тускулу, сыну Дзэтая. Но кормить тебя никто не будет! – таков был вердикт главы семьи, и, похоже, все были с ним согласны.

– Ты шутишь? – не веря своим ушам, спросил Богдан. – Тогда я рыбу отнесу обратно в реку. Я поймал, я и отнесу.

– Нет! Рыба – дар. От духа реки. Ты не можешь вернуть дар. Это обидит духа. Будет беда, – воскликнул шаман.

– Вот те на! Ловить можно, а возвращать нельзя. И есть тоже нельзя. А как я буду жить? Мне надо пить и есть. Я ведь живой человек.

– Ты – билбэт. Ты – чужой. Ты должен работать, – снова повторил шаман и кивнул сыну. Тот вздохнул и позвал Богдана к завалам камней. Но ходить по камням в лаптях из коры было невозможно. Пришлось объяснять Тускулу, что камни порежут ноги, кровь будет течь и скоро он умрёт, как раненый зверь. Этот аргумент убедил молодого собеседника, и тот попросил отца отдать ему свои старые маймахи. Получив разрешение, он подвёл Богдана к торчащим жердям и сказал:

– Билбэт может взять мои старые маймахи. Ищи здесь.

Богдан понял, что другого выхода у него нет и стал разбирать камни. Раз они считают, что он сломал такую большую юрту или вигвам, то можно и помочь. Заодно будет время разобраться, как добраться до ближайшего города или железной дороги. Он всё ещё надеялся, что как-то случайно попал в далёкую чащу, непроходимые места или заповедник. Но чтобы выбраться, надо было время.

– Билбэт должен работать хорошо, – то и дело повторял шаман, ходя вокруг и разбирая те вещи, которые они уже стали доставать из-под кусков кожи, накрывавших жерди в самом верху, как крыша. Тем временем его жена стала собирать ветки деревьев, чтобы сложить из них небольшой шалаш неподалёку от того места, где они работали.

В тонких, рваных маймахах из кожи волка было намного удобнее, чем босиком, поэтому Богдан стал двигаться быстрее, чем раньше, иногда посмеиваясь над Тускулом. Вечером он решил ещё сделать себе накидку из шкуры. Их было много и разного размера. Надо было только найти что-то вместо ниток. Похоже, здесь ими не пользовались.

– Эй, Тускул, – подзадоривал он товарища. – Что так медленно? Быстрее можешь? Так мы за неделю не управимся. Ах, чёрт, не так сказал. Так медленно мы за пять дней ничего не сделаем, – он поднял руку и растопырил пальцы. – Вот, видишь, пять дней!

– Вижу, – сердито нахмурившись, ответил Тускул. – На, лови! Так тоже медленно? – парень бросил камень с большой скоростью.

– Конечно. Как сонная муха бросаешь. Что, голодный? Сил нет? – продолжал глумиться Богдан.

– Кто муха? Тускул муха? – злился сын шамана. – На, лови! – он уже бросал камни так, как будто перед ним была мишень, а не товарищ по работе. Но Богдан легко ловил их даже когда они летели в сторону, и спокойно складывал у подножья скалы. Тускулу казалось, что чужак специально заставляет его камни останавливаться в воздухе. Схватив плотный комок земли, он с силой запустил его прямо в голову. Между ними было не больше пятнадцати шагов. Он был уверен, что попадёт точно, потому что никто из молодых охотников в племени не кидал копьё и камень лучше его. Однако незнакомец вытянул руку вперёд, взял ком земли пальцами, как будто тот неподвижно висел в воздухе, и, отведя руку назад, кинул обратно. У Тускула не было ни единого шанса увернуться. Он успел понять, что комок летит в его сторону, что скоро произойдёт неизбежное, но ему не удалось даже поднять руку, чтобы защититься – удар пришёлся точно в грудь. От неожиданности юноша шлёпнулся на землю и ошарашенно посмотрел на Богдана.

– Билбэт, так нельзя! Как ты это делаешь? Как ты останавливаешь камни?

– Что, прикольно? Ну нравится, я хотел сказать.

– Да, нравится, – кивнул Тускул.

– Надо просто много кидать, и всё. Так и научишься.

– Тускул хочет научиться. Как надо кидать?

– Давай сначала с этим закончим, а потом научу, хорошо? – Богдан показал на остатки жердей и камней. – Только говори о себе «я». Хватит уже Тускул хочет, Тускул может. Говори «я могу», «я хочу».

– Я так не говорю, – нахмурился сын шамана.

– Вот, стоп, не спеши! Видишь, получилось. Так и говори о себе. А то я уже замучился эти слова слушать.

Когда дошло дело до еды, Богдану сказали не подходить к костру. Но он видел, как сын шамана стал что-то объяснять отцу, потом – матери, а те долго с ним не соглашались. Наконец, что-то изменилось, и Тускул принёс ему кусок тёплой рыбы.

– Билбэт должен есть, – с улыбкой сказал он.

– Ну да, иначе как работать! – согласился Богдан, впившись зубами в сочное, но костлявое мясо.

– Я сказал, что духи послали Билбэта. Что они могут обидеться, если тебя не кормить.

– Спасибо! Какой ты хитрый, – похвалил его Богдан.

– А ловить камни научишь? – сразу же бесхитростно спросил Тускул, выдав свои искренние намерения.

– Конечно! Я ведь обещал. Значит, научу.

Ночью Богдан лежал на земле, закинув руки за голову и смотрел в небо. Луны, как и накануне, не было, но звёзды усеяли весь небосвод. Они, как манная крупа, прилипли к чёрной поверхности неба, и некоторые были настолько яркими, что напоминали драгоценные камни на бархатной подушке в ювелирном салоне. Они подмигивали Богдану, а вокруг трещали какие-то насекомые, вдалеке слышались неясные звуки ночной жизни, а со стороны шалаша – громкий храп шамана. Богдан улыбнулся, вспомнив, как летел на самолёте ночью, а над облаками в это время было светло и он никак не мог понять, почему на земле темно, а вверху – светло. Вдруг он замер и в мозгу встрепенулась тревожная мысль – где самолёты? Ведь они должны летать здесь. Стоп, а спутники? Вместе с отцом они даже играли в игру, кто быстрее найдёт на небе маленькую светящуюся точку, которая, не мигая, летит по ровной траектории.

Богдан стал внимательно следить за небом, пытаясь найти хоть что-то движущееся. Но все звёзды были неподвижны. Приподнявшись на локте, он напряг слух и долго находился в такой позе, стараясь услышать звук железной дороги или автомагистрали. Но ничего этого не было. В эту ночь ему впервые стало не по себе. Где он оказался? Что это за место? Как отсюда выбраться? Засыпая, он решил на следующий день подробнее расспросить Тулука и его родителей, всё ещё не веря, что рядом нет никакой цивилизации.

С рассветом началась работа. Было ещё прохладно, и Богдан попросил у Дзэтая что-нибудь одеть. В ответ он услышал снова, что он – чужак и одежда ему не нужна. Это уже начинало раздражать, но Богдан решил всё же потерпеть и сделать штаны сам. Нужен был только нож. Он видел его у Гризы, в шалаше. А вот лопат и топоров у семьи шамана не было. Это была редкость, хотя и Тускул, и его отец знали, что это такое. Оказалось, что их ценили больше всего и для обмена нужно было много шкур. Однако вечером Гриза сама принесла ему рваные штаны с вытертой шерстью внутри. Шаман стал с ней спорить, но она что-то тихо ответила ему, погладив свой живот, и он сразу замолчал. Это было странно, но Богдан был озабочен другим.

Когда они расчистили завалы, он предложил Тускулу сделать из глины и камней полукруг. На него можно было бы ставить жерди. Такая конструкция защищала от воды, которая могла попасть под шкуры снаружи. Тускул сказал, что жерди удобней втыкать в землю, они так привыкли. Когда Богдан показал ему, что в глину тоже можно воткнуть палку, а потом она превратится в твёрдый камень, к ним подошёл Дзэтай. Шаман выслушал сына, потом посмотрел на Богдана и сказал:

– Ты жил в таком холомо? Да? – в его голосе сквозило неприкрытое любопытство. Богдан догадался, что «холомо» – это, наверное, очередное название жилища.

– Да, жил. Долго жил, – с серьёзным выражением лица подтвердил он. – И костёр можно камнями обложить. Они будут горячие. Ночью будет тепло. У нас в хохломе так было, – кивнул он. Тускул рассмеялся.

– Холомо, – поправил он.

После этого они ушли в лес за поиском подходящих деревьев для жердей. В лесу Богдан вспомнил про реку и спросил о золоте. Но молодой тумат не слышал, чтобы его сородичи собирали или «мыли» золото. Богдан задумался и решил при случае проверить песчаный берег. В этот момент за спиной Тускула возникло слабое движение. Богдан приложил палец к губам и тихо произнёс:

– Замри! Не шевелись…

Не сводя взгляда с листвы, он медленно наклонился и поднял камень. Через мгновенье тот полетел в сторону кустов.

– Ты что? – дёрнулся Тускул, потому что камень пролетел рядом с его плечом.

– Смотри! – показал Богдан на комок перьев под кустом. Это был глухарь.

– Это же улар! Вот это да! Билбэт, ты камнем его убил! – по лицу юноши Богдан понял, что им очень повезло.

Однако общение с шаманом снова повергло Богдана в шок – тот спокойно забрал птицу, как будто так и надо, а им приказал отправляться обратно в лес. И когда после полудня Гриза обожгла перья и сварила глухаря, Богдану снова не дали мяса. Только навар с какой-то травой.

– Слушай, я есть хочу, – раздражённо сказал он, обращаясь к Дзэтаю. Гриза и Тускул, услышав эти слова, замерли и посмотрели на шамана. Тот махнул рукой и небрежно ответил:

– Ты – билбэт. Ты – чужой. Тебе нельзя, – но не успел он договорить последние слова, как бедро глухаря, которое он уже собирался откусить, перекочевало в руки к Богдану. Тот жадно вцепился в него зубами и откусил большой кусок.

– Я тебе рыбу поймал, – жуя мясо, бросил он шаману. – Это тоже я убил. Камнем, – он потряс ногой глухаря в воздухе. – Что бы ты без меня ел? А? Траву и кору с деревьев?

Шаман не знал, как себя вести, потому что внезапно почувствовал, что ему не совладать с дерзким и сильным чужаком, который так неожиданно лишил его еды. Его спасла жена. Она положила руку на плечо мужа и сказала:

– Билбэт – чужак. Он жил в своём холомо. Духи взяли его и принесли сюда. К нам. Может, они хотят, чтобы он жил с нами? Если мы его прогоним, духи могут разгневаться на нас, – Гриза замолчала, ожидая ответа, но шаман всё ещё не мог прийти в себя от наглого поведения Богдана. Тускул тоже вдруг вступился за него:

– Отец, ты – мудрый. Ты много знаешь. Билбэт – хороший. Он знает, как стоить холомо. Он помогает. Если он не будет есть, он умрёт. Он обещал научить меня кидать камни.

Пока шаман думал, ножка в руках Богдана исчезла окончательно и безвозвратно. Но в котле ещё плавало много других кусков, и на них он, похоже, не покушался. Не чувствуя больше угрозы со стороны чужака, Дзэтай сдался.

– Хорошо, пусть ест с нами, – он хотел ещё что-то добавить, поставить какие-то условия, показать, кто здесь главный, но всё это выглядело бы слишком унизительно, потому что за такую наглость чужака надо было просто убить. Или серьёзно наказать. Но ни то, ни другое Дзэтай сделать не мог. Поэтому он только кивнул жене, и на этом ссора закончилась. Богдан был доволен, но он был ещё слишком юн и не подумал о том, что шаман не простил его и в глубине души надолго затаил на него злобу.

Ночью Богдан долго ворочался, вдыхая прохладный воздух и стараясь не смотреть на звёзды. В голову лезли мысли о доме, о том, что мать, наверное, сходит с ума, отец и знакомые ищут его вместе с полицией. Уйгулана тоже скучает. И проклятый Андрей остался рядом с ней. Его мамаша точно хочет женить сынка на Уйгулане.

Еловый лапник тихо похрустывал под толстой шкурой, семья шамана уже давно спала, и только Богдан никак не мог заснуть. Он смотрел в пустоту и впервые в жизни жалел самого себя. В носу закололо, и по щеке прокатилась горячая слеза. Он не стеснялся, что плачет. Скорее, наоборот. Минутная слабость как будто наполнила его решимостью и укрепила желание выбраться из этого забытого богом места назад, в свой город, к родным и любимой. Ведь если его как-то забросило сюда, то наверняка был способ вернуться точно так же назад. По крайней мере, ему очень хотелось на это надеяться. А пока надо было ждать. Ждать, когда появится возможность, чтобы не упустить её. В голове снова всплыл конфликт из-за еды, и Богдан почувствовал, что в следующий раз, особенно в племени туматов, среди охотников, ему такое поведение не простят. Поэтому он решил впредь быть осторожней и съедать добычу ещё до того, как принесёт её к шалашу шамана. С этими мыслями он наконец успокоился и заснул.