Читать книгу Радуга в сердце - Ирина Незабуду - Страница 4

Четыре ночи мы отрываемся по-полной, просаживаем заработанные за лето бабки. А потом, приставленная к нам надсмотрщиком Кондратьева, шкура бессердечная, не моргнув глазом портит весь кайф. В субботу я напарываюсь на неё по дороге наверх. В руках пакеты, набитые пивасом, на башке наидебильнейшая шапочка с рваным краем.

Между вторым и третьим этажами соседка-пиявка преграждает мне путь.

– Радуга, вот скажи, зачем вы делаете это в квартире, когда у вас же есть подвал? – интересуется она, как дельная.

– Тебе не понять, – отвечаю. И хочу пройти мимо, но меня не пускают.

– Мне кажется, твоя мама будет против.

– Мне кажется, моя м-ма… – я запинаюсь, язык не поворачивается её так назвать, – …Ли не узнает.

– Да? А если узнает, ты только представь.

– А если узнает, то всего лишь будет громко визжать. А ты что у нас, стукачка?

Её светлые, точь-в точь как у Макса, глаза до того хитро улыбаются, что так и тянет рукой прикрыть. Еле держусь, чтобы действительно этого не сделать. Или пакеты мешают.

– Вообще-то, она сама меня просила.

– Пфф. Кто бы сомневался! – фыркаю я. – Дашь пройти?

– Скажешь, тебе всё равно?

Как-то странно она на меня смотрит. Никогда так не смотрела раньше. Даже напрягает немного.

– Чего ты хочешь? – коротко спрашиваю я, косо взирая на собеседницу из-под бахромы маячащих перед носом ниток.

– С вами, – отвечает та чуть слышно и, состроив из себя скромницу, прячет взгляд.

В общем, никакие мои уговоры и запугивания на девчонку не действуют, она почему-то полна решимости провести этот вечер в компании трёх морально разложившихся парней, и абсолютно ничего эту зануду не смущает. Только на предложение пригласить ещё и подруг она лепит отмазы и мнётся, но я сильно не настаиваю, потому как к новой встрече с Ю сам пока не готов.

На самом деле, всю глубину облома мы понимаем уже в процессе. При Максовой сеструхе не поболтать нормально – неминуемо нарвёшься на беззвучный упрёк; не поржать – каждую шутку она просит разжевать до буквы; остаётся только напиться и забыться, чем мы и занимаемся все вчетвером.

Я не помню, как вырубился, но просыпаюсь от непрекращающихся шорохов. В полуночной темноте пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь. Понимаю, что полулежу у стенки. Вспоминаю, что на кровать, то есть на кресло раздвижное, на котором обычно я сплю, мы уложили Кондрашку. Пробую нашарить мобильник, и замираю, расслышав чей-то шёпот.

– Ну Ксю, не ломайся, что ты как…

– Не надо, Кит, пусти…

Похоже, Олень по-пьяни попутал и пристаёт к еле живой от вливаний Кондрашке.

С трудом поднявшись, подваливаю ближе и стаскиваю Никитоса со спального места за ноги. Он мычит как недоенная корова и, цепляясь за воздух, отчаянно порывается обратно. Приходится припугнуть, что вырублю его самого или врублю свет и разбужу Максона, который, без сомнения, сделает то же самое, и лишь после этого Олень успокаивается и сваливает в единственную комнату спать.

А дальше до меня начинает докапываться сама Ксюха. Она ловит в потёмках мою руку и просит лечь с ней, вроде как от Никитоса её защищать. Я не сильно-то сопротивляюсь, ибо пофик, и падаю рядом, чуть не спихнув её же на пол. Почти проваливаюсь в липкую трясину сна, как вдруг отчётливо ощущаю на своей скуле чьи-то пальцы.

Я из тех смельчаков, что спят, высунув из-под одеяла ногу, но тут даже я вздрогнул. Однако, удостоверившись, что это всего лишь Кондрашка, снова закрыл глаза.

– Я что-то пропустил, на меня сейчас мода? – бормочу сквозь дремоту.

Мне реально любопытно, что у неё в голове, ведь насколько я помню, «с малолеткой как-то стрёмно» (это, со слов Макса, мнение Кондрашки обо мне – как-то разговор случайно вышел.)

– Юся сказала, ты клёвый, – откровенничает она. – Если честно, ты мне давно нравишься, просто… как бы тебе объяснить… Просто это не круто – зажигать с парнем, который младше тебя. Ну, ты не поймёшь, наверное, это чисто наше, девчачье. Я просто не хотела, чтобы меня считали лохушкой…

– М… Что-то изменилось, теперь этим званием гордятся?

– Теперь ты уедешь, – с упрёком отвечает она, перебирая пальцами в моих волосах, – и никто ни о чём не узнает.

– Ух ты, – я снимаю со своего затылка её руку и отвожу в сторону, борясь со своими внутренними демонами. – А если я отвечу, что не хочу?..

**

Через пару дней вся компания провожает меня в новую жизнь. Мамаша ждёт в своём красном «фьюжне», пока я со всеми переобнимаюсь-перецелуюсь.

– Не пропадай, братан. На выходные приезжай обязательно.

– Держи краба, увидимся…

Мы прощаемся так, будто я не за тридцать километров буду жить, а за триста. Но это, на самом деле, дьявольски приятно.

Такое ощущение, что я уже скучаю по пацанам.

Последней подходит Ксю. Она, видимо, до того счастлива, что я сваливаю, что нарядилась по такому поводу как на парад – её щуплая фигурка утопает в просторном, но коротком платьице в цветочек.

– Надеюсь, Макс не узнает о нас? – шепчет она, прикладываясь к моей щеке липкими губами.

– Вообще-то, я думал у тебя это спросить, – в ответ шепчу я.

– Я что по-твоему, самоубийца? Мне проблемы с предками точно не нужны, – произносит вполголоса и, отстранившись, снова смотрит на меня «так».

– Насчёт меня можешь не париться, – успеваю заверить я прежде, чем мамкина тачка разражается протяжным нервным сигналом.

Взмахиваю парням рукой, накидываю на плечо большую спортивную сумку с личными вещами и утекаю.

Сегодня на мне ковбойская шляпа. В ней я реально суперстар.

**

По дороге Лина оглашает прилагаемую к «моей новой жизни» инструкцию. Слушаться её, слушаться дядю Во, слушаться, слушаться, слушаться.

Вообще-то, эту инструкцию я получаю чуть ли ни через день, но сейчас она произносится с какой-то особой патетикой, родительница воспроизводит слова, значения которых не знает, взывает к моей внутренней морали и совести.

Я отвечаю фразами: «слушаюсь, мэм», «конечно, мэм», «разумеется», размышляя о том, а не стать ли мне всё-таки космонавтом.

Мы въезжаем во двор бабулиного дома. Я стараюсь ни о чём не думать. Вечереет.

Тени вытягиваются, нестерпимо-янтарное солнце бьёт по глазам. Даже широкие поля моей соломенной радости не спасают.

Лина не позволяет курить в машине, поэтому, едва оказавшись на свободе, я тут же достаю из кармана джинсов пачку и, щурясь от смеси едкого дыма со светом, окидываю взглядом родные просторы.

– А вещи я одна должна таскать? – возмущается полоумная, но на помощь ей уже спешит материализовавшийся из пахнущего жжёной травой воздуха Вован.

– Привет, Ванёк, – кивает он мне по-приятельски. – Давай, не стесняйся, помогай с чемоданами.

Я, конечно, не двигаюсь с места. Но, когда он второй раз появляется из подъезда и напоминает о себе, отбрасываю в сторону урны окурок и выхватываю у него сумку со словами:

– Папаня, родной, как же я соскучился! Где ты пропадал все эти годы?!

Пока Лина перепарковывает тачку, мы с дядей Во вместе входим в дом, и на втором лестничном пролёте ничего не подозревающий я получаю под дых.

Неожиданно.

Руки слабеют, тяжёлый баул отправляется в пыль. Темнеет в глазах. Скрючившись у стены и пытаясь продохнуть, я судорожно складываю в башке новый пазл своей реальности, а свежеиспечённый батя брызжет слюной мне в ухо:

– Слышь, выродок, ковбой недоделанный… предупреждаю в первый и последний раз. Прекращай дурака валять. Или, в твоём случае, Ваньку… Гы, – усмехается он своей собственной великолепной шутке. – Если проблем не хочешь, будь давай посговорчивее. И больше чтоб никакой клоунады, усёк?

Он зверски сжимает мне затылок, но, когда с первого доносится грохот двери, резко отпускает, отчего моя драгоценная шляпа слетает вниз, и, схватив ношу, сам прёт её дальше.

Я всё ещё не способен подняться, когда перед носом всплывают голые коленки Ли. Сегодня она в таких коротких шортах, что мне неудобно на это смотреть.

– Ну, что опять такое? Ты чего расселся?

– Забей, Мась! – кидает сверху Вован. – Ну, притомился парнишка, решил отдохнуть.

– Ты чего расселся, я спрашиваю?! – всё равно не унимается та. – Живо вставай!

– Устал, – едва слышно хриплю в ответ.

– Чего? Ну и сиди тут, – злится она, уже топая по ступеням. – Господи, да за что ж мне такое наказание?!