Читать книгу Радуга в сердце - Ирина Незабуду - Страница 1

Я стою перед зеркалом. Смотрю на своё лицо. Таким я вижу его в последний раз. Хочу запомнить.

Август 16

Мы с Максом сидим на бетонном бортике подвала, курим одну на двоих сигарету, собственноручно стыренную мною у Ли, и залипаем по своим смартфонам. Такая жара стоит, что даже языком шевелить влом.

Если б не божественная шляпа – я б, наверное, валялся внизу, в куче окурков и стекляшек, и мешал бы сейчас Оленю открывать тяжёлую железную дверь.

Олень, гардемарин наш, – ещё один мой кореш. Втроём мы – РОМ, а по отдельности – Оленев Никита (да-да, над ним тоже родоки постебались), Кондратьев Макс – единственный из троицы, кому свезло со всем, даже с ФИО, и я. Просто я.

Ладно, колюсь, я – не просто я. У меня есть имя, но оно настолько бесит, что я предпочитаю погоняло, тоже, правда, дурацкое. Парни называют меня Радугой. Сейчас ты представишь мультяшную картинку, разноцветное коромысло и блаженных розовых пони. Но уверен – у тех, кому посчастливилось иметь со мной дело, это слово ассоциируется с чем-то другим.

Я отморозок, фрик, моральный калека и отброс общества. Именно так величает меня мать. В ответ я зову её либо по имени, либо «оно», но чаще просто Ли, это сокращённо от «Лина». И никаких тебе слюнявых «мам».

Итак, Радугой я стал лет с тринадцати, когда несколько сезонов подряд носил один и тот же комплект – шарф и шапку – соответствующей палитры. Изначально это прозвище было издевательским, его придумал Макс, не успел я прийти в очередную «новую» школу.

Макс с Оленем учились тогда в десятых, и считались для меня «старшаками». Несмотря на то, что все мы с одного посёлка, до того я с ними просто не контачил, поскольку жил в основном у бабки в Городе, и лишь изредка на выходных оно забирало меня к себе.

А потом бабули не стало, и связанные её заботливыми руками вещицы я носил до тех пор, пока они не протёрлись в щепки.

Теперь я понимаю пацанов. Пришёл в их дружную поселковую школу какой-то лошпед, в цветастой шапочке, да ещё и выскочка – сейчас бы сам такого прессовал. Они и прессовали. Точнее, пытались. Но быстро поняли, с кем связались, и отвяли. Меня называют странным, и это ещё мягко сказано.

– Прикинь, даже холодненькое, – облизываясь, говорит выросший за спинами Олень, и ставит между нами с Максом баклажку пива.

Я хватаю первым, резво отвинчиваю крышку и присасываюсь к горлышку, как младенец к материнской груди.

– Радуга, оставь! – возмущаются мне на два уха, пытаясь вырвать «священный грааль» прямо из рук.

Приходится схватиться покрепче и отбиваться от этих гиен локтями. В итоге чрезмерное нажатие приводит к тому, что янтарный напиток с силой бьёт мне в глотку, попадает «не в то горло» и выплёскивается через нос. Я захлёбываюсь и закашливаюсь, товарищи ржут, я матерюсь.

В любой другой день я бы опрокинул Макса, хлопнувшего мне по спине, через бортик. И надавал бы Оленю по его ветвистым рогам. Но сегодня моя душа не на месте, и я ограничиваюсь оскорблениями, на которые всем плевать.

Это мой прощальный день в посёлке.

Итак, всё моё естество протестует. За неполных четыре года я прирос к нашей школе, к быстро ставшему своим двору и пацанам. Мне не упёрся этот переезд, который затеяла полоумная мамка.

Короче, расклад такой. Оно родило меня в пятнадцать, в пятнадцать, мать его, то есть Ли самой сейчас только тридцать один! Ты вообще представляешь себе такое?

Сразу после рождения я был сбагрен на воспитание-пропитание бабке, которая и вырастила то, что выросло.

Не, бабуля не виновата. Она честно пыталась вложить в меня что-то хорошее. Единственная её вина была в том, что она потакала всем моим выходкам… Вернее, не то, чтобы потакала, просто справиться никак не могла. Вот я б на её месте за каждый выкидон в школе отхаживал бы по заднице плетью. Кстати, угадай, что я ей как-то на восьмое марта подарил?.. Бейсбольную биту, правильно. Так и сказал – в другой раз лупи меня по хребту. Бабуля только поохала.

Она умерла не от старости. Ей, как легко догадаться, было не так уж много лет. Её загрызла свора собак. Прямо у нас во дворе. Это произошло на моих глазах и оставило вечный след в моей памяти.

В тот вечер я торчал дома. Были выходные. Бабуля как раз только довязала и всучила мне впоследствии давшие второе имя шарф и шапку. Я, конечно, тут же закинул их поглубже в шкаф с мыслью, что такое в жизни не надену, достал свой парадно-выходной чёрный джемпер… Кстати, я всегда одеваюсь в чёрное и обожаю всевозможные шляпы, причём, чем придурковатей, тем лучше… В общем, куда-то я мылился, куда – теперь не важно. И вдруг слышу какой-то шум – лай и крики за окном.

Была зима, кстати, темень, хоть глаз выколи. Плюс мы с бабулей жили в таком месте, где даже фонари зажигались раз в год, и то по праздникам… Ну, в общем… ничерта я не высмотрел, но каким-то шестым чувством почуял беду.

Выскочил из квартиры. Стрелой по лестнице. Выбегаю, смотрю – бабуля моя (я её по белому шарфу узнал, он тоже своеобразный такой, она сама вязала) в снегу, вокруг четыре зверя каких-то залётных… мне даже сначала показалось, что волки… Рычат и за пальто её таскают. Она кричит и охает, но никто… никто, мать их, не приходит на помощь!

Хорошо, я с собой как раз ту самую биту прихватил. Начал махать ею направо-налево, орать что есть дури. Свору на себя переключил, только было, как потом оказалось, поздно.

Меня самого спасли соседи… там то ли слух обнаружился, то ли совесть проснулась… А вот бабулю спасти не удалось…

Я этот шарф, насквозь пропитанный кровью, до сих пор перед сном вижу.

Вот так. С тех пор я не перевариваю собак, чуть заикаюсь, когда сильно волнуюсь, а ещё… презираю трусливых людей и тех, кому шкура дороже всего.

Но это всё лирика.

У меня конфликт с матушкой, что после стольких лет общения на уровне «привет-держи гостинчик» вынуждена была стать, наконец, полноценной родительницей и забрать ненаглядного отпрыска, то есть меня, в свою неустроенную жизнь.

Наша скромная квартирка досталась Ли от первого мужа. Он, как ты понял, не являлся моим отцом. Мужу этому уже тогда стукнул полтинник, то есть, он был старше чем бабуля на тот момент. И работал, кстати, преподом в шараге, где оно училось. Собственно, ради жилья-то оно и выскочило замуж. Очень уж не хотелось ей возвращаться в отчий дом, где к тому же поджидал её маленький я. Настолько не хотелось, что несчастная готова была променять небольшой, но всё-таки город, на убогий посёлочек сельского типа.

И вот уже который год мы живём под одной крышей, тихо и не очень ненавидим друг друга… И теперь ей ударило в голову переехать обратно в квартиру бабули. Спросишь, почему оно не сделало этого сразу? Ли свистит, будто это из-за меня, якобы не хотела бередить мои раны. Но это всё трёп, естественно. Просто тогда ей было выгодней сдавать бабулину хату – та и больше, и город, как-никак – не работать месяцами и направлять все силы на охоту на мужика.

Ну, а теперь, когда мужик попался, и они с ним активно отстраивают «Дом-2»… если ты не в курсе, есть такая передача, Лина просто наглухо повёрнута на ней… Теперь «нам нужна квартира побольше, чтобы никто никому не мешал». Имеется в виду, чтобы я не мешал им (просто я на кухне сплю за неимением собственной комнаты), хотя сама Ли причёсывает, что «наконец-то у нас будет полноценная семья».

Ты же знаешь – есть такие семьи, где все друг другу настолько осточертели, так друг друга ненавидят искренне, что сидят по своим норам и не высовываются, лишь не попадаться друг другу на глаза? Вот, мы как раз такая семья будем, «полноценная» до скрежета зубов.

Вот и весь расклад, если кратко.

А теперь на мне шляпа с полями, что я просто раскрасил гуашью во все цвета радуги и принёс как-то на ОБЖ в качестве очередного проекта… Это я, конечно, из вредности, чтобы классуха потрепала Лине нервы. Мы с ней, как обычно, в стадии войны. Но пока она побеждает. В сентябре я иду в очередную «новую» школу. В Городе их семь, только три из них я успел когда-то сменить, и обратно меня не берут.

Хотелось бы верить, что это будет последняя в моём «послужном списке», всё-таки выпускной на носу. Но обещать ничего не могу.