Читать книгу Радуга в сердце - Ирина Незабуду - Страница 10

– Парни, вы б знали, как я рад вас видеть! – ору я сквозь Максовы пьяные вопли и рвущие перепонки басы.

Я тоже пьян, и, развалившись на диване, мы обнимаемся все втроём и клянёмся друг другу в вечной любви.

Ксюха Кондрашка с нами, снимает весь этот беспредел на свой смартфон.

– Максим, заглохни! – «рулит» она. – Радуга, ну-к рассказывай, как тебя в твоей новой школе встретили? И самое главное – кто тебя побрил?

– Шикардос, Ксю, не парься! – несу я какую-то дичь и показываю жестом «окей», криво приложив непослушную кисть к глазнице.

– Неет, так не пойдёт, давай в подробностях, что да как, нам же интересно!

– Тёлочки есть там, снегурки есть? – оживает навалившийся справа Олень.

У Оленя есть бесячая манера называть всех красивых девчонок снегурками.

– Девчонки там отпад! Особенно одна… Красотка, короч, вы вообще таких не встречали!

Кондрат, параллельно бубнящий что-то нечленораздельное, треплет меня по голове, отчего мой клоунский парик, забытый у него в прошлый раз, съезжает набок. Поправляю.

– Ну ты чё, – не унимается Никитос, – успел хоть облапать её под партой?

– Кого? – хмурюсь я, пытаясь поймать ускользающую нить разговора. – Да не, мы вообще с ней не вместе сидим.

– Ну, а с тобой-то кто? – вновь подаёт голос Ксюха. – По-любому ж, небось, с девчонкой сел!

– Куда посадили – туда и сел, – отвечаю, пытаясь отвертеться от Кондрата, который чуть ли не лизаться ко мне лезет, и в то же время скинуть надоедливый локоть Никитоса.

– Так облапал или нет? – что-то заклинило последнего. – Ну, хоть за ляху-то подержался, ну, хоть чуть-чуть?

– Да нет же! – психую я. – Со мной вообще сидит девчонка… у неё там не лицо, а п-полная задница!

Подвальные стены тут же сотрясаются от хохота. Когда я вот так взрываюсь – почему-то всем дико смешно.

– Что, прям совсем уродина?

– Не, чё, прям… реальный фарш?!

– Отвали, Олень! Говорю же, полнейший. Там у неё ожоги, к-короче, от брови до брови… То есть, не от брови до брови, а от подбородка до п-подбородка… Да б**! Короч, от***сь все от меня!

Я вообще-то редко ругаюсь матом. Я ж воспитан как благородная девица почти. Просто иногда, особенно когда вот так всем скопом наседают, всё моё благородство отправляется к чёрту. Ничего не могу с собой поделать.

**

Следующим утром я обнаруживаю своё покрытое мурашками туловище в антураже подвальных стен и всякого шлака. Лежу на диване – протёртом, замызганном, пропитанном никотином и я фиг знает чем ещё – в окружении пустой пластиковой тары, бычков и лузги от семечек, и, самое главное, в гордом одиночестве и практически гробовой тишине.

Единственное, что тревожит мои перепонки – это треск перегорающей лампы, которую Кондрат всё никак не удосужится поменять.

Провалиться в забытьё мне не позволяют физические потребности, и я делаю попытку придать своему бренному телу вертикальное положение и подобающий разумному существу вид. Встаю у стола, покачиваясь, требуха в башке понемногу начинает варить. Где все? Вот что меня сейчас волнует. Как эти изверги могли оставить меня одного?

Главное, свет горит, а я никого не наблюдаю.

Не очень послушные ноги несут мой разбалансированный организм прямиком к выходу. Падаю на железную дверь плечом, толкаю… Не открывается. Толкаю ещё… Меня, похоже, ещё и замуровали… демоны.

Припоминаю вчерашний вечер, как оказался в аналогичной ситуации на чужом балконе. Припоминаю Аню… Хорошая девчонка. И очень ничего, на самом деле… Просто однажды, видимо, был абсолютно не её день…

Начинаю психовать из-за двери. Достаю телефон, но тут, как обычно, не ловит. Оглядываюсь – всё-таки, придётся лезть наверх.

Вздохнув от осознания неизбежности и пробежав по столу шустрым взором, нащупываю в себе остатки силы воли и быстрым шагом устремляюсь к самодельной стене. Единственное место, где в этой дыре нормальная связь – так это на лежаке у окошка.

Размашистым жестом приподнимаю ковёр – и натыкаюсь на чьи-то ноги! Точнее, не на чьи-то, потому как Оленьи копыта я тут же узнаю. Никитос всегда, в любое время года и, похоже, суток, рассекает в одних и тех же армейских берцах. Ему, по его собственным словам, их тысячу лет назад батон подогнал. Он у него тоже военный, как у Макса. Это всё нормально, если б не то обстоятельство, что сам Олень у нас – злостный уклонист. Причём, косит ни с чем-нибудь, а с энурезом. Не знаю кому как, а по мне – это фу.

Почуяв неладное, уклонист просыпается. Приподнимается на локте, трёт прокисшую за ночь рожу. И упорно меня не замечает, что, в свою очередь, заряжает таким диким азартом, что я, не долго думая, во всё своё пересохшее как пустыня Сахара горло ору:

– Рота подъём!!!

Никитос подскакивает, бьётся башкой о потолок и извергает на свет божий поток незамысловатого экспрессивного мата.

– Капец ты, Радуга, придурок, – резюмирует он, пока я ржу, и, спускаясь, продолжает ворчать как старая бабка. – Ты случайно в детстве менингитом не болел?.. Правильно тебя побрили. Только глубже надо было, чтоб скальп заодно…

– Вообще-то, я сам побрился, – сквозь смех возражаю я. – Как считаешь, я на Вин Дизеля теперь похож?

Провожу ладонью по шершавой лысине, Олень, сверкнув злобным взглядом, падает на диван и хватает за горлышко непобитую баклажку пива.

– На дебила ты похож, дебил ты, – лаконично отвечает он и начинает заливать в себя выдохшееся пойло.

От этой картины меня снова мутит. Вспоминаю, что нужно выбираться и повторно ныряю под «мишек».

– А ты в курсе, что нас здесь закрыли? – спрашиваю, сиганув на полку и продвинувшись к окну с зажатым в руке смартфоном.

И с досадой обнаруживаю, что тот вот-вот сдохнет, а зарядки, разумеется, нет.

– Ну и что, мне пох, у меня ключи есть, – бубнит за стенкой уже что-то жующий Никитос.

– Твою ж мать, что ж ты молчишь?!

Перевёрнутой гусеницей я сползаю обратно.

– Ты вообще-то не спрашивал, – продолжает выбешивать Олень.

Секунду спустя я уже торчу напротив, упершись ладонями в край стола, с которого скатывается пустая жестянка, буравлю Никитоса, как мне кажется, говорящим «по-русски» взглядом. Тот смотрит недоумённо, обгладывает, как мышь, свой сухарик и будто не понимает, чего я жду.

– Олень, блин, давай открывай резче, – цежу я сквозь зубы, но тот почему-то делает вид, что где-то посеял свои оленьи уши.

– Дай мне ключи, – «исправляюсь» я.

Но на мой, в данной ситуации максимально вежливый и миролюбивый, тон товарищ по-прежнему отвечает игнором.

– Никитос, мне срочно! – начинаю срываться я. – Дай ключи, иначе ща в пивас тебе нассу!

– Валяй, – без эмоций бросает он и, шмякнув об стол, подвигает к краю только что опустошённую тару.

А мне уже реально припёрло. И хочется Оленя выстегнуть. И ещё много чего тоже хочется, а этот… нехороший человек издевается.

Однако, умение сдерживать эмоции, когда того требуют обстоятельства «непреодолимой силы» – мой конёк.

– Ваше благородие, – переключившись на ироничный лад, взываю я к чести недо-гардемарина. – Помилуйте. Разве можно так измываться над человеком? Манипулировать на естественных потребностях это низко.

Олень ухмыляется. Он любит, когда я что-нибудь такое выворачиваю.

– Ну серьёзно, Никитос, гони ключи.

– Обещай, что кое-что сделаешь, – шмыгнув носом, выдаёт он.

– Ты нормальный, Олень?! – тут же вспыхиваю я. – Г-гони, говорю, ключи резче!

– С меня ключи, с тебя слово пацана, замётано? – он протягивает мне своё грязное копыто.

Вообще-то, мы с Оленем примерно одной комплекции. Правда, он на полголовы выше меня и в плечах уже, а так доходяги оба. А потому в драках обычно побеждает тот из нас, кто тупо меньше пил. Сейчас у меня все шансы, если б не тот факт, что мой мочевой пузырь вот-вот разорвёт как гранату.

– Ладно, скотина, я тебе п-припомню, – с размаху ударяю по его ладони. – Связку гони!

**

Вернувшись, обнаруживаю лоснящуюся от удовольствия морду. Олень развалился на диване, потягивает сигаретку и, похоже, никуда не спешит.

Вот почему мы с ним никогда не станем настоящими друзьями. Вроде трёмся вечно вместе, но, если разобраться, это ж я его от Макса потеснил. Макс пацан нормальный, Никитос, в принципе, тоже. Но вот есть в нём какая-то гнильца, положиться на него лишний раз не рискнёшь. Хотя… Кондрат, например, так не считает. Говорит, Олень его частенько выручал. Фиг знает, возможно, он чисто на меня зуб точит…

– Ладно, – заговариваю я первым. – Выкладывай, чего хотел?

– Мм, – мотает он рогами. – Потом как-нибудь… Ты лучше скажи, кто тебя так?

Я понимаю, что речь о синяках на моей черепушке и шее, но настроения откровенничать нет. Падаю напротив, вынимаю сижку из лежащей в центре стола пачки. Никитос тут же чиркает зажигалкой, даёт прикурить. Я не злюсь на него, просто как-то тошно. Думаю о том, что Ли, наверное, меня проклинает. Мне пришла туча уведомлений о её звонках. Да и хрен с ним, от неё вообще не убудет…

– Радуга, чё завис? Не хочешь – не рассказывай, просто, может, помощь нужна?

Коротко мотнув головой, я погружаюсь в собственные мысли, что вместе с клубами дыма, заполняют привычной въедливой вонью наш чудесный мини-музей.