Читать книгу Божии пристани. Рассказы паломников - Группа авторов - Страница 17

Монахи умеют пользоваться местностью.

По склону, едва заметному, некогда бежал ручей из одного внутреннего озера в другое. Тонкая струя воды, и только. Казалось, она ни к чему не пригодна. Какой-то послушник расчистил берег ручья, углубил его ложе и выровнял его: незначительный исток обратился в узенький канал.

Я поднялся вверх по его течению. Монастырь и тут не упустил случая воспользоваться силой воды и устроил в одном месте точильню, на другом пункте – водоподъемную машину.

Точильня состояла из большого ворота, движимого водой. Ворот стоит вертикально. Его дугу охватывали ремни, которые затем, перекрещиваясь, разделялись на два, к каждому из них было прикреплено большое точильное колесо. Вследствие движения воды в канале ворот вращался и в свою очередь, посредством ремня, вертел два точильных колеса. Перед последними были устроены скамьи, на которых при нас сидели точившие косы и топоры монахи. Механизм до крайности прост, удобен и выгоден. В день такая точильня может выточить более 300 кос, 450 топоров и сколько хотите ножей. Ее одной достаточно на город средней руки. Над точильней – дом, весьма опрятный. Зимой, когда канава замерзает, ворот приводят в движение механической силой. Эта точильня – изобретение крестьянина, прожившего здесь год и, кажется, оставшегося в монастыре навсегда.

Солнечный свет мягко обливает зеленую мураву сухого луга. Безоблачное небо синело над нами, напоминая своей необыкновенной прозрачной лазурью дальний юг. По окраинам словно замерли гигантские сосны и белые березы, протянув ветви к свету и теплу яркого летнего дня. Мы шли все вверх по течению канала.

Новое здание, каменное, большое, – это водоподъемная машина.

Мы вошли. Посередине несложным механизмом вода поднимается вверх на высоту четырех аршин, лошадь с бочкой подъезжала под кран, которым заканчивался желоб, и струя отвесно падала сверху. И легко, и просто, и удобно. А главное – сокращает рабочую силу, заменяя ее механической. В сарай влетела чайка и спокойно села на край желоба.

– Кто это строил у вас?

Икона Знамения Божией Матери над входом в Преображенский собор. Фото 1900 г.

– Монах один… Из крестьян. Хорошо придумал!

– Да, хорошо!

– Все от угодников. Потому что здесь все труждающиеся и обремененные… Шелков да бархатов, как в иных монастырях, не носим!

Действительно, соловецкий монах всегда и везде ходит в одной и той же рясе из толстого и грубого сукна. Простое холщовое белье крестьянского покроя, сапоги-бахилы из кожи одинаковы у всех, у наместника и у простого послушника. Черные, грубые мантии дополняют костюм. Роскоши нигде не заметно.

И какой здоровый, коренастый народ соловецкие монахи! Это люди сильные, незнакомые с недугами. Оригинальную картину представляет здешний инок, когда с засученными по локоть рукавами, клобуком на затылке и подобранной спереди рясой, он большими шагами выступает, с крестьянской перевалкой и приседаниями, по двору обители. Это тот же самый хлебопашец, только переодетый в рясу. С одним из таких подвижников мы отправились в лес.

По обе стороны дороги лежали громадные валуны. За ними недвижно стояли лесные гиганты. Оттуда веяло свежестью и прохладой. Мы вошли в эту тенистую глушь. Высоко над нами переплетались могучие ветви, мягкий дерн устилал промежутки между деревьями. Что это были за прямые стволы! Порой из-под почвы выступала острым краем серая масса гранита. Кое-где целые скалы торчали в глуши, плотно охваченные молодой порослью. Земля была холмиста. На верхушках пригорков поднимались сосны, протягивая далеко на юг свои ветви. Северная сторона этих великанов была обнажена. Деревья, росшие внизу, простирали во все стороны свои сучья. Их не достигал грозный северный ветер. И какие чудные озера были разбросаны в глуши этих лесов: чистые, прозрачные, как кристалл! Невольно приходило в голову сравнение их с красавицей, лениво раскинувшейся в зеленой ложбине. Вокруг нее стоят ревнивые сосны, а она нежится в лучах яркого солнца, отражая в бездонной глубине своих чудных очей и это синее небо, и эти жемчужные тучки!.. Тут все дышит идиллией, все навевает блаженные грезы, все говорит о далеком милом крае, где нам было так хорошо, весело и отрадно, о прекрасном, бесконечно прекрасном крае, где царствует вечная весна, о светлом крае воспоминаний, имя которому – юность!..

И как становится досадно, когда вокруг встречаешь только серые, аскетические лица!..

А прозвучи здесь громкая, вдохновенная песня, проникнутая негой потрясенного страстью сердца, этот призыв неудержимо рвущейся куда-то человеческой души, и как волшебно прекрасен показался бы этот идиллический мир с его лесной глушью и светловодными озерами!..

На этих поразительно живописных берегах как мила была бы любящая пара, проникнутая доверием к будущему, золотыми мечтами юности, радужными надеждами на счастье…

И разве это счастье не было бы лучшей молитвой, чистейшим славословием?..

Побродив с час по лесу, мы опять вышли на дорогу, ведущую назад, к монастырю. Соловецкие дороги замечательно хороши. Прямые, плотно утрамбованные щебнем, достаточно широкие, они во всех направлениях перерезают острова, свидетельствуя о предусмотрительной энергии монахов. Как любил я бродить по ним, когда спадет полуденный зной, и тихая прохлада веет из леса, с зеркального простора озера, с синеющего безбрежного моря… Да, это прекрасный уголок земли, лучшая часть нашего далекого севера. К сожалению, теперь здесь нельзя остаться даже на лето больному, потому что Соловецкие острова принадлежат монастырю, и там негде жить постороннему.

– Рай – наши Соловки! – говорят монахи. – Господь Своим инокам предоставил их, чтобы здесь, на земле еще, видели, что будет даровано праведникам там, на том свете!

– Одно плохо – хлеба не родит наша пустынь блаженная! – дополняли другие.