Читать книгу Залив Полумесяца - Лана Фаблер - Страница 1

Служанки, склонив головы, распахнули перед нею двери величественных покоев Валиде Султан. Переступив порог, она в предвкушении радостной встречи вошла в комнату, придерживая в руках длинный подол своего парчового кофейно-коричневого платья. Этот цвет был одним из самых ее любимых, так как выгодно подчеркивал ее смуглую кожу и карие глаза, доставшиеся ей в наследство от отца. Разумеется, ее уже ждали и, стоило ей сделать несколько шагов, как собравшиеся в покоях умолкли и повернули к ней свои головы. Отыскав среди множества других родные глаза, полные тепла и любви, она просияла радостной улыбкой и поклонилась.

– Султанша.

– Нергисшах! – Фатьма Султан не преминула ответить ей той знакомой и дорогой сердцу улыбкой, от которой сразу же потеплело на душе.

Султанша, которая, надо сказать, мало изменилась за прошедшие годы, если не учитывать усеявших ее лицо мелких морщинок, а также роскошного облачения и крупных драгоценностей, которых она прежде не носила, поднялась с тахты и шагнула к ней навстречу.

Остальные женщины, разместившиеся на больших подушках вокруг столика, с любопытством наблюдали за ними. Они были незнакомы Нергисшах Султан или же она их попросту не вспомнила. В то время, когда она много лет назад прибыла в столицу империи из Эдирне, чтобы в первый раз выйти замуж по решению тети, которая незадолго до этого взяла в руки бразды правления гаремом своего брата-султана, одни из них были простыми наложницами, а другие – совсем еще детьми.

Подойдя к женщине, вырастившей ее как родную дочь после гибели ее родителей, Нергисшах Султан взяла ее ладонь и поцеловала ту, после приложив ее ко лбу. Рук они не разомкнули и вгляделись в лица друг друга, которые не видели столько лет.

– Да хранит тебя Всевышний от дурного глаза, Нергисшах. С годами ты стала только краше, – ласково заметила Фатьма Султан, свободной рукой коснувшись щеки племянницы, к которой та прильнула. – Материнство пошло тебе на пользу. Кстати, как твои дети? Ты привезла их с собой?

– Все трое вскоре прибудут вместе с моим мужем. Кемисхан Бей задержался в Текке, заканчивая дела, а я поспешила вперед всех в столицу, чтобы до приезда семьи должным образом обустроить дворец, который вы нам любезно выделили, султанша, – с улыбкой сообщила Нергисшах Султан, и ее лицо осветилось любовью при упоминании детей, которых она ценила больше жизни. – Кемисхан надеется, что его вызвали в столицу для нового назначения. Видит Аллах, мы ждали этого достаточно…

– Уверена, так оно и есть, – заключила Фатьма Султан и, наконец, вспомнив, что они не одни, огляделась в покоях. – Ты, верно, за годы позабыла обитательниц гарема нашего повелителя, а некоторых и не могла знать. Познакомься, Нергисшах. Это супруга султана Бельгин Султан, мать одного из шехзаде, Мехмета, – Фатьма Султан с благосклонностью посмотрела на миловидную хрупкую женщину с приятным лицом, которое осветилось внутренним светом, стоило ее губам изогнуться в ласковой улыбке.

Нергисшах Султан сразу же почувствовала в ней доброту и свет, вследствие чего не смогла остаться равнодушной и с искренней приязнью улыбнулась ей в ответ.

– Очень рада знакомству, султанша. Признаться, я о вас много слышала.

– Неужели? – весело отозвалась Бельгин Султан, почему-то, несмотря на свой солидный возраст, неуловимо напоминающая ребенка. – Не думала, что мое имя известно за пределами столицы.

– Разве возможно, чтобы не знали имени любимой жены султана?

Фатьма Султан мельком взглянула на другую его жену, но та не выглядела уязвленной или расстроенной, как было раньше, стоило кому-то выделить Бельгин Султан как более любимую султаном. Афсун Султан несмотря ни на что выглядела уверенной в себе женщиной, которая, даже не пользуясь явным предпочтением супруга, оставалась дружелюбной ко всем, энергичной и стойкой к трудностям.

Фатьма Султан благоволила обеим хасеки и никого из них не выделяла – те были мудрыми женщинами, по натуре совершенно не склочными и умели вести себя с достоинством, потому в гареме за многие годы между ними никогда не было ссор. Хотя, конечно, все понимали, что обеим доставляло мало радости, когда одна из них шла в покои султана, а другая была вынуждена за этим покорно наблюдать и коротать ночь в одиночестве.

– Афсун Султан, мать шехзаде Орхана и шехзаде Ибрагима, – представила ее племяннице Фатьма Султан.

Нергисшах Султан повернулась к той и изумленно моргнула, увидев женщину, поразившую ее своей восточной красотой в противовес славянскому облику Бельгин Султан. У нее были очень чувственные черты лица, излучающие какое-то необъяснимое очарование – полные губы в форме сердца, серые красивые глаза, на арабский манер подведенные сурьмой, и густые темные волосы, которые она не прятала и носила распущенными. И почему, спрашивается, любовью повелителя пользуется всего лишь миловидная Бельгин Султан, когда другая его жена является такой красавицей?

Приглядевшись внимательнее, Нергисшах Султан, которая всегда умела хорошо читать людей, заметила в глазах Афсун Султан стальной блеск, не свойственный людям истинно добрым и чистым душой, как Бельгин Султан. За очарованием ее красоты крылось затаенное честолюбие и, очевидно, не такая уж невинная душа. Султанша производила впечатление человека, скрывающего свою истинную натуру от чужих глаз, но тем не менее не являющимся скверной личностью. Такой взгляд был у людей, которым довелось пережить что-то плохое, изменившее их, отчего душа их наполнилась горечью.

– Мы все очень рады видеть вас, султанша, здесь, среди нас. Признаться, вы оживили гарем своим появлением. Здесь дни так похожи друг на друга, что мы порядком заскучали, – любезно проговорила Афсун Султан, демонстрируя умение держать себя с достоинством, но в то же время холодновато, как бы держа дистанцию и показывая, что она не склонна доверять человеку сразу же после знакомства с ним.

– Благодарю вас, султанша. Я и сама испытываю облегчение от того, что мне, наконец, удалось сменить обстановку. В Текке, признаюсь вам, дни и вовсе тянутся бесконечно.

– Дай Аллах, в такую даль ты больше не отправишься, – насмешливо заметила Фатьма Султан и, наконец, повернулась к последней из непредставленных женщин. – А это младшая из дочерей повелителя – Айнур Султан.

Нергисшах Султан, проследив за ее взглядом, была ошеломлена тем, что прежде всего не обратила внимания на эту султаншу. Наверное, это объяснялось тем, что та сидела сбоку от нее, недоступная ее взору. Никогда за всю свою жизнь она не видела никого, подобной этой юной девушке с молочно-белой кожей, как будто подсвеченной изнутри и кажущейся ужасно тонкой. Глаза ее, что вызвало замешательство у Нергисшах Султан, были разными по цвету – один небесно-голубой, а другой – зеленый, как весенняя трава.

Но самым удивительным в ее неземном облике были серебристо-белые, словно зимний снег, волосы, которые крупными локонами струились по ее плечам, спине и даже возлежали на подушке, на которой султанша восседала – столь длинные и красивые, что захватывало дух. Конечно, Айнур Султан не могла не сознавать своей необычной красоты и всячески ее подчеркивала, демонстрируя любовь к роскоши и украшениям. Судя по ее облику, она откровенно предпочитала серебро любым другим драгоценным металлам. Оно выгодно подчеркивало цвет ее прекрасных волос, которые венчала тонкая диадема, изящно сплетенная будто из цветочных стеблей. А на ее шее, лишая необходимости в каких-либо других украшениях, сверкало броское ожерелье из все того же серебра с чередующимися сапфирами и изумрудами, которые, видимо, были призваны подчеркнуть ее разномастные глаза.

Но, несмотря на всю красоту, которая скорее выражалась в своей необычности, нежели в безукоризненности и чувственности черт, как у Афсун Султан, девушка выглядела болезненной. Возможно, такое впечатление создавалось из-за неестественной белизны ее кожи или же ее худобы, но со всей очевидностью султанша не могла похвастаться крепким здоровьем. Во всем ее облике сквозила хрупкость, вызывающая безотчетное желание с особой осторожностью обращаться с нею, как с ценнейшей фарфоровой вазой, которая от любого резкого движения может разбиться.

Нергисшах Султан плохо помнила мать девушки, которую пару раз видела в детстве, когда еще с матерью приезжала в Топкапы на праздники, и на нее Айнур Султан совершенно не была похожа. Эмине Султан была эффектной, высокой, статной женщиной с пышной фигурой и золотыми волосами, которая обожала яркие вычурные наряды и золото. Взгляд ее был полон неистово полыхающих чувств, высокомерным и самоуверенным, а улыбка демонстрировала превосходство и тщеславие красивой женщины.

Дочь же ее была пониже ростом, худощавая и бледная до болезненности, с тонкой осиной талией и едва-едва обрисовавшейся грудью в скромном декольте бледно-голубого шелкового платья, рукава которого были отделаны целомудренным белым кружевом. Взгляд ее был чистым и ясным, без какого-либо определенного выражения. Улыбалась она, как настоящий ангел – мягко, кротко и нежно. Айнур Султан даже сидела изящно и скромно, как благовоспитанная девушка, которая не привыкла выставлять свою прелесть напоказ и уж тем более гордиться ею. И волосы ее казались не расплавленным золотом, как у ее матери, а тончайшими нитями серебра. Они с Эмине Султан были словно горячее пылкое солнце и холодная романтичная луна – совершенно разные, но в то же время неразрывно связанные между собой.

– Очень рада знакомству, – воскликнула Айнур Султан, продемонстрировав свой голос – мелодичный, с высокими нотками. – Мы с нетерпением ждали вашего прибытия в столицу, султанша, – добавила она, придав чуть больше тепла своей улыбке.

– Присаживайся, Нергисшах, – Фатьма Султан пригласила ее на тахту рядом с собой, и вдвоем они опустились на нее. – Если пожелаешь, я велю подготовить для тебя хамам. Отдохнешь после долгой дороги. Ты выглядишь усталой…

– Это было бы весьма кстати. Я действительно утомилась.

Фатьма Султан без слов посмотрела на Айнель-хатун – хазнедар стояла рядом, как ее верная помощница. Та, без слов поняв приказ, поклонилась и отправилась отдать соответствующие распоряжения.

– Ну, каким ты находишь Топкапы спустя столько лет?

– Здесь многое изменилось… – ответила Нергисшах Султан, оглядевшись в покоях Валиде Султан, которые были существенно переделаны спустя почти двадцать лет, как она была здесь в последний раз. – Но время идет… Ничто не вечно, как говорится. А как у вас здесь обстоят дела? Повелитель все еще в походе, это мне известно. Кого из шехзаде он назначил регентом престола? Вероятно, старшего из сыновей?

Фатьма Султан с недовольством поджала губы. Впрочем, и остальные женщины вздохами или сожалеющими взглядами выразили свое неодобрение выбора повелителя.

– Нет, шехзаде Мурад, как и наши с Бельгин сыновья, сопровождает повелителя в походе, а регентом был назначен шехзаде Осман, – нарушила молчание Афсун Султан. – И вот уже второй год мы делим с ним Топкапы.

– Вы выглядите недовольными этим, как я вижу, – с удивлением произнесла Нергисшах Султан и, поглядев на Айнур Султан, которой мужчина приходился родным братом, осторожно спросила: – Для этого есть причины?

– И не спрашивай, милая, – устало вздохнула Фатьма Султан и покачала головой. – Сын своей матери. Что с него взять? Да простит меня Аллах, но я никогда еще так сильно ни о чем не сожалела, как о том, что наша династия имеет такого наследника в лице Османа. И о чем думал мой брат, когда оставлял его охранять престол? Возможно, он попросту хотел, чтобы непутевого сына не было у него перед глазами хотя бы пару лет. У моего племянника в голове одно вино, да наложницы, и он не знает меры ни в первом, ни во втором.

– Неужели все настолько плохо? – нахмурилась Нергисшах Султан, которая, долгое время пребывая вдали от столицы, очень мало знала о детях повелителя и вообще о его семье.

– Настолько плохо, насколько это возможно, – удрученно воскликнула Бельгин Султан. – Разумеется, все понимают, что в наши времена, когда братоубийственный закон отменен, а наследника при жизни выбирает сам султан, Осману не быть падишахом. Да он и не стремится к этому… Когда повелитель вскоре после рождения Мехмета позволил мне взять под свою опеку его с Айнур, я всеми силами пыталась выкорчевать из него этот корень зла, но он не слышал меня. Даже не желал слушать… Я потратила годы и море душевных сил, пытаясь оживить в нем доброе начало, но оно, верно, безвозвратно покинуло его со смертью брата и бегством матери.

Нергисшах Султан заметила, как погрустнела Айнур Султан, которая опустила глаза в пол и вся целиком сжалась. Ей явно были не по душе упоминания ее погибшего маленького брата и предательницы-матери, руки которой были испачканы кровью убитых ею, в том числе и ее бабушки, а честь замарана тайной любовной связью с казненным великим визирем и бывшим другом ее отца – таким же предателем, как она сама. Однако она помалкивала – не то из робости, не то в силу согласия со словами Бельгин Султан и стыда за недостойную семью.

– Но, хвала Аллаху, у моего брата есть другие наследники, которых мы всем сердцем любим, – тоже обратив внимание на реакцию девушки, Фатьма Султан поспешила направить беседу в другое русло. – Шехзаде Мурад, конечно, как старший из шехзаде, пользуется большим доверием повелителя. Он спокойно и мирно правит Манисой, с достоинством представляя там власть отца. Но всем известно, что любимец повелителя – это наш милый Мехмет.

Нергисшах Султан уловила в голосе своей тети ласку и, оглядевшись в покоях, обнаружила, что Бельгин Султан с присущей всем матерям гордостью улыбнулась и что Афсун Султан при этом вся разом похолодела, кольнув ту чуть уязвленным взглядом. Очевидно, то, что ее старший сын шехзаде Орхан, как и она сама, не пользовался любовью султана, задевало ее даже больше, чем ее собственное положение красавицы, уступающей в сердечных делах куда менее прекрасной женщине в лице Бельгин Султан. Ведь это она сносила с поразительным спокойствием.

– А что же его брат и сверстник шехзаде Орхан? – Нергисшах Султан решила прояснить для себя ситуацию и почувствовала, что атмосфера снова накалилась, как в тот миг, когда она спросила, почему все недовольны регентством шехзаде Османа.

Бельгин Султан и Фатьма Султан перестали улыбаться и скованно переглянулись, а мать названного шехзаде Афсун Султан наградила их жестким взглядом и, светски улыбнувшись, повернулась к Нергисшах Султан в готовности ей ответить. Та, в свою очередь, не преминула отметить про себя, как вмиг оживилась Айнур Султан, как резко она вскинула голову и как тряхнула своей серебряной гривой, словно услышав нечто, небывало ее взволновавшее.

– Мой шехзаде… отличается жесткостью суждений и своенравием, что, конечно, не всегда нравится нашему повелителю, который ждет от своих сыновей беспрекословного повиновения, – с осторожностью произнесла Афсун Султан и, будто защищаясь, пылко добавила: – Но, несмотря на свои пороки, он представляет собой очень умного и одаренного молодого человека, который всего лишь не боится заявить миру о себе.

– Что бы это значило?.. – чуть растерялась Нергисшах Султан и в поисках объяснения повернулась к тете – та замялась.

– У моего брата непростой характер, но это не значит, что он плохой человек, – вдруг встряла в беседу прежде молчавшая Айнур Султан, и все повернулись к ней не с удивлением, а, как отметила Нергисшах Султан, настороженно. Султанши явно ждали от девушки чего-то подобного. – Я всегда это говорила. Орхан… он умнее всех, кого я знаю, да и в столице нет воина, который бы лучше него управлялся с мечом. Пусть он не всегда удостаивается одобрения отца, но он его достоин, как никто другой.

Своим возмущенным тоном и той нежностью, с которой она произнесла имя брата, Айнур Султан с головой выдала себя, а, точнее, свою глубокую привязанность к нему, ради которой даже бесцеремонно вмешалась в разговор взрослых и повысила голос, что было для нее, с виду настоящего ангела, необычным.

– Айнур, – мягко осадила ее Бельгин Султан.

Та, порядком удивив Нергисшах Султан, не потупила взор, а с неожиданным вызовом в разноцветных глазах повернулась к женщине, заменившей ей мать, и упрямо сдвинула брови на переносице.

– Вы, матушка, конечно же со мной не согласны – для вас нет иного шехзаде, кроме «милого» Мехмета, – наконец, явив ту самую скрытую схожесть с родной матерью, которой просто не могло не быть, воскликнула Айнур Султан от обиды за своенравного брата, с которым была близка куда больше, чем с тем, вместе с которым выросла под опекой одной матери. – И отец его выделяет среди всех сыновей. Одного я не пойму вот уже который год: неужели достойным вы все считаете того, кто всего лишь не смеет никому ни в чем возразить?

– Не забывай, Айнур, что ты говоришь о своем брате, – неожиданно твердо проговорила Бельгин Султан, строго смотря на девушку, но встретила в ответ прежнее сопротивление и никакого стыда. – Тебе не пристало так о нем отзываться. Всем известно, как ты привязана к Орхану, но не стоит возвеличивать его за счет Мехмета. Это недостойно.

Афсун Султан наблюдала за их вежливой перепалкой с затаенным удовлетворением – хоть кто-то из династии всегда оказывался на стороне ее сына, который, увы, никогда никого не слушал и, несмотря на всеобщее осуждение, делал и говорил только то, что сам считал верным. Но лишь в такие моменты, как сейчас, близость сына с его единокровной сестрой вызывала в ней положительный отклик – в остальное время она ее крайне беспокоила и тревожила. Как, впрочем, и всю династию.

Слепой бы не заметил, с каким откровенным обожанием смотрит шехзаде Орхан на сестру и как она сияет, глядя ему в глаза и видя это чувство в их глубине. Афсун Султан предпочитала для собственного удобства думать, что сын не слушает никого, но лишь потому, что тайком ревновала его к Айнур Султан, которая единственная имела на него слишком уж всесильное влияние. Ее, свою мать, он даже не замечал, когда она в очередной раз пыталась вразумить его, но стоило Айнур Султан робко заглянуть ему в глаза, как он тут же соглашался на все, о чем она просила. Афсун Султан – да и, собственно, никто в правящей семье – не понимали причину этой ее власти над ним, как и причину их странной привязанности друг к другу. И все без исключения относились к этому настороженно, боясь, что между братом и сестрой цветет нечто запретное, что они должны пресечь, если их опасения начнут оправдываться.

– Да, именно, это недостойно, однако вы все продолжаете хвалить Мехмета и называть его самым достойным из всех шехзаде, тем самым принижая Орхана.

– Довольно, Айнур! – Нергисшах Султан изумилась, увидев, что и Бельгин Султан способна гневаться. – Возвращайся в свои покои и подумай над своим поведением. Я больше не намерена слушать это.

С оскорбленным видом встав с подушки, Айнур Султан поклонилась и стремительно вышла из покоев, оставив после своего ухода напряженность и неловкость.

– Прошу прощения за это, – виновато пролепетала Бельгин Султан, оглядевшись в комнате. – Айнур временами бывает… своенравной. Но это скорее исключение, чем правило.

– Забудем об этом неприятном инциденте, – миролюбиво проговорила Фатьма Султан и поглядела на служанку. – Пусть нам принесут сладости и шербет.

– Известно, когда из похода вернется повелитель? – уже спустя время осведомилась Нергисшах Султан, поставив позолоченный кубок с ореховым шербетом обратно на столик. – Мой муж сообщил мне, что война окончилась победой, а вражеские войска были разбиты.

– Мы также осведомлены об этом, но вестей из лагеря давно не получали, – ответила ей Фатьма Султан. – Нам остается лишь терпеливо ждать…

Тут раздался стук в двери и, когда гостья вошла в покои, Нергисшах Султан увидела высокую статную девушку холодной красоты с темными волосами и карими глазами, которая, представ перед ними, поклонилась. В облике ее, несмотря на очевидную юность, читались достоинство, ум и рассудительность. Фигура ее была округлой и женственной, и это, верно, говорило о том, что она уже успела стать матерью. Это неуловимо читалось и в ее глазах. Взор девушки любопытно коснулся Нергисшах Султан, и она вежливо ей улыбнулась, а после вопросительно поглядела на Фатьму Султан.

– Простите, если я не вовремя, султанша. Я узнала, что во дворец прибыла Нергисшах Султан, ваша племянница, и сочла необходимым прийти, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение.

– Проходи, Хафизе. Присоединяйся к нам, – милостиво улыбнулась ей Фатьма Султан и повернулась к племяннице. – Это фаворитка Османа – Хафизе Султан. Мать троих его сыновей.

– Для меня честь познакомиться с вами, султанша, – любезно заговорила Хафизе Султан, пока служанка несла ей подушку, на которую она после изящно села.

Почему-то на фаворитку порочного шехзаде Османа она мало походила – слишком уж воспитанная и благородная. Но Хафизе Султан, очевидно, считала себя главной женщиной в гареме своего господина, потому и вела себя соответственно, что, впрочем, было вполне оправдано – она мать аж троих наследников династии.

Нергисшах Султан кивнула ей, а сама мельком оглядела присутствующих. Тетушка ее была привычно приветлива и дружелюбна, Бельгин Султан снова пребывала в солнечном настроении, сияя улыбкой, а вот Афсун Султан общество фаворитки шехзаде Османа явно пришлось не по вкусу. Она с отсутствующим видом принялась есть лукум из общего блюда, но меж ее бровями на переносице пролегла едва заметная складка, выдавая напряжение.

Беседа тем временем продолжалась. Нергисшах Султан узнала о том, что Хафизе Султан была родом из Венгрии, из знатной семьи, что и объясняло ее благовоспитанность и образованность. Поспрашивав Хафизе Султан об ее сыновьях, Нергисшах Султан узнала, что они являются не единственными детьми шехзаде Османа.

Оказалось, еще одна его фаворитка по имени Латифе-хатун недавно, в стенах Топкапы, родила ему дочь, которую Фатьма Султан назвала Селин Султан в честь своей матери. Выразив желание познакомиться и с ней, Нергисшах Султан вскоре увидела явившуюся в покои по зову Фатьмы Султан совсем еще юную девушку, действительно олицетворяющую свое имя изяществом и нежной, неброской красотой. Латифе-хатун была немногословна и очень скромна, оказавшись в обществе султанш, которых побаивалась в силу юности и своего пока еще низкого статуса в гареме.

И даже фаворитки шехзаде Османа, его наложницы и матери его детей, с сожалением вздыхали и опускали глаза, когда Фатьма Султан с горечью рассказывала после, как шехзаде «управляет» империей во время отсутствия повелителя и большинства пашей и как ей приходится вечно улаживать проблемы, принимая отчаявшихся государственных деятелей.

Дворец Эсмы Султан.

– Ну что там, матушка? – раздался у нее за спиной дрожащий от волнения тонкий голосок. – Что пишет отец?

Эсма Султан стояла возле большого окна в холле и с тихой радостью вчитывалась в полные тепла строки письма мужа, которое она получила только что, во время ужина. От мужчин, уехавших на войну вот уже полтора года назад, долгое время не было никаких вестей с тех пор, как стало известно о победе. Женщины томились от ожидания и вот теперь, получив долгожданное письмо, Эсма Султан, дойдя до последних строк, явно расстроилась и обернулась с деланно спокойным лицом, чтобы не слишком расстраивать ожидающую ее ответа дочь.

– С пашой все хорошо, Нермин, – свернув письмо в трубочку, ответила ей Эсма Султан и улыбнулась. – Война закончена, и османское войско давно уже возвращается в столицу вместе с нашими шехзаде под предводительством визирей Коркута-паши и Ахмеда-паши. На днях они будут здесь, хвала Аллаху.

– А отец?.. – потерянно спросила Нермин. Заметив печальный блеск глаз женщины, которую она искренне считала своей матерью, девушка понурилась. – Он не возвращается с ними?

– К сожалению, нет. Им с повелителем и рядом пашей придется задержаться для подписания мирного договора с Испанией, а для того, чтобы это стало возможным, пришлось отправить войска. Теперь им предстоит встретиться с испанцами на нейтральной территории и положить конец многолетней войне. Давуд-паша пишет, что встреча планируется на одном из греческих островов под названием Схиза.

Нермин покивала, показывая, что все понимает, но грустно опустила зеленые глаза в пол. Наполнившись жалостью к ней, Эсма Султан подошла к дочери – единственной, которую она вырастила, пусть и не рожала сама – и притянула к себе, став нежно поглаживать по русым волосами, что струились по узеньким плечам девушки.

К счастью, Нермин была копией отца, и от матери Ракель-хатун, которая умерла родами в силу возраста, ей ничего не досталось. У девушки был тот же невысокий, как у паши, рост, те же русые волосы и мутно-зелёные добрые глаза. Эсма Султан полюбила ее всей душой, потому что знала – иного ребенка ей иметь не суждено. И всю свою нереализованную материнскую ласку она отдавала Нермин, была ей такой матерью, о которой когда-то мечтала сама – доброй, понимающей, нежной, готовой в любой момент выслушать и простить.

Разумеется, купаясь в любви доброго отца и ласковой матери и будучи единственным ребенком в семье, Нермин выросла девушкой ранимой, хрупкой и изнеженной, как цветок, который для того, чтобы он не увял, нужно постоянно холить и лелеять. К ударам судьбы, с которыми ей еще не доводилось сталкиваться, она была совершенно не готова и любые неудачи и трудности – а пока что их в ее жизни, признаться, было ничтожно мало – встречала слезами.

Она привыкла к тому, что в любой момент ее утешат, приласкают и решат за нее все проблемы. Вот, в чем заключается существенный недостаток излишней заботы родителей о детях – они вырастают беспомощными, так и не научившись самостоятельно справляться с трудностями и твердо стоять на ногах. А именно этому и необходимо научить детей перед тем, как отправлять их в плавание под названием взрослая жизнь.

Не сказать, что Нермин была слезливой и грустной девушкой. Нет, она наоборот взяла от названой матери ее легкий нрав, легкомыслие и романтичность. И, если в ее жизни все ладилось, она сияла улыбкой и цвела, благоухала как недавно распустившаяся прекрасная роза. Все вокруг признавали в ней очаровательную и трогательно ранимую девушку с добрым сердцем.

После ужина они с Эсмой Султан вдвоем сидели в ее покоях и в уютной тишине вышивали, каждая погруженная в свои мысли. С матерью Нермин было необычайно комфортно, и она, увлеченно вышивая на белом платке пышную алую розу, прислушивалась к потрескиванию поленьев в камине и тихо напевала себе под нос грустную колыбельную, которую Эсма Султан пела ей в детстве перед сном. Оторвавшись от вышивки, Нермин подняла на мать взгляд и насторожилась, заметив, что она просто сидит и задумчиво смотрит в окно с отстраненным видом.

Можно было предположить, что матушка тоже расстроилась из-за задержки отца и грустит по нему, но Нермин знала, что в такие моменты, как сейчас, Эсма Султан думает о чем-то далеком и очень горьком. Глаза ее стекленели, а лицо бледнело. Всякий раз Нермин хотелось спросить, что же за мысли ее посещают, если причиняют ей столько боли, но она боялась потревожить матушку. И сейчас она, как всегда, сделав вид, что ничего не заметила, вернулась к вышивке и тихо-тихо вздохнула.

Дворец Топкапы. Покои Валиде Султан.

С наступлением вечера они так и не расстались, будучи не в силах прервать беседу спустя годы, что были разлучены. Нергисшах Султан была трепетно привязана к тете, которая с любовью и заботой вырастила ее, когда ее родителей по воле судьбы не стало. Они долгие годы прожили вдвоем в уединении в Эдирне и обрели друг в друге настоящую семью.

Когда остальные султанши разошлись по своим покоям, они, наконец, смогли быть до конца откровенными друг с другом, а Нергисшах Султан получила возможность поделиться своими впечатлениями о новых знакомствах

– Бельгин Султан пришлась мне по душе. Очень милая и приятная женщина.

– Да, этого у нее не отнять, – согласно покивала Фатьма Султан и расслабленно откинулась на спинку тахты, как будто они снова были в Эдирне, где не было нужды соблюдать бесконечные правила этикета и неустанно следить за собой, чтобы выглядеть достойно. – Я тоже полюбила ее. Она настоящий ангел… Жаль лишь, что здоровье у нее слабое. Когда я только прибыла в Топкапы по просьбе брата, Бельгин тяжело переносила беременность. За ней неустанно следили лекари, повелитель даже какого-то особого целителя пригласил из Амасьи. До родов она, бедная, с трудом дожила, а уж их и вовсе чудом перенесла. До сих пор помню, как она мучилась… Мы все ждали худшего, но нет. Бельгин из последних сил родила своего сына и все же смогла оправиться. Но, увы, лекари навсегда лишили ее надежды иметь еще детей.

– Бедная… – с жалостью вздохнула Нергисшах Султан. – Ужасное горе для женщины, а тем более для фаворитки в гареме султана. И ведь она, несмотря на это, смогла сохранить место в сердце повелителя.

– Он к ней очень нежно привязан, это верно. Может быть, отчасти этим и обусловлена особая любовь моего брата к шехзаде Мехмету. Он похож на Бельгин. Ты сама это увидишь, когда мальчик вернется из похода.

– А что же Афсун Султан? Такая красавица… Однако я заметила, что она не так уж и проста.

– Она определенно не глупа и не так наивна, как Бельгин. В ее случае природа не поскупилась ни на красоту, ни на ум, но она тщательно его скрывает. Уж не знаю, почему. Возможно, не хочет раньше времени показывать, чего от нее следует ожидать. Дальновидная, это я сразу поняла, как с ней познакомилась поближе. К себе близко не подпускает, но всегда мила и приветлива. Щедрая, занимается благотворительностью, сердечная, но в то же время нисколько не сентиментальна. Очень осторожная, явно не без амбиций. Знала бы ты, как она переживает, что ее сыновья не пользуются расположением повелителя… Верно, Афсун хотела бы видеть одного из них на престоле, но пока шехзаде Орхан не одумается, этому не бывать. А шехзаде Ибрагим еще слишком мал – старших братьев ему не обойти.

– Неужели она не может повлиять на сына своим материнским авторитетом?

– О чем ты говоришь, Нергисшах? Для Орхана не существует чьего-либо авторитета, – печально усмехнулась Фатьма Султан. – Мы все сетуем на Османа из-за его глупости, праздности и порочности, но он не сравнится с Орханом. Проблема первого заключается в том, что он ленив и слишком уж любит развлечения, а вот Орхан… Признаю, он умен и образован – в этом он впереди всех братьев. Красивый и обаятельный юноша, мечом владеет не хуже пера, но в нем слишком много жизни и своенравия. Нет, это даже мягкое определение. Ведет он себя порою нагло, не взирая на то, кто стоит перед ним – наложница, брат, родная мать или сам повелитель. Его проблема в том, что он не желает склонить голову тогда, когда это необходимо. И мой брат-повелитель, конечно, чувствует угрозу в таком непокорном сыне, который пренебрегает правилами и поступает так, как ему в голову взбредет.

– Дай Аллах, со временем шехзаде поймет, что его своенравие лишь вредит ему, – задумчиво заключила Нергисшах Султан. – Султанша, но раз Бельгин Султан не смогла больше подарить детей повелителю, отчего же Афсун Султан родила всего лишь двоих?

– У нее было бы еще двое детей, но ей не довелось их вырастить, – осторожно ответила Фатьма Султан и, вздохнув, продолжила: – После рождения шехзаде Ибрагима она очень быстро понесла снова и в ранних родах произвела на свет дочь, но та была еще слишком слабенькой и спустя несколько дней умерла. Это стало тяжелым ударом для Афсун. Она очень горевала и долго не могла оправиться. Почти что два года жила затворницей, не выходила из покоев, но все же смогла это пережить. Хотя с тех пор глаза ее стали другими, как будто свет их покинул. Повелитель, к слову, пусть и не питает к ней особой любви, но явно к ней привязан, иначе бы не принимал ее у себя до сих пор. И вот она понесла снова, но так случилось, что когда она на ранних сроках прогуливалась в саду с сыном Ибрагимом, тот упал со своего пони, и она очень распереживалась, из-за чего потеряла ребенка. Он и стал ее последним…

– Так вот почему у нее такой взгляд… В этом дворце женщины пережили много горя, как видно. И мне ее невыносимо жаль, султанша. Сын не уважает и не прислушивается, повелитель предпочитает ей другую жену и другого шехзаде ее сыновьям, а двух других детей она похоронила, так и не успев стать им матерью.

– Да, горькая участь… Моя другая племянница Эсма Султан тоже с этим столкнулась, да смилуется над ней Всевышний. Троих детей потеряла в младенчестве и при беременности, тоже очень горевала, бедная, но нашла утешение в дочери ее мужа Давуда-паши от предыдущего брака.

– Султанша приняла ее в семью?

– А что ей оставалось? Мать девочки умерла родами, а у нее самой никак не получалось родить – вот она и взяла ее к себе, воспитала как родную дочь. И хвала Аллаху, что так вышло. У них, право, хорошая вышла семья. Я их очень люблю и часто приглашаю во дворец на ужин. Уверена, вы тоже поладите.

Улыбнувшись тете, Нергисшах Султан поглядела в окно у нее за спиной и, заметив, что по звездному небу уже восходит луна, опомнилась.

– Неужели так поздно?.. Мне, верно, пора к себе во дворец. Я приеду завтра поутру.

– Да, ступай, Нергисшах, – кивнула Фатьма Султан, погладив ее по щеке. – Я и сама уже утомилась.

Поцеловав ее руку, Нергисшах Султан поклонилась и, на прощание тепло посмотрев на любимую тетю, вышла из покоев Валиде Султан, шелестя подолом своего кофейно-коричневого платья.

Дворец Топкапы. Покои Бельгин Султан.

Разумеется, чувствуя свою вину за прилюдную ссору, Айнур Султан поздним вечером навестила матушку и раскаялась в своем поведении. Бельгин Султан в это время уже готовилась ко сну и, восседая на тахте в длинном халате из голубого шелка, подчеркивающем цвет ее глаз, расчесывала золотистые волосы гребнем. Нежно улыбнувшись девушке в знак примирения, Бельгин Султан жестом пригласила ее присоединиться к ней и взяла за руку, когда Айнур Султан покорно села рядом.

– Я знаю, как ты любишь Орхана, но Мехмет тоже твой брат, которого ты не заслуженно обделяешь своим вниманием. Помнится, в детстве вы с Мехметом были очень дружны, всегда вдвоем, неразлучны, но потом…

– Я помню это, султанша, но мы уже не дети, – мягко ответила Айнур Султан. – Многое с тех пор изменилось…

– Так что же изменилось? – с толикой непонимания воскликнула Бельгин Султан. – Вы по-прежнему брат и сестра. Ты знаешь, как Мехмета ранит твое пренебрежение. Он очень болезненно его воспринимает, тоже помня о вашем дружном детстве.

– Валиде, нет никакого пренебрежения, да и Мехмет уже не ребенок, чтобы его ранило подобное, – немного раздраженно отозвалась Айнур Султан. – Я его люблю как брата, но…

– Но эта любовь не идет в сравнение с тем, что связывает тебя с Орханом, я знаю, – с понурой улыбкой закончила за нее Бельгин Султан и покачала светловолосой головой, как бы сетуя на эту несправедливость.

Айнур Султан предпочла промолчать, но при упоминании шехзаде Орхана не сдержала тонкой улыбки, тронувшей ее губы. Они с Бельгин Султан распорядились о ромашковом чае, который помог бы им заснуть, и султанша заметила, что ее воспитанница выглядит странно. Нет, Айнур Султан никогда не отличалась болтливостью, но этим вечером она была слишком уж молчалива и постоянно теряла нить разговора, переспрашивая у матушки, о чем та говорила.

Бросив свои тщетные попытки завязать разговор, Бельгин Султан в тишине допивая свой чай и тайком пытливо поглядывая на Айнур Султан. Ее чашка с чаем стояла почти не тронутая на столике у тахты. Опустив длинные ресницы и тем самым прикрыв ими затуманенный взор, девушка как-то странно притихла. Смотрела на свои скромно сложенные на коленях руки и, улыбаясь как бы самой себе, она явно о чем-то задумалась. Но вот о чем она думала, понять было невозможно. Что-то явно не давало ей покоя. В ней таилась какая-то тайная, скрываемая радость.

– Милая, что с тобой? – не выдержала Бельгин Султан, поставив свою пустую чашку рядом с другой, полной до краев. – Ты так задумчива этим вечером…

Айнур Султан даже вздрогнула – так глубоко она задумалась и, виновато поглядев на мать, сообщила нежным тоном:

– А я вам не сказала? Я получила письмо из лагеря.

– Неужели? – удивилась Бельгин Султан и осветилась радостью. – От повелителя? Что он пишет?

– Нет, султанша, от Орхана, – тихо рассмеялась Айнур Султан, выдав свое счастье. Ее разномастные глаза так и сияли. – Он написал его еще месяц назад, но письмо шло очень долго, как видно. Говорил, что будет через недели три. Выходит, ждать моих братьев нужно буквально на днях. Наконец-то они возвращаются!

Бельгин Султан потупилась и с настороженностью вгляделась в лицо девушки. И почему она ведет себя так, будто получила письмо от возлюбленного, приведшее ее в состояние чистой радости, которую дочь почему-то попыталась скрыть? В душу султанши закрались подозрения, но она и сама была не в силах объяснить, подозрения в чем. Все знали, как Орхан и Айнур привязаны друг к другу, но все принимали бы это спокойно, не веди они себя так… странно.

– Милая, а ты не позволишь мне прочесть это письмо? – осторожно спросила Бельгин Султан.

Айнур Султан обратила к ней свое белое, как снег, лицо с изумленно распахнутыми глазами.

– Зачем это вам, матушка? Оно же личное.

– Личное?

– Вы в чем-то подозреваете меня? – скорее удивилась, чем возмутилась Айнур Султан и улыбнулась со снисхождением. – Возможно ли, упаси Аллах? Даже смешно… Вы обеспокоены моей близостью с родным братом?

Вздохнув, Бельгин Султан почувствовала себя неловко и отвела взгляд.

– Прости, милая, – выдавила она. – Разумеется, ты права. Мое беспокойство неуместно.

Айнур Султан вскоре после этого поспешила пожелать ей доброй ночи и, поклонившись, направилась к дверям, чтобы уйти к себе, а Бельгин Султан проводила дочь задумчивым взглядом, по-прежнему не в силах понять природу этой странной близости брата и сестры, которая настораживала всю династию.

Дворец Топкапы. Покои Афсун Султан.

– Ибрагим, сынок, уже поздно, – вернувшись с террасы в покои, Афсун Султан скинула шерстяную шаль с плеч и поглядела на своего шехзаде, который с книгой в руках сидел на тахте и увлеченно читал. – Пора ложиться.

– Да-да, мама, еще пару страниц, – рассеянно ответил темноволосый мальчик, не отрывая взгляда от книги. Он во всем был похож на мать, кроме цвета глаз – темно-карие, они достались ему от отца.

Усмехнувшись по-доброму, Афсун Султан весело переглянулась со своей служанкой, которая расправляла ее постель, и, подойдя к сыну, мягко забрала из его рук читаемую им книгу.

– Достаточно на сегодня, Ибрагим. Ты уже читаешь вторую книгу за день! Откуда ты ее вообще взял?

Она хмуро поглядела на обложку, но на ней была надпись на неизвестном ей языке.

– Орхан перед отъездом разрешил мне брать книги из его покоев, – важно сообщил шехзаде Ибрагим, который старшего брата боготворил и во всем старался быть похожим на него. Пока что, к облегчению матери, он лишь пытался стать таким же образованным.

– На каком языке она написана? – заглянув в книгу, Афсун Султан почувствовала себя необразованной и глупой, не понимая ни слова из написанного.

– Это французский.

– И зачем тебе понадобился французский? – спросила она, а затем рассмеялась. – Ох, конечно, ты же хочешь как Орхан знать пять языков. Что же, это похвально, мой дорогой. Ну иди, пора спать. И книгу забери.

Улыбнувшись матери, шехзаде Ибрагим забрал книгу из ее рук и поцеловал одну из них, а после, позволив Афсун Султан в ответ поцеловать его в лоб, ушел в детскую комнату внутри покоев.

– Шехзаде станет таким же умным, как его брат, дай Аллах, – заметила Ширин-хатун, помогая своей госпоже снять халат. – Он еще так мал, а уже знает… сколько языков?

– С французским три, если не ошибаюсь, – с гордой улыбкой ответила Афсун Султан и забралась в постель, позволив служанке поправить одеяло и как следует укрыть ее. – Надеюсь, Ибрагим, помимо тяги к знаниям, не унаследует буйный нрав Орхана, иначе с двумя такими сыновьями я точно лишусь рассудка.

– Уже известно, когда вернется шехзаде Орхан?

– Нет… До нас не дошло ни одной весточки с тех пор, как повелитель прислал с месяц назад письмо о своей победе, – с ноткой сожаления вздохнула Афсун Султан. – Я почти два года не видела своего сына, Ширин. Какой он стал? Возмужал ли? Надеюсь, он набрался мудрости и теперь станет вести себя, как подобает наследнику, иначе я не ведаю, к чему его может привести эта непокорность. Повелитель итак косо на него смотрит… А я бы так хотела, чтобы именно мой Орхан был в его глазах достойным шехзаде, его любимым сыном.

– Возможно, так бы и было, родись у вас такой сын, как шехзаде Мехмет, султанша.

– У меня бы такой никогда не родился, – не то с раздражением, не то удрученно ответила султанша. – Мехмет взял доброту и чуткость от матери. Этим Бельгин пленила повелителя, этим же его пленил ее сын. Но раз во мне этого нет, то и мой сын родился другим. Однако, я верю, что Орхан с возрастом одумается. Он не может не понимать с его-то умом, сколь опасно его неуемное своенравие…

Дом в Стамбуле.

– Менекше!

Женщина, которая до этого, погрузившись в свои мысли, расставляла на подносе чашки с горячим чаем перед тем, как отнести его хозяйкам в гостевую комнату, вздрогнула от неожиданности, а потом устало возвела глаза к потолку. На кухню, где она находилась, вбежала красивая зеленоглазая девушка в простоватом желтом платье с длинными золотыми волосами, которые мелкими завитками струились у нее за спиной.

– Айше-хатун и Элмаз-хатун снова устроили скандал. Надо что-то делать!

Из гостевой комнаты слышались неразборчивые женские голоса на повышенных тонах, которые для этого дома стали уже привычным явлением. С тех пор, как Али Эфенди во второй раз женился несколько лет назад, две его жены никак не могли ужиться в доме своего мужа, которого им приходилось делить между собой, как и все золото и ткани, что он им дарил. Конечно же, это было постоянной причиной ссор.

– Аллах, дай мне сил, – выдохнула Менекше-хатун и, взяв в руки поднос, поспешила в гостевую комнату, где царил настоящий хаос.

– Ах ты змея! – вне себя от ярости кричала Айше-хатун, первая жена, которая для подобных истерик была уже старовата – она была почти что ровесницей мужа, а тот уже приблизился к своему пятидесятилетию. Ее две дочери у нее за спиной тоже что-то кричали и пытались удержать ее на месте, чтобы мать не набросилась на вторую жену. – Да сократит Аллах твои дни!

– Я не собираюсь выслушивать твои оскорбления! – возмутилась более молодая и красивая жена Элмаз-хатун, гневно тряхнув такими же длинными золотыми волосами, как у той девушки-служанки.

– Ты будешь слушать все, что я захочу сказать! – презрительно выплюнула Айше-хатун. – Потому что я – хозяйка дома.

– Хозяин дома – мой муж, а ты подлая змея!

– Что ты сказала?!

Айше-хатун все же бросилась к ней, и вся комната тут же огласилась громкими криками женщин и всех тех, кто бросился разнимать не на шутку разошедшихся жен.

– Аллах, помилуй, да что же вы устроили?! – пытаясь воззвать к порядку, крикнула Менекше-хатун и протиснулась между хозяйками, которых удерживали служанки. – Госпожи, сейчас Али Эфенди придет, и тогда беды не миновать.

Обе тяжело дыша, Айше-хатун и Элмаз-хатун перестали вырываться из удерживающих их рук, и постепенно в комнате все стихло.

– Я еще станцую на твое могиле, ведьма, – ядовито процедила Айше-хатун и, сбросив с себя чужие руки, устало села на тахту с гордым видом. Ее дочери присели по обе стороны от нее, став что-то нашептывать и успокаивать.

Элмаз-хатун фыркнула, глянув на соперницу с откровенной неприязнью.

– Еще посмотрим.

– Прошу вас, не начинайте снова! – взмолилась Менекше-хатун. Она строго обернулась на служанок, которые столпились в стороне, встревоженные очередным скандалом. – Ну что на этот раз случилось?

– Айше-хатун заявила, что Али Эфенди несправедлив к ней, – заговорила та самая золотоволосая девушка, которая прислуживала второй жене. Они были очень похожи, только одна помоложе и посвежее, да глаза у них были разного цвета. В силу этого поразительного сходства с ней служанка и снискала расположение Элмаз-хатун. – Увидела платок госпожи, расшитый золотом, и сказала, что ей эфенди таких платков не дарит. Что он обделяет ее своим вниманием. А Элмаз-хатун с этим не согласилась.

– Еще бы она согласилась, – проворчала Айше-хатун. – Ее хлебом не корми – дай поскандалить!

– Это ты который год отравляешь мою жизнь! – с готовностью вознегодовала Элмаз-хатун, обвинительно ткнув в ту пальцем. – Во всех бедах виновата я?

– Ты сама и есть беда, что свалилась на мою голову!

– Эсфир, уведи свою госпожу в ее комнату, – поспешила распорядиться Менекше-хатун, чувствуя приближение нового скандала и, проводив взглядом ушедших женщин, выдохнула. – Айше-хатун, ну что же вы так распереживались? – заворковала она, зная, что только так можно унять ее гнев. – Вот, я принесла вам чай с лепестками жасмина. Вы же его так любите. Он дарует успокоение и душевный покой.

– Пока эта ведьма живет со мной в одном доме, не будет мне покоя, – горько отозвалась Айше-хатун, но чашку взяла и отхлебнула из нее. – Али Эфенди женился на ней – и моя жизнь превратилась в ад! Да покарает ее Аллах! Все лучшее золото он дарит ей. Даже платки, расшитые золотом! А что я? Я не заслуживаю того же? Ведь это я – первая жена, главная в доме!

– Матушка, ну будет вам, – мягко воскликнула ее старшая дочь, Амина.

– Подумать только, мой муж стал рабом этой ничтожной наложницы! – будто не слыша ее, продолжала возмущаться та.

Менекше-хатун сдержалась от того, чтобы снова не закатить глаза, забрала поднос и ушла на кухню. Оставив его там, женщина, пока дочери успокаивали Айше-хатун в гостевой комнате, поднялась на второй этаж, где находилась комната Элмаз-хатун. Войдя в нее, она увидела, что госпожа возлежит на ложе, откинувшись на разноцветные шелковые подушки, а Эсфир, держа ее за руку, пальцами ласково поглаживает ее ладонь.

Остановившись у порога, Менекше-хатун осталась незамеченной и, улучив момент, со смятением в душе посмотрела на женщин, которые и не ведали о своей истинной близости. Не зря они, встретившись по воле судьбы, обрели друг в друге добрых подруг. Видимо, неосознанно они все же чувствовали свое родство. Оно и невооруженным глазом было заметно, но все считали, будто их внешняя схожесть – лишь чудо, удивительная случайность.

Менекше-хатун против воли вспомнила те дни, когда она еще не служила в этом доме, а пребывала подле другой госпожи – женщины из самой правящей семьи по имени Эмине Султан, которая попала в немилость султана и была вынуждена бежать от его гнева так далеко, насколько это было возможно. Служанка помнила и того красивого статного господина, которого охранники дома, в котором скрывалась Эмине Султан, называли пашой. Менекше-хатун видела, как он каждый вечер приезжал и входил в комнату ее госпожи, но не ведала, что происходило за запертой дверью.

Однажды ночью им с госпожой пришлось бежать из того дома от настигнувшего их султана, все-таки сумевшего отыскать опальную жену. Люди паши отвезли их в какую-то глушь, поселив в маленьком домике в тихом и малолюдном селе, расположенном близ реки. И именно в стенах того домика Эмине Султан поняла, что ждет ребенка. Она была так поражена и удивлена, но Менекше-хатун не смогла понять причину этого ее удивления и до сих пор не была уверена, кого же в ту страшную ночь родила ее госпожа – османскую принцессу, дочь падишаха, или же девочку, ставшую плодом запретной любви жены султана и его паши.

Менекше-хатун трудно было вспоминать об ее рождении, ознаменовавшимся ужасными муками для ее матери. Ей пришлось в грозу сходить на окраину села и позвать местную старуху-знахарку, чтобы та смогла принять трудные роды султанши. Но, придя, та лишь с сожалением посмотрела на умирающую Эмине Султан, мечущуюся на кровавом ложе, и сказала, что ей под силу спасти лишь ребенка. А за окнами по-прежнему бушевала гроза, и после этих слов молния зигзагом разрезала небо, как будто поставив точку в жизни султанши. И после раздавшегося вслед молнии оглушительного раската грома Эмине Султан побелевшими губами едва слышно что-то прошептала, видимо, умоляя спасти ребенка даже ценой ее жизни. И она действительно в ту ночь отдала свою жизнь этой милой золотоволосой и зеленоглазой, как она сама, девочке.

Уже под утро, когда стало невыносимо тихо, а тело ее мертвой измученной госпожи неподвижно лежало на ложе, накрытое простыней, Менекше-хатун держала на руках спящего новорожденного младенца и задумчиво стояла возле окна, думая, что ей делать дальше. После минувшей грозы небо прояснилось, и на нем, уже начавшем светлеть с приближением рассвета, засверкали блеклые тающие звезды. Увидев их, Менекше-хатун улыбнулась и решила назвать девочку именем Эсфир, что означает «звезда».

Разумеется, бросить Эсфир она не смогла и, забрав ее с собой, в нужде вернулась в Стамбул, чтобы там найти пристанище и средства к существованию. Обратившись к тетке по отцу Назифе-хатун, так кстати прислуживающей одной семье в столице, Менекше-хатун получила от нее помощь. Та пристроила ее служанкой в дом поменьше, с хозяевами которого дружила семья, которой служила сама тетя. И это оказался дом Али Эфенди, где они пребывали по сей день. Эсфир она выдала за свою племянницу, родители которой скончались от оспы вскоре после ее рождения.

Девочка росла, не ведая о своем происхождении и думая, что она родилась в обычной бедной семье и в младенчестве осталась сиротой. Менекше-хатун оставила в тайне ее истинное происхождение, понимая, что знание о нем не дарует ей ни счастья, ни покоя. Эсфир стала такой же служанкой, как она сама, и, конечно, тяготилась своей судьбой, но, обладая от природы жизнелюбивым нравом, никогда особо не унывала.

И вот однажды, лет семь назад, Али Эфенди решил жениться во второй раз, несмотря на мольбы его жены Айше-хатун «не разрушать покой их дома». Она не смогла за годы брака подарить ему сына, наследника, и эфенди решился взять еще одну жену, которая дала бы ему желаемое. Али Эфенди долго искал подходящую женщину и непременно из хорошей семьи с безупречной репутацией, но один знакомый, служащий в Старом дворце, как-то сказал ему, что есть у него одна женщина на примете, которую он мог бы сосватать ему. Мол, она молода и красива, не глупа и покорна.

Евнух, разумеется, не сказал ему, что когда-то женщина эта была сослана из Топкапы, будучи фавориткой самого султана, который выгнал ее из своего гарема со скандалом. После того, как она ему надоела, султан Баязид велел отправить ее в Старый дворец, чтобы глаза, видно, не мозолила, но фаворитка заупрямилась и объявила о своей беременности. Лекари, осмотрев ее, заключили, что она не только не беременна, но и от природы страдает бесплодием, что, конечно, привело повелителя в небывалый гнев.

В тот же день духу Элмаз-хатун не было в Топкапы, и несколько лет она томилась словно в заточении в Старом дворце. И вот тот евнух, узнав, что знакомый знатный господин хочет жениться, решил использовать эту возможность и избавиться от забытой всеми фаворитки, да еще и бесплодной – кто такую замуж возьмет по собственной воле даже с ее красотой?

Но стоило Али Эфенди сходить на смотрины и краем глаза увидеть Элмаз-хатун, как он пал перед силой неожиданно овладевшей им страсти. Не раздумывая, он взял Элмаз-хатун в жены. Даже когда открылось ее бесплодие, о котором тот евнух предусмотрительно умолчал, он не развелся и, спустя годы, по-прежнему любил вопреки всему свою золотоволосую красавицу-жену.

Оказавшись в этом доме, Элмаз-хатун быстро нашла общий язык с юной служанкой Эсфир, и теперь они были буквально неразлучны, нежно друг друга любя. А Менекше-хатун трепетала каждый раз, когда видела их вместе, потому как давно догадалась об их родстве. И не только в силу поразительного внешнего сходства. Она помнила горькие рассказы своей госпожи Эмине Султан о том, что ей в Топкапы прислуживала сестра по имени Элмаз-хатун, которая после предала ее, по догадкам госпожи, ради того, чтобы занять ее место в покоях султана. Да и никто не делал тайны из того, откуда в дом пришла Элмаз-хатун – она же бывшая наложница, одалиска из султанского гарема.

– Не слушайте ее, госпожа, – воскликнула Эсфир, держа ту за руку. – Айше-хатун завидует вам, только и всего. Конечно, хозяин так вас любит. И тот платок… Ведь ей он и вправду такие не дарит. Вот она и плюется пламенем.

Элмаз-хатун весело усмехнулась, посмотрев на нее, и они прыснули от смеха. Менекше-хатун, опомнившись, подошла к ложу и протянула госпоже чашку с чаем, которую захватила с собой из кухни.

– Выпейте чаю. Он успокаивает.

– Ох, спасибо, Менекше, – не переставая улыбаться, отозвалась Элмаз-хатун и села на ложе, подогнув под себя стройные ноги, а после забрала чашку из рук служанки и принюхалась. – С жасмином, – блаженно протянула она и сделала несколько глотков ароматной жидкости. – Ну что там, эта змея успокоилась? Я уже из комнаты боюсь лишний раз выйти – как бы она на меня снова не накинулась с криками и обвинениями.

Эсфир весело посмотрела на свою «тетю» Менекше, которая спокойно отреагировала на слова госпожи – все в доме привыкли к извечным склокам двух госпожей и их проклятиям в адрес друг друга.

– Когда я шла к вам, все еще злопыхала. Амина и Карима с нею.

Тут снизу послышался какой-то шум, и все трое поняли, что это из своей лавки на базаре, где он успешно торговал дорогими коврами, вернулся Али Эфенди, а Айше-хатун с дочерьми бросились к нему с вечными обвинениями и жалобами в адрес его второй жены. Но Элмаз-хатун лишь хмыкнула и, ожидаемо услышав голос мужа, зовущий ее, бесстрашно покинула ложе и в сопровождении Менекше и Эсфир направилась вниз. Она давно поняла, что из любви к ней муж никогда не будет всерьез на нее гневаться, и женщина научилась ловко использовать эту его слабость.

Али Эфенди стоял посреди гостевой комнаты – высокий, стройный для своих лет, с обычным лицом восточного мужчины с черными волосами и короткой аккуратной бородой. За его спиной, оскорбленно вскинув подбородок, стояла Айше-хатун, а ее дочери, как всегда, держали мать под руки по обе стороны от нее.

– Муж мой, – почтенно склонила светловолосую голову Элмаз-хатун, всем своим видом излучая радушие и покорность. – Ты звал меня?

– Айше утверждает, что ты при всех проклинала ее и оскорбляла, – устало, но строго произнес Али Эфенди, порядком уставший за годы от вечных ссор в его доме. – Это так?

– Возможно ли, господин? – изумленно округлила свои голубые глаза женщина. – Айше решила, что ты к ней несправедлив, увидев у меня платок, расшитый золотом, и стала обвинять меня во всех бедах. Этому свидетели все слуги.

– Да как ты смеешь, мерзавка? – задохнулась от возмущения Айше-хатун и подалась к мужу, который раздраженно выдохнул. – Она меня не уважает! Скажи мне, эфенди, кто теперь первая жена в доме – я или она?! Я вынуждена терпеть оскорбления от этой одалиски?

– Айше, прекрати, – оборвал ее Али Эфенди, повысив голос. Затем он обвел грозным взглядом всю комнату. – Я не позволю устраивать в моем доме скандал из-за какого-то платка. Чтобы подобного больше не было!

Тишина была ему ответом и, развернувшись, мужчина вышел из комнаты, что, конечно же, тут же развязало руки его женам, а точнее, их рты.

– Да растопчет Аллах твое счастье! Как ты вообще посмела обвинять меня? Ядовитая змея!

– Аллах, позволь мне станцевать на ее похоронах, – приглушенно прорычала от сдерживаемого гнева Элмаз-хатун, разворачиваясь и уходя, чтобы не слушать крики ревнивой и завистливой первой жены.

А Менекше-хатун и Эсфир устало переглянулись и подавили улыбки, потому что знали – завтра жены Али Эфенди, стоит ему переступить порог дома, устроят очередной скандал на пустом месте.