Читать книгу Быть людьми… Книга первая. Вальс Хачятуряна - Ирина Гарталь - Страница 8

Глава 1

Оглавление

***

К месту слёта прибыли под вечер. Команды других предприятий уже заканчивали установку палаток, настраивали гитары, разжигали костры. Приятно пахло дымком, новорождённой зеленью. То у одного, то у другого лагеря – всплески эмоций. Фанаты-туристы, каждый год встречавшиеся на слётах, дурашливо вопили от избытка чувств, обменивались новостями на скорую руку, зная, что впереди – две бессонные ночи у костров.

– Девушка, вы поёте? – Одинцов принял из рук Арины охапку дров и аккуратно сложил их возле палатки.

– Нет, я не пою. А что, надо петь?

– Надо. Открытие слёта через час. За нами – номер самодеятельности.

Он легко прочёл на её лице смущение, робость и желание помочь. Хорошо, что сказал слово «надо». Кажется, сейчас вскинет руку в пионерском салюте и запоёт.

– Знаете, я плохо пою. У меня домашний голос, но если в хоре, то можно.

– В хоре… Под гитару. – Анатолий старался держать лицо без улыбки: пусть проникнется.

– Тогда я, пожалуй, рискну?

Рискнула. За оставшийся час переделала весь заранее заготовленный сценарий. Сочинила забавную песню. Предложила команде изобразить пионеров-туристов, для чего Одинцову пришлось разорвать на лоскуты красное полотно, прихваченное им из мастерской. Сибирячка переоделась в тельняшку, распустила волосы, взбила их и закрыла волнистой прядью половину лица, а затем так же увлечённо растрепала вихры всем «пионерам». Самое забавное, что бывалые ребята подчинялись ей беспрекословно. Никому и в голову не приходило, что затея может провалиться. Когда объявили их выход, Арина уверенно взяла микрофон и неожиданно звучным голосом запела:

Команда ЗМК, мы скромные пока,

пока на старте с вами не столкнёмся.

Выходим из беды, как гуси из воды,

и, проиграв, последними смеёмся…


Она обыгрывала каждый куплет озорной мимикой. Ребята изо всех сил подпевали ей, пританцовывали и выдали почти мини-спектакль. Команде самого молодого предприятия области аплодировали с посвистами и одобрительными криками. «Пионеры-туристы» понравились и своей заводной песней, и необычным выходом.

Когда концерт закончился, и вокально-инструментальный ансамбль заиграл приятную мелодию, Одинцов плавным движением вытянул Арину на освещённую площадку и привлёк к себе. Подчиняясь его воле, она слабо запротестовала:

– Никто не танцует. Все на нас смотрят!

– Вы не любите танцевать?

– На всеобщем обозрении могу и споткнуться, – девушка старательно уводила взгляд, и он почувствовал странное беспокойство.

– Я не дам вам упасть. После такого разбойного выступления кто поверит, что вы застенчивы? – Анатолий прикоснулся пальцами к локону, мягко стекающему с её плеча. – Никогда не видел более роскошной гривы.

– Парик.

В ответ на его изумление – ликующий смех и запрокинутое к небу лицо.

– Вы что, шуток не понимаете? Разве такие парики бывают? Там же кудри, кудри, кудри, – Арина покрутила кистью возле виска, продолжая смеяться.

Одинцов не мог отвести глаз от её влажных, пухлых губ.

– Не шутите так больше! Я чуть не умер от разрыва сердца! – наигранно возмутился он. Парень мог поклясться, что от волос сибирячки пахнуло горьковатой хвоей, диковинным запахом тайги, о котором он не имел представления. И тут же вспомнил: коса Алёны пахла степными травами… Вспомнил и мгновенно уловил досаду на самого себя: ну что теперь, что? Была Алёна да сплыла!

Одинцов ещё сильнее прижал к себе Арину. Забавная девчонка. Так и караулит каждое его движение. А что будет, если взять и поцеловать её в макушку? Ещё чего доброго, пощёчину влепит, – вон как держит дистанцию, небось, рука уже занемела! Он властным жестом разжал кулачок, с силой упирающийся ему в грудь, и, завладев её пальцами, с улыбкой прошептал:

– А вы очень упорная – боюсь, у меня вмятина на груди останется от вашего нажима. Он притянул её руку к губам и осторожно поцеловал в самую середину ладони.

– Благодарю вас за танец…

Музыка смолкла. Арина, не смея поднять глаз, выскользнула из круга. Отойдя подальше от танцевальной площадки, она покрутила перед глазами обожжённую поцелуем кисть руки, словно впервые её увидела. Никто не прикасался к ней губами. А приятно-то как!

Девушка медленно опустилась на траву возле густого кустарника, чувствуя, как в душе нарастает девятибалльный шторм. Она, не отрываясь, следила за передвижениями художника от одной команды к другой. Он не искал её, не смотрел по сторонам. В кругу туристов этот парень был нарасхват. Когда Тоха взял гитару и запел, все притихли.

Арине показалось, что песня звучит для неё. Обхватив руками колени, она внимательно вслушивалась в слова. Так вот он какой, Тоха!

Не обижайте любимых упрёками,

Бойтесь казаться любимым жестокими.

Очень ранимые, очень ранимые,

наши любимые!..

Пусть наша жизнь не течение плавное,

Только бы в ней было самое главное —

сердцем хранимые, сердцем хранимые,

наши любимые!..


Она видела, как Одинцова, отложившего гитару, словно частоколом обнесли высокие красивые девчонки. Они непринужденно прикладывались губами к его лицу, запросто обнимали его и, по мнению сибирячки, вели себя совершенно бесстыдно. И оттого, что сам Тоха без конца кого-то прижимал к своему плечу, у неё неприятно заныло в груди. Ну конечно, ему нравятся «ручные».

Ещё в общежитии техникума Арина Истомина мысленно разделила всех девушек на две категории: «наш человек» и «ручная белка». «Наш человек» занимался спортом, туризмом, бредил поэзией, умел дружить с мальчишками, не подражая им. «Ручные белки» бегали ночевать на мужские этажи, курили, стирали парням носки, жарили для них картошку, позволяли себя тискать самым «невдалым» особям без разбора. А к породе «невдалых» они с Полиной отнесли матерщинников, хамов и тех, кто на перекладине висел беспомощной сосиской.

С трудом отведя взгляд от хохочущей компании, в центре которой выразительно жестикулировал Тоха, Арина поднялась с земли и шагнула в темноту. Найдя свой бивак, подбросила дровишек в затухающий костёр и замерла, глядя в огонь.

Что с ней? Машинально приложила пальцы к запястью. Так и есть… Тренер Дмитрий Максимович воскликнул бы: задымилось сердчишко-то?! Задымишься тут, когда тебя ни с того ни сего целуют в ладошку. Такая дрожь пробрала, что зубы застучали! Какое же сердце выдержит взгляд, которым испепелил её этот художник во время исполнения «пионерской» песни! Так странно смотрел, что она чуть микрофон из рук не выронила. И в то же время – как помог! Никогда ещё её домашний голос не звучал так выразительно и звонко.

Арина снова и снова прокручивала в памяти момент их столкновения в коридоре и не могла избавиться от тревожного предчувствия. Мелькнула невыразительная мысль: достаются же кому-то такие парни! И, поймав себя на этой мысли, поняла причину смуты в душе. Вон какие девчонки облепили его как мухи, словно он медовый пряник. Тоха после танцев в её сторону даже не глянул. А как хочется, чтобы смотрел. Ой, как же этого хочется!

Вот только обнимал её, нечем было дышать, такую печать на ладошку поставил – до сих пор вся рука горит огнём, – и где он?

Чем больше Арина прислушивалась к себе, тем больше отчаивалась, потому как внутри совершенно отчётливо скулил неуверенный голосок: родимая ты моя мамунюшка, пропадаю-у-у! И чем веселее было на поляне, салютующей в небо россыпью искр, тем тоскливее становилось одной у костра.

Она опустила голову и задумалась: зачем так далеко уехала от дома? Здесь никому до неё нет дела. Арина глубоко, с запасом, вдохнула и расслабила в груди тугой узелок. Бывает такое состояние у человека – ты ещё не поймёшь, где болит, а глаза уже – в плач. Даже не заметила, как на щёки выкатились первые слезинки. Потом ещё и ещё…

– А синоптики не обещали дождя.

Девушка вздрогнула. По другую сторону костра сидел Тоха.

– А дождя и нет, – она машинально достала кончиком языка слезу, замершую на губе, и неуверенно повернула ладонь к небу.

– Обидели?

– Да кто бы рискнул здоровьем? – шмыгнула носом Арина, торопливо вытирая щёки.

– Без причины хорошенькие девушки, особенно сибирячки, не плачут.

– Я не плачу. Я размышляю.

– Хороши размышления, – парень не выдержал и засмеялся. – Только что вами интересовались ребята из ансамбля металлургического завода. У них нет солистки. Они хотели предложить вам, Арина, войти в группу. Вы очень раскованы, им понравилось, как вы поёте…

– Я не пою. Ору. Ору от всей души и поэтому некоторых впечатляет. Мама считает, что мой самозабвенный ор не имеет ничего общего с пением.

– А мне понравилось, но металлургов я отшил. Нашему заводу тоже нужны талантливые девчонки.

– Спасибо. Но вы переоцениваете мои данные. У нас по соседству жил забавный мальчишка, который своему грудному крикливому братику дал прозвище Оратва. Мама услышала это и стала меня так поддразнивать за моё пение. Быть «оратвой» можно только в хоре.

– А что ещё вам говорила мама?

– Она говорила, что когда я стану взрослой, придётся тонны краски на себя извести, потому что у меня мало цветного пигмента. Говорила, что вся моя красота – это волосы, и что мне лучше было бы родиться мальчиком.

– Я категорически возражаю. Не воспринимаю тонны красок на лице. Ваша мама неправа, поверьте мне. Как мальчик, вы вряд ли были бы так интересны.

– А разве я интересна?

– Напрашиваетесь на комплимент?

– Я не понимаю, что такое комплимент: форма лести или правда, высказанная с восторгом?

– Правда, высказанная с восторгом, – снова рассмеялся Одинцов, покачивая головой.

Арина, уклоняясь от искр, вглядывалась в выражение его лица. И чем больше вглядывалась, тем больше изумлялась. Человек, сидящий напротив, обращался к ней с самой добродушной улыбкой, какую только можно было вообразить.

– А во мне и нет ничего такого, что может привести в восторг, – с нескрываемым сожалением вздохнула девушка.

– Ошибаетесь. Ваша непосредственность… я, честно говоря, отвык от такой вот прямой речи. А что вам говорил папа?

– Ему во мне нравится абсолютно всё. Ещё бы! Мы с ним похожи, как две шишки на кедре. – Неожиданно для самой себя Арина расслабленно улыбнулась. – Если девочка – копия отца, говорят, она будет счастливой…

– А я считаю, что для этого надо быть самодостаточным человеком. Не зря сказано: всё своё ношу с собой. Это значит, счастье надо искать не в окружении, а в самой себе. С кем вы успели подружиться? – Тоха задал вопрос с явным интересом.

– Девчонки в ОТК отличные. Я в отделе младшая, опекают. А мне особенно понравились трое – Лена Грайворонская, Валя Маркиза и Галя Филатова. Я их с первого взгляда выделила. Лена не-ежная, как шёлк. Так мягко говорит! Движения у неё округлые, плавные, – прошелестела Арина, копируя голос и жесты подруги. – А Галя – буря в пустыне! Я даже не поверила, что ей 27 лет. Она несёт себя как Галина Уланова. Тянет носочки, плечики развёрнуты, а смотрит так, словно нет для неё тайн в людских душах. Чуткие глаза, но в них – пропасть! – Девушка с помощью жестов изобразила собеседнику ещё один портрет. – Валину фамилию я не знаю. Маркиза и Маркиза. Она и в самом деле каких-то дворянских кровей. Так красиво ходит, у неё нежные руки и необычное лицо – как на картинах прошлых веков. Я видела подобные в Эрмитаже и в Екатерининском дворце Петергофа.

– Забавно. Я таких девчонок в ОТК не знаю. По-моему, там собралась боевая гвардия завода: палец в рот не клади.

– Всё дело во взгляде.

– Я так понял, именно в первом взгляде? А каким вам показался с первого взгляда я? Вы так удивлённо смотрели, когда мы столкнулись.

Арина смутилась, порывисто поднялась и сбивчиво проговорила:

– У нас это… прогорит костёр. Надо принести дров.

– Не надо. Не хотите отвечать, не надо. Пойдёмте, я покажу вам симпатичное местечко. Здесь близко.

Парень привёл её к низкому, заросшему камышом, берегу сонной речушки. Деревянный настил, нависший над самой водой, напомнил Арине нырялку в спортивном лагере на реке Чумыш неподалёку от Новокузнецка. Она села на прохладные доски, свесив ноги и запрокинув голову. Запах застоявшейся воды, хрустящие голоса хором вопящих лягушек – ничего похожего на Сибирь. Тоха сел рядом и засмотрелся на лунные блики на воде.

– Когда угомонится лагерь, здесь приятно посидеть с гитарой и девушкой, – сказал он, мягко улыбаясь.

– А где ваша гитара и ваша девушка? – поинтересовалась Арина.

– Если не возражаете, сегодня моей девушкой будете вы…

Одинцов повернулся лицом к собеседнице, и она почувствовала: парень пытается разглядеть её. Подавляя волнение, предложила:

– Давайте говорить о вас. Кто вы такой?

– Позвольте ограничиться анкетой? – иронично полюбопытствовал художник. – У меня есть братья, мать, отец, бабушка. Служил в Германии. Учусь, работаю, рисую. Коренной донской казак.

– А у меня прадед тоже был донским казаком. Я хочу найти станицу, откуда его сослали в Сибирь. По преданию нашей семьи, мой дед-казак в коннице Будённого занимался лошадьми – лечил, выбраковывал. С моей бабуней познакомился где-то здесь, в ваших краях. Рассказать?

– Рассказать, – кивнул Анатолий, с трудом удерживаясь от смеха.

– Поезд, на котором бабуня ехала из Петрограда, разграбили бандиты. Она брела босиком по степи, куда глаза глядят. А тут навстречу верхом на коне – мой будущий дед. Остановился, спросил её, мол, кто такая, куда идёт. Посадил на коня и привёз в станицу. А потом женился на ней. Но вернёмся к анкете…

– Мне кажется, я начинаю понимать своего отца. В своё время на фронте он познакомился с женщиной-сибирячкой. Забыть её не может по сей день. И у меня где-то там, в ваших краях, живёт брат. Я его видел. Когда я учился в десятом классе, отец вдруг оставил нас с мамой и уехал к фронтовой подруге в Новосибирск. Я ездил за ним… Это целая драма для моего семейства. Особенно для отца… Ваша бабушка родом из Ленинграда?

– Нет. Мы нашу бабушку зовём бабуней. Главный человек в нашем доме. Она – пани Ганна, Анна по-нашему. Родилась неподалёку от Гродно. Её отец по национальности – немец. Он был управляющим в имении польского пана. Перед Первой Мировой войной бабуня со старшей сестрой оказалась в Петрограде. Работала в Царскосельском госпитале, но после революции голод погнал на Дон.

– Потрясающая история. А она что-нибудь рассказывала о том, как жила на Дону?

– Говорила, тяжело пришлось, хотя здесь у вас жили сытней, богаче. А потом – Сибирь. Детей нарожала много, но ни один не был на неё похож, все – в донских казаков. Очень рано поседела. Но у неё остались прекрасными глаза – выразительные, карие. Ни у кого в родне нет таких глаз. И никто так смеяться не умеет, как она: заливистый детский смех, всем лицом, всем телом.

– Выходит, что вы похожи на свою бабуню? Солнышко, я начинаю опасаться, что мы сейчас установим наше родство. Вдруг я окажусь вашим троюродным братом? Как вы на это отреагируете?

– Обрадуюсь. Хотя у меня в Сибири уже есть родной брат Александр, два двоюродных – тоже Александры и даже троюродный – Александр! А может, мы действительно родня? У меня такое ощущение, что я вас очень хорошо знаю, – понизила голос Арина, словно коснулась чего-то личного.

– У вас ещё будет время прочувствовать, как важно говорить с человеком на одном языке. К сожалению, это большая редкость. Я возражаю против близкого родства, но предлагаю перейти на «ты», – Анатолий приобнял девушку за плечи и притянул к себе.

Арина отстранилась и выдержала паузу.

– Мне кажется, нам пора вернуться в лагерь. Рискуем остаться без места для ночлега… Вы не обижайтесь! У меня этот переход на «ты» происходит мучительно. Я могу так обратиться к совершенно неинтересному человеку. Но иногда возможно только «вы». Трудно объяснить.

– Пугливый ты бельчонок. Понял и не настаиваю, – Одинцов легко вскочил на ноги и подал ей руку. – Но я старше по возрасту и первым говорю тебе: Арина, ты – чудо! Пойдём штурмовать палатки!

Быть людьми… Книга первая. Вальс Хачятуряна

Подняться наверх