Читать книгу Радуга в сердце - Ирина Незабуду - Страница 3

Утром оно врывается на кухню, где я сплю, будто в квартире начался пожар.

– Вань, вставай резче! Ты в какой дыре полночи шастал, живо отвечай!

И, как всегда, пытается сдёрнуть с меня одеяло, а я, не открывая глаз, крепко сжимаю край и тяну на себя.

– Подъём! – горланит Ли. – Петухи давно прокричали!

Мне припекает возразить, что я не курица, чтобы меня это как-то трогало, но совершенно не хочется раскрывать рта. Вот такое противоречие. Я молчу.

– Ты почему на звонки не отвечаешь, а?! Мне что думать прикажешь? Где тебя искать?

Говорю же, неадекватная. Я уверен, что ей фиолетово, где я шляюсь, но она почему-то упорно строит из себя мать-героиню и всем рассказывает, как подросток-сын её, беднягу, изводит.

– Ну, хорошо, у тебя пять минут. Сейчас приедет дядя Вова, и… Живо собирайся давай!

Она исчезает из кухни. Приоткрываю глаз, удостовериться, что слух меня не подводит…

В окно игристым вином вливается солнечный свет. Стоящая на столе сахарница бликует тонкой золотистой каёмкой. Начинает шипеть чайник, подтверждая, что весь этот театр был всего лишь театром…

Лине плевать на меня. Скорее, она бесится не оттого, что не предупредил, что буду поздно, а оттого, что вообще пришёл. Если б не вернулся – она б для проформы набрала мне ещё раз пятнадцать, так же, гудка по два-три, и потом, если что, говорила соседкам, что обзвонилась и пила корвалол. А сама бы потирала ручонки – наконец-то-наконец-то. Я уверен.

Приходится встать. Я напяливаю на своё костлявое туловище вчерашние футболку и треники, высасываю полкувшина кипячёной воды, выглядываю в окно, проверяю мобильник, потом плетусь в санузел по всяким делам.

Короче, я не гот, если ты подумал, уже год как не гот. Шучу. Я вообще не был ни готом, ни эмо, ни… кем там ещё бывают? У нас в посёлке это не принято. Если ты выйдешь на улицу в каком-нибудь придурковатом виде – тебя разукрасят «по-своему», и это тебе ещё крупно повезёт.

Меня называют фриком лишь за то, что я люблю всякие шляпы. Причём, я надеваю их на голову. Не куда-нибудь, а на голову. То есть, куда и положено, если что. И это всего лишь шляпы. Ни потрошёные индейки, ни гнёзда ворон. У меня нет тоннелей в ушах, татух, и даже язык не раздвоен. Итого: я абсолютно обычный, ни разу не примечательный, парень. И даже не склонен привлекать к себе внимание. Однако делаю это – исключительно ради того, чтобы от меня все отвяли.

Пока жужжит щётка, я размышляю о том, есть ли у меня хоть малейшая возможность остаться. Уверен – от этого все были бы в жирном плюсе. Оно спокойно устраивало бы свою личную жизнь. Я бы ещё спокойнее закончил здесь школу. Одна засада – Ли решила сдавать хату, чтобы было побольше бабла. Она всё время говорит, что его не хватает. Из-за меня, конечно же, из-за кого же ещё.

То, что на гулянки и одежду я давно зарабатываю сам – не считается. Что питаюсь, как дюймовочка – тоже.

Выхожу в коридор и вижу, как она виснет на бычьей шее «дяди Во» – классического «перекачанного злодея» лет тридцати пяти с виду. Они милуются, как школьники, и я, подавляя рвотный рефлекс, молча перевожу взгляд в открывшийся с треском шкаф-купе, где на антресоли пылится коробка с моим богатством.

– Это кто, это что, сын твой? – очумевает гость.

У всех всегда такая реакция. Полоумная сама выглядит чуть ли не подростком – маленькая, дохлая, вечно в каких-то джинсах и топе. Я уже давно выше неё. И, возможно, даже кажусь старше.

– Да. Вань, подойди, познакомься, – подзывают меня как собачонку.

Я натягиваю ядовитую улыбку и делаю полшага вперёд.

– Здравствуйте, дядя Во! А я вас так себе и представлял! Вы такой мужественный и сильный, можно я буду брать с вас пример?

Вообще, я наловчился неплохо изображать имбецила. Могу даже слюну пустить. Говорят, у меня взгляд сумасшедший.

– Не поясничай, – оно колет меня в плечо своим острым кулачком.

Я кривлю рот и возвращаюсь к своему мирному занятию. Пока голубки воркуют, а точнее одна оправдывается за моё поведение, а второй успокаивает, мол всё ништячно, я нахожу в коробке клоунский клетчатый берет с торчащей из-под него рыжей мочалкой (а-ля волосы) – как-то со свадьбы одной стырил – надеваю, и с абсолютно серьёзной рожей поворачиваюсь к ним:

– Мы знакомы целых пять минут, разрешите, я буду называть вас папой?

Самое главное в этот момент не искрить глазами. В этом я ас – ни один мускул не дрогнет.

Спустя пару секунд «папа» корчится в истерике, от его экспрессии сыплется штукатурка, Ли что-то орёт мне вдогонку, а я… с невозмутимым видом, рыжий и прекрасный, спускаюсь по подъездной лестнице.

– Б**, сними это, – устало бросает взъерошенный и, похоже, только что проснувшийся, Макс, и срывает с меня модную чудо-шапку. – Зайди, я ещё не готов.

За моей спиной захлопывается дверь, в глубине квартиры смолкает собачий лай и голос Ксюхи.

Макс с позапрошлого года мой сосед, живёт двумя этажами ниже. Только у него трёшка, своя комната и вообще, он везунчик по жизни.

Разуваюсь, покорно плетусь за ним. Улавливаю манящие запахи с кухни, в недрах организма жалобно скулит желудок.

Отдаю честь бате – он у него бывший военный, здороваюсь с мамкой, сеструхой и даже с Ройем, крепко пожимая его тёплую шершавую лапу, всем улыбаюсь и уже почти устаю, когда мы оказываемся, наконец, на месте. После нашей клетушки квартира Кондратьевых всегда кажется мне хоромами богов.

Заваливаюсь на кровать, закидываю ноги в несвежих носках на спинку. Курю бамбук.

Макс в это время роется в шкафу в поисках чистой футболки – у него их тонна, но он всегда ищет всё равно – и скрипучим голосом расспрашивает о Ю. Отвечаю односложно, сильно не распространяюсь. Я, в отличие от парней, не выношу на обсуждение подобные темки. Максимум, что от меня можно добиться, это: «Всё ништячно», или вроде того.

В Кондрате есть одна черта, которая до одури раздражает. Он, словно баба, не выйдет из дома, пока не будет сиять как пятак. Метросексуал, мать его. У него в комнате даже зеркало есть. Даже два зеркала. Одно на шкафу, в полный рост. И второе на двери висит за каким-то «надом».

Если б я плохо знал Макса, или первым, что увидел было то, сколько времени он любуется на свой смазливый фейс, я б к нему и близко не подошёл. Но мы друзья, а значит, "всё ништячно".

– Ты когда сваливаешь? – интересуется он, поливая какой-то кислотной жижей свою модную мега-чёлку.

– Я фиг его знает, как только Ли чемоданы упакует. Слушай, Максон, я вот что думаю – может мне не ехать совсем?

– Как это не ехать, а жить ты собираешься где? Ты ж говорил, квартиру сдадите.

– Где-где, у тебя, – отвечаю задумчиво, разглядывая отражения предметов в глянцевом натяжном потолке. – Ты ж друг, приютишь друга.

– Я б приютил, но боюсь родоки не поймут. Особенно, если ты собираешься спать в моей комнате.

– Сдалась мне твоя комната, я лучше с твоей сеструхой посплю.

– Тем более не поймут. У них насчёт неё вообще пунктик…

Мы некоторое время молчим. Макс ищет в ящике комода два идентичных носка.

– А может мне в подвале жить? – осеняет меня. – Будете мне объедки таскать, глядишь не пропаду, как думаешь?

– Ага. А зимой мы тебя найдём там, окочурившегося. Не дури, Радуга, – кисло отзывается Макс.

В этот момент в кармане треников оживает смартфон, и из динамика вырывается «Жизнь и свобода» Многоточия, если ты когда-нибудь слышал эту группу. Вообще, в плане музыки я почти всеяден, и частенько слушаю что-то из того, что появилось задолго до моего рождения. Последние мои «хиты» – саундтрек из «Санты-Барбары» и сороковая симфония Моцарта, которыми я утомил всех.

На экране «Оно», приходится ответить:

– Если через полчаса тебя не будет дома, мы уедем без тебя! – вопит Ли.

– Вы что, уже упаковались? – в ответ зеваю я.

В моём голосе ноль любопытства, лишь желание оттянуть неприятный момент.

– Да нет же. Вещи мы перевезём позже. Сейчас возьмём только самое необходимое. Там ещё до вещей дел полно, между прочим. А жильцы заедут только через неделю, так что успеем…

– Эм…

– Даже не думай! Одного тебя я здесь не оставлю! Ты же всю квартиру мне перевернёшь!..

Бинго! Я остаюсь ещё на неделю!