Читать книгу Божии пристани. Рассказы паломников - Группа авторов - Страница 1

Мы отправились из Архангельска на Соловки летом 1872 года на монастырском пароходе «Вера». Солнце в городе пекло немилосердно. Все обещало спокойное плавание. На небе ни облачка, флаги на мачтах судов неподвижно повисли. Двина была зеркальная. Ни малейшей ряби.

Толпа на пристани казалась все меньше и меньше, отдельные лица сливались в одну массу и, наконец, исчезли вовсе, когда пароход, следуя течению реки, круто повернул направо.

Нас в каюте собралось немного. Какая-то старая дева с подвязанной щекой и маленькими, бойко бегавшими глазками. Толстый вятский купец беседовал в углу о душеспасении с «батюшкой» – красивым стариком, отличавшимся тем хитро-добродушным выражением лица, которое составляет едва ли не главную отличительную черту всех чисто великорусских физиономий.

Первые полчаса я знакомился с пароходом.

Тут все поражало. Командир, рулевой, машинист, матросы – весь экипаж его состоял из монахов! Странно было видеть моряков в клобуках, точно и быстро исполнявших распоряжения своего капитана – невысокого, худощавого инока, зорко смотревшего вперед. Высоко, на главной мачте парохода, сверкал ярким, режущим глаза, блеском вызолоченный крест вместо флага. Вот на него опустилась, словно серебряная, чайка и, отдохнув с распростертыми крыльями одно мгновенье, ринулась в недосягаемую для нас высоту. Резкий, словно плачущий, крик ее донесся оттуда.

Вся палуба была заполнена богомольцами.

Я присел у самого края на бухту свернутого каната и загляделся на широко расстилающуюся позади даль, окаймлявшую зеленоватосерый простор Двинского лимана.

Направо и налево даль ограничивалась низменными, пустынными, зелеными берегами. Только изредка село сползало к самой реке. Кое-где, словно в воздухе, висели белые колоколенки и купола церквей. Порой за массой лесных вершин виднелись туманные линии еще более далеких рощ, точно окутанных голубым флером. Песчаные берега, сверкая золотыми извивами, тянулись вдоль зеленой каймы то узкими, острыми чертами, то широкими, как ярко блестящие щиты, отмелями. На них можно было разглядеть опрокинутые вверх дном карбасы, по блестящему – букашками – ползали в разных направлениях люди.

Соловки. 1917 г. Худ. Михаил Нестеров

Кое-где вдоль береговой линии, будто крылья чаек, мелькали паруса. Они, казалось, вовсе не подвигались вперед.

В самом центре зеленой каймы, там, где правая и левая сторона ее почти смыкались за нами, висел в голубом прозрачном воздухе белый город; как мелкие искры, блистали, меняя постоянно направление своих лучей, купола церквей и соборов. С каждым движением парохода то выдвигались белые линии набережной, то проступали белые силуэты колоколен. Город поднимался над рекой все выше и выше. Казалось, между ним и уровнем воды легла смутная мглистая полоса… она все ширилась и ширилась… искра за искрой пропадала над ней; белая линия суживалась и сокращалась… Вот и все погасло, только одна точка еще лучится, когда вглядишься в эту даль. Одна слабая точка, да и та, кажется, высоко в небе. И она потухла, и зеленые берега сомкнулись перед нами.

А впереди были вода и небо.

На самом краю его, как неведомый, чудный гористый край, постоянно меняя свои очертания, вздымалась серебряная, матовосеребряная, с золотисто-голубыми тонами полоса облаков. Воображение дорисовывало между этими фантастическими вершинами призрачных гор глубокие, лесистые долины, на тихих берегах белые города, маленькие, все потонувшие в зелени. Так и манило туда, далеко – в эти поэтические пустыни.

Капитан-монах опасливо глядел на эту все выраставшую из-за моря кайму, как будто высматривая что-то угрожавшее пароходу. Не бурю ли?

Что за дело! Пока еще лазурь, уходящая в недосягаемую высь, была безмятежна, упругие волны смиренно лизали бока парохода, бесконечный простор дышал красой мира и покоя.

Откуда-то с берега донеслись звуки пастушьего рожка… И сразу же целый рой воспоминаний, красок, образов, голосов вспыхнул в памяти. Прелестью уединения веяло от этих звуков. И тихая грусть незримо, неслышно проникала в сердце…

А берега казались все ниже и ниже, концы их направо и налево все отходили от нас, сливаясь с серым простором лимана.