Читать книгу Уроки без перемен. Книга жизни - Игорь Карпусь - Страница 27

Осенью 56-го я пошел в 4-й класс и через месяц задумал побег. Стояли теплые погожие дни. Мать лежала в больнице. Я ходил после школы за покупками, кое-что готовил, встречал отчима, и после ужина мы принимались за стройку. Не заладилось в школе, я получил несколько двоек и скрывал их. На вопросы отчима, который имел привычку расписываться в дневнике, я бодро отвечал: «Всё в порядке, не спрашивали». Вечером к калитке то и дело подбегали мальчишки: «Выйдешь?» – «Отец не пускает», – буркал я, и они на моих глазах продолжали прерванную игру.

Однажды, возвращаясь домой с Колькой Пухальским, мы обсудили наши дела и согласились, что жить совсем худо. Маленький щуплый Колька жил с матерью-одиночкой и хныкал, что мать бьет его по всякому поводу. «Сегодня, наверно, всыплет», – сказал он обреченно, и я знал, что в дневнике Колька несет учительскую жалобу на «плохое поведение». У меня не было никаких преимуществ, мы оба, в подробностях, представили ближайшие дни и часы. И тогда я выпалил: «Давай убежим!» – «Куда?» – «На юг. По шоссейке дойдем до Сочи – там зимы не бывает, тепло. Будем рыбу ловить и продавать, фрукты собирать. Не пропадем». Моя уверенность подавила колебания друга, призрак свободной жизни поманил, и он согласился. Еще несколько дней мы обсуждали подробности предстоящего побега: копим деньги, запасаем побольше хлеба и картошки; я беру учебники, чтобы продолжать учебу; днем едем на попутных и пешком, а ночуем в лесах.

Наступил день, когда добросовестно отсидев утреннюю смену, мы в последний раз пришли домой. Я положил в портфель учебники и дневник, а в сумку – несколько картофелин, хлеб, соль и спички. Знал, что отчим держит деньги под матрацем, и вытащил оттуда 25 рублей, а на столе оставил записку: «Мама и папа, я ухожу насовсем. Спасибо за то, что вы меня кормили».

Мы встретились в условленном месте и двинули на восточный берег бухты, где от цемзаводов начинается извилистое Сухумское шоссе. Путь был дальний. Когда в цементном тумане подходили к заводу «Октябрь» на городской окраине, солнце уже садилось. Мы высмотрели тропинку на склоне голой Сахарной головы и полезли вверх. Внизу, у моря, остался изрешеченный пулями остов железнодорожного вагона, полоска шоссе, гудящий завод. Над нами тянулись уступами белые карьеры разработок и на фоне гаснущего неба – волнистая линия Маркотхского хребта. Мы остались одни.

С той площадки, на которой мы остановились, отчетливо просматривалась вечерняя бухта и противоположная сторона. Мы находили знакомые улицы, здания и перекрикивали друг друга: «Смотри, башня на горке! Вон там, левее. А церковь нашел? Наша школа!»

Стемнело, развели костер и стали поджаривать насаженные на прут куски хлеба. Гадали, что будут делать родители, и не сомневались, что начнут искать. «Ничего, – успокаивал я. – Завтра утром мы уйдем из города, и нас никто не заметит». Колька промолчал. Между тем, ближние предметы исчезли из глаз, нас обступила непроницаемая южная ночь. Похолодало, и мы сразу догадались, что совсем не готовы к длинному путешествию: хлеб не насыщал, одежда не грела, спать на камнях невозможно. Сидели всю ночь у тлеющего костра, скорчившись в три погибели. Колька не выдержал: «Давай вернемся». – «Да ты что! – прикрикнул я. – Испугался? Дальше легче будет. В лесу сделаем шалаш, травы настелем». – «Хочу домой», – и я понял, что друга не отговорить, он сломался.

Возвращение в самом начале было позором, но идти в одиночку я не решился. Захлестнула досада и злость: «Какой ты пацан? Сдрейфил, сопли пустил», – набросился я на Кольку. Он и не оправдывался, сжался в комочек, засунул руки подмышки и грустно смотрел на огонь. На заре, продрогшие и измазанные сажей, мы спустились вниз, молча проделали обратный путь и разошлись по домам. Меня встретил отчим, потребовал все рассказать, но не наказал и от матери скрыл. На следующий день я привычно сидел за своей партой.