Читать книгу Залив Полумесяца - Лана Фаблер - Страница 7

Утро следующего дня.

Возвращаясь куда-то, ты сразу же понимаешь, что оказался совсем не там, откуда когда-то ушел. И это правильно. Ведь время не стоит на месте. Оно течет – переменчивое и непостоянное, как вода в быстром потоке реки. А, как говорится, в одну реку не войдешь дважды. Проезжая в карете знакомые ей места, Михримах Султан в то же время их не узнавала. Годы многое забрали из ее памяти, и султанша словно заново знакомилась со столицей, которую когда-то считала своим домом. Теперь же, после жизни в далекой и спокойной провинции, Стамбул казался ей чужим, недружелюбным и просто огромным.

А еще при встрече с ним в памяти непроизвольно всплывали обрывки воспоминаний о той прошлой жизни, которую Михримах Султан так отчаянно пыталась забыть, вырвать из своего сердца, чтобы оно больше не кровоточило. Но как бы она не старалась, она не смогла забыть. Все эти годы перед ее взором стоял сын – единственная ниточка, связывающая ее настоящее и прошлое – который был поразительно похож на отца. Смотря на него, в его спокойные голубые глаза, на его темные волосы и высокий стан, Михримах Султан видела покойного мужа. И это каждый раз причиняло ей боль, которая с годами, к ее облегчению, все же утихала.

Минуло больше пятнадцати лет, и время, считающееся хорошим лекарем, действительно ее исцелило. Конечно, о прошлой жизни султанша вспоминала с грустью, но тоска и скорбь перестали терзать ее. Михримах Султан больше не жила слезами, воспоминаниями и сожалениями, как в первые годы своего вдовства. Она смогла вернуть себе душевный покой, обретя его в любви к сыну и в помощи тем, кто в этом нуждался.

В Эрзуруме они жили без особого достатка, но по дружбе им помогала Эсма Султан – дочь падишаха и жена великого визиря, что подразумевало под собой имеющиеся у нее необъятные возможности и, конечно, бесчисленное богатство. Малую часть из присланного ею золота Михримах Султан тратила на скромное обустройство их с сыном жизни в усадьбе, а все остальное жертвовала на благо провинции, помогая нуждающимся, и даже спонсировала строительство мечети. Об ее доброте прознал народ и почитал ее, называя своей благодетельницей.

Ей нравилась жизнь в Эрзуруме, несмотря на ее относительную бедность, но сын вырос и жаждал начать самостоятельную жизнь. К счастью, ему повезло родиться в семье султанши династии, и султанзаде Мехмет имел неплохие возможности для самореализации. Понимая, что ей придется отпустить его, Михримах Султан самоотверженно предложила ему оставить Эрзурум и вернуться в столицу, чтобы он смог предстать перед султаном Баязидом, ее двоюродным братом, и получить от него назначение.

Когда-то султанше казалось, что она никогда не вернется в тот ад. В то место, где она страдала и мучилась в несчастливом браке, где без всяких объяснений обезглавили ее любимого мужа и где заставили пережить огромное горе – остаться вдовой в столь юном возрасте, да еще с ребенком под сердцем. Михримах Султан до умопомрачения боялась оказаться там снова, но ради сына готова была на все и даже самой броситься в это адское пламя. И вот теперь они, преодолев долгий и утомительный путь, неслись в карете по улицам Стамбула, направляясь во дворец Эсмы Султан, обещавшей принять их у себя.

Еще издалека увидев в окошке кареты знакомый ей дворец, Михримах Султан почувствовала волнительный трепет в груди. Она с улыбкой смотрела на него, медленно приближающийся и растущий в размерах, и радость пела у нее в душе в предчувствии скорой встречи с дорогим ей человеком. Гюльшан-калфа, которая до сих пор не оставила свою госпожу, сидела в карете на противоположной стороне и заметно беспокоилась. Она помнила, как тяжело Михримах Султан пережила казнь мужа, и боялась, что по возвращении в Стамбул и ее боль вернется.

По всему сегодня их не ждали, потому что когда Михримах Султан, оперевшись на руку подоспевшего сына, выбралась из кареты, то на крыльце было пусто. На женщине было темно-серое дорожное платье закрытого кроя. Поверх него трепетал на ветру черный плащ подобно серому платку, покрывающему ее голову. Из украшений лишь кольцо с лунным камнем в обрамлении крохотных бриллиантов сверкало на ее руке, напоминая о былой роскошной жизни жены великого визиря. Выглядела султанша совсем не по статусу, а как бедная родственница, в надежде на лучшую жизнь заявившаяся в гости к богатой семье.

– Надеюсь, наш приезд не станет головной болью для султанши, – сдержанно заметил Мехмет, тоже одетый просто – как прислуга, а не султанзаде. – Возможно, было бы лучше поехать в Топкапы?

– Мы там никого не знаем, сынок, – покачала головой Михримах Султан с извиняющейся улыбкой. – Здесь многое изменилось с тех пор, как я уехала. Будь во дворце повелитель, можно было бы, но его нет. Я могу податься только к Эсме – единственному человеку, которого знаю так хорошо, что могу быть уверена: для нее мы никогда не будем обузой.

– Что же, как скажете, – кивнув, юноша подозвал к себе охранника, который караулил у дверей. – Сообщите султанше, что приехали Михримах Султан и ее сын султанзаде Мехмет.

– Нам было велено, если вы приедете раньше ожидаемого, сразу же проводить вас во дворец, – ответил охранник и, поклонившись, повернулся спиной, видимо, намеренный их проводить.

Переглянувшись с сыном, Михримах Султан вместе с ним и Гюльшан-калфой последовала за слугой. Волнуясь, она вошла в просторный и светлый холл, который был обставлен в соответствии с изысканным и тонким вкусом хозяйки дворца, и увидела ее саму.

В это утро Эсма Султан занималась обычными делами – раздавала слугам приказы, готовя дворец к приезду гостей и в частности к сегодняшнему ужину с семьей старшей дочери своего мужа – Сельминаз-хатун. Та тоже жила в столице – Давуд-паша, не желая с ней расставаться, пристроил зятя при дворе – и часто приезжала с мужем Искандером-пашой и детьми в гости.

Эсма Султан царственно сидела на тахте у окна в красивом платье цвета золота, и также золотые украшения богато на ней переливались. Она обсуждала с Фидан-хатун предстоящие дела относительно ужина. Посмотрев в сторону открывшихся дверей, она ожидала увидеть слуг. Но глазам своим не поверила, когда им предстала невысокая худенькая женщина в скромном облачении, которую она сразу же узнала.

– Михримах?.. – султанша в потрясении округлила глаза и, поспешно поднявшись, направилась к улыбающейся подруге. Та сняла с головы платок, явив собранные в простоватую прическу светлые волосы. – Аллах, это действительно ты! – все еще не веря в происходящее, Эсма Султан со слезами на глазах обняла ее.

Обычно прохладный взгляд Мехмета потеплел, пока он наблюдал за их трогательной встречей.

– Здравствуй, Эсма! – растроганная Михримах Султан выпустила подругу из объятий и, тоже сдерживая слезы, вгляделась в ее изменившееся с годами лицо. – Время тебя ничуть не испортило. Ты только краше стала, хвала Аллаху.

Эсма Султан признательно улыбнулась и с любопытством посмотрела на стоящего рядом юношу. И сердце ее на миг замерло. Он был поразительно похож на своего отца. И думать о том, что Михримах могла забыть мужа, каждый день видя его черты в лице сына, было глупо. После короткой заминки султанша радушно улыбнулась ему.

– Рада снова видеть тебя, Мехмет! Столько лет прошло с тех пор, как я видела тебя в последний раз… Ты помнишь? Вы с матерью приезжали к нам в гости, когда ты был еще совсем маленьким.

– У меня остались довольно смутные воспоминания. И я прошу простить меня за это, – даже с той же прохладной манерой, как у Искандера-паши, заговорил султанзаде. – Но я тоже рад нашей встрече, султанша. Надеюсь, мы с валиде не сильно вас обременим своим присутствием в вашем дворце? Полагаю, что это ненадолго. Как только я получу назначение, мы вас оставим. Известно, как скоро вернется повелитель?

– Недавно я получила письмо от Давуда-паши, и в нем он сообщил, что после подписания мирного договора с испанцами на каком-то греческом острове, название которого я ни за что не выговорю, они с повелителем отправятся домой. Полагаю, что ожидать их стоит не раньше, чем через месяц.

– А где же Нермин? – оглядевшись в холле, изумилась Михримах Султан. – Я очень хотела бы и ее увидеть.

– Она у себя, – ответила Эсма Султан, не переставая улыбаться, и обернулась на свою правую руку. – Фидан, сходи, позови ее. И пусть нам принесут шербет, – повернувшись обратно к гостям, султанша приобняла подругу за плечи и подтолкнула к тахте. – А мы пока присядем.

Старшая сестра всегда относилась к ней с холодом. И так, словно чувствовала свое превосходство над ней, Нермин. Да и, мягко говоря, трудные взаимоотношения сестры с ее валиде также отталкивали Нермин от Сельминаз. К тому же, та была весьма и весьма неприятной особой с завышенным самомнением и любовью к колким замечаниям.

Учитывая все это, нетрудно было догадаться, какую реакцию вызовет у Нермин грядущий ужин в обществе сестры и ее семьи. Искандер-паша не в пример жене был человеком достойным, порядочным и всегда доброжелательным. Он никогда не позволял себе опускаться до недостойного поведения. Иногда Нермин искренне сожалела о том, на ком он был вынужден жениться. По его глазам было видно, что в браке паша счастья не обрел и явно им тяготился.

У них родилось двое сыновей – Ферхат и Эмир. К счастью, мальчики росли под присмотром отца, а не матери. Ее таковой назвать было трудно. Сельминаз не любила детей. Это стало ясно с того самого момента, когда она после родов отказалась сама заботиться о новорожденном сыне и отдала его кормилице и сиделкам. Она всегда раздражалась, когда он плакал, и испытывала омерзение, когда ему нужно было поменять пеленки. Второго ее сына постигла такая же участь расти отдельно от матери.

Искандер-паша оказался настоящим сокровищем для своих сыновей. Он дарил им всю ту любовь, которую они не получали от матери, заботился о них, наставлял и всегда находил время, чтобы посвятить его играм и прогулкам с ними. Это, верно, был лучший из возможных отцов, преданный своей семье и долгу перед ней. Он смог прожить в браке с нелюбимой и презираемой им женщиной больше пятнадцати лет, чтобы у его детей было подобие семьи. И за одно это заслуживал уважения.

С племянниками Нермин была дружна – она хорошо ладила с добрыми и воспитанными мальчиками. Родись те девочками, то, вероятно, они стали бы добрыми подругами, но вышло как вышло.

Нермин перебирала свои платья, не зная, какое выбрать к ужину, когда в ее покои вошла Фидан-хатун. Обернувшись на нее, девушка положила одно из платьев на свою кровать поверх кипы других.

– Что такое, Фидан?

– Эсма Султан велит вам спуститься в холл. Прибыли Михримах Султан с сыном.

– Уже?.. – ошеломилась Нермин и растерянно осела на кровать как была – в сорочке и с нечесанной головой. – Но я совсем не готова! – сокрушенно выдохнула она.

– Мне прислать служанок? – подавила улыбку Фидан-хатун.

– Да, и поскорее, пожалуйста, – засуетившись, ответила Нермин и стала лихорадочно перебирать платья, лежащие на кровати, в поисках подходящего.

Уже спускаясь в холл, Нермин помедлила перед дверьми. Она нервно поправила нежно-розовое платье с кружевными вставками на груди и рукавах, после чего, вздохнув, вышла к гостям. Матушка сидела на тахте вместе с очень приятной внешне женщиной со светлыми собранными волосами, которая выглядела просто и безыскусно.

Здесь же был и молодой человек, и он определенно был не меньше симпатичен, чем его мать. На последнюю он, к слову, вовсе не был похож, отличаясь темными волосами и другими чертами лица.

– А вот и Нермин! – Эсма Султан озарилась улыбкой, заметив дочь, которая робко направилась к ним. – Познакомься, дорогая. Это Михримах Султан и ее сын султанзаде Мехмет.

– Добро пожаловать, – оказавшись под взглядами гостей, Нермин смущенно улыбнулась и поклонилась. Она почувствовала, как румянец опалил ее щеки. – Я рада знакомству.

– Я тоже очень рада, Нермин, – ласково улыбнулась ей Михримах Султан, сразу же показавшись девушке приятной и доброй женщиной. – Ты так подросла, да хранит тебя Аллах, и стала истинной красавицей. Похожа на своего отца, Давуда-пашу.

– Благодарю вас.

Султанзаде Мехмет, поймав короткий смущенный взгляд Нермин, вежливо ей кивнул и произнес «султанша» в знак приветствия.

– Что вы? Я вовсе не султанша. Всего лишь дочь паши.

– Раз так, прошу меня простить, – сдвинув брови на переносице, тут же отозвался озадаченный Мехмет. – Я не знал, что это так, и не хотел вас обидеть.

– Я понимаю и нисколько не обижаюсь, – рдея румянцем, покачала русоволосой головой Нермин. – Все хорошо.

Эсма Султан и Михримах Султан быстро переглянулись, заметив, как смущены их дети обществом друг друга.

– Вы, верно, друг друга не помните? – решила сгладить неловкость Эсма Султан. – В детстве вы часто играли вместе, когда Михримах Султан приезжала к нам в гости много лет назад.

– Конечно, они не помнят, Эсма, – видя, что дети еще больше замялись, тут же поспешила на помощь Михримах Султан. – Они были совсем крошечными, чтобы это осталось в их памяти. Но я надеюсь, что теперь вы поладите точно также, как тогда. Ведь нам с Мехметом на некоторое время придется задержаться в этом дворце, пользуясь радушием его хозяйки.

– И мы с Нермин этому несказанно рады. В ожидании возвращения Давуда-паши, наконец, не придется в скуке коротать все дни и вечера. Кстати, о вечере… Мы не ожидали принять вас сегодня у себя, поэтому во дворце будет устроен ужин. Приедет старшая дочь паши, Сельминаз, с семьей.

На этих словах Эсма Султан многозначительно посмотрела на свою подругу, но та по-своему поняла ее намек. Она прекрасно знала, что отношения жены Давуда-паши и его старшей дочери по-прежнему полны холода и напряжения. Но Эсма Султан хотела намекнуть на совершенно другое обстоятельство…

– Надеюсь, мы не станем обузой на этом ужине, если присоединимся к трапезе? – осведомился Мехмет, который никогда не пренебрегал вежливостью.

– Конечно, нет! Что за вздор? Мы будем только рады разделить трапезу и с вами. Но прежде вам нужно отдохнуть после долгой дороги. Я распоряжусь, чтобы вам выделили покои и подготовили хамам.

– Было бы чудесно, Эсма, – с признательностью сжала ее руку Михримах Султан. Она не могла нарадоваться тому, что была рядом с подругой, по которой так скучала. – Спасибо. За все.

Дворец Топкапы. Покои Валиде Султан.

– Чудесный сегодня день, – умиротворенно заметила Нергисшах Султан, любуясь с высоты балкона осенним садом Топкапы, что был озарен нежным светом солнца, мелькающего меж облаками.

Фатьма Султан, которая так же, как и ее племянница, разместилась на сидении без спинки, согласно покивала головой и изящно сделала глоток из позолоченного кубка с наполняющим его клубничным шербетом.

– Есть новости от твоей семьи, Нергисшах? – возвращая кубок обратно на столик, спросила султанша. – Как скоро нам их ждать?

– Полагаю, что совсем скоро. Они уже давно отправились в дорогу. Не могу дождаться, когда, наконец, прижму к груди своих детей.

Посмотрев на ее мечтательную улыбку, Фатьма Султан тоже улыбнулась.

– Я рада, что ты со второй попытки смогла создать крепкую семью, в которой обрела свое счастье. Видит Аллах, это все, чего я желала тебе, Нергисшах.

– Благодарю, султанша, – с огромным теплом во взгляде темных глаз ответила Нергисшах Султан. – Жаль, что ваша судьба сложилась так… Будь все иначе, вы бы имели собственную семью, детей. Я бы так хотела, чтобы и вы обрели свое счастье.

– Моя судьба не так уж плохо сложилась, раз я пребываю в этих стенах и управляю всем гаремом, – по-доброму усмехнулась Фатьма Султан. – Ты за меня не тревожься. У меня есть семья – это ты, наш повелитель, его дети. Я с радостью принимаю все, что дал мне Всевышний. Об ином не прошу…

– Но я все же беспокоюсь. Что вы намерены делать в сложившейся ситуации? Как поступите в отношении Афсун Султан? Она не желает уступать вашим требованиям. Это же просто немыслимо!

Фатьма Султан перестала усмехаться и, потемнев лицом, вздохнула.

– Я все же надеюсь, что Афсун осознает свою ошибку и согласится принять мои требования. Если же нет… Это останется на ее совести. По возвращении повелитель рассудит нас и вынесет справедливое решение. Я лишь буду следить за тем, чтобы в гареме сохранялись относительное спокойствие и порядок. Насколько это возможно в нашем положении.

На балкон вошла Айнель-хатун, тем самым прервав беседу. На хазнедар было простое платье из темно-серой ткани, а в ушах и на шее – скромные серебряные украшения. Она была относительно молодой женщиной – немногим старше тридцати лет – и все еще хорошо выглядела. Темные волосы были гладко зачесаны назад и собраны на затылке.

– Султанши, – Айнель-хатун поклонилась и вежливо заулыбалась. – У меня хорошая новость. Только что стало известно: Кемисхан Бей прибыл в столицу.

– О, Аллах! – с облегчением и радостью воскликнула Нергисшах Султан, поднявшись на ноги. – Где же он?

– Бей и ваши дети отправились в ваш дворец, султанша.

– Поезжай скорее, – ласково велела Фатьма Султан, когда счастливая племянница обернулась на нее. – Передай им от меня приветствия.

– Конечно, передам. Я еще приеду вечером.

Поклонившись, Нергисшах Султан как на крыльях быстро покинула террасу, скрывшись за дверьми. Но через минуту они снова открылись и впустили уже Афсун Султан. В темно-синем парчовом платье, сшитом в ее броском и дорогим стиле, она с достоинством прошла к напрягшейся Фатьме Султан и, улыбнувшись, поклонилась.

– Султанша, доброго вам утра. Надеюсь, я не побеспокоила вас? Я хотела бы поговорить, если вы не возражаете.

Айнель-хатун, которая с приходом хасеки отошла в сторону и поклонилась, осторожно посмотрела на свою госпожу и заметила, что она заставила себя кивнуть и при этом вежливо улыбнуться.

– Присаживайся, Афсун. Я тебя слушаю.

Опустившись на освободившееся после ухода Нергисшах Султан сидение, Афсун Султан была, как всегда, спокойно в себе уверена и выглядела вполне дружелюбно.

– Прежде я хотела бы принести вам свои извинения. Подумав обо всем, я пришла к выводу, что в действительности поступила неправильно. Мне не пристало вмешиваться в дела гарема и уж тем более без вашего ведома. Я хочу все исправить, султанша. Конечно, если вы мне позволите это.

– И что же ты намерена делать?

Когда спустя время Афсун Султан ушла, проводившая ее взглядом Фатьма Султан повернулась к Айнель-хатун, и та подошла к ней ближе.

– Что ты об этом думаешь, Айнель?

– Я думаю, вы поступили верно, приняв предложение Афсун Султан. Она, конечно, могла бы и полностью отказаться от своих обещаний, но, как видно, не хочет совсем уж ударить в грязь лицом. Пусть все будет выглядеть так, словно она всего лишь вам помогла. Никто не будет знать, что вы выплатили жалованье гарему из одолженных у Афсун Султан средств. А подарки пусть раздает. В этом мы не в силах ей помешать, да и нам это на пользу. Наложницы будут рады и благополучно забудут о своем недовольстве. В гареме снова станет спокойно и мирно, а как повелитель с золотом вернется, он выплатит ваш долг.

– Дай Аллах так и будет… Но мне не нравится, что Афсун вообще стала интересоваться делами гарема. Кто знает, на что она может пойти в погоне за властью? Она ведь явно хочет ею обладать… Да еще и Идрис-ага во всем ей теперь потакает. С ним у нее появится влияние на происходящее во дворце. Как-никак, Идрис-ага – главный евнух. Он заправляет всеми агами в гареме и охраной, многое знает.

– И меня это беспокоит, – согласно кивнула Айнель-хатун. – Я давно знаю Идриса-агу. Он ненадежный человек и служит только тому, в ком видит щедрого покровителя, подходящего его представлению о сильной и влиятельной госпоже. Когда умерла Валиде Дэфне Султан, он стал правой рукой Хафсы Султан и вел все ее темные дела, а теперь вот к Афсун Султан пристроился, едва почуял за ней растущую силу. Я ему не доверяю и вам не советую, султанша. Да и нечист он на руку. Взятки берет – за подарки и золото наложниц делает фаворитками, посылая к шехзаде, а калфам и агам дает назначения. В делах мне даже не на кого опереться.

– С этим нужно что-то делать, – явно обеспокоенная, заключила Фатьма Султан. Поразмыслив, она вдруг изумленно улыбнулась. – И как я раньше об этом не подумала?..

– О чем?

– Там, в Эдирне, мне во всем помогал слуга по имени Кемаль-ага. Я полностью ему доверяла, потому как он был в высшей степени достойным, обязательным и справедливым человеком. Немного строгим, но при нем во дворце всегда был порядок. Неплохо было бы за ним послать. Я назначу его главным евнухом. Тогда-то я смогу быть спокойна, опираясь на него и на тебя во всех делах.

– Строгость нашему гарему не помешает, госпожа. Видит Аллах, я одна не в силах с ним совладать и противостоять козням Идриса-аги.

– На том и порешим, – довольно улыбнулась султанша.

Стамбул.

Столичный рынок привычно кипел и бурлил – не протолкнуться. Торговцы громко зазывали к своим лавкам, а покупатели упрямо спорили с ними насчет цены или ругали никудышный товар. Повсюду царили суета, гомон, шум. Что-то тащили на спинах в мешках, везли на повозках, запряженных ослами, резали, сыпали. И то и дело в солнечном свете сверкали монетки, которые тут же прятались в чьем-то кармане.

Держа под локоть свою тетю, с которой они по приказу Элмаз-хатун отправились на рынок за покупками, Эсфир с восхищением и радостью ребенка в зеленых глазах оглядывалась вокруг. Ей нечасто выпадала возможность выбраться из дома. В простеньком светло-зеленом платье с желтой вышивкой на груди она то и дело поправляла сползающий с головы зеленый платок, покрывающий ее длинные вьющиеся волосы цвета золота.

Она не могла не улыбаться, полнясь радостью от долгожданной свободы, находясь среди веселой суматохи на рынке и предвкушая грядущие покупки в лавке ювелира и портного. Она же увидит самое настоящее золото, какое носят ее госпожи, и самые прекрасные ткани, которые только существуют на свете! Даже от одного прикосновения к ним Эсфир переполнял трепет.

Как бы ей хотелось родиться другим человеком, которому бы по праву рождения были позволены все недоступные ей блага. Или хотя бы стать такой, как ее любимая хозяйка Элмаз-хатун. Ведь она тоже когда-то была рабыней, пусть и не самой обычной. Она не служила в доме, а жила в самом гареме султана и даже была его фавориткой. Но все равно Эсфир нравилось сравнивать себя с ней и мечтать, что и она однажды вопреки всему удачно выйдет замуж и будет купаться в роскоши и любви мужа.

– Эсфир, ну куда ты так несешься? – устало выдохнула Менекше-хатун, не поспевая за чересчур энергичной девушкой. – Дай дух перевести…

– Прости, тетушка, – рассеяно пролепетала Эсфир, устремив жадный от любопытства взгляд в сторону лавки торговца овощами и фруктами.

Они были такие красивые, разноцветные и манящие, что у Эсфир тут же свело желудок. Жаль, что в доме ей доставалось мало вкусностей со стола господ. Чаще всего это были сладости, которыми ее угощала Элмаз-хатун, и она их очень любила. Но как же хотелось попробовать все то аппетитное, что попадалось взгляду на рынке…

– Сначала заберем готовые платья у портного, а потом зайдем в ювелирную лавку за украшениями, заказанными госпожой, – проговорила Менекше-хатун, буквально волоча за собой Эсфир, которая с детским восторгом отвлекалась на все подряд. – Ну же, идем! И хватит вертеться по сторонам, как сорока.

– Но ведь все вокруг такое интересное! – весело возразила Эсфир и, хихикнув, приникла к ее плечу. – Менекше, знаешь, когда-нибудь вот так и мои служанки будут ходить на рынок за платьями и украшениями для меня. А я буду возлежать на подушках в своих покоях и говорить совсем как Элмаз-хатун: «Ах, что-то ноги затекли… Помассируйте их. И да, принесите жасминовый чай, да поскорее», – она изобразила жеманный капризный голосок и рассмеялась, откинув голову, отчего платок в который раз соскользнул с ее головы.

Менекше-хатун снисходительно усмехнулась в ответ и покачала головой, а сама в тысячный, верно, раз испытала огромные сожаление и досаду. Бедная девочка, она и не ведала, что могла иметь все и жить сейчас, как самая настоящая султанша во дворце Топкапы, не сложись так горько судьба ее матери. Но, несмотря на свое положение, Эсфир всегда удивляла ее своим жизнелюбием, веселым нравом, страстью к красоте. Она действительно любила жизнь, сколько бы та не пыталась ее огорчить. В ней энергия била ключом, как и жажда любить, радоваться, пробовать новое. Эсфир заслуживала лучшей жизни. Она и родилась-то совсем для иной жизни… Для той, которой намного больше подходила.

Они, наконец, вошли в лавку портного, и Эсфир тут же упорхнула к прилавку с тканями, пока ее тетя направилась к встретившему их хозяину, чтобы забрать заказ. Сотни разных тканей пестрели вокруг, так что у восхищенной Эсфир разбегались глаза. Она трогала то одну, ту другую ткань, скользила по ним пальцами, прикладывала к себе, воображая, что из этой ткани могла бы сшить себе красивое платье. И, на миг омрачившись, откладывала обратно, зная, что не может себе позволить купить ее и уж тем более заказать на пошив платье. Но тут же отвлекалась на другую красивую ткань и уже восхищалась ею.

Когда Менекше-хатун, держа в руках сверток с платьями, закончила разговор с портным и обернулась на Эсфир, то улыбнулась, увидев, как та красуется с радостной улыбкой, приложив к себе медово-желтый шелк, блестящий и струящийся на пол, как водопад.

– Ну как? Мне идет? – игриво посмотрела на нее девушка и закусила губу.

– Да, очень хорошо, милая, – с тенью грусти покивала Менекше-хатун, ведь ткань ей действительно была к лицу. Подчеркивала необычный оттенок волос и зелень глаз. Но женщина заставила себя сказать: – Нам пора. Госпожа будет недовольна, если мы задержимся.

То, как Эсфир понурилась и с наигранно невозмутимым видом вернула ткань на место, заставило ее сердце сжаться. Вскоре они оказались в ювелирной лавке, где Эсфир вела себя много скромнее. Она ничего не трогала. Просто бродила и разглядывала украшения. В ее глазах уже не было жадного блеска. Лишь тихое восхищение с оттенком грусти, какое было в глазах нищего, смотрящего, к примеру, на роскошно одетого богача, проезжающего мимо него в позолоченной карете. Наблюдающего то, что вряд ли станет частью его жизни.

– Я забрала украшения, – голос тети отвлек ее от разглядывания золотого ожерелья с большим квадратным изумрудом посередине. – Нужно возвращаться. Нам еще обед готовить…

– Да, тетушка, – выдавила улыбку Эсфир и, взяв ее под локоть, легко вышла с ней из лавки.

Уже через минуту она позабыла о своей грусти, снова увлеченно оглядываясь по сторонам и то и дело смеясь. А Менекше-хатун гадала, как всегда: была ли она и вправду настолько легкомысленной и ветреной или же просто хорошо притворялась, скрывая за смехом свою тоску и пытаясь отвлечь саму себя?

Дворец Нергисшах Султан.

Дети радостно бросились к ней, едва увидев вошедшую в покои мать, и Нергисшах Султан с счастьем в глазах обняла всех троих, прильнувших к ней в одном общем объятии. Ее муж Кемисхан Бей улыбнулся в бороду, наблюдая за ними со стороны. Он перехватил взгляд жены и кивнул ей, приветствуя.

– Султанша.

– Мои родные, ну как вы? – то и дело касаясь ладонями лиц каждого из детей, воскликнула Нергисшах Султан. – Устали с дороги?

От первого недолгого брака у нее был сын Ферхат, которого Кемисхан Бей тепло принял и растил его вместе с женой также, как и их общих детей – сына Эмира и дочь Зеррин, названную так в честь почившей матери султанши. Сама Нергисшах Султан считала, что со вторым браком ей повезло, пусть она и не была влюблена. Кемисхан Бей был много моложе первого ее мужа и отличался приятным характером. За годы супружеской жизни между ними сложились доверительные, полные взаимоуважения отношения. Это были крепкий брак и счастливая семья.

Когда дети ушли, Нергисшах Султан подошла к мужу и подставила лицо для короткого поцелуя. После он погладил ее по щеке и, улыбнувшись, устало присел на тахту.

– Хвала Аллаху, вы здесь, – с облегчением произнесла султанша, сев рядом с ним. – Повелителя еще нет, Давуд-паша с ним, так что в совете правит Коркут-паша. Ты думаешь дождаться их возвращения? Сомневаюсь, что такой человек, как Коркут-паша, даст тебе должность, обещанную Давудом-пашой. Да и в его ли это полномочиях?

– Я тоже думаю, что стоит подождать с должностью до возвращения Давуда-паши и султана. Но я обязан предстать перед Коркутом-пашой, поприветствовать его и объяснить цель своего приезда в столицу. Он должен знать, что я не без причины оставил свой санджак.

– Да, это так. Когда ты собираешься пойти к нему?

– Сегодня, полагаю. Лучше сразу все разъяснить во избежание проблем.

Нергисшах Султан кивнула и огляделась в покоях, которые так старательно готовила к приезду мужа.

– Как тебе наши покои? И вообще дворец?

– Все прекрасно, как и всегда, моя султанша, – усмехнулся Кемисхан Бей, с теплотой посмотрев на нее. – Благодарю за твои старания. Я надеюсь, все это нам не придется оставить…

– С чего бы? – тут же вскинулась Нергисшах Султан. – Давуд-паша обещал тебе должность! Он же не откажется от собственных слов?

– Всякое возможно, – пожал плечами мужчина. – Он мог и передумать. Все-таки должность бейлербея Румелии очень важна. Повелитель может счесть, что ее достоин другой человек, например, предложенный Коркутом-пашой, и Давуду-паше ничего не останется, кроме как отказаться от своего обещания, а нам – вернуться в провинцию.

– Не приведи Аллах, – пробормотала султанша и с досадой качнула головой. – Я так надеюсь на твое назначение. Жизнь в провинции порядком меня утомила. Здесь столько возможностей для твоей карьеры, для наших детей. Здесь и Фатьма Султан, которую я не хочу снова покидать. Кемисхан, ты постарайся завоевать доверие Коркута-паши, чтобы он не чинил тебе препятствий. Пусть и он поддержит твою кандидатуру. Только будь осторожен, прошу тебя. Он – опасный человек. Об этом все говорят. Даже Фатьма Султан его опасается.

– Я обещаю, что сделаю все, что в моих силах. Но нам нужно быть готовыми ко всему, Нергисшах. И, если придется, спокойно и покорно вернуться в провинцию ни с чем.

Дворец Топкапы. Гарем.

Когда Айнель-хатун объявила во всеуслышание, что сегодня, наконец, жалованье будет выплачено Фатьмой Султан при небольшой помощи Афсун Султан, гарем забыл все свои обиды и упреки в адрес династии. А уж когда хазнедар упомянула, что наложницы получат еще и обещанные им подарки, те и вовсе бросились ликовать. Вечером в гареме будет устроен праздник, чтобы все смогли всласть порадоваться и заодно проводить уезжающего в Амасью шехзаде Османа.

Узнав, что Фатьма Султан велела подготовить красивых наложниц для танцев в султанских покоях этим вечером, Десен осознала, что это – ее шанс. Никто не делал секрета из того, что за золото Идрис-ага мог снизойти до ответной услуги. Не жалея только что полученного жалованья, Десен захватила с собой мешочек с золотом и решительно направилась к нему. Поспрашивав у слуг, она отыскала в гареме комнату главного евнуха возле маленького мраморного фонтана и постучала в закрытые двери.

Идрис-ага, приоткрыв двери, недовольно выглянул в коридор и, увидев Десен, усмехнулся.

– Что, тоже пришла просить выбрать тебя для танцев?

– Да, – не стала увиливать Десен и тоже усмехнулась. – Я хочу танцевать сегодня для шехзаде Османа.

Евнух оценивающе на нее посмотрел, скользнул по телу цепким взглядом и покивал.

– Ты хорошенькая, хатун, – заключил он. – Так что это возможно. Но я ничего не делаю просто так, – он расплылся в гаденькой улыбке.

– Я отдам вам половину своего жалованья, – назвала цену Десен, решив попробовать оставить кое-что и себе.

– Знала бы ты, сколько девушек сегодня ко мне подходили с той же просьбой. И скольким я уже обещал помочь. Одни красавицы, клянусь Аллахом! Самых лучших отобрал. Если ты хочешь оказаться в их числе, мне нужно нечто большее.

Десен хмыкнула и всучила ему целый мешочек со своим жалованьем, который жалобно звякнул, приземлившись на ладонь евнуха. Идрис-ага вмиг стал довольным и, спрятав мешочек за пазуху, ехидно ухмыльнулся.

– Что же, готовься к вечеру. Загляни в швейную мастерскую, выбери себе наряд, украшения. Ты должна быть сегодня особенно красивой. Глядишь, напоследок и ты урвешь свое счастье. Шехзаде Осман ох как любит красавиц. Так что постарайся. Кстати, как тебя зовут?

– Десен.

– Ну ступай, Десен-хатун. И о том, что произошло, ни слова, поняла? Язык держи за зубами.

Заговорщически улыбнувшись ему, Десен поклонилась и, взволнованная, сразу же отправилась за платьем, чтобы успеть выбрать самое лучшее. В швейной мастерской она встретила других наложниц, которые, весело хихикая, уже выбирали себе наряды для грядущих танцев. Они покосились на нее и зашептались. Пройдя мимо них, Десен огляделась, уже примерно представляя, что именно хочет найти. И вот спустя несколько минут тщетных поисков ее взгляд ухватил его. Из изумрудно-зеленого шелка, изящного, немного откровенного кроя с глубоким декольте и шифоновыми развевающимися рукавами.

Улыбнувшись, Десен подошла и выудила его из груды других платьев, как вдруг кто-то попытался выхватить драгоценное платье из ее рук, и она инстинктивно воспротивилась. Возмущенно обернувшись, Десен увидела перед собой очень красивую девушку с длинными рыжими волосами и славянской внешностью. Она помнила ее. Ольга, русская рабыня из тех, что недавно прибыли из Крыма.

– Я уже выбрала это платье для себя, – тоже возмущенная, произнесла Ольга, не отпуская платье. Они вцепились в него с двух сторон, не желая уступать. – Отдай!

– Я выбрала его первая, так что поищи себе другое, – твердо ответила Десен.

Другие рабыни притихли, с интересом наблюдая эту сцену.

– Я отложила это платье, чтобы подобрать к нему украшения, и ты его тут же схватила, – упрямилась Ольга. Она явно была не робкого десятка. – Оно мое!

Десен почувствовала накатывающую на нее злобу. В этот вечер все должно быть идеально! А идеально будет, если именно это платье окажется на ней вечером. Решившись на отвлекающий маневр, Десен сделала вид, будто попыталась толкнуть Ольгу. Та, растерявшись от неожиданности, на миг ослабила хватку, чем Десен и воспользовалась. Она тут же выхватила платье и, прижав его к себе, отошла в сторону и победно улыбнулась.

– Прости, но зеленый больше пойдет мне. Здесь много других красивых платьев. Уверена, ты найдешь себе что-нибудь по вкусу.

Лицо Ольги обиженно вытянулось, и она гневно тряхнула рыжими волосами, ниспадающими до самой ее талии.

– Даже это платье не спасет тебя, – желая отыграться, процедила униженная славянка. – Шехзаде на тебя и не взглянет. Он выберет меня, будь я одета даже в самое худшее из платьев.

– Посмотрим, – холодно усмехнулась Десен и, развернувшись, ушла, все еще прижимая к себе заветное платье, добытое таким трудом.

Дворец Топкапы. Зал заседаний совета.

Коркут-паша внешне весьма соответствовал своей репутации. Очень высокий, с внушительной фигурой и тяжелым, властным взглядом. Он восседал на месте великого визиря подобно падишаху, покоящемуся на своем троне. Кемисхан Бей, представ перед ним, сразу же ощутил волнами исходящие от второго визиря уверенность и опасность. Против воли этот человек настораживал, заставлял напряженно поджимать плечи и втягивать шею, как в ожидании удара.

– Паша.

– Добро пожаловать, Кемисхан Бей, – усмехнувшись в черную густую бороду, отозвался Коркут-паша. – У меня мало времени, так что закончим этот разговор побыстрее. Я знаю, зачем ты здесь, и сразу хочу сказать – ты не получишь должность бейлербея Румелии.

Сбитый с толку Кемисхан Бей озадаченно на него посмотрел и выдержал пронизывающий насквозь взгляд.

– Чем это обусловлено? Я в чем-то провинился?

– Тебе, верно, совсем не хочется возвращаться в свою всеми забытую провинцию, название которой я даже не помню. Не так ли?

Коркут-паша словно забавлялся над ним, и бей совершенно растерялся, но как мог не показывал этого.

– Если вы не хотите дать мне объяснений, я дождусь возвращения султана с Давудом-пашой и обращусь за ними к кому-то из них. Далее говорить нам не о чем, и я…

– Хватит, – спокойно оборвал его Коркут-паша и, лениво поднявшись на ноги, подошел, возвышаясь на целую голову, как настоящий великан. – Из нас двоих я решаю, когда разговор окончен, а когда – нет.

– Прошу прощения, – выдавил Кемисхан Бей, уже порядком напряженный.

– Ты действительно не получишь должность бейлербея Румелии. Но я не сказал, что из-за этого тебе обязательно нужно уезжать ни с чем. Ты можешь получить в столице не менее достойную должность при моем содействии. Если, конечно, согласишься быть на моей стороне и делать все, что я сочту необходимым в рамках твоих обязанностей.

Кемисхан Бей опустил взгляд в пол, с досадой понимая, что от него требуют. Если он будет служить этому человеку и делать все, что он прикажет, то получит должность в столице, пусть и не ту, на которую надеялся. В этом случае им с семьей удастся остаться в Стамбуле, как и просила жена, которая так старательно обустраивала их новый дворец и так надеялась на то, что их дети вырастут в лучших условиях и при много больших возможностях.

Мог ли он ради гордости отказаться от этого предложения и, вернувшись во дворец, сообщить, что им придется отправиться обратно в ту глушь, из которой они было вырвались? Что им придется и дальше влачить жалкое существование на не менее жалкое жалованье санджак-бея мелкой и незначительной провинции? Нет, он слишком уважал свою жену и слишком любил своих детей. Он всегда хотел дать им лучшее, но не мог. А теперь у него есть такая возможность…

– Что за должность?

Коркут-паша хохотнул, приняв это за утвердительный ответ, и хлопнул его крепкой ладонью по плечу в знак одобрения.

– Будешь главным казначеем. И как только примешься за новые обязанности, кое-что сделаешь для меня. Но помни: теперь ты подчиняешься мне и, соответственно, хранишь в тайне все дела, которые я тебе поручаю. Если хоть кто-то узнает о том, что ты делаешь по моему приказу, я заберу не только твою жизнь, но и отправлю в преисподнюю твоих славных детишек.

Сглотнув, Кемисхан Бей заставил себя кивнуть и, наступив на горло собственной гордости, с мрачной готовностью спросил:

– Что от меня требуется?

Вечер.

Дворец Топкапы. Покои Хафизе Султан.

Она всегда питала особую любовь к синему цвету, потому этим вечером отдала предпочтение ему. Посмотревшись в зеркало на результаты трудов служанок, султанша чуть улыбнулась, будучи довольной увиденным, и обернулась на своих сыновей, которые разместились на тахте и разговаривали о чем-то своем.

Всегда сдержанная и рассудительная Хафизе Султан была на удивление заботливой матерью. Ее дети всегда были окружены лаской и вниманием. Но любая, даже самая любящая мать, никогда не заменит детям отца. И, подтверждая это, три маленьких шехзаде радостно сорвались с мест, едва порог опочивальни переступил их отец.

Шехзаде Осман был самым красивым из своих братьев, и, конечно, почти что каждое женское сердце сладко замирало, стоило ему пройти мимо гарема. Высокий, со статной мужественной фигурой, необычными для востока золотыми волосами и запоминающимся, красивым лицом с правильными чертами. Его нельзя было не заметить. Он так и приковывал к себе взгляды, даже когда хотел этого меньше всего. И он так самоуверенно улыбался, словно говорил всему миру «вам меня не изменить, как ни старайтесь». Это добавляло ему особого темного шарма.

Хафизе Султан, увидев, как сыновья обхватили его со всех сторон, осталась спокойна и поклонилась с достоинством. Пламя в ее душе давным-давно угасло. Если она и любила когда-то этого невыносимого, порочного, но пленительно красивого мужчину, то с годами чувство ее умерло. Бесчисленные наложницы, неприятный нрав шехзаде Османа и его отчужденность в последние годы сыграли свою роль. Хафизе Султан покорно приняла свою судьбу брошенной фаворитки и матери трех шехзаде. Она сосредоточилась на роли матери и заставила себя забыть все то, что испытала, как влюбленная и, причем безответно, женщина.

– А мы завтра погуляем в саду? – спросил старший их сын, шехзаде Яхья.

– Можно пострелять из лука! – подхватил второй по старшинству шехзаде Касим. – Или…

– Не выйдет, – усмехнулся шехзаде Осман и, увидев обиженные лица детей, добавил: – Да что вы сразу скисли? Домой мы едем, обратно в Амасью! Завтра же отправляемся в путь. Все готово.

Пока мальчики бурно радовались, истосковавшиеся по дому, Хафизе Султан внимательно на него посмотрела, так как ей ни о чем не сообщили. Она даже еще не начинала сборов. Перехватив ее взгляд, шехзаде Осман перестал усмехаться и стал серьезным. Возможно, так на него подействовало всегда холодное выражение лица его фаворитки.

– Начинайте собираться. Думаю, до утра успеем. Мы не так уж много с собой привезли.

– К чему такая спешка, шехзаде? – сохранив вежливость, спросила в непонимании Хафизе Султан. – По правилам вам необходимо дождаться возвращения повелителя, чтобы передать трон ему, ведь вы – регент.

– Ты будешь меня учить, что делать? – тут же вскипел он, надменно на нее посмотрев.

– Простите. Разве я посмела бы?

Раздраженно отвернувшись от нее, шехзаде Осман потрепал по головам сыновей и хотел было уйти – он никогда надолго не задерживался.

– Я слышал, в гареме готовится праздник? – напоследок спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Да, это так. Фатьма Султан решила порадовать наложниц, которые были недовольны задержкой жалованья, – ответила ему Хафизе Султан и добавила также сдержанно: – Для вас также готовится увеселение. Наложницы будут танцевать.

– Что ж, прекрасно, – ухмыльнулся шехзаде Осман и, весело подмигнув детям, ушел.

Дворец Топкапы. Гарем.

Веселье уже началось, и праздник охватил весь гарем. Когда в него вошли члены династии, наложницы прекратили разговоры и танцы, но лишь на время. Стоило султаншам пройти за свой столик и разместиться вокруг него, тут же снова заиграла музыка, возобновились танцы, разговоры и смех. Фатьма Султан в темно-зеленом и богато украшенном изумрудами платье оказалась во главе стола в соответствии со своим высоким положением, а ее верные спутницы Нергисшах Султан и Хафизе Султан оказались по обе стороны от нее.

Нергисшах Султан, облачившаяся в нежно-кремовое платье с цветочной вышивкой, этим вечером светилась счастьем. Ее муж, как она и надеялась, получил должность в столице, и теперь им не придется возвращаться в захолустье и бедность. Правда, он не стал бейлербеем Румелии, как ожидалось, но его назначили главным казначеем, а это тоже очень почетная и высокая должность при дворе.

Узнавшая об этом Фатьма Султан была обескуражена – столько лет на посту главного казначея ее в трудное время выручал Демир Челеби, которому она во всем доверяла. А теперь она лишилась «своего» человека и боялась, что с этим пошатнется и ее положение. Демир Эфенди много раз одалживал гарему куда большие средства, чем положено, по старой дружбе с султаншей, но теперь ей будет не к кому обратиться за помощью, если она ей потребуется.

– Уверяю вас, султанша, вы во всем можете положиться на моего мужа, – искренне заверяла ее Нергисшах Султан, возобновив разговор, который был начат еще в покоях Валиде Султан до прихода в гарем. – Кемисхан Бей сделает для вас все, ведь он знает, как вы дороги мне. Вам совершенно не о чем беспокоиться!

– Да, конечно, – с любовью глянув на нее, кивнула Фатьма Султан, но беспокойства в ней меньше не стало. Ее пугало, что назначение дал Коркут-паша, почему-то переступив через решение Давуда-паши. Ведь он-то планировал сделать Кемисхана Бей бейлербеем Румелии. Все это странно… – Я в нем не сомневаюсь. И очень рада, что твой муж удостоился такой почетной должности. Золото потечет рекой в вашу семью. Да и мы все уповаем на его справедливость. Пусть Кемисхан Бей с честью исполняет свои обязанности и дарует нам всем процветание.

– Аминь, – с довольной улыбкой отозвалась ее племянница.

Взгляд Фатьмы Султан вдруг обратился ей за спину, и она сразу же напряглась. Обернувшись, Нергисшах Султан все поняла, увидев вошедшую в гарем Афсун Султан с гордой осанкой и широкой улыбкой на красивом лице. Темные волосы ее были распущены и вились кольцами. На султанше было то же дорогое платье из темно-синей парчи, цвет которого она подчеркнула с помощью серебряных украшений с такими же синими сапфирами.

– Красивая женщина, – тихо заметила Нергисшах Султан, разглядывая идущую по гарему хасеки, которая выглядела как всегда энергично, уверенно и при этом искренне, без фальши.

– Этот гарем видел много красавиц, и у каждой была горькая судьба, – вздохнула Фатьма Султан. – Все мы помним Эмине Султан…

К этому моменту Афсун Султан уже подошла к столику и поклонилась Фатьме Султан, держась доброжелательно и непринужденно. Хафизе Султан и Нергисшах Султан поднялись с подушек, чтобы поклониться в свою очередь ей самой.

– Добрый вечер.

– Здравствуй, Афсун, – спокойно ответила Фатьма Султан, кивнув. – Присаживайся. Вижу, гарем очень тепло тебя встретил. Все благодарны тебе за твою помощь и за щедрые подарки.

Афсун Султан уловила нотки недовольства в голосе султанши, но не подала виду.

– Я рада быть вам полезной, госпожа. И всегда готова помочь всем, чем смогу.

– Ты очень любезна.

Неловкость беседы развеяла Бельгин Султан, которая в одиночестве пришла на праздник. В светло-зеленом цвета весенней листвы платье она выглядела свежо и молодо для своих лет. Светлые волосы, ангельское лицо с добрыми голубыми глазами и улыбка делали ее еще больше похожей на дитя. Гарем любил ее за доброту и милый облик, но встретил много спокойнее, чем прежде Афсун Султан. Ведь за ней не чувствовалось силы. Бельгин Султан была любимой женой султана, матерью его сына и никогда не выходила за рамки этой роли.

– Бельгин, присоединяйся к нам, – ее появлению Фатьма Султан была рада искренне. – А где же Айнур? Почему она не пришла с тобой?

– К сожалению, Айнур сегодня весь день нездоровится, – объяснила Бельгин Султан, опустившись на принесенную служанкой подушку за столик. – Но волноваться не о чем. Лекарь была у нее и после осмотра заключила, что это простое недомогание, которое пройдет, стоит Айнур немного отдохнуть.

– Да пошлет Аллах ей исцеление, – с сочувствием произнесла Нергисшах Султан.

– Теперь хотя бы понятно, куда запропастился старший из моих сыновей, – с холодным недовольством заметила Афсун Султан, обратив на себя взгляды. – Я не видела его весь день.

Фатьма Султан с племянницей переглянулись, Хафизе Султан отреагировала нейтрально, поскольку ее это не касалось, а вот Бельгин Султан напряглась даже больше, чем обычно при упоминании отношений ее дочери и шехзаде Орхана. Они пугали ее, ведь брат и сестра были уже не детьми, и их близость настораживала много сильнее. Решив после праздника зайти к дочери и проверить, действительно ли она находится в опасном обществе опального брата, Бельгин Султан повернулась лицом к танцующим наложницам и заставила себя отвлечься от тревожных мыслей.

Так как в гареме шел праздник, рабыням, отобранным для танцев в покоях султана, выделили комнату на этаже фавориток, где они могли бы подготовиться. Облаченная в то самое изумрудно-зеленое платье, Десен то и дело ловила на себе озлобленный взгляд Ольги, которая тоже была в комнате. Ей пришлось одеться в другое платье – ярко-фиолетовое, игривое и соблазнительное. Оно шло ей даже больше, красиво оттеняя ее длинные рыжие волосы, и Десен чувствовала зуд беспокойства, так как видела, что эта славянская рабыня по-настоящему красива. Она должна превзойти ее, иначе шехзаде Осман совершенно очевидно выберет Ольгу в эту последнюю свою ночь в Топкапы.

Десен старательно расчесывала свои темные и густые вьющиеся волосы, которыми гордилась также, как Ольга своими, когда в комнату заглянула Лейла. Все на нее в непонимании покосились, но девушка невозмутимо подошла к Десен и протянула ей маленький мешочек из черного бархата.

– Вот, принесла, как ты и просила. Скажешь, что в нем? И почему ты прячешь это под подушкой?

Чуть улыбнувшись, Десен отложила гребень и, раскрыв мешочек, достала из него кулон, увидев который, Лейла ахнула, хотя в нем и не было ничего особенного. На тонкой серебряной цепочке висело маленькое изумрудное сердце, которое богато сверкало и переливалось.

– Откуда у тебя это? – удивленно прошептала Лейла. – Это же настоящий изумруд!

– Этот кулон принадлежал моей матери, – с грустью ответила Десен, смотря на него и нежно сжав его пальцами. – Насколько мне известно, она была наложницей в богатом доме. Мой отец, которого я не знаю, подарил этот кулон ей, и мама хотела назвать меня в честь этого камня, изумруда, именем со своей родины – Эсмеральда, потому что ее восхитили мои зеленые глаза. Но отец не пожелал называть меня именем неверных, однако и расстраивать ее не хотел, потому назвал Эсмер. На турецком это значит «смуглая, темноволосая», – она усмехнулась и надела кулон. – Согласись, тоже подходящее для меня имя?

– А что потом случилось с тобой и твоей матерью, раз ты оказалась здесь? – осторожно спросила Лейла и, увидев, что ее слова отозвались болью в глазах девушки, поспешила сменить неприятную тему. – Он тебе очень идет. И так хорошо подходит к этому платью, – с легкой улыбкой воскликнула фаворитка и, поборов себя, искренне добавила: – Шехзаде не сможет тебя не заметить. Тебе повезло… Ты родилась красавицей. Надеюсь, у тебя все получится, и ты не удостоишься моей участи.

– Спасибо тебе, – с признательностью Десен сжала ее ладонь в своей и улыбнулась красивой теплой улыбкой. – Я не забуду твоей доброты, Лейла. Возможно, в Амасью мы отправимся вместе? Если нет, мне будет тебя не хватать.

Дворец Эсмы Султан.

– Терпеть не могу эти ужины! Вечно она строит из себя милостивую хозяйку, принимающую за столом бедных родственников. Ты помнишь, как в прошлый раз она спросила: «Как вам наши сладости?» Словно у нас нет возможности есть эти «их» сладости. Тоже мне, богачка!

Искандер-паша, сидя в карете с женой и сыновьями, хмуро смотрел в окно, привычно подавляя в себе раздражение и не слушая ее. С годами его брак становился для него все невыносимее. Он уже тысячу раз пожалел о том, что тогда, много лет назад, поддался отчаянию и согласился на эту свадьбу.

Когда после казни мужа Михримах Султан, забравшая его сердце, родила сына и оставила столицу, он понял, что навсегда, навсегда потерял ее. Прежде у него была хотя бы малая радость видеть ее. Возможность любоваться ею, слышать ее голос. Но его любимая, сломленная горем по другому мужчине, вместе с их сыном уехала. И с ней его покинули все надежды. Все те крохи радости, которые он питал, видя ее, пусть и редко.

И тогда Давуд-паша предложил ему жениться на его дочери. Отказать новому великому визирю было невозможно, да и в тот момент Искандеру-паше было решительно все равно, как ему жить, с кем и где. И только сейчас он понимал, как ошибался. Лучше бы он отказался, был лишен должности и сослан в глушь. Это все же лучше, чем провести годы в невыносимом обществе Сельминаз-хатун, которая претила ему всей своей натурой.

Будь она хотя бы немного похожа на его тайную любовь, возможно, у этого брака был бы шанс. Но Сельминаз-хатун была полной противоположностью Михримах Султан, и это убивало мужчину. Порою ему казалось, что он ненавидит свою жену холодной, тихой ненавистью. Ее злобный нрав, алчность, язвительность, ехидство и совершенное неумение обращаться с детьми – ее собственными детьми, заботы о которых она равнодушно скинула на служанок и сиделок – выводили пашу из себя.

– Ты, как всегда, молчишь, – недовольно посмотрев на отрешенного мужа, Сельминаз-хатун фыркнула: – Можно подумать, тебе все равно, как относятся к тебе и твоей семье.

– А ты, как всегда, всем недовольна. Оставь эту тему, хатун. И прошу тебя, хотя бы на этот раз заставь себя обойтись без никому ненужных колкостей.

Сельминаз-хатун наградила его надменным взглядом и отвернулась к другому окну, наконец, замолчав.

Когда они выбрались из кареты, слуга встретил их у крыльца и проводил в холл, где должен был пройти ужин. Искандер-паша переступил его порог следом за женой и сыновьями. Спокойно подняв темные глаза, чтобы поприветствовать Эсму Султан, он вдруг увидел сидящую рядом с ней на тахте отдаленно знакомую женщину.

Его взгляд тут же оказался прикован к ней в абсолютном недоверии. В испуганном непонимании и ошеломлении. Это не могла быть она! Так твердил его разум, отказываясь верить увиденному, но глаза нельзя было обмануть. Его взору взаправду предстала она, его Михримах Султан. Женщина, которая столько лет продолжала жить в его сердце, как мираж, как болезненно любимый и недосягаемый образ. И то, как султанша посмотрела, как улыбнулась, тоже узнав его, не оставило никаких сомнений в том, что это действительно она.

– Султанша, – Сельминаз-хатун поклонилась, посмотрев на Михримах Султан.

Она с трудом ее узнала, так как эта бедно одетая женщина мало походила на оставшуюся в ее памяти роскошную девушку в помпезном платье и в бесчисленных драгоценностях. Она все так же лучилась добротой, но в глубине ее глаз лежала печаль.

– Здравствуй, Сельминаз, – вежливо ответила Эсма Султан и, посмотрев за спину женщины, на Искандера-пашу, заметила, что его взгляд не отрывается от Михримах Султан. Тут же догадка пронзила ее, и султанша ощутила волнение. Любопытно… – Искандер-паша, рада видеть вас. Как поживаете?

Тот вздрогнул, будто очнувшись, и рассеянно поглядел на нее, но быстро справился с собой и сдержанно ответил:

– Султанша. Я также рад быть здесь этим вечером. Хвала Аллаху, жаловаться мне не на что.

– А это Михримах Султан, вы ее узнали? – Эсма Султан лукаво улыбнулась, коротко посмотрев на подругу.

Она была смущена всеобщим вниманием, отвыкнув от подобного в провинции. Вновь Искандер-паша обратил взгляд к ней и ощутил, как трепещет сердце в его груди, словно он все тот же глупый влюбленный юнец.

– Да, конечно узнали, – встряла Сельминаз-хатун, заметив заминку мужа, и немного ядовито улыбнулась. – Султанша, мы с моим супругом рады приветствовать вас спустя столько лет вашего отсутствия. Надеюсь, вы пребываете в здравии?

– Благодарю вас. У меня все хорошо.

– А где Нермин?

– Она сейчас спустится. Я уже послала за ней.

Тут в холл вошел высокий темноволосый юноша. И, едва посмотрев на него, Искандер-паша понял, кто он. Сходство с его отцом, казненным мужем Михримах Султан, было на лицо. На мать султанзаде Мехмет почти не был похож, за исключением не бросающихся в глаза незначительных черт лица.

– Это Мехмет, мой сын, – представила его Михримах Султан, с любовью коснувшись того взглядом. – Мы прибыли в столицу с тем, чтобы он смог получить должность. Сынок, познакомься, это Искандер-паша, его супруга Сельминаз-хатун, дочь Давуда-паши от прежнего брака, и их дети.

– Очень рад, – произнес Мехмет, скупо кивнув сначала паше, а потом его жене. – Вы состоите в совете? – он снова поглядел на Искандера-пашу, который сразу ему понравился. Его облик источал спокойную уверенность в себе и честь.

– Верно, я занимаю должность бейлербея Анатолии, – улыбнулся Искандер-паша, тоже почувствовав к нему искреннюю расположенность. Парень явно был умен и хорошо воспитан. – Надеюсь, и ты получишь достойную должность. Только дождись, когда повелитель с Давудом-пашой вернутся. Не советую обращаться к Коркуту-паше, а сейчас он всем заправляет.

– Я о нем наслышан, – изрек Мехмет и чуть усмехнулся. – Говорят, он лучший воин на всем свете.

– На войне ему нет равных, это так, но в мирное время лучше держаться от него подальше.

Теперь они оба усмехнулись, и Михримах Султан, наблюдавшая за ними, облегченно вздохнула. Она всегда чувствовала, что сыну не хватает крепкого мужского плеча, наставника, образца, кем должен быть отец для мальчика. Невооруженным глазом было видно, что ее давний хороший знакомый Искандер-паша сумел быстро найти общий язык с обычно закрытым и сдержанным Мехметом. И это радовало. Быть может, они продолжат общение, пока Мехмет в столице, и сын сможет обрести в паше то, что прежде было для него недоступно?

Ужин проходил в неловкости. Как хозяйка, Эсма Султан пыталась вести непринужденный разговор, но участники ужина явно не были настроены на беседу. Только севшие рядом Искандер-паша и Мехмет то и дело о чем-то тихо переговаривались, вызывая улыбку у Михримах Султан и негодующие взгляды у Сельминаз-хатун, которая ревновала внимание мужа.

Нермин и вовсе боялась поднять глаза от своей тарелки. Когда это случалось, она натыкалась то на пронизывающий взгляд сестры, недолюбливающей ее, то на голубые глаза Мехмета, сидящего за столом напротив нее, отчего ее всякий раз бросало в жар.

Искандер-паша сумел совладать с собой и принудил себя даже не смотреть в сторону Михримах Султан, чтобы не оказаться в неловком положении и не смущать ее. Он говорил с ее сыном и с удивлением обнаружил в Мехмете и ее умение слушать, и присущую султанше неизменную вежливость.

Но для Эсмы Султан его усилия были очевидны – он подчеркнуто не смотрел на Михримах Султан, но выглядел взволнованно, чем себя и выдавал. Она помнила, как подруга рассказывала ей о доброте тогда еще конюшего Искандера-аги, который всегда радушно встречал ее у себя в конюшне и был с ней очень мил. Теперь его радушие открывалось в новом свете. По всему, он был влюблен, а Михримах Султан, тогда еще любившая своего мужа, этого и не заметила.

Что теперь делать с этим открывшимся фактом Эсма Султан не знала. Но она хотела счастья для своей подруги. Его та смогла бы обрести в новом браке с мужчиной, который любил бы ее. Михримах как никто другой заслужила счастья. Вот только Искандер уже был женат на Сельминаз и имел от нее детей, потому кандидатом в мужья для Михримах быть не мог, хотя и было очевидно, что чувства его не угасли.

По окончании трапезы Нермин смущенно покосилась на Мехмета и, попрощавшись со всеми, пошла к себе в покои. Эсма Султан не заметила в ее поведении ничего странного. Ее дочь всегда робела в присутствии посторонних. Такова уж была Нермин: нежная, хрупкая и ранимая душа, слишком избалованная родительской любовью и заботой.

Мехмет все никак не мог наговориться с Искандером-пашой, но когда он понял, что Сельминаз-хатун не терпится отправиться домой, то попрощался с ним, сказав, что будет рад новой встрече и надеется, что она произойдет как можно скорее.

Заметив смущенно-взволнованный взгляд Искандера-паши, искоса брошенный на ее подругу перед тем, как выйти из холла, Эсма Султан импульсивно решила отвлечь и немного задержать Сельминаз-хатун, заговорив с ней о Давуде-паше и о письме, что он прислал недавно. Это был единственный возможный повод заговорить с ней.

– Михримах, я, кажется, забыла свою накидку в саду в беседке, – на миг отвлекшись от разговора, произнесла султанша. – Ты не можешь сходить, посмотреть? Что-то прохладно, а пока Фидан-хатун дождешься… Она ведь пошла хамам готовить.

– Да, конечно, – с ожидаемой любезностью ответила Михримах Султан и вышла из холла.

Ожидая на крыльце жену с детьми, Искандер-паша стоял и хмуро, с тенью тоски смотрел на звездное небо. Всевышний, похоже, решил жестоко пошутить над ним. Он вернул ему желаемое теперь, спустя годы, когда он не имел права получить его.

За спиной у него раздался скрип дверей. Полагая, что это его семья, паша равнодушно оглянулся через плечо и замер, увидев Михримах Султан. Заметив его, она остановилась, хотя до этого сделала было шаг с крыльца, и светло улыбнулась.

– Я очень рада снова видеть вас, – видимо, почувствовав вечернюю прохладу, султанша обхватила себя руками поверх предплечий. Она подошла и встала рядом – такая же маленькая, хрупкая и бесконечно умилительная, как и в юности. – Вы почти не изменились, – Михримах Султан с улыбкой заглянула в лицо мужчины, который неотрывно смотрел на нее – серьезно и немного обреченно. – Я вас сразу же узнала.

– Как и я вас, – выдавил из себя Искандер-паша и отвернулся, снова посмотрев на небо, чтобы совладать со своими чувствами. – Надеюсь, вы не покинете нас в скором времени?

– Вероятно, как только сын получит назначение, я еду с ним в определенный ему санджак.

Значит, скоро. Сглотнув ком в горле, мужчина глянул на нее и улыбнулся в бороду.

– У вас славный сын. Думаю, его ждет хорошее будущее.

– Мне очень приятно слышать это, – искренне осветившись счастьем, кивнула ему Михримах Султан. Она тоже подняла свою светловолосую голову и посмотрела на небо, усеянное холодно мерцающими звездами. – Мехмет очень умный, это правда. Но в нем мало чувств, и это порою расстраивает меня. Он словно… закрыт от мира.

– Это пройдет со временем, я думаю. Он в сущности-то мира еще не видел.

– Вы с ним так хорошо поладили. Он не всем так открывается с первой встречи. Я впервые такое вижу, если быть откровенной. Надеюсь, вы не слишком заняты, чтобы иногда проводить с моим Мехметом время?

– Что вы, султанша? – не сдержав тепла в голосе, отозвался Искандер-паша. – Я буду только рад.

Михримах Султан благодарно улыбнулась ему и вздохнула с умиротворением. А он смотрел на нее, и в груди что-то болезненно сжималось. Даже без украшений, в простом темно-сером платье и скромно собранными волосами она была самой красивой женщиной из всех, что он видел.

Словно ангел – чистый, непорочный, не отравленный злобой даже после стольких невзгод и тягот. Такая хрупкая и нежная, что хочется закрыть ее собой от всего зла в этом мире, лишь бы эти глаза никогда больше не полнились слезами, а эти губы – улыбались. Но он не имеет на это никакого права. Даже помышлять об этом в его положении недостойно. Однако от осознания этого чувство его меньше не становилось.

– Вам холодно? – заметив, как она поежилась, обеспокоился Искандер-паша. – Возвращайтесь во дворец, не то простудитесь.

– Благодарю за вашу заботу, – ласково посмотрела на него Михримах Султан и без всякого умысла коснулась ладонью его плеча. – Что же, тогда я с вами прощаюсь.

В этот момент двери выпустили на крыльцо Сельминаз-хатун, и ее взгляд цепко ухватил маленькую женскую ладонь, лежащую на плече ее мужа. Негодование обожгло ее изнутри, и она надменно улыбнулась, когда оба на нее обернулись и немного сконфузились.

– Я чему-то помешала?

– Сельминаз, – осадил ее Искандер-паша с угрюмым лицом. – Это неуместно.

– Доброй ночи, – в свою очередь молвила Михримах Султан, решив, что ей лучше уйти.

Султанша поспешно направилась в беседку, где не обнаружила никакой накидки. Когда она возвращалась обратно во дворец, карета уже отъезжала от крыльца в сопровождении охраны, и женщина проводила ее задумчивым взглядом. Но, почувствовав леденящий порыв ветра, быстро взошла на крыльцо и нырнула в тепло дворца.

Дворец Топкапы. Султанские покои.

Шехзаде Осман поначалу лениво и даже снисходительно смотрел на танцующих перед ним наложниц с кубком вина в руке, который то и дело подносил к губам. Красавиц в своей жизни он повидал достаточно, так что относился к ним спокойно, а к подобным увеселениям давно привык. Он уже даже не наслаждался танцами одалисок, а приглядывал среди них ту, которую мог бы оставить у себя на ночь.

Вскоре его внимание привлекла красивая и яркая девушка с длинными рыжими волосами, похожими на языки пламени, которые при каждом ее движении легко взметались в воздух и переливались здоровым блеском. Фиолетовый шелк платья струился по ее извивающемуся в танце телу, а на лице призывно горели серые глаза. Она то и дело ловила его взгляд и загадочно улыбалась, как бы дразня.

Коротко посмотрев на стоящего в стороне Идриса-агу, шехзаде Осман послал ему многозначительный взгляд, и евнух понял его без слов, заметив, как и все в покоях, на кого обращено внимание господина.

Десен старалась изо всех сил, чтобы оно обратилось на нее, и танцевала как можно более старательно и соблазнительно, но она оказалась в менее выигрышной позиции. Ольга танцевала посередине покоев, а она – с краю и была не так заметна даже со всей своей красотой.

Видя, что взгляд шехзаде Османа прикован только к Ольге, Десен с невыразимой досадой понимала, что проиграла. Сегодня он оставит у себя эту славянку, не ее. И зеленые глаза девушки все больше и больше наливались негодованием по мере того, как танец близился к своему завершению. Ее единственный шанс на успех стремительно таял прямо на глазах.

Но Десен не могла просто смириться с этим и остаться ни с чем. Удача улыбается смелым – так говорила она сама. И сейчас ради этой судьбоносной улыбки удачи ей было необходимо решиться на что-то, что кардинально изменило бы ситуацию. Это как шагнуть в пропасть: повезет – взлетишь, нет – упадешь и разобьешься. Ведь если не рискнешь всем, без страха сделав шаг вперед, уж точно никогда не познаешь полета.

И в голове танцующей Десен быстро созрел план ее дальнейших действий. Будь, что будет. Она была готова на все, как и всегда, словно играя со своей судьбой. Если будет отвергнута – что же, хотя бы будет знать, что сделала все возможное, дабы достичь желаемого.

И вот музыка стихла, а наложницы, танец которых оборвался, одновременно опустились на колени на дорогой персидский ковер. Идрис-ага жестом велел им выйти, и Десен, как и все, поднялась с колен и поклонилась. Она была последней в веренице рабынь, направившихся к дверям, что теперь оказалось весьма кстати. Глубоко вдохнув, она решилась и, проходя мимо восседающего на троне шехзаде Османа, вдруг остановилась.

Он впервые посмотрел прямо на нее с недоумением в своих темных глазах. Десен, тяжело вздымая грудь как от волнения, задержала его взгляд на пару мгновений, а после разыграла, что ей сталось дурно, и, ахнув, рухнула прямо на него словно в обмороке.

Сильные руки тут же подхватили ее, но Десен полностью расслабила тело, чтобы оно казалось безвольным, изображая бессознательность. Идрис-ага, ставший свидетелем этого, сразу же смекнул, что наложница решилась на хитрость, но все равно подорвался к напрягшемуся шехзаде Осману, который встал с трона на руках с упавшей на него Десен.

– Идрис-ага, сходи за лекарем! – приказал он, уложив рабыню на кровать. Мужчина быстро глянул на ее лицо и про себя удивился, как он не заметил ее прежде. – Пусть посмотрит, что с девушкой.

– Как прикажете, – поклонился евнух и, покосившись на Десен, вышел.

Воспользовавшись тем, что они остались одни, шехзаде Осман внимательно посмотрел на распростертую поверх расшитого золотом покрывала наложницу. Она была в зеленом шелковом платье откровенного кроя, которое имело глубокое декольте, не ускользнувшее от изучающего взгляда мужчины. Присев рядом, он осторожно убрал длинный темный локон, упавший ей на лицо.

И его взору предстала восточная красавица с выразительными чертами и резко очерченными губами, которые были чуть-чуть приоткрыты. У нее была смуглая, бронзовая кожа, и в любовании скользнув пальцами по ее щеке, шехзаде заметил с интересом, как ярко с ней контрастирует его кожа, светлая. В ложбинке у нее на груди на серебряной цепочке сверкал кулон в виде сердца-изумруда, грани которого ярко сверкали, отражая свет свечей.

Шехзаде Осман протянул руку, чтобы взять его и рассмотреть. Но в этот момент веки девушки затрепетали, и она приоткрыла глаза, которые оказались такими же необычайно зелеными, как и изумруд в ее кулоне. Она рассеянно уставилась на него, чуть нависшего над ней, и, видимо, вспомнив, кто перед ней, испуганно дернулась.

– Тихо-тихо, – он положил ладонь ей на плечо и надавил на него, заставив лечь обратно. – Успокойся. Сейчас придет лекарь, чтобы осмотреть тебя.

Не отпуская его взгляда, Десен печально улыбнулась.

– Лекарь мне не поможет…

– Почему? – нахмурился шехзаде Осман, отчего-то будучи не в силах оторвать от нее взгляда, будто она его загипнотизировала.

Ей уже нечего было бояться – если уж действовать, так наверняка. Изобразив томление, Десен робко подняла руку и невесомо скользнула ею по его щеке, задев пальцами и крепкую шею. Золотоволосый шехзаде, красивое лицо которого все еще нависало над ней, ощутимо напрягся от ее прикосновения, и Десен увидела, как расширились его зрачки.

– Вы забрали мое сердце, едва я вас увидела, – рассказ Лейлы пришелся кстати, и Десен лишь добавила ему немного больше мучительности. С ее бархатным низким голосом это прозвучало куда более чувственно. – Я так хотела понравиться вам сегодня и, верно, переволновалась. Простите меня, господин. Уходя, я всего лишь вспомнила, что завтра вы уезжаете в Амасью, а значит, я больше никогда не увижу вас. И мне стало… – она умолкла, подбирая слова, и все смотрела ему в глаза, не позволяя отвлечься ни на что другое. – Стало так больно, что я лишилась чувств.

Неожиданно для себя шехзаде Осман оказался застигнут врасплох, и кожа его горела там, где ее касались смуглые пальчики. Он, вполне себе взрослый и опытный в любовных делах мужчина, оказался растерян в такой ситуации. Из головы у него вылетело все, о чем он думал прежде – до того, как заглянул в эти зеленые омуты, затягивающие в свои глубины, как вязкая топь.

Десен вдруг села на покрывале, заставив его отстраниться, и теперь они оказались рядом на ложе. Подняв руки за голову, она расстегнула застежку кулона и с тенью улыбки протянула его снова нахмурившемуся в непонимании шехзаде.

– Если мне больше не суждено увидеть вас, я молю, чтобы вы забрали мое сердце с собой туда, в Амасью, где оно, полное моей любви, охраняло бы вас от всех невзгод.

Шехзаде Осман задумчиво и серьезно посмотрел на изумрудное сердце, лежащее на ее раскрытой ладони, а после усмехнулся и сжал ее пальцы в кулак, спрятав в нем кулон.

– Тебе незачем отдавать мне свое сердце, – ухватив пальцами ее острый подбородок, он пронзительно вгляделся в ее красивые глаза. – Пусть оно останется у тебя, а ты… ты останешься со мной.

Резко сократив расстояние между их лицами, шехзаде впился в ее губы поцелуем и неожиданно для себя встретил не менее страстный порыв, когда Десен тут же прильнула к нему, запустила руки в его золотые волосы и ответила на поцелуй также горячо. Кулон, блеснув, выпал из ее руки на покрывало и вскоре оказался погребен под ворохом одежды, сброшенной в лихорадочном пылу.

Дворец Нилюфер Султан.

– Что-то случилось, господин? – за годы службы Демир-ага всегда замечал, если того что-то беспокоило.

Коркут-паша, который со своим подручным вошел в кабинет, прошел к тахте и устало опустился на нее, откинув на ее спинку руку.

– Вчера ночью получил весточку из Трабзона, – серьезно, без тени привычной усмешки сообщил паша.

– Что им снова потребовалось от вас? – не удержался от иронии Демир-ага.

– Наш доблестный шехзаде Махмуд почти все золото, что выделила ему казна в прошлом месяце, спустил на подготовку праздника в честь свадеб своих дочерей. Еще ему, видите ли, нравится охотиться, а значит, и вечно закупать лучших лошадей и оружие. Это дорого стоит. Не забывай, что при этом ему нужно кормить трехтысячное войско и содержать дворец с огромной семьей, где каждая фаворитка жаждет драгоценностей и персидских шелков, да еще с немалым гаремом и целым стадом слуг в придачу.

– Значит, золото. Но ведь казна пуста. Нужно дождаться возвращения повелителя с его испанским золотом, выплаченным нам за мир.

– Шехзаде Махмуд не из тех, кто отличается терпением, – усмехнулся Коркут-паша. – Золото ему нужно сейчас, иначе, как он написал, все восстание пойдет крахом.

– Что вы намерены делать?

– Сегодня в столицу приехал один бей – женат на султанше, но беден. Его жена – племянница Фатьмы Султан, и та, видно, пожелала помочь им. Поговорила с Давудом-пашой, чтобы он дал бею назначение повыше. Наш сердобольный великий визирь, конечно, согласился и пообещал все устроить, ну, а как бей сегодня приехал, я его поставил перед выбором: либо служить мне и стать главным казначеем, либо возвращаться ни с чем в свое болото.

– Используете его, чтобы ложно отправить в Трабзон золото? Это не опасно?

– Опасно, конечно, но у меня нет выхода. Если все откроется, виноват будет он. Я же не имею никакого отношения к делам казначейства, не так ли?

Демир-ага хмыкнул и кивнул в знак понимания.

– Ладно, уже поздно, – заканчивая разговор, произнес Коркут-паша и поднялся на ноги. – Пойду к жене, а то, наверно, заждалась уже, – ухмыльнулся он.

Нилюфер Султан тем временем, уже одетая ко сну в свою любимую сорочку из черного шелка, сидя на тахте, приняла из рук одной из служанок кубок, источающий терпкий травяной запах. Залпом осушив его, султанша поморщилась и передала кубок обратно служанке, которую наградила взглядом исподлобья.

– Ты же помнишь, что должна держать язык за зубами?

– Да, госпожа.

В этот момент двери резко открылись, и на пол упала огромная тень. Служанка испуганно спрятала кубок за спину, поспешно поклонилась и юркнула из покоев, обойдя на пороге Коркута-пашу. Нилюфер Султан напряглась, заметив, что он скользнул по служанке взглядом, полным подозрений. После он посмотрел прямо на нее, и султанша поднялась с тахты и направилась к зеркалу, чтобы расчесаться и этим отвлечь его.

– Ну, как прошел день? – невозмутимо спросила она, взяв в руки гребень.

– Плодотворно, – раздался голос мужа, который, что она увидела в зеркальном отражении, присел на изножье кровати и стал наблюдать за ней почему-то чуть насмешливо.

– Удалось что-нибудь выяснить относительно покушения в лесу?

– Лгать и выкручиваться ты никогда не умела, Нилюфер, – озадачив ее, вдруг сказал Коркут-паша. Когда султанша хмуро обернулась на него, он спокойно добавил: – Я давно знаю, что ты пьешь этот отвар.

Нилюфер Султан чувствовала себя так, словно ее мешком по голове ударили. Он знал?! Чуть ли не двадцать лет она старательно скрывала тот факт, что пила отвар, дабы не иметь детей, а он, оказывается, обо всем знал. Его спокойная реакция удивила султаншу. Она ожидала ярости, возмущения, обвинений, но он только усмехался, как взрослый, уличивший ребенка за проказой.

– Тогда… почему ты так спокоен? – скованно отложила гребень она.

Коркут-паша рассмеялся гулким, низким смехом и похлопал ладонью по своему бедру, призывая, чтобы она села к нему на колени. Нилюфер Султан терпеть не могла это делать и проигнорировала бы это, как поступала всегда, но не в этой ситуации. Она боялась гнева мужа, потому что в гневе он был неуправляем и способен на все, кто бы перед ним не провинился.

Неохотно она пошла к мужу через все покои и присела к нему на колени, тут же оказавшись в плену его крепких рук.

– Детей мне, видит Аллах, предостаточно, – его лицо оказалось так близко к ее, что Нилюфер Султан попыталась отстраниться, но Коркут-паша ей не позволил, сильнее стиснув капкан из рук, в котором она оказалась. – Ты уже родила мне дочь, которую я люблю больше всех детей. И, если ты больше не желаешь становиться матерью, то я не против.

– Удивительная терпимость с вашей стороны, паша, – выдавила Нилюфер Султан, которой поскорее хотелось вырваться на свободу. – Я благодарна за понимание, но… уже поздно, и пора ложиться спать.

– И мы ляжем спать, но немного позже.

Коркут-паша потянулся к ней, чтобы поцеловать, но непроизвольно Нилюфер Султан отвернула лицо в сторону, чтобы избежать нежеланных ласк. Это разозлило ее мужа, и он, накрыв ее лицо своей ладонью, с силой повернул его и грубо поцеловал, не оставляя ей возможности спастись. И, уже чувствуя, как его губы, немного причиняя боль, спустились на ее шею, Нилюфер Султан с безвыходной тоской устремила свой взгляд в окно, за которым в свои права вступала темная ночь.

Дворец Топкапы. Покои Айнур Султан.

– Уже поздно, – слабый голос Айнур Султан нарушил уютную тишину. – Тебе, наверно, пора уходить.

Она постаралась скрыть свои нежелание расставаться и грусть, но они все равно заполнили собой ее голос. Брат и так пробыл с ней с самого утра, бросив все свои дела. Едва узнав об ее недомогании, он пришел и развлекал ее чтением книг, рассказами о военном походе, как мог веселил, чтобы она не унывала и поскорее поправлялась. И сейчас его нужно было отпустить от себя или даже подтолкнуть, пусть и совсем не хотелось делать это.

– Я в порядке, честно, – добавила она, приподняв голову с его плеча и заглянув ему в лицо.

Шехзаде Орхан полулежал рядом с ней поверх покрывала, подставив свое плечо, чтобы она могла положить на него голову. Он смотрел в потолок, но теперь повернулся к ней и чуть усмехнулся, ласково проведя рукой по ее длинными серебряным волосам.

– Так и скажи, что устала от меня и хочешь остаться одна.

– Вовсе нет! – возмутилась она, но вышло тихо из-за ее недомогания. – Просто матушка будет сердиться, если узнает, что ты все еще здесь. Как и Афсун Султан, она недовольна, что мы так много времени проводим вдвоем.

– Они вечно всем недовольны. Но ведь мы и не обязаны им угождать.

Айнур Султан через силу улыбнулась, преодолевая слабость.

– Подстрекаешь меня на бунт?

Брат хмыкнул, но, посмотрев ей в глаза, вдруг стал серьезным. Айнур Султан, заметив это, тоже перестала улыбаться и удивленно ждала, что он скажет.

– Просто я не хочу, чтобы чужие глупые предрассудки встали между нами, – мрачно произнес он, коснувшись пальцами ее щеки и случайно задев губы – от этого обоим на миг сделалось неловко, словно он шагнул за какую-то невидимую черту.

– Этого не будет, – с нежностью заверила она, перехватив его руку и легонько сжав ее – насколько сейчас позволяли ей силы. – Даже когда я выйду замуж, а ты уедешь в свой санджак, мы будем вместе – думать друг о друге, помнить и все также любить.

Айнур Султан снова положила голову ему на плечо и умиротворенно вздохнула, но шехзаде Орхан отодвинулся и, перекинув руку, приобнял ее за плечи. Не успела султанша прикрыть веки у него на груди – сон уже звал ее в свое царство – как двери отворились. Вздрогнув в испуге, Айнур Султан отстранилась от брата и увидела свою матушку, которая резко замерла на пороге и напряженно уставилась на них.

– Валиде?..

Айнур Султан села в кровати, подтянув к себе покрывало, под которым лежала, и почувствовала смущение из-за выражения лица матери.

– Могу я попросить оставить нас с дочерью наедине? – с нажимом проговорила Бельгин Султан, полная напряжения, как натянутая струна.

– Конечно, – расслабленно отозвался шехзаде Орхан и, поднимаясь с ложа, поцеловал руку сестры, заставив ее покраснеть, а Бельгин Султан – еще больше напрячься. – Доброй ночи.

До тех пор, пока двери за ним не закрылись, Бельгин Султан не двигалась, но после обратила к дочери недовольно-укоряющий взгляд.

– В такой час вам не пристало оставаться наедине в покоях.

– И я не понимаю, почему, – мягко возразила Айнур Султан. – Я искренне не понимаю, что предосудительного вы видите в моих отношениях с Орханом? И меня оскорбляют ваши недостойные подозрения. Мы брат и сестра! Что между нами может быть порочного, раз нам даже нельзя быть вдвоем вечером?

– Вы уже не дети, Айнур, – направившись к ней, нравоучительно воскликнула Бельгин Султан. – Нужно знать границы и не заступать за них, чтобы ни у кого не возникало подозрений.

– Почему меня должно заботить то, что подумают другие? Я поступаю так, как мне угодно.

Присев на ложе рядом с дочерью, Бельгин Султан беспокойно на нее посмотрела.

– Ты уже разговариваешь совсем как он… – с сожалением протянула женщина. – Об этом я и говорила, когда просила тебя меньше времени проводить с Орханом. Он оказывает на тебя слишком сильное влияние, и оно не доброе.

Айнур Султан была не согласна с этим, но и перечить матери не хотела. Она помолчала, а потом решила увести разговор в безопасное русло.

– Как прошел праздник в гареме?

Глядя на нее с мягким недовольством, Бельгин Султан покачала светловолосой головой и вздохнула.

– Орхан похож на свою мать больше, чем кажется. Они оба – не самые лучшие из людей. Это порочные натуры, и я не хочу, чтобы из-за близости с Орханом ты оказалась в их числе.

– Прежде вы никогда так не отзывались об Афсун Султан, – удивилась, но и насторожилась Айнур Султан. – Вам… о ней что-то известно? Почему она порочный человек?

– Я не должна с тобой об этом говорить, но раз уж начала… Ты знаешь, как я близка с Айнель-хатун. Она – моя первая и единственная подруга в этом дворце еще с тех пор, когда я была простой фавориткой. И у нас никогда не было друг от друга тайн. Много лет назад она кое-что поведала мне, но по большому секрету, взяв с меня обещание, что я сохраню свое знание в тайне. Надеюсь, также поступишь и ты, Айнур.

– Да, разумеется, если вы об этом просите.

– В то время я ждала рождения Мехмета, а Афсун тоже была беременна Орханом, но в гареме мы не были единственными фаворитками. Было еще две женщины. Об одной ты знаешь – сестра твоей матери, Элмаз-хатун, которая пошла на ужасное предательство ради того, чтобы стать фавориткой твоего отца. И она за это поплатилась – повелитель жестоко с ней обошелся, вскоре выгнав из гарема и сослав в Старый дворец.

– А кем была другая женщина? – поспешила сменить тему Айнур Султан.

– Ее звали Нефизе. Мы с ней вместе попали во дворец в свое время. Нас купила Хафса Султан в подарок повелителю. Одной из нас было суждено стать его фавориткой, и султанша выбрала меня. После появилась Афсун, а затем и Нефизе посчастливилось пройти по золотому пути. Мне об этом мало, что известно – в то время я не покидала своих покоев, так как беременность была трудной. Я слышала от Айнель, что Афсун и Нефизе враждуют. Нефизе из зависти, что та вскоре родит повелителю ребенка, постоянно ее задевала и провоцировала. И злоба ее росла с каждым новым днем. Один раз она попыталась отравить Афсун снотворным – та, пытаясь позвать на помощь, упала с лестницы в ташлыке, но выжила и чудом не потеряла ребенка.

– О Аллах! – ужаснулась Айнур Султан, представив, что Орхан мог вовсе и не родиться из-за этого злодеяния.

– Айнель выяснила, что это была она, и пригрозила, что в следующий раз не станет прикрывать ее и обо всем доложит повелителю, чтобы он выгнал ее из гарема, как и Элмаз. На время она затихла и, пока мы с Афсун носили детей, все эти месяцы… бывала у повелителя.

Айнур Султан наполнилась сожалением, заметив, как больно матери вспоминать об этом.

– Она так и не смогла понести, и это, видно, сильно ее печалило. И Нефизе решилась на ужасное. Я тогда уже родила Мехмета, а Афсун оставалось совсем недолго до собственных родов. Нефизе, не желая, чтобы ее соперница обошла ее и родила этого ребенка, снова решилась убить ее. Однажды ночью она оказалась в комнате Афсун и принялась душить ее подушкой. Не знаю, о чем она думала… Наверное, была в отчаянии и не понимала, что творит. Афсун сопротивлялась и, несмотря на свое положение, сумела вырваться и в порыве ярости и страхе убила ее прямо в своей комнате, пронзив несколько раз осколком разбившейся в их борьбе вазы.

Айнур Султан приложила ладошку к белоснежному лицу, и ее разномастные глаза полнились страхом.

– Убила ее? Но как же?..

– Айнель не одной мне помогала. В свое время она и Афсун оберегала. К ней-то Афсун и обратилась, моля помочь ей скрыть убийство, защитить ее. Понимая, что она не желала этого, а убила скорее вынуждено, защищаясь, Айнель позвала двух евнухов и помогла ей избавиться от тела. Евнухи на следующее утро отправились в Старый дворец, чтобы не смогли ни о чем рассказать, а о Нефизе было сказано, что она покончила с собой.

– Но ведь Афсун Султан действительно защищала и себя, и нерожденного Орхана от этой Нефизе-хатун! Почему же вы считаете ее порочным человеком? – в непонимании воскликнула Айнур Султан.

– Айнель рассказывала, что… – Бельгин Султан осеклась и с трудом продолжила: – …на Нефизе живого места не осталось. Это было не просто случайное убийство в попытке защититься, а яростное и жестокое. И вместо того, чтобы ответить за него, Афсун предпочла все скрыть, солгать. Я этого не в состоянии оправдать. И я хочу, чтобы ты запомнила: не позволяй жестокости, даже ответной на чужую жестокость, взрасти в твоем сердце.

Не зная, что ей думать после услышанного, Айнур Султан неопределенно кивнула и поежилась от неприятного липкого чувства, засевшего в груди.

Дворец Топкапы. Гарем.

Он возвращался к себе, когда столкнулся возле ташлыка с процессией в лице Идриса-аги, двух калф, евнухов и красивой рыжеволосой девушки в ярком и соблазнительном темно-розовом платье. Она быстро глянула на него из-под ресниц, и серые глаза ее выглядели расстроенными, после чего поклонилась и скрылась за дверьми ташлыка.

Ее красота поразила шехзаде Орхана, и он пару секунд стоял на месте, не понимая, что его так удивило. Он повидал много красавиц – в его гареме других и не было. Но эта рабыня одним взглядом зацепила его чем-то, а чем – он сам не знал.

– Шехзаде, добрый вечер, – приблизился к нему Идрис-ага. – У вас есть какие-то пожелания?

– Что это была за девушка?

Евнух удивленно приподнял седые брови и коротко оглянулся через плечо.

– Русская рабыня, Ольга-хатун. Этой ночью она в числе других рабынь танцевала для шехзаде Османа, и он даже выбрал ее, чтобы остаться с ней ночью, но… – тут Идрис-ага чуть усмехнулся. – Ее перехитрили. Другая рабыня притворилась, что ей стало дурно, а когда я пришел с лекарем, то слуги у дверей сообщили мне, что шехзаде Осман велел не беспокоить его, все еще находясь в обществе той находчивой девушки.

Шехзаде Орхан тоже усмехнулся – и на что только не идут женщины, чтобы одержать друг над другом верх и добиться их внимания. Но внутренне он обрадовался, что эта Ольга-хатун не стала фавориткой брата, иначе бы он не смог отдать этот приказ:

– Приведите ко мне эту русскую рабыню.

Лишь на миг Идрис-ага растерялся, но после покорно склонил свою голову в чалме. А шехзаде Орхан, не глядя на него, стремительно ушел, растаяв в темноте.