Читать книгу В песках Хайлара. От Онона до Гирина - Игорь Пушкарёв - Страница 14

После Петрова дня подошла пора менять караулы на Ононских приисках. Уже около тридцати лет Мангутская станица высылает наряд на Благовещенский и Серафимовский прииски, что расположены в падях Дунда-Хонгорок и Баян-Зурга. К старшему уряднику Батурину парнишка-нарочный прибежал после праздника, в обед.

– Здорово ночевали, Василий Анкудинович! Атаман прислал сказать, что тебе в наряд на прииска черёд подошёл. Собирайся завтра с утра. С тобой казаки Афоня Казанцев и кушурский Никита Логинов вместо дяди Сани Богомолова. На Казанскую вас сменят16.

– Как же так, я же косить наладился? Он раньше не мог сказать? Да я и коней расковал.

– Да ладно тебе, за неделю не накосишь.

Раздосадованный Василий пошёл в дом, коротко приказал жене собрать его в дорогу. Молча сдёрнул висевшую в сенях уздечку и вышел из ограды. Кони, скорее всего, сейчас у протоки, от овода в тальник забились. По пути зашёл к Афонасию Казанцеву, с ним и в прошлом наряде были.

– А чё это вместо Шурки Богомолова нам кушурского дали? Местного не нашлось? Ведь его же ждать надо. А потом по жаре ехать?

– Да он у атамана на крючке. Вне очереди поедет. А ждать не придётся. Его атаман ещё вчера сюда вызвал. К вечеру подъедет, ночует, да и тронемся.

– Ладно, пойду коней искать. Гнедка ещё ковать надо.

Коней нашёл скоро. Изъеденные гнусом лошади стояли в густых зарослях прибрежного тальника попарно, обмахивая себя и соседа хвостом, беспрестанно качая головой. Конский овод назойливо лез к передним ногам и груди животного, чтобы отложить яйца. Вылупившиеся из яиц личинки будут подниматься по шерсти ко рту лошади, чтобы проникнуть в её желудок. Кони это понимают и, постоянно мотая головой, стараются не допустить самку овода.

Василий наломал из прутьев небольшой веник, накинул на голову Гнедка узду и повёл его к протоке. Скинув шаровары и исподники, с наслаждением забрёл по грудь в прохладные струи протоки. Гнедко, фыркая, подставлял зудящие от гнуса бока живительным волнам, попытался чесаться головой о плечо хозяина и уронил его в речку. Окунувшись с головой, Василий обхватил Гнедка за шею, в нежном порыве прижался к ней лицом и принялся скоблить бока лошади веником. Благодарный Гнедко игриво хватал губами плечо и спину Василия. Мрачное настроение уходило, яркий, солнечный день вселял уверенность в том, что всё идёт хорошо!

Подъехав к дому Хайдукова, Василий с коня окинул глазом небогатую, но добротную усадьбу кузнеца. Новый забор из уложенного в паз половинника, резные ворота на больших, фасонно-кованых навесах. На воротных столбах жестяные петухи, высоко вскинув головы, надсажаются в безмолвном крике. За надворными постройками, в глубине усадьбы, виднеется кузница.

Заслышав лай собак, из дверей вышел сам хозяин, примотнул цепника и велел зайти. Василий с конём в поводу прошёл в ворота, поздоровался:

– К тебе, Яков Тимофеич, с нуждой своей. В наряд на прииска посылают, а я коней на беду расковал.

– Счастье твоё, паря, – засмеялся старик, – я ведь только отчаевал, думал, прилягу на часок. А тут ты. Ну, иди в кузницу, раздувай огонь, я скоро буду.

Василий привязал коня, разгрёб присыпанные золой древесные угли и качнул мехом. Лёгким потоком воздуха шевельнуло искры в горне, кинуло вверх, поползли крохотные язычки пламени. Василий подкинул уголь, присел на чурку, закурил. У стен кузницы и на вбитых гвоздях стояли и висели всякого рода заготовки, назначение которых понять было нельзя. Кроме, разве что, подков, по сортам и размерам связками висевших на гвоздях. Скрипнула дверь, и вошёл кузнец. К седьмому десятку подходило Якову Тимофеичу, но выглядел он молодцом. Сам происходил из потомков казаков Тунгусского Пятисотенного полка, был кривоногим, приземистым, с сильно брацковатым лицом.

Пока Василий завёл коня в станок и привязал его, вышел Яков с нужным инструментом в руках. Положил переднюю ногу Гнедка на подлапник, острым ножом, похожим скорее на крючок, в несколько уверенных проходов расчистил стрелку от грязи. Попутно круговым движением срезал застарелую роговицу по кругу копыта и драчёвым напильником выровнял его поверхность. Василий, как зачарованный, смотрел на работу мастера. Семьи Батуриных были одними из самых крепких хозяйств в станице, работать любили и умели, в мастерстве толк знали и высоко ценили. Поэтому и радовался от сердца Василий умелым действиям старого кузнеца.

Проделав необходимые процедуры со всеми ногами лошади, кузнец ушёл в кузницу. Батурин пошёл за ним. Пробежав руками по связкам подков, старик быстро и безошибочно выбрал нужную. Не умеющий ждать указаний, Василий тем временем в три движения мехами разогрел горн, куда кузнец и положил заготовку. Засветившуюся ярко-алым светом подкову старик поочередно прикладывал к роговице поверхности копыт, отчего та плавилась, оставляя глубокий след, а конь, и кузнец, и хозяин окутывались удушливыми облаками едкого дыма. Вскоре же на каждое копыто лошади точно ложилась в приготовленное выжиганием ложе своя подкова. В её отверстия кузнец в несколько ударов молотка загонял новёхонькие ухнали17, откусывая их с обратной стороны специальными клещами. Не прошло и часа, как Василий, отблагодарив мастера за труды, подъезжал к дому.

Задолго до восхода солнца казаки уже выезжали из станицы, взяв направление на запад, в сторону Хурул-Тэкема. Перед отправкой атаман отпер станичный цейхгауз, широко раскрыл двустворчатые двери. Тут же нанесло лёгким запахом лежалых вещей, нафталина, машинного масла. В прохладном полусумраке чётко обрисовалась пирамида с оружием. На длинных стеллажах вдоль стен стопками лежали пронафталиненные форменные папахи, башлыки, мундиры с шароварами и погонами, шинели, патронные сумки, фуражки в чехлах, патронташи и множество другой, положенной казаку амуниции. На деревянных спицах, вбитых в стены, висели шашки, портупеи, форменные сапоги, узды и недоуздки, треноги, торбы для овса. У дальней стены блестели новой кожей форменные казачьи сёдла.

Атаман немногословно предложил казакам:

– Берите винтовки, подсумки, по шестьдесят патронов. Расписывайтесь в книге и с Богом! На Казанскую сменю вас. На прииске ведите себя как следовает быть. Если придёт бумага от горного пристава, насидитесь в холодной. Ну, с Богом!

Под копытами коней густо серебрилась роса, над тальником тянулся, истончаясь, туман. Рысью проехали одинокие юрты Тарбальджейского булука, не останавливаясь, пошли на перевал к речке Тырин.

– Здесь, в распадке, у тятьки солонцы есть, – сказал Афоня, когда перевалили хребёт, – козы хорошо едят. Я на прошлой неделе здорового гурана завалил. Может, заедем, посидим? А, Василий Анкудинович?

– Нельзя, ребята, нам ещё вёрст двадцать пять до места, а к вечеру казаков сменить надо, ждут. На обратном пути обязательно посидим.

– Прошлый раз тоже загадывали на обратном пути покараулить, Шурка Богомолов предлагал. Не получилось. – И, видимо, что-то вспомнив, задумчиво спросил, – Где-то сейчас Лександра Титович?

– Так прошлый раз ещё по морозу ехали, какие там солонцы, – урезонил Василий и добавил, – он же в 1-м Читинском полку, Лександра-то. С китайцем воюет, где ещё? Если живой, конечно.

Спустившись к речке, расседлали коней, стреножив, пустили на траву. Никита срубил таганок, развёл костёр, навесил над ним котелок с водой. Афоня пошёл по припойменной луговине, поискать чеснок, а Василий размотал удочку. Наловив с коней уже поднявшегося паута, закинул наудачу удочку. С верховьев скатывался отнерестившийся хариус, на это и рассчитывал Василий. Отощавшие серебристые красавцы хватали забиваемого течением паута, и за полчаса Василий надёргал десятка полтора довольно крупного хариуса. Выпустив кишки, натёр рыбу толчёным с солью чесноком и насадил на воткнутые вокруг огня палочки. У Никиты тем временем дуром вскипел котелок, который он тут же снял с огня. Щуря от едкого дыма и без того узкие глаза, отмерял добрую пригоршню чая и кинул в котелок. Подождав, когда чай разопреет, достал из седельных сумов бурдючок18 с молоком, щедро, но в меру забелил чай, и опять повесил над огнём. Потомившись от жара, чай пытался закипеть вторично, но Никита этого не допустил. Снятый с огня, чай принял приятный коричневатый оттенок, и подёрнулся тоненькой пенкой.

Почаевав и подкормив коней, казаки тронулись вниз по течению. Вёрст десять спускались по реке, а затем круто взяли вправо, в хребёт, и к обеду были в вершине Хаверги, на Стефановском прииске. Здесь у Василия был знакомый штейгер19, к нему заехали на обед, через него же купили бутылку «белоголовки» в дорогу. Отсюда хребтами до Благовещенского прииска оставалось чуть более десяти вёрст.

По пути заехали на Евграфовский рудник, что разрабатывался в пяти верстах выше по течению Дунда-Хонгорка, в самой вершине пади. Здесь была контора Управляющего Ононскими золотыми промыслами. Она стояла на высоком бугре у подножия большого безлесного увала. Рядом с ней находилась небольшая китайская харчевня, а ниже длинной лентой протянулись землянки китайских рабочих. Афоня с Никитой пошли в харчевню, а Василий отправился представиться управляющему.

Большой угловой дом конторы был поставлен очень удачно. Все его окна обращены на полуденную сторону и заливались солнцем с утра до вечера. Встретила Василия горничная и провела к хозяину. Иван Поликарпович Разумов, управляющий промыслами, сидел за двухтумбовым, обтянутым коричневой тканью, столом и что-то писал.

– Старший урядник Мангутской станицы Батурин, – кинув руку к козырьку форменной фуражки, чётко

доложил Василий. – В наряд на Благовещенский прииск назначен.

– Здравствуй, Батурин. Значит так, урядник. Караул выставлять к прибору на весь световой день. При съёмке золота присутствовать на вашгерде. За сохранность золотой казны головой отвечаешь. На прииске от пристава получишь подробные инструкции. Всё понятно? Ступай!