Читать книгу Билбэт - Игорь Евтишенков - Страница 7

В гэре его ждали дети и Айлана. Маленькие сыновья запрыгнули на руки, подёргали за рукава и уступили место дочерям. Уйгулана и Аруна потёрлись носами и отошли в сторону. Жена подошла и прижалась щекой к груди, затем подняла глаза и посмотрела на него тем взглядом, которого он так долго ждал всё это время – она его полностью понимала.

У костра они сидели все молча. Похлёбку раздавала Уйгулана, без слов поняв кивок матери, которая не отходила в это время от отца. Дети стали болтать о всякой чепухе, все постепенно разговорились, в гэре было уютно и весело, а снаружи в это время уже стало холодно. Потянувшийся от скованной льдом реки туман стал окутывать жилища туматов плотной пеленой, загоняя людей внутрь, в тепло.

Айлана сидела, прижавшись к руке мужа и старалась не мешать ему, пока он ел, и в то же время, терпеливо ожидая, когда он придёт в себя, оттает и заговорит с ней. Она видела, что дети не могут разболтать его, хотя он и улыбается им в ответ. Баргуджин то и дело выпадал из их разговора и сидел, молча уставившись в огонь. Сыновья были ещё маленькими, чтобы спрашивать, что волнует отца, Уйгулана понимала, что надо молчать, Аруна бросала тревожные взгляды то на мать, то на отца, но немота не давала ей возможности задать волнующий её вопрос.

После еды дети закутались в шкуры вдоль стены и стали болтать между собой. Подоткнув со всех сторон полог на входе, Айлана, легла рядом с мужем у огня.

– Что случилось? – тихо спросила она, глядя, как пламя отражается в его полуприкрытых глазах под косматыми бровями. – Ты вернулся с добычей. Голода не будет. Все охотники живы.

– Да, живы, – вздохнул Баргуджин. – А как тут у вас?

Айлана сразу же перестроилась и стала рассказывать мужу о том, как она заболела после его ухода, как её лечила старая Сигха, как ей было одиноко без него, как у младшего сына выпал зуб… а потом собралась с духом и рассказала о том, что видела Улуга, хотя про жену шамана решила не упоминать.

– Я испугалась. Он ведь ушёл к предкам. Но он показал мне траву. Я пила её и пришла в себя. Сигха поила меня.

– Улуг зря не появляется, – мрачно протянул Баргуджин. – Он что-то сказал?

– Сказал, что не время ещё уходить, – испуганно добавила Айлана. – Я не знаю, зачем он это сказал. Ты же помнишь, он подарил мне амулет, – она коснулась кожаного ремешка на шее.

– Да, – взгляд Баргуджина медленно переместился с пламени на руку жены, затем на янтарную каплю, которая теперь была наполовину чёрной. Он вдруг вспомнил, как сильно мешал ему этот амулет по ночам. Однажды он попросил её снять подарок старого шамана и убрать под шкуру, чтобы не было видно, как будто это был глаз неведомого зверя, тайно подглядывавшего за ними в непроглядной тьме той далёкой ночи. И ещё Баргуджин помнил слова жены о том, что сказал Улуг, когда подарил ей эту янтарную каплю. – Мне тоже казалось, что он всё время идёт у нас по пятам. Как последний охотник.

После этих слов Айлана хотела рассказать ему, что в день возвращения тоже видела у реки последнего охотника, похожего на старого шамана. Но только вздохнула. Это могло отвлечь мужа от главной мысли.

– Так вот, когда я лежала, Сигха обтирала меня водой. Она старая. Ей трудно, руки дрожат, сама еле держится на ногах. Ну она сняла ремешок у меня с шеи, и он попал на угли. Я запах почувствовала, успела выдернуть. Он обгорел немного, – Айлана провела пальцем по тёмному пятну на янтаре. – Так вот Улуг появился сразу после этого. Я даже подумала, что его амулет позвал. Он говорил о нём. Что-то говорил. Но я уже не помню. Кажется, нельзя снимать, нельзя потерять, беда будет.

– Да, я это чувствовал, – задумчиво протянул Баргуджин, вдруг осознав, что именно поэтому его тянуло к Айлане – он хотел услышать именно эти слова. Старый шаман предупреждал их о надвигающейся опасности. И не зря амулет попал в костёр, не зря появился Улуг, и не зря они встретились на охоте с ситучами.

– Ну что ты всё молчишь, как медведь в берлоге? – прошептала ему в ухо Айлана и толкнула его в плечо. – Что было на охоте? Зачем ты собирал старейшин?

Баргуджин рассказал ей всё, хотя раньше никогда этого не делал. Он даже поделился своими сомнениями о том, стоит ли ввязываться в большую войну с монголами, потому что тогда никто из туматов уже точно не увидит, как вырастут и возмужают их сыновья и родят детей дочери.

– Ты отложил совет из-за этого? – спросила Айлана.

– Да. Сам не знаю, что делать. А говорить просто так – плохо. Люди увидят, что я сомневаюсь. Вождь не должен сомневаться. Давай поспим, может быть утром что-то придумаю.

– Конечно, я подкину ветки в огонь. Ты спи, я посижу рядом, – сказала она, чувствуя, что не может даже подумать о сне. Никогда ещё муж не возвращался с охоты таким задумчивым и хмурым, никогда ещё не говорил об опасности с такой тревогой, никогда ещё не смыкал глаз, не проведя рукой по её телу, не обняв до хруста костей, не насладившись её любовью. Не было такого раньше, и поэтому Айлане впервые за долгие годы стало по-настоящему страшно.

Она сидела у костра, закутавшись в старую, жёсткую шкуру тигра, и зябко ёжилась, когда та сползала с плеч. Время от времени взгляд падал на янтарный амулет, который в слабых всполохах огня отливал разными оттенками жёлтого цвета. Ей хотелось сжаться в комок, превратиться в маленького лисёнка, которого никто никогда не заметит и не вытащит из норы его матери, спрятаться от грозящей снаружи неведомой опасности и заснуть. А потом проснуться и ни о чём уже не помнить, чтобы всё прошло, как страшный сон, как это было в детстве.

Сбоку, у стены тихо лежали две дочери. Уйгулана делала вид, что спит и не открывала глаза, а Аруна наоборот, лежала с широко открытыми глазами и пристально смотрела на мать, переживая вместе с ней её женское волнение и тревогу, наполняясь её тоской и грустью, и чувствовала в этот момент жгучее желание вскочить и броситься со всех ног куда-то вдаль, чтобы что-нибудь сделать, помочь матери, изменить ход событий, чтобы отец снова обнял её и они улыбались, как раньше. Как же она жалела в такие моменты, что не может говорить, не может пожалеть родителей и поговорить об этом с сестрой. Хотя она каждый день молила духов всех долин и лесов, чтобы они вернули ей речь, но, как всегда, все эти мольбы были тщетны. Аруна призывала своим немым взглядом спасение, вспоминая разговор родителей, и постепенно у неё перед глазами возник образ старого шамана, доброго Улуга, часто игравшего с детьми у реки в камешки. Улуг говорил с мамой, значит, он ей поможет – было последнее, о чём на успела подумать перед тем, как заснуть тихим, но полным тревожных видений сном.