Читать книгу Церковь в истории. Статьи по истории Церкви - Иоанн Мейендорф - Страница 58

В Римско-Католической и Православных Церквах экклезиология имеет практически одинаковый статус важности, поскольку все мы согласны в одном важном аспекте новозаветного Откровения: Христос основал на земле одну зримую общину, которая зрима так же, как Его Собственное Тело. Поскольку эта община принадлежит Ему, она не может быть разделена; от самого своего рождения она сущностным образом едина. Однако каждая из двух наших Церквей претендует быть этой единственной и неделимой Церковью Христа.

Эта вера и эта убежденность побуждают сегодня Православную Церковь ответственно относиться к делу общехристианского единства. Христианское единство – не просто человеческое единство; прежде всего это богочеловеческое единство, единство людей в Боге, в общении Его присутствия, в совместном разделении Его животворящих даров. Истинное единство не может быть достигнуто вне божественной истины, вне истины Церкви. Именно это убеждение привело многих православных иерархов и богословов к участию в «экуменическом движении», зародившемся среди протестантов. В этом движении, действительно пророческом и революционном, если принимать во внимание состояние раздробленности, в котором протестантский мир находился столетие назад, православные увидели поиск протестантами истины Церкви. Тот, кто считает, что обладает этой истиной, не может остаться в стороне от подобного движения.

Экуменическое движение прошло две главные стадии развития. На первой стадии, перед последней мировой войной, оно оставалось главным образом движением одиночек, заинтересованных в вопросах церковного единства. После этой войны оно оформилось во Всемирный Совет Церквей. Это значит, что в работе Совета участвуют уже сами церковные сообщества. Однако устав Совета был составлен так, что открывал возможность и для официального участия православных. Членство в Совете не предполагало никакого конкретного понятия о Церкви и не требовало никакого экклезиологического релятивизма; напротив, в Торонтской декларации (1950) официально заявлялось, что Церковь, входящая в Совет, не обязана рассматривать другие церкви как «Церкви» в полном смысле этого слова. Православные делегаты всегда имели возможность заявлять о своем собственном понимании единства Церкви. В Эванстоне (1956) они воздержались от голосования по докладу секции «Вера и церковное устройство», приняв отдельную декларацию, в которой говорилось:

Если речь идет о проблеме церковного единства, то мы не видим его вне полного восстановления целостной веры и целостной епископальной структуры Церкви, которые основополагающи для та́инственной жизни Церкви. Мы не можем выносить приговор тем, кто принадлежит к отделившимся вероисповеданиям. Однако мы убеждены, что в этих исповеданиях отсутствуют некоторые основополагающие элементы, способствующие полноте церковности. Мы верим, что только возвращение этих исповеданий к вере древней, единой и неделимой Церкви семи Вселенских соборов, т. е. к чистому, неизменному и общему наследию общих предков всех разделенных христиан, может привести к воссоединению всех разделившихся христиан. Ибо только единство и братское общение христиан в общей вере как членов одного и того же Тела единой церкви Христовой могут привести к необходимому результату – к братскому общению в таинствах и нерушимому единству в любви.

…В докладе секции говорится, что путь, который Церковь должна пройти для восстановления единства, есть путь покаяния. Мы признаем, что в жизни и свидетельстве верующих христиан были и есть несовершенства и ошибки, но мы отвергаем ту мысль, что сама Церковь, будучи Телом Христовым и хранительницей истины откровения и «всецело действием Святого Духа», может быть поражена человеческим грехом. Поэтому мы не можем говорить о покаянии Церкви, которая по своим внутренним свойствам свята и непогрешима. Ибо Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною, посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна (Еф. 5:25–27).

…В заключение мы обязаны заявить о нашем глубоком убеждении, что Святая Православная Церковь единственная сохранила в полноте и неповрежденности веру, однажды преданную святым (Иуд. 1:3). Это следствие не наших человеческих заслуг, но того, что Богу было угодно сохранить сокровище сие… в глиняных сосудах, чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам (2 Кор. 4:7)[437].

Члены православной делегации отдавали себе отчет в том, что их понимание Церкви было совершенно чуждо подавляющему большинству участников. Огромная трудность сегодняшнего участия православных во Всемирном Совете Церквей происходит из того факта, что православные и протестанты не видят в самом Совете одной и той же реальности. Для многих протестантов Совет уже есть прообраз эсхатологической Una Sancta[438]; для православных же это главным образом место встречи и братского диалога. Противоположность двух этих концепций может тем не менее однажды привести к плодотворному православно-протестантскому диалогу об экклезиологии.

Отсутствие Римско-Католической Церкви в этом большом экуменическом собрании есть, безусловно, одна из причин того, что на этих ассамблеях трудно обрести подлинно вселенскую перспективу. Что касается православных, то нет сомнений, что они никогда не перестанут чувствовать отсутствие большой Церкви-сестры Запада, которую они некогда признавали prima inter pares[439]. Недавнее изменение атмосферы в Римской Церкви и ее отношения к проблеме единства в целом, имевшее место при понтификате Иоанна XXIII, многими православными иерархами и богословами было воспринято как благословение. В частности, один аспект в позиции нынешнего папы вселяет большие надежды на взаимопонимание, а именно его ви́дение роли местного епископата по отношению к римскому престолу. В данном тексте мы старались показать, что именно здесь лежит главная трудность, разделяющая нас.

Православная экклезиология не знает какой-либо божественно установленной институциональной власти одной Поместной Церкви над другими Поместными Церквами и их епископами. Она признает наличие первенствующего епископа в каждой Поместной Церкви, и она всегда принимала ту идею, что одна Церковь, как это было с Церквами Иерусалима, Рима, позднее Константинополя, может играть роль вселенского арбитра, может пользоваться правом принимать апелляции – правом, установленным и регулируемым соборами, и фактически может осуществлять руководство вселенским епископатом. Но это «первенство» не придает епископу Рима или Константинополя ни непогрешимости, ни вселенской юрисдикции, но лишь род «старшинства»[440] в разрешении спорных вопросов к общему благу.

То, что нынешний папа любит подчеркивать, что он – епископ Рима, т. е. один из епископов, как и то, что он созвал собор – институцию, которую после догматического определения 1870 г. многие считали в Римской Церкви полностью исчезнувшей, – уже показывает, что экклезиологическая проблема, лежавшая у самых истоков разделившей нас схизмы, вновь оказывается в поле зрения. Вопрос, который волнует сегодня православного человека, звучит так: станет ли предстоящий Ватиканский собор в какой-то степени противовесом решению 1870 г. о римском понтифике, определив более ясно отношение последнего к другим епископам? И он молит Бога о том, чтобы в итоге мы стали ближе друг к другу в общем послушании воле Божьей.

Contemporary Orthodox Concept of the Church

Впервые опубл. в: Proceedings of the Society of Catholic College Teachers of Sacred Doctrine, 7th Annual Convention, 1961. Brookline, MA: Cardinal Gushing College, 1961. P. 62–79.

Переизд. этого текста как The Orthodox Concept of the Church в: SVTQ. 1962. Vol. 6. № 2. P. 59–72.

Переизд. этого же текста: Contemporary Orthodox Concept of Church // Ecumenism & Vatican II / Ch. O’Neill, ed. Milwaukee: Bruce Publishing, 1964. P. 28–43.

На рус. яз. публикуется впервые.

© Пер. С. И. Зайденберга по изданию 1961 г.