Читать книгу Сага о Фениксе. Часть 1: Из пепла - - Страница 9

Дэниел перемещался по дому рассеяннее прежнего, выглядел полностью отстранённым, вечно отсутствующим. Клара несколько дней подряд ворчала и держала маленькую обиду на Льёвана, который не удосужился повидаться с ней. Адель, охваченная личными заботами о переезде в городское общежитие, часто задавала глупые вопросы, – словно в первый раз пришла на работу.

Дня не проходило без перечитывания строки из официальных строчек на бумаге – сомнения противостояли жажде перемен; Дэниел долго не признавал, что, как человек, оставался бессильным перед неожиданным и манящим хаосом:

Уважаемый, Дэниел Сноу

Пишем вам с предложением пройти практику в академии высших магических искусств Ильверейн, в качестве младшего ассистента (секретаря) директрисы Джаннет Улири Олдридж. Из департамента по образованию по Софийскому району, г. Константинополь, республики Византия пришел ответ №3456/23/5774. В соответствии с положениями п. 6, ч.11., ст. 235 стандартов высших учебных заведений подготовки кандидатов гуманитарных наук, совет абитуриентов оценил вашу работу «выше среднего», однако для поступления на факультет по направлению «Философия. История. Государство и Право» требуется «хорошо».

Экспертный совет из тринадцати независимых молодых ученых, кандидатов наук, и семью докторами наук в силу п. 2 не внес вас в список поступивших на этот учебный год, вместе с тем сообщаем, что в тот же день было принято решение предоставить вам кандидатскую практику.

На основании вышеперечисленных обстоятельств, вы числитесь среди восьми первых абитуриентов на зачисление следующего учебного года для прохождения индивидуального испытания. В случае если вы успешно защитите научно-исследовательский проект, вы будете переведены на первый курс Константинопольского университета с индивидуальным куратором (п.4, ст.135 ЗОР8 «Об образовании» и ч.8,ст. 93 ЗРВ⁹ «Об образовании в республике Византия») Приказ «О формировании запасного списка привилегированных абитуриентов» №56, список исключительного набора был утвержден от 17.07.5774 года. н. в. то есть по истечении трех рабочих дней с момента внесения результатов вступительных испытаний в официальный реестр абитуриентов.

Информационное письмо, отправленное вам, вручено от 24.07.5774 года, но вы на него не ответили в законный срок. Поступили сведения, что письмо получено бывшим опекуном Фионой Пеллеви Джойс, следовательно, предполагаем, что информация не была доведена до вашего сведения.

Ответ №3456/23/5774 пришел в мой адрес от 28.07.5574 г., и ознакомившись с вашим личным делом, копиями документов, рассмотрела предложение независимого совета Константинопольского университета, а также находящегося в структурной подведомственности Софийского колледжа.

Спешу сообщить, что стены академии высших магических искусств Объединенной Республики «Ильверейн» (АВМИОР «Ильверейн») будут рады предоставить вам практику для подготовки научного доклада. Наша учебное заведение может предоставить исследовательские источники в служебное пользование в соответствии с положением 11. 21. 4 Устава АВМИОР «Ильверейн» и п. 3, ч.1 ст. 141 ЗОР «Об образовании, ч.2. ст. 508 Трудового кодекса ОРЗ9 и иных локальных нормативных актов.

На основании ст. 509, 510, 523—536 ТК ОРЗ, вам предоставляется полное социальное обеспечение при составлении и подписании договора о прохождение кандидатской практики престудента10.

Просим дать ответ в течение до 9.08.5774 года. В случае согласия вам будет предоставлен билет на поезд Аврора, который доставит в учебное заведение к началу учебного года, а именно 15.08.5774 года. С наилучшими пожеланиями,

Директриса академии высших магических искусств «Ильверейн»

Джаннет Улири Олдридж.

Дэниел пребывал в восторге, раздражительности и недоумении – он сильно винил себя за ту грубость и дерзость, которую проявил по отношению к Льёвану. Не всё было потеряно – возник шанс затратить меньше усилий для поступления в Константинополь. Доставило двойственное удовольствие погружаться в мысли, обгонявшие будущее: он видел, как через один год войдет в стены самого достойного университета, сможет раскрыть весь потенциал, стать таким исследователем, которого могут удостоить звания научного представителя в какой-нибудь экспедиции на одной из космических колоний. Фантазии не хотели прозябать в лакированном раю академического снобизма, зачитываться философскими размышлениями якобы с «коллегами» – нет, Дэниел принимал прозаичность жизни, и вместе с этим не намеревался действовать по её предначертанным канонам: тщеславие сияло огоньком охватить необъятное, – впечатляться – но уж точно не дослужиться до звания профессора. Он рассчитывал сроки и укладывался примерно в двенадцать лет. Ильверейн сокращал сроки на три года. Оскорбив сгинувшую мадам Джойс «последней тварью», спонтанный энтузиазм сформировал на скорую руку ответ и отправился на ближайшую экспресс-станцию почтового отделения.

В разгар утреннего солнца Дэниел околачивался неприкаянным призраком в толпе центрального бульварчика Мирэдейна. Самокопание преграждало честолюбивые пути. Накладываемые одна на другую мысли никак ставили точки над и, не зажигали наводненные позади мосты – наверное, храбрость не была бросаться вдаль. Наводняло ощущение дежавю – образ мышления лишился внутреннего порядка. Перфекционизм всему виной? Навряд ли – Дэниел страдал нечто другим… Скорее самосаботаж. Сколько приходилось останавливаться и говорить, что задумки и цели выглядят легкомысленными – бессодержательны, эфемерны. Устремления ежечасным колоколом стучали по голове, намекая о предпочтении избежать презренного существования внутри привычек, где он всегда казался невзрачным, тихим, послушным и прилежным мальчиком – именно угодливым мальчиком, а не ответственным и независимым мужчиной. Смирительная рубашка держала в крепких узлах расстроенные подсознательные желания, делала Дэниела безвольной певчей птичкой. Черта пресмыкаться, возведённая в постоянную переменную, из ряда вон осточертела, принцип же советоваться с кем-то увеличивал масштабы уязвимости.

Дэниел по-настоящему выглядел противоречивой откровенной книгой с закрытым смыслом, с открытым финалом, таивший мрачные и пессимистические мысли. Красивые и небольшие миндалевидные глаза отталкивали читателей-прохожих только по тому, что вся его остальная наружность не соответствовала их бессознательным ожиданиям, отторгала потребность обнажить естественно-эмпатическое притяжение.

Прогулка по ухоженной улице Морсел не внушала решимости попадаться кому-нибудь на глаза в гуще компании таких же подростков (только по старше), которые шли с колющим смехом и не стеснялись громкоголосо обсуждать сплетни, скрывшись в одном из городских кафетериев; на противоположной стороне односторонней дороги возле витрины бутика одежды стояла парочка, где молодой человек двадцати трех лет спрашивал, чего хотела на ужин его возлюбленная, а та насмешливо ответила приторной амурностью: «Все что угодно, но только не твою фирменная печень. Она мне уже в печёнках сидит. А так готовь что угодно, я буду рада…»

«Мне бы так…» – завидовал Дэниел и чувствовал себя по обыкновению лишним среди гуляющих в прекрасный лиловый вечер. На площади, украшенной озеленённым фонтаном, организовали танцы для жителей. Люди, не жеманясь музыки, просто и непринужденно, как пёрышки, парили – взгляды поднимались в безоблачное небо вместе с яркими мыльными пузырями, которые пускал пятилетний мальчик для привлечения материнского внимания, когда хлопающими глазами успел понаблюдать за ненастным лицом Дэниела.

Фиолетовый и красный свет фонарных гирлянд создали романтическую обстановку. В сумеречное время город оживился молодежью, с отдаленных кварталов доносились то звуки гитары, то трубы – воссоздались старые блюзовые мотивы. Трио скрипачей поддерживали влюбленные парочки посреди размеренного темпа уличного концерта; пожилые люди сидели возле кофейных столиков, попивали только что принесенные официантами напитки и ужинали с улыбкой, посматривая на радостные и умиленно-смотрящие друг на друга лица.

Истязание чужим счастьем вывели Дэниела с городской площади Иенгиль се Веайн под пеленой неразделенной торжественности. Он еле шагал, натерев за целый день сильные мозоли.

Чувствуя нытье ног и жжение в области пяток, попытка уснуть обернулась неудачей: его одолевала бессонница, и он спустился посмотреть не ушла ли Клара, предпочитавшая изредка оставаться в доме. Она сидела на кухне и вязала в полутьме – с удовольствием приняла предложение поговорить по душам.

На небе сияли молочные звезды, августовский ветер навеивал прохладу, деревянное остывшее крыльцо оставляло капли от жара оставленных чашек чая. Дэниел сидел, поправляя вязанную и греющую то ли шаль, то ли платок Клары. Пожилая женщина засмотрелась в синюшную ночную даль, пропускала слова мимо ушей, улавливая только смысл.

– Думаешь мне стоит поехать в Ильверейн?

– Да, чего тут думать! Это такая возможность! Об чём речь?! – отгоняла она сомнения. – Такой удачи не сыщешь, и Льёван будет приглядывать за вами в случае чего…

– Да, я ведь не в этом смысле. Думаешь, у меня получится начать там новую жизнь?

– Зуб даю! – потешно открыла она рот и указала на неровный зуб: – Вы парень хоть куда! Будьте усидчивее. Я-то вас знаю с младенчества – вы неимоверно любознательный от природы. Видимо поэтому трудно устоять от соблазна поддаться чувствам, порывам. Я-то всё вижу!

– Просто, мне как-то не по себе. Такое чувство словно это не со мной происходит. Ведь надо было же меня направить туда, а не в государственное учреждение или….

– Эх, вы! Да об этом мечтает каждый! – отмахивалась Клара. – Ильверейн место прекрасное: я бывала там однажды на экскурсии, когда была совсем маленькая. Радуйтесь, что сама судьба дала вам шанс. Жить в стенах столь старинного заведения, получить опыт, поступить с хорошей характеристикой в Константинополь… Не подарок, а лакомый кусочек. В ваши-то годы я бы махнула на всё рукой…

Низкая самооценка побуждала Дэниела определиться с выбором только после совета – душе становилось тяжелее нести ответственность за бездействия, создавать видимость их значимости и правильности.

– Помнится, словно вот, недавно я брала вас на ручки. Совсем как вчера… – ностальгировала Клара.

– Это ты к чему? – удивился смене разговора Дэниел.

– Взрослым стали – вот чего! Вам то уже пятнадцатый год идет… – вздохнула она. – Помню, как вы появились впервые здесь. Мистер Джойс радостный был, аж соплями студеными давился!

– Ты, кстати, никогда не рассказывала.

– Ну так чего греха таить! Сейчас говорю, ведь верьте мне или нет, а вам жизни вольной хочется. Сколько наблюдала – так на душе не спокойно. Уедите скоро и поминай как звали! Я тут остаюсь совсем одна, а без вас уйду на пенсию и тоже свалю к внукам, дочери с зятьком в ихний этот…. Как его там?

– Крым?

– О, точно! Память моя – сито! – воскликнула она и плюнула в палисадник, затем оборванно вернулась к причитаниям. – Эх, души я вас не чаю, моим внукам до вас как до Луны пешком. Точно вам говорю, клянусь!

Дэниел остановил её давнюю шарманку про балованных внуков и заинтересовался прерванной историей первого появления в особняке мистера Джойса, хотя ничего особенного в этом событие для него не было – его взяли из приюта и принесли в Жинсель, но для Клары это имело огромное значение, и он не понимал почему.

– Знаете, что я больше всего люблю?

– Что именно?

– Люблю, когда перед вашим днём рождения падает снег. Последний снег и в огромных количествах. Вот сколько живу – он всегда идет…

По этому же принципу Дэниел поменял каноническую ирландскую фамилию Джойс, на Сноу и отказался от отчества. Ему самому всегда было приятно наблюдать как крупные снежинки за несколько дней до или в день его рождения действовали на него с успокаивающим эффектом – казалось, сугробы утепляли голые долины, предвещали запоздалое окончание зимы и календарный приход весны, прощались с холодами, питали не проснувшуюся землю. Серое небо сильно осветлялось падающей белизной, словно ангелы посылали сверху приветствие – знаки, вселявшие душевное очищение….

– Эх, хватит вам всё думать! – причитала Клара, заставив Дэниела обратить на неё взгляд. – Ей богу, аж иногда невыносимо! Такое чувство будто вы прожили несколько сотен лет в постоянных страданиях. Перестаньте, киснуть!

– Я постараюсь, – краткой улыбкой ответил он.

– Ну, а если серьезно, то мне кажется все в свои четырнадцать начинают петушиться – дело молодое… Я ведь когда-то тоже от родителей сбежала в погоне за лучшей жизнью. Признаться честно, ни о чем не жалею и вам не советую….

– Просто, мне не верится… – слабым голоском произнес Дэниел – Кажется, будто все сон или обман.

– Вот, что я скажу, и покончим с этим. Не бойтесь допускать ошибки! И не наговаривайте на себя! Не смейте! Мы вечно чего-то ищем, что больше нашего Эго…

Дэниел ничего не ответил на трезвый оптимизм, только облокотился плечом о подпорный столб парадной веранды и укутался в Кларину шаль. Повариха допила чашку чая и оставила его одного, боясь прежде всего выглядеть перед приездом новой хозяйки очень несобранной от недосыпа. Напоследок она не смогла устоять перед просьбой уделить денёк на прощальную поездку в Зелёные пруды – развеяться в лесной глуши и насладиться воздухом, под действием которого всегда получалось забывать о тяготах.

Небесные встревоженные мысли угасали, уподобляясь тихим бликовым отголоскам реки при свете желтоватой луны. С городского причала уплывал теплоход, так же бесшумно, как удалялась вплоть до самого утра задумчивость Дэниела, потративший спящие часы на невидимые грёзы об Ильверейн.

На утро происходили постапокалипсистические действия: Адель бегала из угла в угол гостевых комнат, Клара забыла что и где лежало на кухне – все с куриным трепетом падали на ровном месте, роняли вещи. На кухне доносился дикий гусиный рев, ведь никто не принял однозначного решения что приготовить на обед: жаркое с кукурузным супом и рыбным пирогом или же русские щи с картофелем, фаршированный беконом и пирожками с яйцом и луком. Дэниел настоял на втором варианте так, как знал предпочтения новой хозяйки.

Вся суматоха была из-за заурядной личности как мисс Сара Зелл Дайфилл. В отличие от буреломной сестры Фионы она являлась очень сдержанной и воспитанной перфекционисткой. К людям женщина относилась не по мере их статуса, достижений и прочей ерунды, а «головитости» (так про неё любила говорить Клара: «Уж, экая она головитая!»). Ей не доставляли удовольствие светские вечера и сборища интеллигентных сумасбродов – она присутствовала на подобных ярмарках тщеславия по прихотям мужа. В одном ей повезло: жить на основе личных принципов, не поддаваясь соблазнам фамильярной этики и толерантности. Несмотря на её холодный ум, как и большинство «хороших женщин» мисс Дайфилл была наивна – ещё в молодости Сара Сеймур обожала детей, но обзавелась ими по причине слепой любви, которая существовала в другой реальности. Любовная привязь усмиряла перед равнодушием мужа на протяжении десяти лет. Узнав об изменах, мисс Дайфилл продолжала мучиться, и только недавно приобрела статус разведённой и холодной дамы.

Ровно в одиннадцать часов утра хозяйка явилась секунда в секунду. Она вышла, слегка приподняв аккуратненький подбородок; лицо закрывала вуалевая тень от бежевой шляпки, а тонкие губы не строили фальшивой улыбки. Статная женщина в бледно-сиреневом платье по самые щиколотки, с широким поясом превосходно показывала прелести женской фигуры. Лёгкий шелковый шарф развязался и опустился на плечи. Через несколько секунду она бросилась в объятия Клары и Тионы. От подобного волеизъявления повариха напугано обрадовалась. Сара улыбалась и радовалась, увидев Дэниела, который посчитал жест неслыханного внимания издёвкой.

Мисс Дайфилл не требовала церемоний и помчалась в дом. Пройдясь по дому и погрузившись в воспоминания, она воодушевлённо обратилась к Дэниелу: «Ты так вырос! Ещё немного и станешь настоящим мужчиной. Скоро у тебя будет та жизнь о которой ты мечтал, не так ли?!Ещё немного, и вот-вот улетишь. Ах, как здесь стало светло! Вы славно поработали! Никогда не видела дом таким уютным!» Клара и Дэниел окаменелыми глазами переглянулись – думали, что новая хозяйка то ли играет, то ли сошла с ума. Простая манера общения явно не входила в её предсказуемое поведение.

Трапеза прошла подозрительно мило, Сара задавала много вопросов. В учтивости Дэниел читал наглядные изменения: она не исполняла перед ним и прислугой – куда-то исчезли заученные сухие ответы. Он просверливал её взглядом и обнаружил точно такой же надлом, какой прятался в нём.

За обеденным прочтением романа Ольверетты Харрод «Завтра», Сара и Дэниел остались наедине во второй гостиной, притворялись погруженными в литературный мир, однако женщина, почувствовав потребность в объяснениях, первой прекратила держать молчание:

– Дэниел, вы как квашенная капуста сегодня!

– Поражен вашей экспрессивности. – равнодушно признался он.

– Если вы имеете Клару и других, то почему я не могу проявлять большего чем просто уважение? Я действительно рада находится здесь…

– Выглядит просто непривычно, будто вы играете….

– То есть я вас раздражаю?

– Так же, как и ваша сестра, только по-другому. – язвительно ответил Дэниел, поймав мисс Дайфил на не довольной, но ожидаемой усмешке. Она согласилась, что жизнь с её сестрой была не сахаром.

– А вы пытаетесь сорваться на мне? – хотела заткнуть ему рот за дерзость.

– Очень тяжело сдержаться, но я попробую вас не напрягать…

– Дэниэл, перестаньте ёрничать! Давайте поговорим….

Дэниэл добился своего, хоть и не особо любил прибегать к такому роду манипуляций, в мгновение осознал, что поступил ничуть не лучше тех, кого он презирал за подобные методы…

– Я прекрасно знаю, моя сестра доставила вам столько неприятностей, заставила чувствовать себя никем и ничем перед другими. Но поймите, я совсем другая, и она тоже когда-то была другой. – говорила женщина стыдливым исповедальным голосом. – Не подумайте, что я купила этот дом, чтобы тыкать бумажкой перед вашим лицом. Это мой шанс начать жизнь заново.

– Вы окончательно бросили мужа? – как гром среди ясного неба спросил Дэниел.

– Сомневаюсь… Вы ведь тоже сомневаетесь? – обращалась она к спящей эмпатии и сочувствию. – Думаете, это так просто, спустя столько лет?

Молчание Дэниела Сноу говорило само за себя – утвердительной жесткостью.

– Знаете, Дэниел, мы привыкли к такой жизни и все, кто нас окружал, постоянно твердили одно и тоже: «Да что ты сможешь сделать?! Куда ты пойдешь и что будешь делать? Ты словно ребёнок, капризничаешь… а у тебя есть всё, чего нет у других, и ты же недовольна! С таким планами и идеями ты не продержишься…»

На Дэниела нахлынула не столько откровенность, сколько обыденные формулировки чужих упреков и разочарований в столь разнившихся между ними взглядами на жизнь. Ему словно заново внушили, какого быть изгоем и невменяемым для «нормальных людей». Ничего поразительного в истории мисс Дайфилл он не нашёл, кроме того, что её супруг заставил женщину испытать боль от последнего выкидыша, трехлетнего лечения депрессии – следствия слабости. Она решила прекратить страдания, начать жизнь с чистого листа – без оскорблений, измен и масок; придумала план – уйти, хлопнув дверью, утереть себе прежней нос – выстроить личное дело (создать несколько кондитерских). Как приятно ей было слышать предупреждения завистливой сестры.

– Вы осуждаете меня? – спросила Сара, опустошив пыльные шкафы замкнутых чувств.

– Нет, просто стало жаль, – непринужденно ответил Дэниел, повернув голову на чистый вид из окна. – Вы заставили меня почувствовать вину…

– Увы, я не хотела, просто… я любила, Дэниэл. Отпускать очень трудно, вам этого ли не знать, не так ли?

– Может-быть, может быть…

– Я знаю вам, тоже пришлось нелегко.

– Вы о сестре?

– И не только, – рефлекторно водила чайной ложкой по дну чашки. – До сих пор не укладывается в голове, что вам не удалось поступить в Константинополь. У вас были все шансы.

– Всё моя неуверенность… – заявил он, – Но знаете: всё не так печально, как может показаться. Мне предложили практику в качестве престудента. Послезавтра я уезжаю.

Он не говорил о том, куда именно уезжал, потому что знал, что это вопрос времени – Клара не устоит и разболтаетcя.

– Хочу вас только поблагодарить за правду. – прибавил Дэниел, перед тем как выйти из гостиной, застыв в проёме, и захотел напоследок добавить: – Какая удивительная вещь – страх. Он превратил нашу жизнь в привычку, правда сегодня вы убедили меня перестать воспринимать её в серьез. – сковывающие паузы прекратились. – Странно, но вы придали мне спокойствие за «Жинсель» – он будет в надежных руках.

После обязательных пожеланий приятно провести остаток вечера Сара ответила:

– И вам, Дэниел. – крепко держалась она, чтобы не зареветь в присутствии юноши.

– Если хотите, – сделал предложение он. – мы с Кларой и Адель отправляемся утром в Зелёные пруды. Сейчас идёт первый сезон грибов.

Женщина ничего не ответила, а Дэниел не заметил на её лице улыбку согласия. Он уходил практически со спокойной душой. Просидев в комнате до двенадцати часов ночи, ему стало сложнее понимать женщину, которая промучилась столько же лет сколько и он. – года объединяли их. Возникло убеждение, что сестра мадам Джойс боялась потерять то, что давно приносило ей существенный убыток. Желание сохранить семью, которой никогда не было, виделось последней разбитой хрустальной туфелькой, чей дребезг оглушал, а разлетевшиеся осколки проносились лезвием по телу.

Сара Дайфилл испытала нечто похожее – увязла в пучине сомнений, страхе перестать выстраивать воздушные замки. Дэниэл ложился в постель, отсрочив приход навеянных мыслей о неизвестности будущего: он видел пустошь, а за ней дорогу, которая свернула к просторному мысу – отражению навязчивых морских картинок.

****

Перистый туман начал рассеиваться, капли росы охлаждали мокрые ноги. Слабые сонливые лучи солнца румянили небо. Утренняя предрассветная тишина медленно усиливалась перед пробуждением птиц.

Позже солнце встало высоко и падало в глаза Дэниела – они не представляли жизни без света; зрачки впитывали приятный дискомфорт от жмурок. Лицо окуналось в лучистое тёплое течение. Луговая трава из холодных тонов переливалась в жёлтое берилловое щекочущее волнение.

Корзина в руках хранила кипрей, клевер, лютики, а также одуванчики, из которых получалось отличное вино. Совсем быстро прохлада отдалась власти солнечного палева и духоте – воздух побуждал дыхание искать убежища в тени рощ с разбросанными прудами.

Клара просила не упустить из виду чабреца, и по обычаю оставляла Дэниела наедине с собой. Он ушёл далеко вперёд и держал ароматный букет.

Незаметно его нагнала мисс Дайфилл:

– Дэниел, признаться честно я давно так не отдыхала! Какая красота! – воскликнула она.

– Мне приятно слышать, что вам нравиться такого рода развлечение. – приятно ответил он и сумел порадоваться своему и её хорошему настроению.

– Это не развлечение, наоборот, я давно не была в лесу – с тех пор, когда была юной. Знаете, здесь думается по-другому….

– Соглашусь с вами, в лесу думаешь своей головой – такова природа, – заметил Дэниел, пёстро посмотрев на женщину.

– Не посчитайте мой вопрос неуместным, но вы не передумали уезжать отсюда? – спросила мисс Дайфилл и этим вопросом только нечаянно отвлекла созерцательную вездесущность Дэниела.

– Ничуть! – юноша подходил к знакомой тропинке и беззаботно закончил ненужный разговор. – А сейчас, насладитесь днём. Здесь ни к чему разводить напрасные беседы! Лучше пойдёмте к остальным – вон туда, за ту опушку. Там много всего…

Они добрели до Зелёных прудов за получас практически молча, заглядывая в ложбинки из низкорослой травы, вдоль густых кустов в надежде насобирать полкорзины сыроежек. Из мисс Дайфилл собиратель грибов вышел никудышный. Клару, застали за руганью местных жителей, которые наверняка всё вытоптали и снесли грибные места ради лишней копейки.

Роща провожала к долгожданному мостику – первому пруду с кувшинками у самой опушки. В тени пышных деревьев женщины решили искупаться, прилечь и передохнуть. Дэниел умчался в более глухое изведанное местечко – бродил кругами, и в конце нырнул в марлевой тонкой рубашке и тряпочных подтянутых чуть ниже колен штанах в «лягушатник». Вода расслабила мысли: «О, боже! Как хорошо!» С выходом на берег подул сильный ветер, духота резко улетучилась и не собиралась возвращаться.

Среди лесного уединения думалось о чём-то хорошем и романтичном, голова выключала голос разума, а глаза сохраняли голубизну безоблачного неба и купольных крон дубов, уши запоминали пение скворцов, зов кукушки и жужжание стрекоз, нос вдыхал в сотый раз запах малюсеньких сорных цветов. Ничего большего не хотелось, только забыться в дали от суровости и отсутствии свежего вкуса к жизни; выветривались устойчивые чёрствые убеждения.

Первозданная природа всегда убаюкивала того, кто нуждался в её умиротворительной силе, которая вечно созидала, в отличие от человеческой – она была не властна над первоисточником, в ней всё представлялось неизведанным и при этом иногда прозаичным, упрощённым для внутреннего восприятия. Дэниел смотрел вверх, сквозь нависающие над глазами густые ветви, доносившие через слабое шуршание песни дуновений; перед ним пробегали последнее мгновение, разграничившее старое и новое: он ждал наступления «завтра», которое напоминало сегодня – он будто уже ухватился за крыло воздушного потока и готов был с ним куда-то унестись…

Вечером Дэниел готовился к отъезду в Ильверейн. Никто до конца не воспринимал это в серьёз. «Делать ему здесь нечего!» – считала Клара, что прорыдала половину вторника, самого нелюбимого дня недели для юноши, причем не знала почему. В порывах она проклинала мадам Джойс за наглость и неблагодарность по отношению к её любимчику: даже собственные внуки не сильно беспокоили её как судьба Дэниела – она сильно пригрелась к нему; женщина всеми силами сопротивлялась и отказывалась принимать участие в сборах, и не удержалась от пустословного обещания – ей это было просто не под силу.

Собирать вещи помогала и мисс Дайфилл, которая хотела взять на себя обязанность доставить Дэниела до Хельсмира, но тот напрочь отказался, решив отправиться на пригородном трамвайном поезде, что отходил за несколько минут до шести часов и прибывал на нужную станцию к семи часам. Вещей понадобилось самая малость. Дэниел взял четыре любимых книги из домашней библиотеки: томик Аймунда «Соединение судеб», нравившийся Кларе, «Анну Каренину», извечного Данте и поэму «Путеводная звезда»; перебрал гардероб, оставив несколько штанов, рубашек, комбинезонных однотонных костюмов для повседневного выхода, любимое длиннющее пальто, засунул старые наушники, важные документы и запасную пару чёрных ботинок.

Время действовало на Дэниела, пролетая мгновенно. Оставалась пара часов, как в четвертом часу подошли скромные проводы. Он никуда не торопился – волнительная спешка говорила об обратном. Клара успела приготовить завтрак, и заставить всех поесть. Поклевав кусочек пирога, мисс Дайфилл попросила Адель позвать на минутку Дэниела для короткого и важного разговора.

Наконец-то привычная суета для обитателей «Жинселя» прекратилась, после того как Дэниел и Сара Дайфилл пообщались.

– Наверное, – говорил он, и утвердительно спрашивал, заранее рассчитывая на удовлетворительный ответ. – У нас наступает новый этап в жизни, не так ли?

– Я знаю, Дэниел. – сказала она. – Нам не зачем теперь возвращаться к прошлому. Завтра для нас наступило, слава богу…

– Вы правы. Всё, что мы можем сделать хорошее: расстаться по-доброму.

– Кажется, я знаю, как это сделать, – намекающим и проворным взглядом посмотрела на него мисс Дайфилл. – Клара и остальные хотят на прощание послушать вашу игру на фортепьяно.

Дэниел не отказал в столь милой просьбе. Музыкальное выступление все слушали с замиранием. Дэниел практически разучился в отсутствии Льёвана играть на фортепьяно, но памятью пальцев воспроизводил ноты и порядок перехода на клавиши – инструмент был лишь дополнением к его чудному пению. Голос струился словно влюбленный молодой человек, который признавался в любви к красоте этого мира, вере в несбыточные мечты о вечной жизни в объятиях идеализированного образа истинной избранницы; нежные и ещё детские звуки расстраивали обеспокоенные сердца. Он продолжал петь, глазами уплывая в мир надежды, где ему хватало смелости из закомплексованного, замкнутого и недоверчивого становится в чужих, но знакомых взглядах настоящим ангелом, протягивавшим руку помощи, словно учивший чувствовать за спиной исцеляющие от невзгод крылья.

Удавшийся маленький номер прослезил Пекке, успокаивавший еле державшуюся Клару.

Дэниел положил руки прилежно на колени, кротко посмотрел в окно, – понемногу светало – противоположно тем краям, куда он намеревался уехать. Одетый в длинный лёгкий плащ до самых щиколоток, он встал со стульчика и молча направился, произнеся: «Ну что? Пора…»

Багрово-сиреневатое небо не пугало, когда все шли провожать. Мисс Хемчерст и Адель целовали в щёки и обнимали, желая на дорогу удачи. А Клара? Ну она и в Африке Клара: бухтела, что, мол, он оставлял их чуть ли не на погибель. Она уверяла, что, дом сразу без него станет для неё сравнением могильной плиты. Эти доводы придали Дэниелу больше улыбки, и он обнял мощную повариху, и на удивление Клара не «реванула» – ей очень как хотелось порадоваться и не докучать бессмысленными вздохами, расстроенным видом. Она успела сунуть в дорожную кожную сумку десяток пирожков – те самые, которые она готовила только для него.

– Вы, хоть пишите дурехе, – обнимала в последний раз Клара и шутила. – Будет, что по вечерам читать, лишь бы не ваши эти романы и истории. Вы куда лучший рассказчик, чем эти, которые уже того…

– Я постараюсь при первой возможности сочинить правдоподобное изложение моей практики в Ильверейн. – посмеялся он.

– Ох, как я за вас счастлива!

Напоследок его обняла мисс Дайфилл. Он ответил тем же.

Напутствие и прощания в общей сложности затянулись. Помахав рукой, Дэниел оторвался от провожавших взглядов – он ушёл и не оборачивался до прибытия на городскую железнодорожную станцию Мирэдейн. Он любил ездить с первой станции, проезжая через мостовой канал, прямиком на другую сторону, разделявшая островной город от большого берега.

Стоя возле перрона рядом с толпой зевающих мужчин и стариков, Дэниел думал про то, как было жалко покидать место, связывавшее так крепко толстыми и жгучими нитями, – и вот они обрезались. Все! Его ожидал маленький поезд, возле которого уже выстроилась толкучая очередь. Мест внутри вагона было мало, от того каждый не выспавшийся человек хотел присесть и уснуть, а другой стоял и наблюдал с коллективным раздражением.

Волнения учащённого сердцебиения были главным признаком того, что ожидания человека, уносившегося прочь, терпеливо не смирялись подле внутреннего предвестника чего-то заманчивого и воодушевляющего.

Мирэдейн исчез за поворотом простеньких лесов и полей. Дорога не выдалась в тягость. Постоянный храп рабочих мужчин и недовольных стариков создавали впечатление их отправления на каторгу или в ссылку. Дэниел умышленно убеждал себя в том, что ему повезло в сотни раз нежели им. Только после деревни Смойг удалось сесть рядом с молодой женщиной, державшая на коленках спящего трехлетнего ребёнка, посмотревшая на него с приязненностью.

Врывался гонимый трамваем ветер. Пришлось прижать развеянный плащ ближе к телу и облокотится виском о холодную стенку.

Сиреневый холст дальнего плана перетек в розоватую полосу на границе, ночное колесо рассеивалось миражом стоило только повернуть голову и оглянуться взад сидений. Дэниел томительно водил воображаемыми кистями и размазывал проносившуюся мимо природу – коммуны Лимфреи окончились описываться.