Читать книгу В песках Хайлара. От Онона до Гирина - Игорь Пушкарёв - Страница 12

Дождя не было ни до Петрова дня15, ни после. Небо с раннего утра и до позднего вечера стояло как вымытое. Ни единой тучки не показывалось, как ни задирали головы истосковавшиеся по дождю караульцы. Из-за Онона, с Монголии тянул сухой, жгучий ветер и скручивалась в сухие, безжизненные завитки трава на буграх, начинали исподволь желтеть сопки.

Не успел дед Захар опорожнить третью кружку карымского, с маслом, солью и сухарями, сливана, как вбежал Митьша, громко хлопнув дверью.

– Дедуня, слыхал новость? В Алтанский караул вчера монголы ворвались, прямо с улиц скота угнали.

– Да ты что? – дед аж привстал, – давно такого не было. Обнаглели? Или слабинку почуяли?

В дверь, чуть пригнувшись, вошёл Андрей.

– Слыхал, тятя? – принимая из рук невестки кружку с чаем, спросил Андрей.

– Доложили уже. Давно, говорю, такого не случалось. А тут ишо средь бела дня. Пытают, не иначе. А куда же казаки-то смотрели?

– Дык, ить на покос уже все выехали. Хоть атаман и наказал усилить наряды, да кого в эту пору дома удержишь? Хотя, всё равно, говорят, отбили скота. А про то, что пытают, это ты верно сказал. На крепость пробуют. Говорят, эти дни Кулусутаевский караул пощипать пытались.

Пограничные караулы уже лет тридцать назад стали посёлками и станицами, но местные жители никак не могут расстаться с привычным названием. И в метриках зачастую пишут по-старому – караул такой-то.

– А мы-то, тятя, когда косить поедем? А то с такими дожжами и остатняя трава сгорит, – спросила Устинья.

– Кажный об своём, – вздохнул Захар. – Поедем, куды мы денемся…

Все последние дни Устинья с тоской и жалостью посматривала на угасающего свёкра. С проводов Семёна как будто чеку из старика выдернули, того и гляди с оси соскочит. За много лет привыкла к доброму, для вида строжащемуся Захару, полюбила пуще отца родного. И он к младшей снохе душой прирос, своей-то дочери никогда не было. Страшилась потерять ставшего родным человека, страшилась остаться без старшего в доме, в хозяйстве. Который всё продумает и рассчитает заранее, отведёт или смягчит удары безжалостной судьбы.

– Хотел я ещё денька два-три подождать, пусть трава приподымется, да видно тянуть уже нечего. Завтра стряпайся, готовь сухарей поболе, одежонку проверь. К вечеру Илюха пусть баню сладит. Ну, а послезавтра, ежели Господь даст, и тронемся, благословясь. Ладно, вы чаюйте, а я пойду в лавку к Перфильевым схожу, прикупить надо кое-чего по мелочи.

В лавке вовсю обсуждали новость. Захар, чтобы не травить душу, прошёл прямо к прилавку. Хозяин о чём-то вполголоса разговаривал с урядником Павлом Калистратычем Мининым. Рядом стоял Анфиноген Шишкин и пытался подобрать на двухлетнего сына фуражку. Анфиноген разменял шестой десяток, но возрасту не поддавался. С шутками поставил на прилавок белобрысого Гришку и примерял очередную фуражку.

– Не рано ли? – поинтересовался дед Захар.

– Не, Захар Семёныч, не рано. Он казак. Пусть это с пелёнок знает и гордится.

Старший сын Анфиногена, Михаил, только прошлый год пришёл с действительной, а нынче уже был мобилизован в 1-й Читинский полк и сейчас, по слухам, где-то далеко на востоке, на Уссури.

«Тоскует об Мишке, – подумал про Анфиногена Захар, – вот и балует отхона».

– Слыхал новость, Семёныч? – с ходу спросил хозяин.

– Слыхать-то слыхал, да в толк не возьму, – прикинулся Захар. – Чё это монголам вздумалось грабежом средь бела дня заниматься?

– Это их китайцы науськивают, не иначе, – живо обернулся Минин, – я говорил атаману: «Дай ребят соберу, пробежимся по ихним улусам, вмиг острастку наведём». «Окстись, дурной», – говорит. А мы бы им вмиг укорот навели.

«Вы бы навели», – подумал Захар. Павел слыл отчаянным казаком, во хмелю и вообще буйным. И в его решимости дед Захар нисколько не сомневался. А вслух сказал:

– Ты, Паша, лучше сыну своему, Мишке ашшаульнику, укорот наведи. Он знает за что.