Читать книгу Залив Полумесяца - Лана Фаблер - Страница 5

Предместья Трабзона.

Тишину, царившую ранним утром в еще не совсем проснувшемся лесу, нарушали лишь пение птиц в позолоченных осенью ветвях деревьев и шелест пожухлой травы, которую то и дело ворошил ветер. Но вот откуда-то издали стал нарастать неясный гул. Поначалу он напоминал всего лишь стук дождевых капель. Но вскоре этот звук превратился в неумолимо приближающийся и становящийся все громче топот, от которого птицы испуганно упорхнули в свинцово-серое небо, а земля задрожала, точно от грома небесного. И когда грохот стал поистине оглушительным, из зарослей кустарника выпрыгнул и на полном скаку бросился наутек олень с витиеватыми рогами. За ним следом, словно ураган, пронеслись лошади, на спинах которых восседали мужчины, держащие наготове луки.

Их оружие металлически бряцало, лошади грохотали копытами о землю, а всадники, разгоряченные охотой, воинственно кричали и смеялись. И вот один из них, вырвавшись вперед всех, ловко выпустил стрелу из своего лука. Со свистом разрезав воздух, она вонзилась точно в тело отчаянно удирающего от своей гибели оленя. Она все же настигла его, и раненый зверь повалился на землю.

Натянув поводья, отчего его конь так резко затормозил, что встал на дыбы, попавший в цель всадник с удовлетворенным видом перекинул ногу через седло и спрыгнул на землю. Вся кавалькада остановилась, и всадники также покинули седла, уставшие от него за утро.

– Шехзаде, вы, как всегда, одержали над всеми нами верх, – с усмешкой сказал один из мужчин – высокий, со смуглой кожей и аккуратной короткой бородой, у которого были умные и в то же время насмешливые темно-карие глаза.

– Прояви ты больше рвения, Ферхат, эта стрела была бы твоей, – самоуверенно и с тенью улыбки ответил шехзаде Махмуд.

Обернувшись на своих сыновей, стоящих возле лошадей, он остановил взгляд на самом младшем. Мальчик тяжело дышал и напряженно-жалостливо смотрел на истекающего кровью оленя.

– Искандер.

Быстро глянув на окликнувшего его отца, шехзаде Искандер – темноволосый бледный мальчик с голубыми глазами двенадцати лет – под взглядами старших братьев и приближенных покорно подошел к нему. С тенью затаенной любви во взгляде шехзаде Махмуд отстегнул от своего пояса ножны с драгоценным кинжалом и передал их чуть оробевшему сыну.

– Это мой тебе подарок в честь твоей первой охоты, сын.

– Благодарю, отец, – благоговейно прижав к себе одной рукой кинжал – свое первое настоящее оружие! – шехзаде Искандер взял свободной рукой крепкую и большую отцовскую ладонь и в почтении поцеловал ее.

Все за ними наблюдали – кто с улыбкой, кто спокойно – в молчании стоя в стороне.

– Перед отъездом из дворца я говорил тебе, что на охоте есть свои правила и обычаи. Если охотник впервые участвовал в охоте или впервые добыл зверя, то его посвящают в охотники по особому ритуалу.

Следующий по старшинству среди братьев шехзаде Мурад, которому исполнилось пятнадцать лет, с сочувствием поглядел на брата, так как знал, что ему предстоит, и помнил, каково это. У него были такие же добрые голубые глаза, но волосы и кожа – темнее, и этим он походил на отца.

Рядом с ним, держа под уздцы вороного коня, возвышался старший из братьев шехзаде Орхан – такой же высокий, широкоплечий и статный, как его отец. Солнечные лучи, касаясь его иссиня-черных, как у матери, волос, рождали в них голубовато-серебристые переливы, а его выразительное красивое лицо с резкими чертами и темными глазами было смуглым и всегда приковывало к себе взгляды. Он наблюдал за происходящим без тени улыбки, серьезно и спокойно, потому что подобно отцу любил и уважал охоту, где они оба могли выпустить на свободу свой одинаково горячий и необузданный нрав.

Шехзаде Мустафа, будучи выше и крепче старшего брата, которому уступал в возрасте на три года, красотой не отличался, но был по-своему очень приятен. Со светлыми волосами и оливково-зелеными глазами, в которых всегда плясали веселые искорки, он с братской гордостью улыбался – улыбка часто, если не всегда властвовала на его губах.

Единственным из братьев, кто вовсе не был похож на отца – шехзаде Ахмед. Ниже братьев, худощавый и бледный, он имел такой же неприметный облик, как и его нрав. Обычное, ничем не примечательное лицо, темно-русые волосы и холодные серые глаза. Всегда хмурый и сдержанный, он был далек как от братьев, которые его откровенно недолюбливали, так и от отца, который им пренебрегал, так как не видел в нем своего наследника и постоянно, даже без особых на то причин, был им недоволен. Конечно, это не способствовало тому, чтобы шехзаде Ахмед изменился – с годами таких отношений с семьей он только еще больше закрывался в себе и озлоблялся.

Его мать Фатьма Султан, которая мало чем отличалась от сына и внешне, и характером, была этому только рада – обманчиво тихая и молчаливая, она таила в себе нереализованное честолюбие и злобу ко всем, кто над ней пусть и оправданно, но насмехался. Она жаждала безраздельно властвовать над сыном, которого горячо любила и в котором видела свою единственную надежду на светлое будущее.

– Посвящают в охотники? – боязливо переспросил шехзаде Искандер. – А как?

– Кровь добытого зверя должна пролиться твоим кинжалом. Закончи его мучения.

– Я должен… – потрясенно округлил голубые глаза мальчик. – Должен убить его?

Шехзаде Махмуд кивнул и в мрачном ожидании смотрел на сына, будто бы равнодушно наблюдая за его страхом и ужасом. Он хотел вырастить своих сыновей мужчинами, которые не бы ведали страха и могли проявить твердость и даже жестокость, когда это необходимо. А учитывая его планы на будущее, эти качества им пригодятся.

Шехзаде Махмуд выглядел уверенным и сдержанным, когда провожал взглядом сына, явно против своего желания направившегося к раненому оленю, но в душе у него все звенело от напряжения. Он любил двух младших сыновей Мурада и Искандера (из тех, что были достаточно взрослыми для того, чтобы принять участие в охоте – остальные были еще слишком маленькими для этого) наравне с двумя старшими в лице Орхана и Мустафы и искренне желал ими гордиться, потому и не хотел, чтобы на глазах у его соратников и друзей его собственный сын проявил слабость и трусость, как в свое время поступил нелюбимый им шехзаде Ахмед. На посвящении в охотники он не сумел убить зверя – отбросив кинжал на землю, шехзаде в слезах бросился прочь, но не успел скрыться от разочарованных и огорченных взглядов отца, братьев и других участников охоты – его вырвало прямо на глазах у всех.

Возможно поэтому шехзаде Ахмед, смотря, как его младший брат настороженно садится на колени перед оленем, из окровавленного бока которого торчала стрела, втайне желал, чтобы и его постигла неудача – ему было неприятно и больно являться единственным среди братьев, который оказался не способен пройти это испытание.

Спиной чувствуя на себе множественные взгляды, шехзаде Искандер с металлическим шелестом обнажил подаренный ему кинжал и, сглотнув, занес его над уже вялым оленем. Он знал, что от того, сможет он его убить или нет, зависит многое, а именно отношение к нему отца и братьев. А их любовь и уважение он ценил очень высоко и боялся потерять.

Его замутило, а ладони вспотели и мелко задрожали. Но он должен был преодолеть свой страх. Зажмурившись, мальчик вдохнул, словно вместе с воздухом набираясь решимости, и, открыв голубые глаза, резким движением, как его учили, вонзил лезвие кинжала в мягкое тело оленя между его ребрами. Тот, дернувшись, тут же обмяк и перестал шевелиться.

Напряжение, прежде сгустившееся в воздухе, растаяло. Все расслабились и переглянулись с улыбками. С одобрением и гордостью усмехаясь, шехзаде Махмуд подошел к поднявшемуся с колен сыну и погладил его по голове. Тот растерянно поглядел на свою окровавленную ладонь, в которой сжимал такой же окровавленный кинжал, и почувствовал, как к горлу подступил ком, который он с усилием сглотнул.

– Ты меня не разочаровал, Искандер, – довольно произнес шехзаде Махмуд. – Я рад, что могу тобой гордиться.

Только ради таких редких и полных теплоты слов из его уст шехзаде Искандер был готов на все, что угодно. Подняв голову, он преданно и с обожанием посмотрел отцу в глаза и сдержал порыв крепко обнять его, как делал в детстве.

– Ну что, охотник, в следующий раз честь подстрелить добычу выпадает тебе, – небрежно заметил шехзаде Орхан, усмехнувшись, когда младший брат подошел к ним.

– Сам бы хоть раз подстрелил, – саркастично заметил шехзаде Мустафа и подмигнул шехзаде Искандеру, когда тот с улыбкой глянул на него.

– Да я же тебе даю шанс, чтобы ты хоть раз выстрелил из своего лука, Мустафа, – тут же парировал шехзаде Орхан. – Судя по тому, что ты ни разу им не воспользовался, ты боишься, что промахнешься. И сдается мне, не зря.

– Просто мне нравится смотреть, как ты раз за разом пускаешь стрелы мимо цели. От такого зрелища трудно отказаться, брат.

Юноши почти одинаково – хрипловато и гортанно – рассмеялись, так как любили дружески пикироваться, а шехзаде Мурад и шехзаде Искандер, которые хвостиками ходили за старшими братьями и мечтали во многом стать такими же, с улыбками переглянулись. Один лишь шехзаде Ахмед, раздраженно покосившись на братьев, отвернулся к своему гнедому коню и с хмурым видом погладил его по морде.

Дворец санджак-бея в Трабзоне. Покои Карахан Султан.

С годами Карахан Султан не утратила своей редкой красоты. Пусть время и отняло у нее девичью стройность и усеяло морщинами ее красивое лицо, но это лишь облагородило ее облик, придав ему достоинства и даже особой величественности. В ее золотых волосах, собранных в соответствии с ее статусом в гареме в высокую элегантную прическу, возвышалась корона из золота с ее любимыми изумрудами, а платье, сотканное из темно-зеленой парчи, длинным шлейфом стелилось по полу, пока султанша степенно шла по коридору в сопровождении целой свиты слуг. На лице ее сияла радостная улыбка, полная нетерпения.

– Как они добрались?

– Насколько мне известно, никаких трудностей в пути не возникло, – доложила Фатьма-хатун, поспевающая за госпожой.

Оказавшись у дверей своих покоев, Карахан Султан дождалась, когда служанки распахнут их перед нею, и вошла. Сидящие на тахте женщины тут же поднялись и поклонились ей, а Карахан Султан, обычно холодная и сдержанная в проявлении чувств, со счастливым видом подалась навстречу высокой и статной девушке с соблазнительными формами, которые из-за очевидной беременности стали еще пышнее.

– Мелек, дорогая, как же я рада видеть тебя! – нежно и с осторожностью обняв внучку, Карахан Султан после отодвинулась от нее и обхватила ладонями ее лицо. – Как ты похорошела, да убережет тебя Аллах. Материнство пошло тебе на пользу.

– Султанша, я не могла дождаться, когда вернусь в родные стены и увижу вас, – сияя улыбкой, полной того же очарования, что и у ее матери, ответила Мелек Султан. Взяв с лица ладонь бабушки, она поцеловала ее, а после прижала ко лбу. – Как вы? Надеюсь, в добром здравии?

– На здоровье не жалуюсь благодаря милости Аллаха. Видишь, и до правнуков дожила… Если Всевышний будет по-прежнему добр ко мне, я и их детей однажды прижму к груди.

Карахан Султан, едва успев договорить, услышала позади себя детский возглас и, обернувшись, снова озарилась улыбкой. На руках стоящая у нее за спиной Элиф Султан, за годы ставшая обладательницей еще более пышной фигуры, держала девочку двух лет с большими зелеными глазками и светлыми с персиковым оттенком курчавыми волосами.

– Это моя малышка? – с умилением воскликнула султанша, принимая на руки правнучку и любопытно разглядывая ее полными нежности зелеными глазами. – Какая красавица, да убережет ее Аллах от сглаза. Напомни, как ты ее назвала, Мелек?

– Имма. В честь ее бабушки со стороны отца.

– Впервые слышу…

– Это персидское имя, султанша, – не переставая лучиться улыбкой, объяснила Мелек Султан. – Мой муж настоял на нем, а мне имя пришлось по душе, и я не стала противиться. Конечно, мы надеялись, что первенцем будет сын, но вопреки моим страхам бей совсем не огорчился и был рад дочери не меньше, чем если бы вместо нее родился сын.

– Ферхат Бей любит тебя – в этом все дело, – заговорила Элиф Султан, ласково глянув на свою явно счастливую в браке дочь. – Дети, рожденные любимой женщиной, тоже будут любимы. Я так рада, милая, что у тебя все хорошо сложилось. Дай Аллах, на этот раз ты подаришь мужу сына и сделаешь его еще более счастливым.

– Аминь, – умиротворенно отозвалась Мелек Султан. Разместившись с матерью и бабушкой, которая усадила Имму Султан к себе на колени, на тахте, девушка накрыла ладонью свой выступающий живот. – Эсмехан уже здесь? Я очень хочу ее увидеть.

– Вы приехали последними, Мелек, так что все твои сестры уже здесь. Вчера прибыли Дильназ с Айше. Эсмехан, верно, еще не знает о том, что ты здесь. Я велю сообщить ей.

Карахан Султан хотела отдать соответствующий приказ Фатьме-хатун, как в распахнувшиеся двери вошла сама Эсмехан Султан. Это была высокая и бледная девушка, в отличие от сестры, хрупкого телосложения с темными глазами, излучающими доброту и мягкость, и черными волосами, которые густо струились до самой талии. Она не сдержала улыбки, увидев любимую сестру, и, поклонившись бабушке, подалась к Мелек Султан, которая поднялась ей навстречу с тахты и заключила ее в свои объятия.

– Эсмехан, наконец-то! Как мне тебя не хватало все это время…

– Я тоже скучала, Мелек, – Эсмехан Султан выпустила сестру из объятий и, заметив ее сильно округлившийся живот, подавила в себе неожиданный всплеск печали и светлой зависти, но он все же мелькнул в ее взгляде. – Ты снова беременна? Аллах милостив к тебе… Я за тебя очень рада, сестра.

Из ее писем одна лишь Мелек Султан знала, что сестра мало того, что несчастна в браке, так еще и в силу слабого здоровья не смогла выносить ребенка, которого потеряла на ранних сроках, а теперь тщетно пыталась забеременеть снова. Эсмехан Султан была очень ранимой и нежной душой, отчего крайне тяжело переживала этот удар судьбы. Она, в раннем возрасте лишившаяся матери Михрибан-хатун, которая скончалась, так и не оправившись от родов, сама страстно мечтала о семье. Пусть не о любви, но хотя бы о детях. И сейчас, осознав, что сестра почувствовала при осознании ее второй беременности, Мелек Султан переполнилась жалостью, но постаралась этого не показать, чтобы не задеть ее чувства еще сильнее.

– Благодарю, Эсмехан. Взгляни, это моя дочь Имма.

– Подержи, – Карахан Султан приподняла правнучку с колен, тем самым предлагая забрать ее.

Эсмехан Султан подошла, со смятением взяла Имму Султан на руки и, сглотнув, с грустной улыбкой заглянула в личико улыбающейся девочки.

– Такая же милая, как и ты, Мелек, – заключила Эсмехан Султан, погладив племянницу по волосам. – И улыбка совсем как у вас с Элиф Султан – сразу становится тепло на душе.

Вскоре Имма Султан закапризничала и расплакалась, и ее унесли служанки, а султанши в привычном обществе разместились в покоях. После смерти Михрибан-хатун Карахан Султан взяла внучку под свою опеку, и та выросла буквально на ее глазах, став такой же близкой, как и любимая внучка Мелек Султан. В силу того, что они часто вместе проводили время в детстве, сестры очень сдружились и стали близкими подругами. А Элиф Султан по-прежнему была в фаворе у Карахан Султан, которая из трех оставшихся в гареме жен сына неизменно предпочитала ее, искренне любя, как родную дочь.

– Бахарназ Султан тоже здесь? – очень ясно дав понять своим тоном, как она к ней относится, спросила Мелек Султан.

– Они с Орханом приехали из Акшехира еще несколько дней назад, – холодно улыбнулась Карахан Султан. – Этот год, что мы провели без нее, поистине показался нам раем. Мы все вздохнули спокойно, стоило ей с сыном отправиться в санджак. Пусть там и томится вдалеке от нас. Я порядком от нее устала… Но Бахарназ, как приехала, никак, видно, не нарадуется своему пребыванию здесь и расхаживает по гарему, словно она здесь хозяйка.

– И не говорите, – согласно отозвалась Элиф Султан. – Я с ней как-то встретилась в коридоре, так она тут же бросилась изливать на меня свой яд. Говорила так важно и надменно, будто она уже Валиде Султан. Не приведи Аллах.

– То есть совсем не изменилась, – с усмешкой заключила Мелек Султан. – А как мои младшие сестры? Ясмин и Махфируз, верно, очень взволнованы в преддверии новой жизни.

– Ясмин пришелся не по нраву ее будущий муж, – Карахан Султан вздохнула и качнула головой. – На Махфируз обозлилась, якобы ей достанется куда лучший муж: и моложе, и богаче. Жаловалась мне на днях, думая, что я как-то повлияю на выбор сына. Но даже я не в силах что-либо поделать. Так решил мой лев, а вы знаете, что переубедить его очень трудно, если он уверен в правильности своего решения. Свадьбы ваших младших сестер состоятся на днях одновременно друг с другом, как и у вас когда-то. Все приготовления уже закончены, так что мы ждали лишь тебя, Мелек, чтобы начать празднества.

– Надеюсь, я не заставила вас долго ждать. А отец во дворце? Я хотела бы его увидеть. И моих братьев, разумеется.

– Они уехали два дня назад на охоту, но сегодня должны вернуться. К вечеру, я думаю, будут здесь.

Тут раздался стук в двери, и Фатьма-хатун, подойдя к ним, впустила в покои Радмира-агу, который мало изменился с течением лет – такой же высокий, сухой и сдержанный. Лишь седина стала много заметнее в его черных курчавых волосах. Поклонившись, он многозначительно посмотрел на Карахан Султан, которая тут же поняла, о чем он сообщил ей одним лишь взглядом, и с улыбкой огляделась в покоях.

– Эсмехан, проводи сестру в ее прежние покои, которые уже подготовили к ее приезду, – благожелательно проговорила она, при этом намекая, что девушкам следует оставить их. – Заодно, если пожелаете, навестите своих сестер. А к вечеру я жду вас в своих покоях.

– Как вам угодно, – покорно отозвалась Эсмехан Султан и, поднявшись с тахты вместе с Мелек Султан, направилась в ее компании к дверям, взяв сестру под руку.

Элиф Султан любопытно глянула на Радмира-агу, который, стоило султаншам уйти, подошел к Карахан Султан и протянул ей послание, перевязанное шнурком, которое прежде прятал в сжатом кулаке.

– Из столицы, – с намеком сообщил евнух.

– Можешь идти, Радмир, – забрав послание, велела ему султанша.

Под направленными на нее взглядами Элиф Султан и Фатьмы-хатун, которым было позволено остаться в силу их осведомленности, Карахан Султан раскрыла послание и пробежалась по нему быстрым взглядом. На ее прежде напряженном лице расцвела довольная и чуть облегченная улыбка.

– Что она пишет? – осторожно спросила Элиф Султан, которая, как доверенное лицо султанши, знала, кто отправил ей это послание из самой столицы.

– Все идет согласно плану. Она в Топкапы по-прежнему вне подозрений. Пишет, что военный поход, наконец, завершен, и шехзаде вместе с Коркутом-пашой и Ахмедом-пашой вернулись в столицу, но повелитель с Давудом-пашой с ними не прибыли. Неизвестно, что их задержало. Но это и не важно… Пока что султан Баязид и Топкапы меня не интересуют. Это последний этап, а нам предстоит пройти первый. Как только шехзаде Осман вернется из столицы в свою Амасью, я велю хатун действовать.

– Султанша, вы полагаете, уже пришло время? – испуганно спросила Фатьма-хатун. – Что-то мне тревожно… А если хатун разоблачат? Тогда придет конец всему! И в первую очередь под угрозой окажетесь вы с шехзаде Махмудом. Султан Баязид не простит покушения на сына. Один Аллах ведает, как он распорядится вашими жизнями!

Элиф Султан, тоже встревоженная, молча повернулась к султанше, ожидая ее ответа.

– Вы знаете, как долго и тщательно я искала подходящую девушку, – ответила Карахан Султан, в противовес им выглядя уверенной и спокойной. Она всегда держалась поразительно холодно и с достоинством, даже когда оказывалась в затруднительном положении. – Хатун справится, я не сомневаюсь. Как вы помните, я держала ее при себе больше года и учила всему, что ей может понадобиться при выполнении моего задания.

Поднявшись, Карахан Султан прошла немного вперед, отчего длинный шлейф ее зеленого парчового платья зашуршал, и остановилась спиной к оставшейся сидеть Элиф Султан, лицо которой выражало затаенный страх, и напряженной Фатьме-хатун.

– Довольно с нас томительных лет ожидания и покорности, – голос Карахан Султан лился подобно меду, но в нем таилась недюжинная злоба, и это делало его приятным слуху, но зловещим. – Да и я больше не могу сдерживать сына – он всякий раз приходит в ярость, когда я прошу его еще немного подождать. И Махмуд прав. Он ждал достаточно. Больше двадцати лет мы с ним ждали часа, когда, наконец, сможем поднять свои головы и перестать притворяться смирившимися со своим поражением. Когда-то, много лет назад, я обещала сыну, что он займет османский трон и будет править миром. И это произойдет. На этот раз мы возьмем то, что по праву принадлежит нам! И если по-другому не получается, то возьмем войной и кровью.

Гарем.

– Ну а у тебя как дела? Что-то ты все молчишь…

Эсмехан Султан, идя по дворцу под руку с сестрой, скованно улыбнулась, отведя взгляд, и Мелек Султан все поняла без слов.

– Яхья Бей показался мне хорошим человеком. И у него такое доброе, располагающее к себе лицо. Неужели?..

– Нет-нет, он действительно добр ко мне, – поспешила заверить ее Эсмехан Султан, но, запнувшись, сокрушенно прошептала: – Но муж много старше меня и относится ко мне скорее как к дочери, нежели как к жене. А мне бы так хотелось, чтобы все было… как у вас с Ферхатом Беем.

Мелек Султан чуть улыбнулась от таких слов и снова коснулась ладонью живота. Эсмехан Султан, заметив этот ее жест, погрустнела и, посмотрев перед собой, увидела вышедших из-за угла трех поразительно похожих красивых женщин. Бахарназ Султан горделиво ступала по коридору в алом платье с отделкой из красного кружева. На ее плечах покоился черный соболиный мех, а в уложенных в высокую прическу черных волосах сверкала рубиновая диадема, к которой был прикреплен шифоновый платок, и он развевался от ее шагов.

По обе стороны от султанши шли ее дочери, похожие внешне, как две капли воды. Но вместе с тем с первого взгляда ощущалось огромное различие между сестрами, которых в силу этого никто никогда не путал. Обе девушки были высоки, статны и красивы, как и их мать, с такими же с густыми черными волосами, которые блестели на свету, и золотыми глазами. Но Дильназ Султан в черно-золотом платье несла себя гордо и даже надменно, подобно своей валиде, и в ее взгляде сквозил тот же неприятный, склочный нрав. Айше Султан, облаченная в сиреневое, как небо на рассвете, платье, напротив, ступала грациозно и изящно, как лань, и в каждом ее движении чувствовались мягкость и нежность.

Так сложилось, что Дильназ Султан сестрам всегда предпочитала мать, а Айше Султан, которая в силу своего нрава редко удостаивалась их одобрения, тянулась к сестрам и в особенности к похожим на нее Мелек Султан и Эсмехан Султан. И каждый раз, когда Бахарназ Султан узнавала о том, что ее дочь проводила время с дочерьми ее соперниц, которых она всей душой ненавидела, то устраивала скандал и твердила, что Айше должна быть с нею, своей матерью, и с родной сестрой, а все остальные – их враги, и от них нужно держаться подальше.

Айше Султан, заметив сестер на противоположной стороне коридора, невольно расцвела, но, покосившись на мать, заставила себя проявить сдержанность, хотя внутри у нее все пело – она так соскучилась по Мелек и Эсмехан. С ними она тайно переписывалась после свадьбы, потому что умирала от тоски и скуки в санджаке мужа.

– Султанша, – встретившись с ними, Мелек Султан поклонилась, глядя на сухо улыбнувшуюся ей Бахарназ Султан. – Как я рада снова видеть вас. Как поживаете? Надеюсь, у моего брата Орхана хорошо обстоят дела в его санджаке?

– Благодарю тебя, Мелек, за твое беспокойство, но оно излишне, – ответила Бахарназ Султан, смотря на девушку с высокомерием. – Орхан прекрасно справляется со своими обязанностями. У нас все хорошо. Да и у моего льва вскоре родится наследник – одна из его фавориток ждет ребенка.

– Как славно! – лучезарно улыбнулась Мелек Султан и, повернувшись к Дильназ Султан, которая с прохладной скукой наблюдала за ней, воскликнула: – Рада и тебя приветствовать, Дильназ. Как ты? Надеюсь, здорова?

– Ты, наконец, соизволила приехать, Мелек, – даже не удосужившись улыбнуться, Дильназ Султан ответила также надменно, как и ее мать. – Здравствуй. Мне жаловаться не на что, в том числе и на здоровье.

– Тогда почему же до сих пор нет детей?

Бахарназ Султан наградила продолжающую очаровательно улыбаться Мелек Султан ледяным взглядом, а Дильназ Султан, наоборот, снисходительно усмехнулась.

Эсмехан Султан и Айше Султан, чувствуя себя одинаково неловко, переглянулись и виновато друг другу улыбнулись одними уголками губ, чтобы этого не заметили.

– Не все же готовы в год рожать по ребенку, как ты, Мелек, и твоя валиде. Мне дорога моя красота, да и я пока молода. Родить еще успею.

– Дай Аллах так и будет, – иронично заметила та и, повернувшись к Айше Султан, ласково на нее посмотрела. – Айше, здравствуй. Не хочешь прогуляться со мной и Эсмехан в саду? Мне так многое хочется рассказать вам, да и вас тоже послушать. Все-таки больше двух лет не виделись…

Айше Султан улыбнулась и открыла рот, чтобы ответить, но тут встряла Бахарназ Султан, бесцеремонно ее перебив.

– В другой раз, Мелек. Мы с дочерьми направляемся на примерку платьев, ведь совсем скоро в гареме начнутся свадебные торжества.

Опустив черноволосую голову, Айше Султан удостоилась сожалеющих взглядов Мелек Султан и Эсмехан Султан, а после покорно последовала за высокомерными матерью и сестрой-близнецом, на ходу обернувшись с печальным взором.

Дворцовый сад.

Устремив голубые глаза вверх, к небу, Нуране Султан вздохнула, так как не любила пасмурную погоду. Свинцово-серые тучи заслонили собой солнечный свет, и все вокруг из-за этого было блеклым и мрачным. Красота осени сразу же потускнела, став вызывать чувство уныния. Когтистые ветви опавших деревьев казались зловещими, а ветер был промозглым и холодным, и он неприятно проскальзывал под одежду.

Поежившись от очередного его порыва, вскинувшего в воздух голубой платок, что покрывал ее голову, Нуране Султан поправила одной рукой пышный меховой воротник своей синей накидки, второй держась за согнутую в локте руку мужчины, шедшего вместе с нею по тропинкам сада.

Прежде дикий и заброшенный сад, к слову, за годы совершенным образом преобразился. Из государственной казны продолжало поступать золото – султан Баязид, не ведая о намерениях брата, держал данное им слово, оказывая ему материальную помощь – и Трабзон процветал. Конечно, во многом, если не во всем, это процветание основывалось на расчетливости и остром уме Карахан Султан, которая единственное, что не участвовала в советах. В сущности, именно она и управляла провинцией.

Но народ об этом не знал и полагал, что мудрые решения, принятые во благо провинции, принадлежат шехзаде Махмуду. Не сказать, что он не принимал участия в жизни своего санджака. Просто шехзаде часто опирался на мнение матери и советников, так как сам терпеть не мог играть роль осмотрительного и расчетливого политика или дипломата. В душе он был воином и охотником – самым неистовым и страстным из всех, кто его окружал. Тем он и занимался. Вот и теперь он пропадал с сыновьями и зятьями, а по совместительству и друзьями, на охоте.

В его отсутствие по приглашению на свадьбы юных султанш прибыл наставник шехзаде Махмуда – адмирал флота Махмуд Реис, который не успел вернуться из военного похода в Стамбул, как снова пустился в дальнюю дорогу. Теперь он был уже немолод, и седина закралась в его смоляные волосы, а морщины испещрили волевое лицо, но его темные глаза были по-прежнему полны жизни и энергии. Его трепетная привязанность к Нуране Султан, которую он сам когда-то привез в эти края и подарил в гарем шехзаде Махмуда, с годами нисколько не угасла. Едва оказавшись во дворце, он тут же попросил ее о встрече в саду.

– Ты почти не улыбаешься, султанша, – проницательно заметив грусть на дне ее глаз, произнес Махмуд Реис, хмуро смотря перед собой. – Что тебя так печалит?

Нуране Султан не торопилась отвечать и некоторое время шла молча, крепко держась за его руку.

– Я знал, что здесь ты счастья не обретешь, – не дождавшись ответа, мрачно сказал адмирал. – Моя ошибка, что я привез тебя сюда. Могла бы провести жизнь на свободе рядом со мной. Или же, если бы ты этого пожелала, я бы… отпустил тебя. Жила бы так, как велело тебе твое сердце.

– Что толку говорить об этом? – ласково-тоскливо улыбнулась Нуране Султан, погладив его по руке. – Не тревожьтесь обо мне. Не так уж и ужасно мое существование. Я живу в достатке, меня называют султаншей и госпожой, да и, в конце концов, я стала матерью. Такова моя судьба, как видно. Вы однажды сами сказали мне, что от судьбы не убежать. Она настигнет тебя, как бы ты не пытался вырваться, укрыться.

– Безнадежность и покорность в твоем голосе ранят меня даже больше, чем печаль в твоих глазах, – остановившись, Махмуд Реис повернулся и с высоты своего роста с болью вгляделся в бледное лицо султанши. – Ты не расскажешь мне, что стало всему этому причиной?

Нуране Султан опустила голову, и ее густые каштановые волосы колыхнулись. Подняв ее, она взялась за руку адмирала и шагнула вперед, показывая, что хочет продолжить прогулку.

– В первое время я… была влюблена. И мне казалось, что шехзаде тоже чувствует это. Возможно, так и было, но, как случалось с ним много раз, со временем он остыл. Другие женщины были всегда, и мне было трудно смириться с этим. Я списывала это на свою беременность. Но и после родов шехзаде все чаще стал предпочитать других наложниц мне. А я страдала и мучилась в своих покоях, зная, что он с другой и думая, что вина за это лежит на мне. Что это я не смогла сохранить его любовь. Что это я ее убила.

Махмуд Реис молча слушал ее и смотрел вперед.

– Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что была права. Когда… спустя месяц жизни умер мой новорожденный сын, я сошла с ума от горя. Два месяца я провела в постели, проливая слезы. Когда они закончились, еще несколько месяцев я вспоминала, что значит жить: есть, ходить, разговаривать. А когда я пережила свое горе, то увидела, что шехзаде уже нет рядом со мной. Я смутно помню, что поначалу он приходил ко мне, жалел меня, пытался успокоить и утешить, но, верно, он от этого быстро устал. Мужчины не любят слезы и безутешных печальных женщин. Особенно Махмуд. Его оттолкнуло мое горе. Конечно, когда есть такая женщина, как Элиф Султан, которая всегда лучезарна и весела, он выбрал ее и подобных ей ничем не обремененных красавиц, которые только и ждали его внимания.

Нуране Султан, ненадолго замолчав, заставила себя успокоиться, так как почувствовала подступающие слезы.

– Конечно, я пыталась все изменить: наряжалась, улыбалась, ломала себя и притворялась, что я наслаждаюсь жизнью в гареме. Что я еще умею веселиться. Но спустя годы поняла, что притворяться бесполезно. Шехзаде не забыл обо мне окончательно, он и сейчас меня помнит, но… в его глазах больше никогда не было того чувства, с которым он когда-то смотрел на меня. И я смирилась. Стала собой, разрешила себе улыбаться, когда я действительно чувствовала радость, и плакать, когда мне этого хотелось. Потом родился Мурад, через пару лет Искандер. И в них я обрела свое счастье. Отныне моя единственная любовь – это сыновья.

– Я слышал, шехзаде их тоже очень любит, – по-доброму улыбнулся Махмуд Реис. – Ты, верно, хорошо их воспитала.

– Да, Махмуд к ним очень привязан, хвала Аллаху. Всегда берет с собой на охоту, часто приходит их увидеть. Он хороший отец для тех детей, которых любит. Остальных же игнорирует…

– Не мудрено забыть о ком-то, когда у человека столько детей.

Нуране Султан усмехнулась и, остановившись, с теплом посмотрела на человека, заменившего ей отца. А Махмуд Реис заметил бирюзовый кулон, висящий на ее шее на серебряной цепочке, и коснулся его, вспомнив о своей умершей дочери, которой он прежде принадлежал.

– Я его никогда не снимала за все эти годы, – перехватив его руку и сжав ее, сказала султанша. – Он меня оберегает.

– Не слишком-то на него надейся, Нуране. В таком месте, как гарем, ты должна сама оберегать себя и своих детей.

В этот момент, разорвав умиротворенную тишину и покой этого утра, в сад въехали всадники, и во главе всех скакал шехзаде Махмуд. Он сразу же заметил сцепленные руки жены и Махмуда Реиса. Нуране Султан высвободила свою руку и, прикрыв лицо платком, поклонилась. Шехзаде Махмуд спешился с коня в числе других мужчин, вернувшихся с охоты, и, направившись к ним сначала с грозным лицом, после вдруг ухмыльнулся.

– Неужели пожаловал?

– Шехзаде, – улыбнулся Махмуд Реис, кивнув, а после мужчины крепко обнялись, как старые друзья после долгой разлуки.

Шехзаде Искандер, который с помощью слуги выбрался из седла, увидел мать и со взбудораженным взглядом побежал к ней.

– Мама!

Рассмеявшись, Нуране Султан наклонилась и раскинула руки, приняв сына в свои объятия. Шехзаде Мурад, который был постарше, спокойно подошел к ним.

– Мой милый, – выпустив сына, Нуране Султан взглянула на другого и любовно коснулась темных волос шехзаде Мурада. – Ну как вы, мальчики? С вами все хорошо?

– Что с ними станется? – небрежно заметил шехзаде Махмуд, который наблюдал за ними с тенью насмешливости. – Целы и невредимы.

– Добро пожаловать, господин, – глянув на него со спокойным видом, Нуране Султан поклонилась и удивленно вскинула голубые глаза, когда шехзаде Махмуд вдруг протянул ей свою крепкую ладонь. После короткой заминки султанша взяла ее и поцеловала. В последнее время они редко виделись и отдалились, а теперь это? – Надеюсь, охота прошла хорошо?

– Теперь в наших рядах на одного охотника больше, – гордо произнес мужчина, покровительственно положив руку на плечо шехзаде Искандера, который с вымученной улыбкой посмотрел на мать.

Нуране Султан из рассказов старшего сына знала, что это означает. Ее мальчику пришлось собственными руками убить пойманного зверя, и она обеспокоенно-сочувственно посмотрела на младшего сына.

– Какая прекрасная новость, – выдавила она. – Я очень рада.

К ним подошел высокий и черноволосый шехзаде Орхан с мрачновато-красивым лицом и обворожительно улыбнулся, сочетая это с самоуверенным взглядом темных глаз.

– Султанша, рад видеть вас. Как обстоят дела во дворце?

– Шехзаде, – Махмуд Реис заметил, как напряглась Нуране Султан, но она постаралась этого не показать и приветливо улыбнулась. – Во дворце все в нетерпении ждут праздника. Ждали только вас, чтобы начать торжества. Сегодня, я слышала, приехала и Мелек Султан с мужем и дочерью.

– Мелек? – радостно переспросил шехзаде Мустафа, который подошел к брату со спины – еще более высокий и крепкий, с располагающим улыбчивым лицом. – Хорошая новость.

После юноши заметили Махмуда Реиса и оба приветственно ему кивнули, тем самым проявляя и свое почтение. Шехзаде Махмуд, глянув сначала на него, а после на стоящую рядом с адмиралом жену, коснулся ее плеча, как бы отталкивая ее.

– Нуране, иди в гарем. Мурад, Искандер, ступайте с матерью.

Поклонившись, султанша коснулась спины шехзаде Мурада, подталкивая его вперед, а более ласкового шехзаде Искандера приобняла за плечи, и втроем они направились ко дворцу, чем-то неуловимо похожие.

– Похожи на мать, – вслух заметил это Махмуд Реис, смотря, как и остальные, им вслед.

– Порою слишком, – неопределенно отозвался шехзаде Махмуд и, отвернувшись, ухмыльнулся и с силой хлопнул старого друга по плечу. – Идем, познакомлю тебя со всеми. Здесь и Ферхат Бей, помнишь его?

Гарем.

– Орхан сказал, что я уже неплохо владею луком, – довольно сообщил шехзаде Мурад, пока они с матерью и братом шли по гарему в покои. – Правда, после этого я не сумел пустить стрелу, и Мустафа сказал, что это действительно неплохо, но только для Баязида.

Нуране Султан улыбнулась, так как шехзаде Баязид был одним из многих детей Элиф Султан и самым младшим ребенком из детей во дворце. Ему недавно исполнилось пять лет, поэтому ирония шехзаде Мустафы вызвала ее улыбку.

– В каждом деле необходимо упорство, если хочешь овладеть им, – заметила она. – Ведь из неудач складывается опыт, а на опыте строится любое умение. Занимайся усердно, и однажды ты будешь владеть луком даже лучше Орхана.

Они вышли к ташлыку и встретились с идущими им навстречу четырьмя женщинами. Атике-хатун шла с дочерью Ясмин Султан – обе статные, смуглые и пышнотелые с яркой восточной внешностью. И Дилафруз-хатун с дочерью Махфируз Султан, которые также были очень схожи между собой, только у султанши были не голубые, а темно-карие глаза, как у отца.

Атике и Дилафруз стали подругами по несчастью – обе родили дочерей, когда еще шехзаде Махмуд давным-давно звал их к себе скорее от скуки, а после оказались окончательно и бесповоротно забыты. К тому же, их объединяло кое-что еще – обоюдная ненависть и зависть к Нуране Султан, которая сумела их обойти, стать султаншей, родить сыновей и до сих пор остаться в фаворе у господина.

– Нуране, какая встреча! – с ехидной улыбкой протянула Атике-хатун, явно намереваясь, как и всегда, как-нибудь задеть ненавистную соперницу. – Доброе утро. Шехзаде, вы уже вернулись с охоты? Как славно. Теперь-то ваша валиде, наконец, снова начнет улыбаться, а то все бродит по дворцу как привидение, что аж жаль ее становится.

Шехзаде Мурад нахмурился, но был слишком хорошо воспитан, чтобы нагрубить, а шехзаде Искандер обиженно насупился.

– Мурад, идите с братом в покои, – проговорила Нуране Султан и, увидев недовольные лица сыновей, тверже добавила: – Идите.

– Ясмин, вы с Махфируз тоже идите. Позже сходим на примерку платьев.

Девушки, переглянувшись, поклонились и ушли. Шехзаде тоже направились прочь, а Дилафруз-хатун, завистливо глянув им вслед, ядовито улыбнулась напряженной Нуране Султан.

– Хвала Аллаху, у меня родилась дочь, а то я бы с ума сошла, отпуская своего ребенка на эту охоту. Что угодно может случиться! Не так ли, Нуране? Твои сыновья, например, упадут с лошади.

– Или чья-то стрела по ошибке пронзит их тела, – добавила Атике-хатун со злорадством. – Упаси Аллах от такой беды, но ведь потеряй ты их, что у тебя останется?

Негодование целиком затопило Нуране Султан, но она, заставив себя не опускаться до уровня этих женщин, вынудила себя прохладно улыбнуться, чтобы показать, что она не задета их ядовитыми речами.

– Вы лучше бы о себе так беспокоились, как обо мне и моих детях. На днях ваши дочери выходят замуж и покидают вас. Что же станет с вами? Забытые, никому не нужные, так и будете тешить себя склоками со всеми, к кому питаете зависть? Ведь, что бы вы не говорили, вы большего всего на свете жалеете о том, что родили не сыновей, а дочерей. Аллах, мне вас жаль. Но каждому свое, как говорится…

Наигранно вздохнув, Нуране Султан не стала дожидаться, когда эти змеи соизволят ей ответить и, тряхнув гривой каштановых волос, развернулась и пошла своей дорогой, чувствуя спиной прожигающие, полные ненависти взгляды.

Покои Махфируз Султан.

– Мне понравилась вот эта ткань. Я выбрала ее. Матушке она тоже пришлась по вкусу, – показав фиолетовый шелк, из которого ей должны сшить платье на празднование свадьбы, Махфируз Султан довольно улыбнулась. – Как тебе, Ясмин?

Сидя на тахте, Ясмин Султан недовольно взглянула на ткань и пожала плечами.

– Тебе никогда не шел фиолетовый. Это больше мой цвет.

Чуть сникнув, Махфируз Султан положила ткань обратно в сундук и достала из него шкатулку, из которой выудила броское колье с аметистами, которое, верно, подобрала к будущему наряду. Она с радостной улыбкой приложила его к шее и, встав, подошла к зеркалу, перед которым стала красоваться. Султанша всегда была очень озабочена своим внешним видом и любила наряжаться, потому что от природы ее красота была неброской – средний рост, обычное милое лицо с карими глазами и русые волосы.

– А по мне фиолетовый очень даже подходит мне, – весело заметила она. – А тебе, Ясмин, всегда больше шел красный цвет.

– Ну, конечно, ты же у нас больше всех разбираешься в вопросах красоты, – съязвила Ясмин Султан.

– Да что с тобой? – обиженно возмутилась ее сестра, обернувшись и уронив руку с колье. – Ты который день так со мной говоришь. Я тебя чем-то обидела? Так скажи.

Ясмин Султан, явно будучи не в духе, скрестила руки на груди и промолчала, поджав губы. Будучи ровесницами, сестры с самого детства были подругами, включая старшую сестру Дильназ Султан, которая была негласным лидером в их компании. Когда последняя вышла замуж и уехала, две сестры еще больше сблизились, но в последнее время Ясмин Султан стала сама не своя: была ужасно язвительной и постоянно обиженной. Ничего не понимая, Махфируз Султан села обратно на тахту и, в неловком молчании повертев в руках колье, осторожно спросила:

– Ты не расскажешь мне?

– Это несправедливо! – желчно воскликнула Ясмин Султан, посмотрев на сестру так, будто она виновата в этой несправедливости.

– Ты о чем? – не поняла Махфируз Султан, сдвинув брови.

– О чем?! – взорвавшись, гневно вскрикнула ее сестра и, подорвавшись с тахты, обернулась. – Тебе всегда доставалось лучшее! Отец дарил тебе более дорогие украшения. Бабушка звала тебя на эти свои ужины «избранных», а меня – никогда! Даже когда отец встречал нас где-то вдвоем, то тебя он целовал, а мне лишь позволял поцеловать его руку. И это далеко не все, в чем ты буквально переступаешь через меня! Даже сейчас тебя выдают замуж за красивого мужчину из самой династии, который к тому же еще и богат, а кто достался мне?! Больной старик с противной рожей, у которого за душой ни гроша! Отец выбрал его мне в мужья лишь потому, что ему нужна поддержка его санджака! Почему он решил сделать меня его женой? Почему я не могу выйти замуж за Ферхата Бея вместо тебя?!

Растерянная Махфируз Султан не знала, что на это сказать, и изумленно-испуганно смотрела на сестру. В этот момент, разрядив накалившуюся атмосферу, в покои вошла настороженная Дильназ Султан в черно-золотом платье и в бесконечных золотых украшениях, которые она горячо любила.

– Что у вас здесь происходит? – строго спросила она, посмотрев сначала на одну, а потом на другую сестру. – Вас слышно даже за дверью.

– Ничего, – выдавила Махфируз Султан, покосившись на Ясмин Султан, которая наградила ее хмурым взглядом. – Проходи, Дильназ.

– Я разобрала последние несколько фраз, когда подошла к дверям, – холодно произнесла та, повернувшись к напряженной Ясмин Султан. – Тебе не подобает так себя вести и обвинять в подобном Махфируз. Ты должна понимать, что она не виновата ни в чем из того, что ты поставила ей в вину. Так решил отец. И Карахан Султан, которая и давала ему советы относительно браков каждой из нас. Если тебя что-то не устраивает, Ясмин, ступай к ней, потому что именно она и есть зачинщица несправедливости. А теперь я хочу, чтобы ты извинилась перед сестрой, и после мы все забудем о случившемся.

– Я не… – попыталась воспротивиться та, но наткнулась на ледяной взгляд Дильназ Султан, который пронзал до самой глубины души. Наступив на горло собственной гордости, Ясмин Султан повернулась к Махфируз Султан и проговорила: – Прошу прощения.

– Ничего страшного, – пролепетала сестра в ответ.

– Вот и прекрасно! – Дильназ Султан улыбнулась своей красивой широкой улыбкой, и она преобразила ее обычно надменное и холодное лицо. Грациозно пройдя к тахте, она опустилась на нее и легким движением руки откинула на спину длинные черные волосы. – Вы еще не видели Мелек? Сегодня приехала. Она все больше становится похожа на свою мать, как я заметила.

– И чем же? – хмыкнула Ясмин Султан, сев рядом с нею.

– Вечно беременная, – ухмыльнулась Дильназ Султан, и девицы захихикали.

Среди сестер с самого детства выявились два лидера – Мелек Султан, которая собрала вокруг себя таких же солнечных и добрых сестер Эсмехан Султан и Айше Султан, и стервозная, язвительная Дильназ Султан, что завладела привязанностью младших сестер Ясмин Султан и Махфируз Султан. Они были похожи на матерей своей склонностью к сплетням и ехидству. Обе образовавшиеся компании не выносили друг друга и вечно во всем соперничали, оттого между Дильназ Султан и Мелек Султан, возглавляющими их, шло извечное противостояние.

– Спрашивает меня, а что же ты, Дильназ, не рожаешь? Я, мол, уже родила и снова беременна, – плевалась ядом Дильназ Султан. – Как будто в жизни больше нет иных забот, кроме как производить на свет бесчисленное количество детей. Она себя-то, интересно, давно в зеркале видела? Вскоре станет такой же круглой, как ее мать, если продолжит уплетать со стола все, до чего рука дотягивается, и рожать каждый год.

Ясмин Султан и Махфируз Султан переглянулись, но тут же отвернулись в стороны, так как обеим все еще было неловко после случившейся ссоры.

Вечер.

Покои шехзаде Махмуда.

– Возможно, стоило поднять восстание, пока султан Баязид со всеми своими пашами был в походе? Мы бы без проблем захватили столицу.

Шехзаде Махмуд, отпив вина из кубка, хмуро посмотрел на мужчину и небрежно поставил кубок на столик.

– И что дальше, Ферхат? Он вернется с войском, отвоюет столицу и казнит меня заодно с моими сыновьями и всеми вами. Нет, в этом деле нужны осторожность и осмотрительность. Малейшее сомнение в моей преданности – и мы окажемся под угрозой. И пока, чтобы восстание удалось, нам нужно золото, что брат посылает мне. Мое войско растет, но оно не сравнится по силам с войском янычар. Здесь важно выждать удобный момент, чтобы я мог применить силу в последний миг, зная, что победа точно будет за мной. Так говорит валиде, и в этом я с ней полностью согласен, потому что я не знаю женщины умнее.

– Поддерживаю, – кивнул Махмуд Реис, сидя вместе с ними за столом на террасе. – Карахан Султан права, считая, что оружием нам эту войну не выиграть. При любом раскладе у нас не будет и половины того войска, которым располагает султан Баязид. Его нужно низвергнуть иначе – хитростью. А уже после, когда действительно настанет время, пустить в ход грубую силу с тем лишь, чтобы добить его.

– Хорошо, – размышляя, кивнул Ферхат Бей – он был во многом похож на свою мать Хюма Шах Султан – такой же высокий, смуглый и темноволосый. Ему досталась и красота матери, отчего даже в возрасте сорока лет он был по-прежнему притягательным мужчиной. – Что вы намерены делать, шехзаде? Низвергнуть хитростью. Что это значит?

– Однажды валиде уже одержала победу в борьбе за власть и именно путем хитрости, хотя, конечно, ей пришлось пойти на многое, в том числе и на убийства. Сейчас бы я правил, сидя на троне отца, если бы не предательство пашей совета, которые отказались поддержать мою мать и открыли ворота дворца брату и его войску. Именно поэтому я заручился поддержкой влиятельного человека в совете, который, я знаю, поможет мне в свое время и сделает все, чтобы Совет Дивана поддержал меня, если что-то пойдет не так.

– Вы уверены, что ему можно верить? – настороженно спросил Ферхат Бей. – И что может пойти не так?

– Верить ему можно, пока он уверен, что за свое содействие получит желаемое, – усмехнулся Махмуд Реис, ответив за шехзаде, который позволил ему это. – Я знаю этого человека достаточно хорошо. В походах часто пересекались. При султане Баязиде он не продвинется выше того чина, который имеет, но он хочет большего и имеет возможность это получить, если поддержит нас. Возможно ли удержаться от соблазна? Да и он не из тех, кто отказывается от своих слов – гордый до абсурда.

– А насчет того, что может пойти не так… – с ухмылкой продолжил шехзаде Махмуд. – Этими делами ведает валиде. Ей нет равных в подобных играх. И, насколько я знаю, скоро эта игра начнется.

– Игра? – мрачно переспросил Ферхат Бей, почуяв неладное.

– Сейчас я последний в очереди на престол – после моего брата мне преграждают путь к трону его сыновья. И прежде, чем низвергнуть брата, я избавлюсь от них – один за другим. Когда-то таким путем к власти пришла валиде, и я верю, что нам это удастся вновь. Когда у султана Баязида не останется наследников, когда он будет сломлен потерями, а горе будет убивать его изнутри, я нанесу ему удар кинжалом в спину, и он меньше всего будет этого ожидать. Вот тогда, уже ничего не опасаясь, я сяду на трон, который по праву принадлежит мне.

Ферхат Бей почувствовал тревогу и смятение от подобных кровавых намерений. Слушая полный ненависти и откровенной жажды власти голос шехзаде, он невольно испугался последствий их неудачи, которая для всех участников заговора станет смертельным приговором. Посмотрев на Махмуда Реиса, бей наткнулся на его тяжелый внимательный взгляд.

– Теперь, когда ты женишься на моей дочери, ты на моей стороне, Ферхат, – положив руку на его плечо, произнес шехзаде Махмуд. – Я ведь могу положиться на тебя? Поддержка твоего санджака понадобится мне в будущем, когда я подниму восстание. И я буду на нее рассчитывать, зная, что за это вручил тебе собственную дочь.

– Разумеется, – выдавил мужчина. А что ему оставалось? После того, что он узнал, ему не простят предательства. Да и такой человек, как шехзаде Махмуд, способен на любую жестокость, если считает ее необходимой. Ему, не глядя на родство, просто перережут глотку за любой неверный шаг. – Вы можете на меня рассчитывать.

– Вот и прекрасно, – ухмыльнулся тот. – Ну что, выпьем за наше дело? – взяв свой кубок, шехзаде Махмуд поглядел на мужчин, последовавших его примеру. – Дай Аллах, у нас все получится, и однажды мы будем вот так восседать в Топкапы, с улыбкой вспоминая былое.

– Аминь, шехзаде, – усмехнулся Махмуд Реис.

Гарем.

Он шел к матери, потому как знал, что она ждала его после возвращения с охоты, и был так погружен в свои мысли, что даже не заметил, как наткнулся на кого-то, заворачивая за угол. Раздался оглушительный грохот – рабыня, которая несла поднос с яствами кому-то из господ, от столкновения выронила его, и все опрокинулось на мраморный пол.

– Шехзаде, простите, я… – испуганно залепетав, девушка тут же села на корточки и стала лихорадочно собирать упавшие блюда обратно на поднос. – Я не заметила вас.

– Успокойся, – хмуро посмотрев на нее сверху-вниз, шехзаде Ахмед неожиданно для себя тоже опустился на колени и принялся ей помогать.

Только когда их руки случайно соприкоснулись, он вздрогнул, словно обжегшись, и опомнился. Распрямившись одновременно с рабыней, шехзаде напряженно взглянул на нее, неловко прижимающую к себе поднос.

Девушка тоже смотрела на него, но смущенно и испуганно, чуть опустив ресницы, и на щеках ее алел румянец. Невысокая и худенькая, длинные темные волосы струятся по плечам мягкими волнами. Они обрамляли ее миловидное лицо с большими и чистыми светло-карими глазами в обрамлении пушистых ресниц. Не красавица, но облик ее был полон своеобразного очарования и источал невинность.

Столкнувшись взглядами, они, сами не зная, почему, несколько секунд стояли неподвижно и смотрели друг на друга. Но момент был испорчен звуками приближающихся шагов и мужских голосов.

– Мне… нужно идти, – пробормотала рабыня и сделала шаг в сторону. – С вашего позволения, – неловко поклонившись, она поспешно обошла растерянного шехзаде Ахмеда и пошла дальше по коридору, по пути поклонившись идущим навстречу ей двум другим шехзаде.

Взгляд шехзаде Орхана зацепился за нее – он никогда бы не оставил без внимания сколько-нибудь милую девицу – а после обратился к застывшему к ним спиной брату. Необъяснимое желание ранить тут же завладело им, и он, ухмыльнувшись, насмешливо произнес:

– Смотри-ка, Мустафа, похоже наш братец просто ошеломлен тем фактом, что девица впервые посмотрела прямо на него, а не мимо, как обычно.

Шехзаде Мустафа, привыкший к его задиристому нраву, промолчал и спокойно посмотрел на шехзаде Ахмеда, который на них обернулся.

– Лучше иди своей дорогой, Орхан, – твердо сказал он.

– А что ты сделаешь? – с вызовом вскинув черноволосую голову, самоуверенно отозвался тот. – Маме пожалуешься? Ты же у нас известный любитель жаловаться – чуть что, Фатьма Султан в истерике бежит к отцу с обвинениями в том, что все к тебе несправедливы.

– Брат, – попытался урезонить его шехзаде Мустафа. – Давайте мирно разойдемся и забудем об этом разговоре.

Его никто не слышал. В серых глазах шехзаде Ахмеда вскипели гнев и обида. Он с презрением на лице приблизился к нагло усмехающемуся шехзаде Орхану и сквозь плотно сжатые зубы процедил:

– Закрой свой рот и не смей произносить даже слова в адрес моей матери!

– Не впечатлил, – небрежно ответил шехзаде Орхан и хотел было обойти его, но брат в запале толкнул его в грудь, отчего он невольно сделал шаг назад, чтобы сохранить равновесие.

Миг звенящей от напряжения тишины – и он, куда более вспыльчивый и несдержанный, рванулся к шехзаде Ахмеду. Они сцепились посреди коридора прямо как обычные мальчишки.

– Хватит вам! – шехзаде Мустафа тут же бросился их разнимать. Благо, он был крепче обоих, потому спустя несколько секунд с силой оттолкнул братьев друг от друга. – Вы с ума сошли?!

Со сбившимся дыханием и помятыми кафтанами шехзаде Орхан и шехзаде Ахмед стояли и прожигали друг друга ненавидящими взглядами. Шехзаде Мустафа подтолкнул старшего брата в спину.

– Идем, Орхан, – когда тот яростно дернулся, сбрасывая с себя его руку, он твердо добавил: – Да остынь ты!

– Я тебе это еще припомню! – перед тем, как уйти, выплюнул шехзаде Орхан.

– Буду ждать с нетерпением, – в тон ему ответил шехзаде Ахмед.

Раздраженно отдернув задравшийся кафтан, он хмуро посмотрел уходящим братьям в спины, и сросшееся с ним с детства чувство острого одиночества и обиды всецело завладело юношей. Он всю свою жизнь был вынужден терпеть выходки Орхана, который только и делал, что насмехался над ним, и видеть, как другие братья всякий раз или молча за этим наблюдают, или вот так вот уходят вместе с Орханом, всегда – всегда! – предпочитая его.

Озлобленно насупившись, шехзаде Ахмед побрел в покои матери – к единственному человеку, который его любил и принимал таким, какой он есть. Фатьма Султан встретила его улыбкой и отложила в сторону читаемую прежде книгу, но тут же насторожилась, заметив мрачное настроение сына.

В темно-сером простом платье, с русыми волосами, собранными в незатейливую прическу, и почти что полным отсутствием украшений, за исключением диадемы из серебра, султанша выглядела женщиной неброской. Но в то же время в ее взгляде таилась сталь, как у человека, познавшего много плохого.

– Ахмед, что случилось?

Вспомнив, как брат обвинил его в жалобах, шехзаде Ахмед качнул головой, мол ничего, и сел на тахту. Фатьма Султан тут же примостилась рядом и заглянула ему в лицо с невеселой усмешкой.

– Снова они на тебя набросились…

– Валиде, никто на меня не набрасывался, – отрезал шехзаде Ахмед. Не хватало еще, чтобы мать и вправду снова пошла к отцу с обвинениями в несправедливом отношении. Тот и без того не особенно его уважал. – Все в порядке. Я зашел, чтобы сказать это. На охоте не случилось ничего, что заслуживало бы вашего внимания. Как вы сами, матушка?

Фатьма Султан помолчала, отвернувшись в сторону и пытаясь погасить в себе негодование, а после выдавила:

– У меня все хорошо.

Они некоторое время сидели молча, а когда шехзаде Ахмед собрался было уйти, Фатьма Султан не выдержала и резко схватила его за руку.

– Не позволяй им убедить себя, что ты чем-то хуже! – горячо заговорила она. – Ты такой же наследник с теми же правами на трон. И пусть этот Орхан родился раньше. Никто не знает, как Аллах распорядится нашими судьбами, Ахмед. Возможно, однажды ты будешь насмехаться над ними, как они сейчас над тобой, и тогда они узнают, что все эти годы мы были вынуждены терпеть. Всевышний все видит. Он заставит их поплатиться за содеянное!

Выдохнув, шехзаде Ахмед не ответил и, поцеловав руку матери, ушел. Но когда он стремительно шел по коридору к себе, в груди у него все неистово полыхало.

Покои Бахарназ Султан.

Она недвижимо стояла у окна, обхватив себя руками за плечи, и угрюмо смотрела в окно. Пламя в камине отбрасывало оранжевые блики на ее черные волосы, которые также танцевали на рубиновой короне. Дильназ Султан, зная, что в таком ее настроении мать лучше не трогать, со скучающим лицом сидела на тахте, вальяжно откинувшись на спинку, а Айше Султан вышивала рядом, склонившись над своей работой.

– Хороший муж достанется Махфируз, – тишину нарушил голос Дильназ Султан, полный скрытого недовольства и толики зависти. – Сын самой Хюма Шах Султан – значит, дальний родственник султана. И сам ничего, и богат. Ясмин вне себя, ведь ей достался старик, как она говорит, без гроша, но зато сидящий в стратегически важном, по мнению отца, санджаке.

– Хотя бы кому-то из нас повезло… – откликнулась Айше Султан печальным голосом. – Возможно, Махфируз и этот бей полюбят друг друга и создадут крепкую семью.

– И будут жить долго и счастливо, – съязвила Дильназ Султан и хмыкнула. – Наслушалась сказочных рассказов нашей сестрицы Мелек? Она любит выставлять себя безмерно счастливой, лишь бы ей все завидовали.

– Мелек не такая, – мягко возразила Айше Султан, но, наткнувшись на насмешливо-злобный взгляд сестры, вернулась к вышивке и тихонько вздохнула, сетуя на ее нрав.

– Валиде, а вы что думаете? – резко изменившимся уважительно-мягким тоном спросила Дильназ Султан, повернувшись к той, все еще стоящей у окна к ним спиной.

– А как у тебя самой обстоит семейная жизнь, Дильназ? – обернувшись и неспешно направившись к тахте, спросила Бахарназ Султан с намеком. Ее дочери тут же напряглись. – Как и ее мать, я не жалую Мелек, но в одном она права – годы идут, а у тебя все нет детей. Все твои сестры, кроме младших Ясмин и Махфируз, которые только выходят замуж, успели родить. Эсмехан, правда, потеряла ребенка. И что же ты на это скажешь?

– Я обязана отчитываться? – несмело, но все же возмутилась Дильназ Султан. – Рожу в свой срок.

– Я разговаривала с твоим мужем, – оставшись стоять перед сидящими дочерьми, Бахарназ Султан возвышалась над ними, делая это будто бы даже намеренно. – Он сказал мне, что ты к нему относишься ужасно холодно и велела не переступать порог твоих покоев на утро после первой брачной ночи. С тех пор прошло три года.

Дильназ Султан смутилась, а Айше Султан, стрельнув на нее глазами, тут же вернула их обратно к вышивке и покраснела.

– Валиде, вы что же?..

– Если бы я об этом знала, немедленно бы приехала и привела тебя в чувство! – перебив дочь, гневно воскликнула Бахарназ Султан. – Ты уже не ребенок, Дильназ, и должна понимать, что брак подразумевает под собой обязательства, которые ты должна выполнять вне зависимости от своего желания! Или ты хочешь, чтобы Онур Бей развелся с тобой?!

– Он не посмеет! – надменно возразила девушка.

– Посмеет, если на то будут весомые причины, а нежелание жены исполнять свой долг таковым является! – повысила голос Бахарназ Султан. – Тебя выдали замуж не для того, чтобы ты предавалась радостям любви. Все ваши браки – политика, а от нее, к вашему сведению, зависят жизни всех нас! Если Онур Бей решит развестись с тобой, он это сделает, пусть и со скандалом. Твой отец никогда его не простит, и тогда мы потеряем поддержку соседней провинции. Ты понимаешь, что это значит, моя дорогая? Онур Бей предаст нас и сообщит в столицу о том, что в Трабзоне готовится восстание и прячется трехтысячное войско! Думаю, мне не стоит продолжать. Вы и так знаете, что за этим последует.

Сбивчиво дыша, Дильназ Султан с обиженно-высокомерным видом смотрела на свои руки, лежащие на коленях, а Айше Султан боялась поднять глаза. Но она сделала это, когда ее сестра вдруг поднялась с тахты и резво подошла к их разгневанной матери.

– То есть от того, делю ли я ложе со своим мужем, зависят и исход восстания, и жизни всей моей семьи? – с горькой усмешкой произнесла Дильназ Султан. – Знаете, что? Я бы все отдала, чтобы родиться в другой семье, которая не стала бы продавать меня какому-то старику ради проклятой жажды власти! – ее отчаянный голос сорвался на последнем слове и, подхватив в руки подол своего черно-золотого платья, юная султанша бросилась к дверям.

Айше Султан вздрогнула от раздавшегося грохота, когда сестра с силой захлопнула за собой двери, а после перевела напряженный взгляд на мать. Та, явно с большим трудом сдерживая себя, злобно смотрела в пространство перед собой.

– Валиде, не слушайте ее, – осторожно проговорила девушка. – Вы же знаете Дильназ. Она устроит скандал, но сделает, как вы сказали.

– Да, я ее знаю, – мрачно отозвалась Бахарназ Султан и, выдохнув, села на тахту, где еще недавно сидела ее дочь. – Я благодарна, что хотя бы ты, Айше, все понимаешь.

Айше Султан ласково ей улыбнулась, и ее душу наполнила любовь к матери. Она отложила вышивку, пересела к ней и, взяв материнскую руку, поцеловала ее. Бахарназ Султан чуть улыбнулась и приобняла дочь, прижав ее к себе. Между ними подобное проявление чувств было редкостью, и обе боялись нарушить момент. Но его бесцеремонно нарушил приход шехзаде Орхана.

Конечно же, Бахарназ Султан тут же отстранилась от дочери и озарилась улыбкой. Айше Султан грустно улыбнулась и поглядела на брата, который, лениво усмехнувшись, подошел к ним и поцеловал руку матери.

– Лев мой, наконец-то! – любовно смотря на сына, облегченно воскликнула Бахарназ Султан. Она вся как-то сразу расцвела – ее чудесным образом преобразила материнская любовь. – Я все ждала, когда ты ко мне зайдешь.

– И вот я здесь, – обворожительно улыбнулся шехзаде Орхан, а после повернулся к сестре. – Айше, красавица, ты, как всегда, прекрасно выглядишь.

– А ты, как всегда, умеешь вскружить женщинам голову, – с улыбкой ответила польщенная Айше Султан.

– Ну, как прошла охота? – жадно поинтересовалась Бахарназ Султан, когда шехзаде развалился на тахте между нею и сестрой. Она хотела знать все, чтобы было хотя бы как-то связано с ее обожаемым сыном. – Отец доволен тобой?

Покои Элиф Султан.

Шехзаде Мустафа любил бывать в покоях матери: здесь всегда было уютно и тепло, всегда раздавался детский смех и здесь его всегда встречали радостными улыбками и любовью. Не успел он переступить порог, как младшие братья, которые прежде сидели на подушках вокруг матери, читающей им перед сном, гурьбой бросились к нему и с шумом стали обнимать его со всех сторон, что-то говорить и скакать. Элиф Султан, прижав к себе книгу, улыбалась, наблюдая за своими детьми.

– Валиде, добрый вечер, – вырвавшись из объятий братьев, шехзаде Мустафа подошел к матери и, наклонившись, поцеловал ее руку, а Элиф Султан нежно коснулась другой рукой его светлых, как и у нее, волос. – Уже поздно. Я не потревожил вас?

– Нет, конечно! – жизнерадостно ответила султанша. – Проходи. Ибрагим, оставь брата в покое, – велела она, заметив, что младшие сыновья борются за право сесть рядом со старшим. – Онур, помоги Баязиду сесть.

Оказавшись в окружении всех своих пятерых сыновей, Элиф Султан наслаждалась материнством, разговаривала со всеми и не переставала лучезарно смеяться, потому счастье переполняло ее до краев. Не все рожденные ею дети остались в живых – она потеряла родившуюся после Мустафы дочь, а после двух своих мальчиков, но тех детей, которых Всевышний ей оставил, она любила всем сердцем.

Шехзаде Онуру в этом году уже исполнилось девять лет. Его брату шехзаде Селиму, названному так в честь умершего брата, сына Айше Султан, которая от горя покончила с собой, было шесть лет. Еще были шехзаде Ибрагим – темноволосый и единственный похожий на отца мальчик пяти лет – и шехзаде Мурад, рожденный на год позже. А затем шел самый младший шехзаде Баязид, которому было только четыре года.

Султанша смогла создать в гареме большую семью, в которой дети, как и она сама, лучились радостью и жизнелюбием. В которой царили покой и часто звучал смех. Среди своих детей Элиф Султан и сама цвела еще больше. Шехзаде Махмуд ее по-прежнему не забыл и часто звал к себе – ей этого было достаточно. Единственной ее серьезной соперницей в гареме была Нуране Султан, но та куда реже бывала с господином, детей больше родить не смогла, да и как-либо насолить ей не стремилась, так что Элиф Султан относилась к ней спокойно и без ревности. Остальные жены были забыты, а фаворитки, которых было по-прежнему много, не задерживались в покоях шехзаде Махмуда дольше двух-трех ночей. По его же велению они не рожали, так как шехзаде было достаточно тех детей, которых ему подарили его многочисленные жены.

Наверное, жизнь Элиф Султан, несмотря на болезненные потери, была полна радости, потому что она сама ею полнилась несмотря ни на что. За это ее любили дети, за это ее ценил шехзаде Махмуд, который, если ему хотелось тепла и улыбок, всегда шел к ней.

Обычно, возвращаясь с охоты, он первым делом звал ее, и этим вечером Элиф Султан пребывала в радостном предвкушении их встречи. Это заметил даже шехзаде Мустафа, видя, как его валиде то и дело поглядывает на двери, будто в нетерпении ожидая, когда придет Радмир-ага и сообщит о желании отца видеть ее у себя. Понимая это, он тактично удалился, пожелав и матери, и братьям доброй ночи.

Элиф Султан уже уложила сыновей спать, но к ней по-прежнему никто не пришел. Она начала чуть беспокоиться, однако, несмотря на это, велела служанке принести ее любимое ночное платье из желтого шелка и, стоя перед зеркалом, старательно расчесывала свои светлые волосы с персиковым оттенком.

Когда двери вдруг отворились, она в надежде обернулась и тут же поникла, увидев свою служанку, вернувшуюся в покои с подносом – шехзаде Махмуд всегда любил перекусить, если приходил к ней. Теперь он должен прийти сам, решила султанша, если до сих пор не позвал к себе.

Но минуты утекали, а его все не было. Элиф Султан, сидя за накрытым столом, на котором горели свечи, освещая ее непривычно хмурое лицо, чувствовала неприятное разочарование и досаду. Такого прежде не было, чтобы господин не навещал ее по возвращении с охоты. Он всегда первой выбирал ее среди всех женщин гарема, и султанша потому столько лет и хранила спокойствие, так как знала, что ее предпочитают другим.

– Сходи, узнай, у себя ли шехзаде, – заподозрив неладное, велела Элиф Султан своей служанке.

Ожидая ее возвращения, она, будучи больше не в силах сидеть на месте, поднялась и стала нервно расхаживать по опочивальне, гадая, что же такого могло случиться, раз шехзаде нарушил установившийся за годы порядок.

Служанка вернулась с напряженным лицом, и Элиф Султан вздохнула, понимая, что она пришла с плохими новостями.

– У него наложница? – с горьким пониманием спросила султанша.

– Нет, госпожа. Шехзаде Махмуд, как мне сказали, пребывает в гареме.

Элиф Султан на миг замерла в растерянности, а после, отвернувшись от нее и направившись к столику, горько улыбнулась.

– Значит, он пошел к ней… – грустно произнесла она и, наклонившись, с какой-то обреченностью задула горящие на столике свечи.

Покои Нуране Султан.

Она совершенно спокойно готовилась ко сну, в свободной белой сорочке в пол сидя на расправленном ложе и неспешно расчесывая гребнем густые каштановые волосы, свободно лежащие на худых плечах. Сыновья уже пару лет жили отдельно, и Нуране Султан теперь почти всегда коротала вечера в одиночестве и редко, когда получала приглашение в покои господина. В эту ночь она и не надеялась на встречу, так как знала, что шехзаде Махмуд первым делом навестит более любимую жену Элиф Султан. Он всегда так поступал.

И когда двери за ее спиной распахнулись, Нуране Султан даже не повернула головы и продолжила мерно расчесывать волосы, полагая, что это пришла ее служанка, которую она недавно отправила за мятным чаем. Его султанша любила выпить перед сном, выйдя на террасу.

– Почему так долго, Акиле? – поднявшись с ложа, Нуране Султан подошла к столику перед большим зеркалом во весь рост, положила на него гребень и, подняв голову, потрясенно замерла, увидев в отражении вместо служанки шехзаде Махмуда.

Сердце испуганно подскочило в груди и бросилось вскачь, когда султанша обернулась и, опустив взгляд в пол, поспешно поклонилась.

– Господин?.. – ее дрожащий голос прозвучал удивленно.

Нуране Султан распрямилась из поклона и, наткнувшись на тяжелый взгляд, почему-то почувствовала острое желание прикрыться, так как была одета всего лишь в сорочку, в которой никогда бы не предстала перед господином по своей воле. Она была совершенно не готова встретить его и смутилась. Нуране Султан поспешила к кровати, на изножье которой висел ее шелковый голубой халат.

– Простите, шехзаде, я не… Я не ждала вас сегодня.

Она хотела было накинуть на себя халат, но шехзаде Махмуд, молча подойдя к ней, перехватил ее руку и чуть усмехнулся.

– Что ты так разволновалась, султанша? Это всего лишь я.

– Всего лишь ты, – эхом отозвалась Нуране Султан, взволнованный голос которой наглядно демонстрировал, что она никогда бы не описала его приход небрежными словами «это всего лишь он».

Шелковая ткань халата выскользнула из ее пальцев, когда шехзаде Махмуд привычным движением пальцами приподнял ее подбородок и коротко поцеловал, после чего отстранился, вальяжно сел на кровать и увлек ее за собой, усадив к себе на колени.

Покои Карахан Султан.

В темноте, наполняющей покои, ее освещенное дрожащим светом свечи лицо выглядело зловеще. Облаченная в белый халат из шелка с широкими рукавами, туго стянутый поясом на талии, Карахан Султан склонилась над письменным столом. Перо порхало над бумагой, и изящно выписанные рукой султанши слова постепенно заполняли ее. Фатьма-хатун стояла чуть в стороне и мрачно за ней наблюдала, потому что страшилась того, что повлечет за собой это послание.

Оно станет началом конца – или их врагов, или их собственного. И то, кто станет жертвой, а кто победителем зависит от одной-единственной никчемной рабыни. Если она окажется преданной и осторожной и ей удастся выполнить задание, их ждет успех. Если же нет – всех их, зачинщиков восстания и их приближенных, ждет неминуемая гибель.

– Султанша, уверены ли вы? – не сдержала тревоги Фатьма-хатун.

– Если берешься за дело, ты должен быть уверен в том, что сможешь довести его до конца, – закончив писать, Карахан Султан вернула перо в чернильницу и с холодной улыбкой посмотрела на нее. – А я иначе не умею, Фатьма.

– Как подумаю, что она сейчас там, в самом Топкапы у них под носом, так все внутри и обрывается. Если ее разоблачат…

– Она не посмеет предать меня, – перебив ее, уверенно произнесла Карахан Султан, скручивая судьбоносное послание в трубочку. – Девушка преданная, да и она не глупа, чтобы саму себя подводить к смерти. Ради сохранения собственной жизни она сделает все, благо, трудности научили ее выживать. И ее до сих пор никто ни в чем не заподозрил. Ты же помнишь, как хатун умело притворяется невинным ангелом. Даже я порою верила, что она на самом деле такая.

– Помню, – со смятением в душе кивнула Фатьма-хатун и забрала послание из рук султанши, чтобы отправить его с агой в столицу. – Дай Аллах, у нее все получится, султанша.

– Аминь, Фатьма, – выдохнула Карахан Султан, уже поднявшись из-за стола и задумчиво посмотрев в одно из темных окон. – Аминь.