Читать книгу Радуга в сердце - Ирина Незабуду - Страница 16

Не бывает худа без добра. Да, банальщина, и да, все это слышали. Но лично я в этом убеждался далеко не единственный раз.

После сегодняшней классухи со своими психологами, нравоучительной беседы у завуча, а также ссоры с Дианкой я мало надеялся на положительный исход дня. Но, как ни странно, оно случилось.

Мне позвонил знакомый парнишка и предложил работу. И, к счастью, не вагоны разгружать – с моим ребром это пока недоступно – а сделать то, что мы с пацанами делали как минимум с десяток раз – просто поклеить обои. Только очень срочно, буквально за одну ночь.

Когда мы встретились, Лёха – так зовут парня – объяснил, что «этому полудурку» приспичило устроить своей благоверной сюрприз.

Я, конечно, радостно согласился и теперь сижу в чужой квартире, с полудурком по имени Дима, жду, пока в ведре разойдутся те сопли, которыми нам предстоит сегодня покрыться с головой.

Димон угощает сигаретами, пиццей и пивом. В пустой бетонной коробке, в которую превратилась ещё несколько часов назад жилая комната, воняет пылью и сыростью, а наши голоса звучат гулко, отражаясь от ободранных стен.

Сначала он поясняет, по какому поводу срочность. Всё просто – у его жены завтра днюха, а в квартире неоконченный ремонт. Парень долго маялся с выбором подарка, пока какая-то сволочь на работе не подкинула ему столь гениальную мыслю.

Но как-то плавно наш разговор перетекает совсем в другое русло.

– А она сама-то где? – спрашиваю я, имея в виду ту, ради кого стараюсь. – Работает что ли?

Пока напарник возюкает кистью по стене, как будто «Мону Лизу» пишет, я на полу состыковываю рисунок и нарезаю рулоны на куски.

– Так на сохранении лежит, завтра, по идее, отпускают, – отвечает Димон.

– В каком смысле? – спрашиваю, не понимая, о чём вообще речь.

– В смысле, что ребёнок у нас будет, – и смеётся.

– Поздравляю, – говорю первое, что приходит на ум, но про себя, конечно, вовсю ему сочувствую.

Всего двадцать один год парню – совсем его жизнь не щадит.

– Спасибо. Но пока не с чем особо, вот как родим, тогда поздравишь.

На щербатом лице появляются марианские впадины от улыбки. А меня почему-то резко тянет тему сменить.

– А ты чего халтуришь? Смотри, ты пропустил.

– Да ладно, где?

– Да вон, стена сухая…

Последний огрызок мы лепим вверх тормашками, но нам обоим пофик, так как на улице уже светает, и до отупения хочется спать.

– Спасибо тебе, Вано, – панибратски хлопает мне по плечу напарник. – Родина тебя не забудет. Иди, отдыхай, я сам здесь всё уберу.

Пошатываясь то ли от усталости, то ли от количества выхлестанного за ночь пива, Димон оттирает тряпкой руки и даже не смотрит в мою сторону. А я жду.

Жду, когда он закончит, и отслюнявит мне оговоренный заранее косарь. Я уже и отмылся, и переоделся, а потому меня здесь держит только это.

Наконец, заметив, что я не трогаюсь с места, хозяин квартиры поднимает глаза.

– Тыыы… Ты ждёшь, что ль, чего-то? – как ни в чём не бывало любопытствует он.

– Ну да, – отвечаю полушёпотом – стоит такая оглушительная тишина, которую нарушать неловко.

– Чего ждёшь? – непонимающе моргает он этими самыми глазами, большими, водянистыми и слегка выпученными даже в осоловелом состоянии.

– Денег, – ровно произношу я.

– А, денег… – заминается он, и тут до меня доходит, что вот она где, реальная неловкость.

Неужели Лёха меня киданул? Ему пообещал, что поработаю задарма? Или, выпитые мною полбаклажки и выкуренные три сигареты считаются достаточной наградой за труды? Не, так не пойдёт. Я так точно кони двину скоро.

– Да, Лёха сказал, ты платишь косарь, – поясняю я твёрдо.

– Лёха так сказал?.. – всё ещё чешет репу Димон.

– Блин, ну а ты сам как думаешь? – как можно более мягким тоном распинаюсь я. – Я здесь по доброте душевной что ли? Мне сейчас деньги как никогда нужны.

И смотрю на него уже почти молящим взглядом, за что тихо начинаю сам себя ненавидеть и закипать.

– Слушай, а мне он сказал, что с меня пиво, типа, а ты за него…

– Чего? – я тут же хватаюсь за телефон, забыв, что исходящие мне не светят, но Димон останавливает мою руку, нырнувшую во внутренний карман пиджака.

– Подожди, время седьмой час только. Он, небось, спит ещё…

– Да мне фиолетово кто там спит… – И тут меня осеняет догадка – так он же свистит как дышит!

Впиваюсь взглядом в две огромные лупы. Под одной из них залегает глубокая складка, и я, мгновенно распознав усмешку, толкаю напарника в грудь.

– Слышь, что за развод?! Вы наколоть меня решили?

– Да ты чего, какой развод, успокойся! – тут же расправляется его лицо. – Я в натуре не знаю, о чём вы там со Скоморохом добазарились. Он мне сказал, что ты поможешь за так. С меня только сиги и пиво. Я ж не знал, что он тебе в обмен пообещал. Ну, хочешь, я тебе заплачу, – Он начинает шарить по карманам, вытягивая оттуда помятые купюры одну за другой. –Только у меня три сотни, больше нету. Было б бабло, я б рабочих лучше нанял…

– Иди в задницу, – отмахиваюсь я и злой, как чёрт, выдвигаюсь на выход…

Всё-таки есть худо без добра, я ошибся.

– Да не обижайся ты, – поспевает за мной хренов романтик. – Ну, давай я тебе потом отдам. Давай номерами обменяемся, хочешь? Ну, у меня в натуре сейчас нет. У меня ж ребёнок скоро родится, ремонт, кругом одни растраты…

Он что-то ещё горланит мне в спину, а я спускаюсь по лестнице, стиснув зубы и осознавая, какой же я…

**

Тебе когда-нибудь приходилось спать с открытыми глазами? Если да, ты точно меня поймёшь. Уроки проходят в полусне, мне трижды делают замечания, а на попытки одноклассников заговорить я неопределённо пожимаю плечами.

Дианка разобиделась и уже пятый час делает вид, что общаться с Никольским ей куда интереснее, чем со мной.

Я вчера подошёл к ней в столовке. Прямо при всех спросил, почему она сбежала. А она задрала свой идеально ровный нос и ответила, что не обязана передо мной отчитываться. Если честно, уже начинает подбешивать. Терпеть не могу, когда люди не могут объяснить, в чём проблема. Я задержался ещё у стола – была большая перемена, и от завуча я вышел хоть и последним, но ещё оставалось время до звонка, – убедился, что меня не замечают, и забил – не хочет – не надо. У меня и без неё головняка полно.

До сих пор не обмолвились ни единым словом и предпочитаем друг на друга вообще не смотреть. На самом деле, веселит немного.

**

Оказавшись на свободе, я жадно вдыхаю свежий воздух вперемешку с табачным дымом. Вчера, а вернее утром, уходя от хитровыделанного будущего отца семейства в состоянии, близком к аффекту, я сжимал в кармане пачку сигарет – единственное моё вознаграждение за бессонную ночь. Её Димон сунул мне ещё в начале, когда мы первый раз с ним выходили курить. Я потом вообще про неё забыл, и вспомнил только, как бесячка отпустила, и до мозга, наконец, дошло, что у меня в руке.

Я курю и кайфую. Притуплённое ночным перекусом чувство голода напоминает о себе. Желудок урчит так, что я озираюсь по сторонам – вдруг кто услышит. Вроде наши все свалили, и началась вторая смена, но мало ли…

Я оказываюсь прав. В десяти шагах, но по другую сторону забора, ещё на территории школы, стоит Аня. Стоит и как будто выжидает, когда я ей дорогу освобожу.

Кошусь на неё, выпуская в сторону дым, улавливаю метание взгляда, явно избегающего встречи. Она отворачивается, делая вид, что либо кого-то ждёт, либо, я фиг знает, в землю вросла…

Что за ерунда? Она боится меня что ли?

Спустя мгновение пиликают ворота. Аня выходит. Опустив глаза, в упор меня не замечая…

Я роняю в траву и тушу мыском кеда окурок. И вступаю в ногу. Рядом. На расстоянии вытянутой руки.

Мне жутко любопытно, с какого дуба она рухнула, и чем объясняется такое нелогичное поведение. Настолько, что я не собираюсь спрашивать – пусть сдаст себя сама.

– Ой, привет.

Она делает вид, что совсем не ожидала, но тут же прячет взор, потому что в столь откровенный блеф поверит только кретин.

– Ты меня боишься? – прямо спрашиваю я.

– Что?.. Почему это?

Её голос слегка дрожит, то ли от спешки, то ли от волнения.

– Ну, ты же сейчас ждала, когда я уйду? Я тебе противен, скажи?

Сам я, как ни странно, пока абсолютно спокоен, может, просто вымотан вконец. Во мне играет любопытство, не более.

– Н-нет, – неуверенно отвечает она, и внезапно сворачивает с тротуара.

Я поспеваю следом, но рядом идти уже не могу – тропинка узкая. Мы шустро спускаемся по склону, ведущему к железнодорожным путям.

Я знаю эту дорогу – так до дома минут на десять меньше. Но сам так не хожу – потому что в моём случае чем дольше, тем лучше.

Лина не звонит уже вторые сутки. То ли смирилась, то ли просто плевать. Хотя… Одно другого не отменяет, в общем-то…

Забывшись, отхаркиваю в сторону и тут же вспоминаю, что не один. У Ани на ногах кроссовки, теперь замечаю. Школьная юбка и кроссовки – немного странное сочетание, но между ними стройные ножки – а этого уже не заметить я просто не могу.

– Ань… – окликаю, пытаясь не разгоняться на спуске – не хватало ещё сбить и покатиться кубарем на пару. – Ань, погоди!

Но одноклассница, не оборачиваясь и просто не обращая на меня никакого внимания, уже переступает через рельсы.

Скрежет гравия и нарастающий гул глушат все другие звуки. А надрывать связки я оказываюсь не готов. Поэтому пути мы пересекаем молча.

Впереди показываются корявые силуэты яблонь, и запах осыпавшихся подгнивших плодов вторгается в наши носы.

– Почему ты идёшь за мной? – неожиданно спрашивает Аня.

– Ну… нам, вроде бы, по пути, – наконец пристроившись рядом, отвечаю я. – А ты против? Не хочешь, чтобы мы шли вместе?

– Мне всё равно, – холодно бросает она.

И мне начинает казаться, что она тоже за что-то на меня дуется, хотя мы вообще шапочные знакомые с ней.

– Не очень-то ты дружелюбная, – с невесёлой усмешкой замечаю я.

И Аня вдруг резко притормаживает, поворачивается ко мне лицом и впивается в меня таким пронзительным взглядом, что мне становится не по себе.

– Ладно. Чего ты хочешь? Подружиться? – выпаливает она.

Я окончательно теряюсь от вызывающего тона и непонятной, саркастической гримасы. Не ожидал от неё такого…

– В принципе… да, – мямлю, как недоумок.

– Для чего?

– В смысле?

– Ну, для чего тебе нужно со мной дружить?

В её больших светлых глазах, зачем-то размалёванных жуткой косметикой, совсем нет агрессии, как мне показалось сначала, скорее какой-то детский задор, провокация, желание «дожать».

– Да просто, мы ж соседи, – прячась за очередной дурацкой усмешкой, отзываюсь я.

И замираю в ожидании реакции. Аня ещё пару мгновений так же смело смотрит мне прямо в душу, затем смеряет всего меня оценивающим взором и, опустив свои кукольные ресницы, с лёгкой, но странноватой улыбкой выдаёт:

– Ладно. Давай дружить.

Я выдыхаю, и мы двигаемся дальше. Минут пять я пытаюсь переварить наш разговор, пока мысли не сползают в другую сторону.

Мягкий грунт и мокрая трава под подошвами создаёт ощущение хождения по облаку. Когда-то я бегал здесь босиком и повторил бы это с превеликим удовольствием. Но, во-первых, земля уже остыла, а сам сад за три года заметно загадили, так что склянок и мусора здесь теперь едва ли не больше, чем падалицы яблок. А во-вторых, я не один, а снять перед девушкой вонючие кеды и обнаружить дырку в носке, которую я уже не раз думал заштопать, но тупо забивал, мне не позволяет инстинкт самосохранения… Ну, или совесть.

– А ты меня не помнишь? – внезапно снова заговаривает моя попутчица.

И на сей раз я останавливаюсь, заставляя её сделать то же самое и взглянуть на меня.

– Мы с тобой в третьей школе учились, в параллельных классах, – тут же поясняет она, предупреждая мой вопрос.

– Я не учился в третьей школе, – зачем-то вру я и, нахмурившись, продолжаю путь, чтобы не развивать эту тему.

Это не самое приятное воспоминание. В третьей школе я проучился первую четверть седьмого класса. Но у нас там не заладилось с классухой, и она практически вынудила меня перевестись. Позже я узнал, что Маргарита Ильинична когда-то сильно рассчитывала женить на себе того старпёра – Лининого первого мужа, так что дело, похоже, было не во мне.

– Странно. А я тебя помню, – говорит одноклассница. – Это ведь ты математичку поджёг?

Боковым зрением замечаю, что Аня поглядывает на меня, а по голосу слышу, что улыбается. Ей смешно?

Вообще-то, это реально смешно звучит. Поджёг математичку.

– Не её я поджёг, а журнал, – вздыхаю я, как бычок, на ходу. Устал эту историю рассказывать. – И не поджёг, а подпалил немного.

– Но он ведь, журнал, у неё в руках был, правда?

Я вспоминаю эту сцену. Классуха орёт на меня, в глубине её глаз мелькают языки пламени. Пока мелькают, а не отражаются. Журнал у неё в руках. Она как раз только раскрыла его и, повернув в мою сторону, демонстрирует мне мои же «н-ки». Я, не отвечая ни слова, достаю зажигалку, чиркаю и медленно, не отрывая взгляда и не позволяя ей отвести, словно загипнотизировав на время, – мне иногда говорят, что от моих глаз трудно оторваться – провожу под выбившимся из-под пальцев листом.

– Ты когда-нибудь была в зеркальном лабиринте? – перевожу тему я и уже сам кошусь на Аню.

Сбитая с толку, она забавно хмурится.

– Что?

– Короче, смотри, – поворачиваюсь спиной вперёд, чтобы видеть её лицо, и, активно жестикулируя, поясняю: – Правда – это ты, а все твои бесчисленные отражения – это слухи…

– Что-что? – она совсем меня не понимает и почему-то начинает смеяться.

Я разворачиваюсь обратно, качаю головой и устремляю взгляд вперёд – мы выходим из сада, зелень сменяется бетоном, дальше дорога, машины, дома. Становится шумно и совсем иначе пахнет.

– В общем, я хочу сказать, не поджигал я никого, – завершаю я свою недоразвитую мысль.

Дальше мы мычим ни о чём, разговор не клеится. Я понимаю, что жутко туплю, мысленно списываю всё на недосып и судорожно пытаюсь придумать новую тему.

Прямо по курсу вырастает наша «артхаусная» трёхэтажка, а у меня в башке полный вакуум. Я так и не придумал, что сказать. Меня раздирает двоякое ощущение – с одной стороны, я до ломоты в суставах хочу подольше слышать этот голос, с другой – рядом с ней я чувствую себя ушлёпком, тупицей и ничтожеством, не способным и двух слов связать, а поэтому жду- не дождусь, когда мы, наконец, разойдёмся по хатам.

У скамейки я притормаживаю, чтоб покурить, а Аня, не заметив этого, доходит до самой двери и только там останавливается в замешательстве.

В попытке предупредить очередную неловкость я раскрываю рот для прощального «давай, счастливо», но она опережает:

– Ну, я пойду, до встречи?

Застываю с неподкуренной сигаретой в зубах, пялюсь на стоящую вполоборота одноклассницу. Кажется мне, или это всё-таки паранойя, но её слова звучат как-то двусмысленно, и вопросительная интонация подразумевает намёк. До какой такой встречи? Она имеет в виду в школе? Да… скорее всего. Просто в школе. Мы же увидимся завтра, просто увидимся в школе… я дебил.

– До завтра, – бубню я, скосив глаза к ладони.

Чётко перед носом вспыхивает яркий огонёк.