Читать книгу Залив Полумесяца - Лана Фаблер - Страница 13

Стамбул. Порт.

Спустя годы и всевозможные тяготы, становящимися препятствиями на его пути, нога его, наконец, ступила на родную землю. Однако же султан Баязид не чувствовал радости от этого. Он настолько устал, так изнемог по дому и достойным его положения условиям, что лишь обвел хмурым взглядом Стамбул и виднеющийся вдали дворец Топкапы. Но в этот вечер он хотя и желал, но не стремился поскорее оказаться в его стенах.

– Осторожнее, не растрясите его, – послышался у него за спиной жесткий голос. – Повелитель, куда изволите доставить пашу? Ему необходима помощь лекарей.

Султан Баязид обернулся и скорбно посмотрел на бледного, надрывно дышащего Давуда-пашу, рана которого стала настолько опасной в плавании, что его вынесли с корабля члены команды на своего рода носилках из парусины.

Рядом возвышался Аслан Реис и в ожидании ответа смотрел на повелителя. Это был высокий и приятный глазу мужчина в возрасте немногим старше тридцати лет, со статной фигурой, короткострижеными светло-каштановыми волосами и холодным, проницательным взглядом.

Он был одним из реисов в османском флоте и, как и многие, плавал по Эгейскому морю, контролируя тамошнюю ситуацию. Было воистину удачей, что шлюпка, в которой на последнем издыхании плыли повелитель, раненый Давуд-паша и Астрея, встретилась с его кораблем.

В минувшем военном походе уже имевший честь быть представленным падишаху, Аслан Реис сразу же признал его и предоставил свой корабль и все, что на нем имелось, в его распоряжение. Он был поражен тем, что случилось с султаном на его пути в Стамбул, и посетовал, что не стоило его господину отправлять вперед себя войско, тем самым оставляя себя беззащитным. Эти воды опасны. В них бесчинствуют пираты, а тех, кто пребывает на захваченных кораблях, берут в плен.

– Отвезите его во дворец моей дочери, Эсмы Султан, – распорядился султан Баязид. – И немедленно пошлите в Топкапы за лекарями.

– Как прикажете, – кивнул Аслан Реис и, обернувшись на своих людей, одним взглядом приказал им исполнять распоряжения. – А вы сами, повелитель? Отправитесь в Топкапы? Вам необходимо отдохнуть.

– Не беспокойся обо мне, реис, – через силу усмехнувшись, падишах положил ладонь на его плечо. – О ком и стоит беспокоиться, так это о моей Эсме. Я поеду к ней. Право, не хотел бы я, чтобы все закончилось трагично. Но Давуд-паша очень плох… Я боюсь, как бы нам не пришлось готовиться к худшему.

– Я верю, что паша поправится при должном уходе, – спокойно заверил его Аслан Реис.

– Спасибо тебе, – вдруг произнес султан Баязид, изрядно удивив капитана. – Я тебе многим обязан. В том числе и собственной жизнью. Проси у меня всего, чего хочешь.

– У меня нет иного желания, кроме как верно служить вам, повелитель, – почтенно, но и с достоинством ответил тот.

– Однако же я не забуду твоей доброты и в должной мере отплачу за нее.

Тут падишах заметил настороженно оглядывающую порт и Стамбул Астрею, которая не знала, верно, куда ей деваться. Он подозвал ее к себе, и девушка, резко повернув голову в его сторону, помедлила, словно опасаясь, что может за этим последовать, но все же приблизилась. Ее длинные светлые волосы выглядели неопрятно и спутались, рубашка была изодрана и грязна, да и выглядела девушка ужасно вымотанной. Не удивительно, ведь она стойко перенесла то, что и его, мужчину, крайне изнурило.

– Доставьте ее во дворец Енибахче. И пошлите кого-нибудь в Топкапы, пусть передаст хранителю моих покоев Ферхату-аге приказ тайно отправить в Енибахче слуг, которые бы обеспечили все необходимое моей гостье.

Астрея удивленно глянула на султана, не ожидавшая от него такой щедрости и не знающая, что от нее потребуется в ответ на нее, но смолчала. Сейчас она была согласна на любые условия, лишь бы смыть с себя грязь, сменить одежду и, наконец, выспаться после утомительного плавания, едва не забравшего их жизни.

Напоследок наградив ее непроницаемым взглядом, султан Баязид накинул на голову капюшон плаща, отданного ему Асланом Реисом, развернулся и направился вслед людям капитана. Те уже отыскали повозку в вечернем порту, который и сейчас кипел жизнью, заплатили владельцу парой золотых монет и теперь осторожно водружали на нее Давуда-пашу.

Дворец Эсмы Султан.

Это был совершенно обыкновенный вечер во дворце Эсмы Султан. Вместе с Михримах Султан и Нермин она разместилась на подушках в своих покоях возле горящего камина и, греясь в его тепле, вела с ними мирную беседу. Нермин, правда, редко вставляла слово и увлеченно занималась рукоделием, которое ей особенно хорошо давалось.

Она витала в своих мыслях, то и дело вспоминая о Мехмете, что весьма смущало девушку. Но она ничего не могла с собой поделать. Очень уж ей польстило, как тепло он говорил с ней тогда, в саду Топкапы. Да и в последние дни Мехмет вел себя с нею так, что отзывчивая и чувствительная Нермин сразу же к нему прониклась.

Ей нравилось говорить с Мехметом обо всем на свете. Он был умен и начитан, и о какой бы книге Нермин не заговорила, он уже непременно был с нею знаком и щедро делился своими занятными мыслями и впечатлениями. Ей просто-напросто было с ним интересно. Сейчас он, верно, пребывал в своей комнате и наверняка читал очередную книгу…

Нермин тихо вздохнула, посетовав на то, что сейчас было уже слишком поздно для… она сама не знала, для чего именно. Для беседы с ним, наверно. Опомнившись, она услышала краем уха разговор матери и Михримах Султан. Он ее заинтересовал, и девушка, делая вид, что все так же увлечена вышивкой, прислушалась.

– Михримах, я бы не стала ей доверять после всего того, что между вами было, – с недовольством проговорила Эсма Султан. Она держала в руке кубок с клубничным шербетом, но, верно, совершенно о нем позабыла. – Не стоит тебе ездить к ней. Навестить после случившегося стоило, но регулярные встречи…

– И все же она – моя сестра, – мягко возразила Михримах Султан с печальным взором. – Нилюфер раскаялась. Признала, что была неправа.

– По-твоему, одного жалкого извинения достаточно, чтобы покрыть годы пренебрежения и даже презрения с ее стороны? – возмутилась Эсма Султан.

Нермин быстро посмотрела на мать и тут же опустила глаза обратно на вышивку в своих руках. Она знала, как та недолюбливала Нилюфер Султан, хотя и не догадывалась, по каким причинам. Очень уж матушка остро реагировала на присутствие султанши или даже разговоры о ней. Вероятно, между ними не все было гладко…

– Для меня – достаточно, – все также вежливо, но уже и твердо ответила Михримах Султан. – Я простила ее, Эсма. И не оставлю в такое время. Она ведь чуть не погибла!

Эсма Султан не стала больше спорить и лишь выдохнула, словно от бессилия. На какое-то время в покоях стало тихо, и каждый погрузился в свои мысли, как вдруг покой женщин потревожило бесцеремонное появление Фидан-калфы. Она была так бледна и встревожена, что все сразу же поняли: что-то случилось.

– Что, Фидан? – с ноткой тревоги в голосе спросила Эсма Султан.

– Султанша, вам лучше спуститься вниз, – сбивчиво заговорила Фидан-калфа. – Паша здесь.

Эсма Султан затрепетала от радости, быстро переглянулась с удивленной Михримах Султан и, подорвавшись с подушки, поспешила выйти из покоев. Нермин заколебалась от потрясения, но отложила вышивку и едва ли не бегом отправилась вслед матери, не веря тому, что отец во дворце. Он ведь даже не сообщил им о своем скором приезде!

Взволнованная Эсма Султан спешно миновала лестницу, придерживая в руках подол своего платья, но, войдя в холл, оторопела, застыв у порога. Она ожидала увидеть мужа и, наконец, спустя годы обнять его. Но не сразу поняла, кто стоит перед ней. Высокая фигура в плаще у окна казалась ей знакомой, но в то же время была чужой. Темные волосы небрежно спадали на плечи, пыльная поношенная одежда, густая борода и… Глаза. Так на нее смотрел лишь один человек…

– Отец?.. – в полном недоверии воскликнула султанша.

– Здравствуй, милая, – устало улыбнулся султан Баязид. – Прости, что предстал перед тобой в таком виде.

– Что… – от шока Эсма Султан утратила дар речи. Нермин у нее за спиной во всю таращила глаза, не понимая, что происходит. – Что с вами случилось?!

Она неловко подалась к отцу, поборов свое потрясение и почувствовав новую волну тревоги. Ее отец – падишах и правитель мира – выглядел, как самый настоящий уличный бродяга!

– Это долгая история, и сейчас не время ее рассказывать, – положив ладонь на ее плечо, ответил повелитель. – Давуд ранен.

Не успела Эсма Султан относительно успокоиться, как снова ее ноги подкосились. И лишь отцовские руки удержали ее от падения. Нермин где-то позади испуганно ахнула. Михримах Султан спустилась в холл достаточно давно для того, чтобы услышать последние слова падишаха. Она подошла к Нермин и приобняла ее за плечи, чтобы хоть как-то поддержать.

– Где… где он? – наконец, Эсма Султан нашла в себе силы, чтобы задать этот вопрос.

Султану Баязиду не пришлось отвечать. В этот момент в холл вошли неизвестные мужчины, которые несли на какой-то длинной и грязной ткани измученного Давуда-пашу. Его надрывное дыхание сразу же огласило холл. Эсма Султан в ужасе схватилась за ткань плаща отца, увидев мужа в таком состоянии. Да он же при смерти!

Михримах Султан поспешно закрыла собой Нермин, чтобы не травмировать ее подобным зрелищем, и обняла, спрятав ее голову у себя на груди – благо, Нермин была ростом не выше ее самой.

– Давуд! – Эсма Султан рванулась было в панике к мужу, но повелитель вовремя схватил дочь за плечи и удержал ее на месте, чтобы она не путалась под ногами тех, кто нес пашу. – О, Аллах! Что с тобой?!

– Эсма, пусть его хотя бы уложат в постель! – султану Баязиду пришлось повысить голос, чтобы она его услышала во власти чувств. Султанша обмякла в объятиях отца и беспомощно проследила взглядом за тем, как ее раненого мужа понесли мимо них к лестнице. – Не тревожься так, – успокаивающе погладив ее по волосам, теперь тихим голосом увещевал повелитель. – Я уже послал за лекарями. Уверен, вскоре ему станет лучше.

И правда, спустя недолгое время прибыли лекари из Топкапы, которые сразу же отправились к постели больного и принялись осматривать его рану на спине. Султан Баязид не позволил дочери находиться в покоях при осмотре, беспокоясь за ее душевное равновесие, и остался с нею в холле, сидя на тахте и обнимая плачущую султаншу.

Михримах Султан предусмотрительно увела Нермин в ее комнату и осталась с нею, успокаивая девушку, также льющую слезы в страхе за отца. Мехмет, которому обо всем сообщили, был с ними и неловко стоял у окна, не зная, куда себя деть.

– Возможно ли, чтобы с вами случилось все это, отец?.. – услышав из его уст о том, что с ними происходило на пути в Стамбул, Эсма Султан пребывала в замешательстве и ужасе. – Поверить не могу… Как они посмели напасть на ваш корабль, ограбить, да еще… Аллах, помилуй… взять в плен!

– Сам не верю, что пережил все это, – с явной горечью отозвался султан Баязид и вздохнул. – Такие приключения мне уже, право, не по возрасту…

– Вы наверняка очень устали, а я тут со своими рыданиями, – тут же спохватилась Эсма Султан, утерев ладонями соленые дорожки с мокрых щек. – Я велю…

– Успеется, – с тенью улыбки осадил ее повелитель, ласково погладив по спине. – Обо мне не беспокойся. Лучше скажи, как тут обстоят дела? Все хорошо?

– Коркут-паша ведал всеми государственными делами в ваше отсутствие. Мне неизвестны подробности, но, кажется, в казне недостаточно золота для удовлетворения нужд государства и в частности гарема. Фатьма Султан испытывала проблемы в ваше отсутствие, однако, Афсун Султан одолжила ей золото из своих сбережений. Все так надеялись на золото испанцев, которое вы должны были с собой привезти…

– Что-нибудь придумаем, – отмахнулся повелитель, не желая беспокоить ее этим в такое время. – Теперь я здесь и займусь решением всех проблем. А что Осман? Ты сказала, всеми делами занимался Коркут-паша, но ведь не он был оставлен регентом.

Эсма Султан замялась и скованно произнесла:

– Осман… Он недавно отбыл в Амасью. Мы были не в силах его удержать.

– Не дождавшись меня? – возмутился султан Баязид и посуровел, видимо, в мыслях проклиная своего непутевого сына, который и здесь его подвел.

– Его отъезд никак не повлиял на государственные дела, – попыталась смягчить его гнев Эсма Султан.

– Что роняет его в моих глазах еще больше! – процедил повелитель с недобрым взглядом. – Я и не ждал от Османа больших свершений, но предполагал, что он хотя бы дождется моего разрешения вернуться в провинцию и должным образом передаст мне охраняемый им престол. Видно, даже это для него слишком.

Эсма Султан не нашлась, что ответить. Она не хотела выгораживать брата, который точно также ее разочаровывал. Да и не могла она сейчас думать об этом, зная, что ее муж ранен и находится на грани жизни и смерти. Едва подумав об этом снова, султанша украдкой стерла скользнувшую по щеке слезу и почувствовала, как ее обняла сильная рука и прижала к крепкой груди.

– Сохраняй спокойствие, султанша моя, – как мог, султан Баязид пытался говорить мягко и ласково, чтобы хоть как-то утешить дочь. – Я останусь до утра здесь, если ты не возражаешь. Не хочу оставлять тебя одну в такое время. А уже утром отправлюсь в Топкапы.

– Благодарю вас, повелитель, – с признательностью отозвалась Эсма Султан, немного отстранившись от отца и посмотрев ему в лицо. – Я не посмела бы просить вас о таком после всего, что вам довелось пережить на пути сюда, но, признаюсь, без вас мне не пережить эту ночь. Аллах, пережил бы ее Давуд-паша!

Ее полным отчаяния словам вторил скрип дверей, в которые вошел один из лекарей, что осматривали пашу наверху. Эсма Султан подорвалась с тахты и с тревожным чувством в груди шагнула ему навстречу. Султан Баязид поднялся ей вслед и встал рядом, в ожидании смотря на лекаря.

– Говори, – приказал он, пока целитель кланялся монаршим особам.

– Повелитель, рана была не так уж серьезна, но покуда долгое время ею не занимались, она стала много опаснее. У паши диагностирован тяжелый сепсис. Иными словами, заражение крови, вызванное тем, что рана начала загнивать.

– Чем… чем это опасно? – дрожащим голосом выдохнула Эсма Султан, почувствовав, как ее сердце испуганно екнуло.

– Паша очень плох, султанша, – скорбно сообщил лекарь. – Из-за сепсиса у него сильно нарушено кровоснабжение тканей и органов, что может привести к… смерти.

Закрыв лицо ладонями в настигшем ее ужасе, Эсма Султан повернулась к отцу в поисках поддержки и прислонилась головой к его плечу, в которое приглушенно всхлипнула. Приобняв ее за плечи одной рукой, султан Баязид грозно воззрился на напряженного лекаря.

– Вы можете ему помочь? Что-то же вы можете сделать!

– Было бы уместно удалить омертвевшие ткани в области раны, однако, это будет болезненно для паши. И опасно в его состоянии. Он может не выдержать таких мук. Мы уже вскрыли гнойный затек в его ране, тем самым создав постоянный отток гнойных выделений. Но большего мы сделать не в силах. Остается уповать на милость Аллаха. Паша либо одолеет эту болезнь, либо…

Это «либо» повисло в холле мрачным обещанием. Эсма Султан вдруг отодвинулась от отца и, посмотрев на него со слезами на щеках, пробормотала:

– Хочу увидеть его.

– Ступай, – повелитель не стал ей препятствовать и, проводив дочь полным сожалений взглядом, жестом подозвал к себе лекаря. – Скажи мне, ничего не тая. Он выживет? Есть надежда на выздоровление?

Взгляд целителя с сочувствием коснулся падишаха, и тот внутренне дрогнул, осознав, каков будет ответ.

– Его состояние крайне тяжелое. Это последняя и самая опасная стадия болезни. И чаще всего она приводит к смерти больного. Но все возможно, и не стоит отчаиваться. Паша может пережить болезнь, если у него хватит сил. При должном уходе за раной и с учетом принятия мер по очищению организма от гнойных выделений надежда на выздоровление есть.

– Тогда сделайте все возможное для того, чтобы паша выжил, – процедил султан Баязид, пронзая его тяжелым взглядом исподлобья. – Он не должен умереть, ты понял меня?

– Да, господин. Покорнейше склоняю перед вами голову и обещаю приложить все силы для того, чтобы паша поправился как можно скорее.

– Можешь идти.

Дворец Нилюфер Султан.

Она все еще не покидала ложа по настоянию лекарей, находясь под зорким наблюдением Коркута-паши, который не поддавался на ее уговоры и колкости относительно того, чтобы пренебречь рекомендациями целителей.

Нилюфер Султан еще никогда прежде не чувствовала себя такой… нужной.

В этой семье она всегда играла последнюю роль. Роль невидимки, о которой лишь изредка вспоминают. Ее это по-своему огорчало, но и дарило облегчение, ведь она прежде всего ценила свободу. Муж и дочь никогда особенно ей не досаждали своим обществом, предпочитая ей друг друга. И Нилюфер Султан за годы семейной жизни привыкла к такому укладу.

Но стоило ей побывать на грани смерти, как все встало с ног на голову. Коркут-паша, прежде холодный, эгоистичный и жесткий, теперь не отходил от нее ни на шаг и раздражал своей неуместной заботой. Если так можно было назвать его угрюмые вопросы относительно ее самочувствия, неловкие моменты с поправлением одеяла и контроль не то, что за каждым движением, а за каждым ее вздохом.

Он был все так же невыносим, но вместе с тем… что-то изменилось в отношении Нилюфер Султан к нему. Это было что-то незначительное, едва уловимое. Раздражаясь, султанша все же чувствовала… толику признательности за его участие. Коркут-паша, как и обычно, вел себя властно, подавлял ее, но теперь и делал нечто ей во благо, проявляя неподдельную заботу, как о… как о родном человеке. Нельзя было отрицать, что он действительно обеспокоен и встревожен. Мужчина не станет проводить дни и ночи у изголовья даже умирающей женщины, которая ему при этом совершенно безразлична.

Нилюфер Султан не знала, как охарактеризовать то, что двигало ее мужем. Возможно, за более, чем пятнадцать лет брака, он все же хоть немного к ней привязался? Как к человеку, с которым каждую ночь засыпаешь и просыпаешься в одной постели, с которым ешь за одним столом и с которым делишь одну крышу вот уже столько лет.

Ей это никак не льстило, как женщине, утомленной властью супруга над ней и несчастным браком. Но, как человек, султанша неосознанно к нему смягчилась. На один лишь шаг стала ближе к тому, что называется «уважение». Однако, в большинстве своем паша все также вызывал в ней темные и злые чувства.

С дочерью дела обстояли много лучше. Видно, как бы Мерган Султан не отрицала своей привязанности к матери, она в ней все же жила. Где-то глубоко в душе, под толстым слоем презрения и обид за детство, проведенное без материнской любви и ласки. Девушка часто сидела с нею, неловко молчала и иногда ради исключения выдавливала пару пустых фраз. Но не уходила. И, бывало, когда она думала, что мать спит (а Нилюфер Султан иногда просто лежала с закрытыми глазами) боязливо брала ее за руку. Это являлось тем единственным, что грело сердце Нилюфер Султан, окаменевшее было за горькие годы семейной жизни.

Но было и то, что, раз за разом возвращаясь в ее мысли, сильно ее огорчало и даже пугало. В память султанши врезался обрывок разговора мужа с его подручным, обсуждающими отправку золота в Трабзон. И Коркут-паша даже не стал отрицать связь с провинцией, где жила коварная интриганка Карахан Султан с ее сумасбродным сыном, которого она когда-то пыталась посадить на трон.

Это пугало не столько потому, во что ввязался ее муж и чем ему это грозило. Судьба Коркута-паши мало заботила Нилюфер Султан. Она была бы рада, избавься она от него и от оков этого невыносимого брака. В ее памяти все еще хранилось содержание того послания, которое оставила ей мать перед своей кончиной.

«Много лет назад мною было получено пророчество относительно твоей судьбы. Оно предрекало, что один из моих детей будет процветать, и золотой будет его корона, а остальные гнить в земле, и золотыми будут их саваны. Этот ребёнок – ты, Нилюфер. И я всем сердцем надеюсь, что пророчество сбудется. Ты должна быть счастлива за всю нашу несчастную семью.

Но есть ещё одно пророчество, и ты должна знать о нём, потому как я не могу уносить это знание с собой в могилу, не предупредив. Карахан Султан снова поднимет голову, и на этот раз ей посчастливится увидеть своего сына шехзаде Махмуда восседающим на престоле османов. Это случится, когда солнце погаснет и родится заново».

Относительно первого так называемого пророчества, о котором упомянула мать, Нилюфер Султан была в недоумении. Что еще за золотая корона? Это по-прежнему, спустя годы, казалось ей нелепостью. Она предпочитала игнорировать эти строчки материнского послания, сочтя их за ее выдумки. Может, таким образом она хотела ее приободрить, как-то поддержать?

Второе же «пророчество» вселяло в ее сердце страх. Карахан Султан снова поднимет голову? Это не к добру. Да к тому же валиде совершенно уверенно написала о том, что шехзаде Махмуд все же дорвется до желанной власти и займет трон. Это не могло не настораживать Нилюфер Султан, ведь до столицы доходили слухи о воинственном и властном характере ее брата.

Известно также, сколь опасна была Карахан Султан. Она не из тех людей, кто сдается в стремлении к своей цели. И глупо было полагать, что она, столь честолюбивая, отказалась от мечты увидеть единственного и обожаемого сына падишахом. Теперь ее сердце питала еще и жажда мести, ведь они столько лет провели в бедности и забытьи в наказание за прошлые ошибки. И желание отомстить зачастую ослепляет таких людей, как она. Ни о чем другом они уже не могут думать.

Остается лишь сопоставить некоторые факты. Коркут-паша, сам второй визирь империи, тайно отправляет в Трабзон золото, да еще все выглядит так, словно он занимается этим довольно долгое время, учитывая его раздражение относительно расточительности шехзаде Махмуда. Зачем бы последнему понадобилось столько золота при том, что из казны ему каждый месяц поступает золото по приказу смилостивившегося над братом султана Баязида? Уж не готовится ли шехзаде к чему-то? Например, к восстанию?

От одной мысли об этом Нилюфер Султан стало дурно. Она лежала в постели и раздумывала об этом не без тревоги. Это, конечно же, могли быть всего лишь ее выдумки. А если ее догадки верны? Что тогда ей делать со всем этим? Она не ведала…

Подобные размышления были прерваны приходом Коркута-паши. Он выглядел, как всегда, уверенно и грозно, но вместе с тем усталость печатью легла на его смуглое лицо. Внимательно посмотрев на жену, паша подошел к ложу и присел на него, шумно выдохнув.

– Как ты, госпожа?

– С последнего твоего визита пару часов назад мало, что изменилось, – не удержалась от привычной колкости Нилюфер Султан.

Но муж это также привычно проигнорировал. Заметив, что он явно чем-то озабочен, султанша спросила:

– Что-то выяснилось?

– Да, но это мало, что дало. Демир-ага вышел на человека, который был заказчиком покушений, однако известно лишь его имя – Мехмет Эфенди, да и настоящее ли оно? В Стамбуле этот человек известен среди таких людей, как он – промышляющих темными делишками, но при этом никто про него ничего не знает. Говорят, он чего-то таится, скрывает свое истинное лицо. От кого и зачем? Также неизвестно. И чем я ему не угодил, пока тоже остается загадкой…

Нилюфер Султан призадумалась, осмысливая его слова. Что еще за Мехмет Эфенди? И как он посмел покушаться на жизни визиря и его жены-султанши из самой династии?

– Ты этим голову не забивай, Нилюфер, – глянув на нее и заметив ее напряженное лицо, произнес Коркут-паша. – Я со всем разберусь. Ты лучше думай о том, как скорее поправиться.

Нилюфер Султан на это промолчала в настигшем ее раздражении. Но после недолгого молчания она, не удержавшись, заговорила:

– Коркут, я хотела спросить…

В ожидании повернув к ней голову, Коркут-паша заметил, что его жена выглядит… неуверенной?

– Из головы не идет твоя открывшаяся причастность к делам Трабзона.

Тут же раздражившись, Коркут-паша встал с кровати и, показывая, что не намерен говорить об этом, направился было к дверям, чтобы уйти.

– Это не приведет ни к чему хорошему! – вслед ему вдруг горячо воскликнула Нилюфер Султан. – Моя мать… – она запнулась, не уверенная, что ей стоило об этом говорить.

Заинтересовавшись, Коркут-паша обернулся у самого порога и медленно вернулся обратно, пытливо смотря на жену, которая теперь прятала от него взгляд.

– Причем тут твоя мать, Нилюфер?

Неохотно Нилюфер Султан изложила ему содержание предсмертного письма Эсен Султан к ней и не без опаски ждала его вердикта. Коркут-паша слушал ее молча, хмурился и ничем не показывал каких-либо чувств. Но после с усмешкой качнул головой.

– Ты ведь не всерьез, госпожа? Пророчества? – он смотрел на нее как снисходительный отец, позабавленный глупостями дочери. – Я премного уважаю твою матушку, но это все вздор. И на будущее. Больше никогда ты не станешь поднимать эту тему. Мои дела тебя не касаются и, если придется, я отвечу за них сам. Тебя и Мерган это никак не коснется. И, выходит, беспокоиться тебе не о чем. На этом все. Мне пора.

Поджав губы, Нилюфер Султан проводила его взглядом до дверей и выдохнула. Что же, пытаться влезть в это дело ей лучше не стоит. Быть может, все это действительно не ее ума дело? Пусть себе занимается подготовкой восстания или чем бы то ни было другим. Казнят – она особо грустить не станет, верно?

Волновало ее другое: действительно ли настолько реальна угроза со стороны Трабзона? Что же там происходит?

Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Сафанур Султан.

Еще совсем недавно оживленная и счастливая Сафанур Султан, которую он держал в своих объятиях, теперь недвижимо лежала в постели. Веки ее были закрыты, будто сон сморил женщину, а на виске, с которого служанки в спешке стерли кровь, остался неровный кровавый развод.

Шехзаде Мурад, едва узнав о случившемся с его женой несчастье в хамаме, примчался в ее покои, куда ее уже принесли подоспевшие евнухи. Он впал в отчаяние, увидев ее, лежащей без сознания. И до сих пор оно не оставляло его, даже когда по его приказу в покои явилась лекарша. Он в крайне нервозном состоянии стоял в стороне и ждал ее вердикта.

Лекарша уже почти закончила свой осмотр, когда в покои вошла встревоженная Филиз Султан. Она быстро посмотрела на покоящуюся на ложе Сафанур Султан, испугалась увиденного и тут же перевела взгляд на бледного сына, который неотрывно следил за действиями лекарши и с явным трудом ждал, когда она, наконец, заверит его, что с его женой все в порядке.

– Сынок, – подойдя к сыну, Филиз Султан осторожно заглянула ему в глаза. – Я только что узнала и сразу же пришла. Что известно о случившемся? Она упала?

– Да, так утверждает ее служанка, – отрывисто и мрачно ответил шехзаде Мурад, словно не желая отвлекаться на разговор. – Ну, что скажешь? – в нетерпении он подался к лекарше. – Султанша в порядке?

– Трудно сказать сейчас, шехзаде, – виновато ответила лекарша, и глаза ее были полны сожаления. – Она сильно ударилась головой. Кровотечение было обильное, к тому же, Сафанур Султан при падении ударилась виском, а это опасно. И она до сих пор не приходит в сознание. Я боюсь, как бы…

Филиз Султан тревожно замерла, а шехзаде Мурад с ревущим в груди отчаянием глянул на неподвижную жену.

– Как бы что? – дрогнувшим голосом переспросил он.

– Простите, но султанша может и не очнуться.

– Она умрет?.. – с недоверием посмотрела на нее Филиз Султан.

Лекарша промолчала и опустила взгляд. Все в покоях поняли, что это означало: «это вполне вероятно».

В полном смятении Филиз Султан проследила за тем, как ее сын, как в дурмане, присел на ложе и, склонившись над любимой и ко всему прочему беременной женой, прислонился своим лбом к ее лбу. Спина его вздрогнула, как от приглушенных рыданий, которые он, видно, безуспешно пытался в себе подавить, и султанша отвела взгляд, не в силах наблюдать за подобным.

Она на миг растерялась, не зная, что им всем делать в такой ситуации, но, взяв себя в руки, подозвала к себе лекаршу, чтобы сын не слышал их разговора, и приглушенным голосом спросила у нее:

– Неужели ничем нельзя помочь ей? Все настолько серьезно?

– Время покажет, султанша. Если падение и удар виском были не слишком сильными, то Сафанур Султан может поправиться спустя пару недель или немногим больше. Но судя по обилию крови и тому, что она все еще пребывает без сознания и не реагирует на все мои средства, призванные привести человека в чувства, травма ее серьезна.

Сглотнув, Филиз Султан в огромном беспокойстве обратила взгляд к сыну в ужасном предчувствии того, сколь сильно будет его горе, если Сафанур Султан все же не оправится.

Чуть повернув голову, она увидела своих напуганных внучек, которых сразу же отвели в детскую, едва их мать принесли сюда из хамама. С ними была служанка Сафанур Султан, и решив, что ей необходимы подробности произошедшего, Филиз Султан вошла туда. Рабыня, которая до этого что-то шептала девочкам, пытаясь их успокоить, увидев ее, поднялась с тахты и поспешно поклонилась.

– Султанша.

– Бабушка! – подошла к ней испуганная Амрийе. – Нас не пускают к маме. Она заболела, да?

– Да, красавица, – наклонившись, Филиз Султан поцеловала ее в лоб и погладила по волосам. – Ваша мама приболела, но не бойтесь. Она должна скоро поправиться. А чтобы вы не заразились, вам придется некоторое время пожить в моих покоях, со мной. Хорошо?

Амрийе покивала в знак согласия, а малышка Нилюфер просто во все глаза смотрела на бабушку, как и все дети, без всяких объяснений чувствуя, что случилось что-то плохое.

– Хатун, ты тоже идешь со мной, – глянув на служанку, воскликнула Филиз Султан.

Держа за руки своих внучек, она вышла с ними из детской и, покосившись на сына, поняла, что ему ни до кого сейчас нет дела. Он так и сидел подле жены, как будто в надежде, что вот-вот она чудом очнется и обратит к нему свои золотые глаза.

Девочки, понимая, что им не стоит сейчас беспокоить отца, молча прошли мимо него, осознав, что все крайне серьезно. Оказавшись в своих покоях, Филиз Султан распорядилась, чтобы ее служанка увела маленьких султанш во внутреннюю комнату и уложила их спать – время было уже позднее, а сама, присев на тахту, строго воззрилась на служанку Сафанур Султан.

– Как тебя зовут?

– Гюльнуш.

– Расскажи мне, что случилось в хамаме, Гюльнуш. Ничего не таи. Что бы там ни было.

В этот момент в покои вошла Айше-хатун, и служанка в испуге дрогнула, едва открыв рот. Хазнедар покосилась на девицу, а после молча встала рядом со своей госпожой.

– Говори же! – теряя терпение, воскликнула Филиз Султан.

– Мы с Сафанур Султан были в хамаме, а затем… затем пришли Ассель Султан с Фериде-хатун.

– Значит, Ассель, – с горечью понимания покивала самой себе Филиз Султан. Теперь все встало на свои места. Падение Сафанур, очевидно, случилось неспроста. – Между ними произошла ссора?

– Мне это неизвестно, госпожа. Султанши велели нам оставить их наедине. Мы с Фериде-хатун ждали в коридоре. Спустя недолгое время Ассель Султан вышла из хамама. Она была напугана и сказала мне, что Сафанур Султан, уходя, поскользнулась на мокром полу и упала. Велела мне позвать на помощь. Когда я привела евнухов в хамам, султанши уже не было. Сафанур Султан лежала там… лежала на полу в луже крови.

Поморщившись, Филиз Султан затем переглянулась с Айше-хатун, и у обеих в глазах было осознание. Отправив служанку обратно к ее госпоже, султанша глубоко вздохнула.

– Сердце мне подсказывало, что здесь не обошлось без Ассель.

– Думаете, она причастна к падению Сафанур Султан?

– Я этому не удивлюсь, – невесело отозвалась Филиз Султан. – Приведи ее ко мне, Айше. Нужно все выяснить прежде, чем мой сын от гнева и горя станет искать виновных там, где их нет.

Покои Ассель Султан.

Тем временем Ассель Султан металась в своих покоях, страшась кары за содеянное, пусть и ненароком.

– Если они узнают… Фериде, если им станет известно, что это из-за меня она… О, Аллах! Меня не пощадят! Вышлют из дворца, всего лишат!

– Госпожа, пожалуйста, успокойтесь, – увещевала ее встревоженная Фериде-хатун. – Им и расследование не придется проводить, если кто увидит вас в таком состоянии! А они непременно явятся к вам. Ведь это после того, как вы остались в хамаме наедине с Сафанур Султан, она упала. Подозрения падут на вас! И сейчас вам нужно вести себя безупречно. Так, словно вы непричастны к этому несчастному случаю.

– Да… Да, ты права, – обхватив ладонями лицо, Ассель Султан прикрыла веки и глубоко вдохнула, пытаясь хоть немного успокоиться. Ее колотило, как в лихорадке. – Буду утверждать, что, обменявшись со мной колкостями, Сафанур направилась к дверям, чтобы уйти, но по пути поскользнулась и упала. Я не причем, верно?

– Именно. И говорите это холодно, как будто вы не слишком-то расстроились. Этого от вас бы и ждали.

Пораздумав, Ассель Султан покачала головой и выдохнула. Ее влажные распущенные волосы пшеничного цвета свободно струились по хрупким плечам, скрытым шелком халата.

– Не поверят они в это, Фериде, – вдруг голосом, полным безнадежности, произнесла она и усмехнулась. – Раз я замешана – я и виновата. Все будут только рады, если от меня избавятся. И с легкостью поверят в мою виновность. Кто меня станет слушать? Верить моим словам? Никто…

– Но что же тогда вам делать, султанша?

– Не знаю, Фериде, – устало отозвалась та. – Не знаю…

В этот момент, заставив их испуганно обернуться, в покои вошла как всегда степенная Айше-хатун и поклонилась. Ясно было, зачем она здесь. Филиз Султан начала свое расследование…

– Султанша. Филиз Султан желает видеть вас.

Обменявшись взглядами со своей служанкой, Ассель Султан заставила себя держать лицо, приняла по возможности холодный, невозмутимый вид и кивнула.

– Хорошо, я иду.

Дворец Эсмы Султан.

Побывав в хамаме и смыв с себя, наконец, пыль, грязь и пот, султан Баязид с помощью слуг привел себя в порядок: состриг отросшие волосы, подровнял бороду до привычной длины и облачился в чистые одежды своего зятя, любезно отданные ему дочерью. Теперь он походил на самого себя – великого падишаха.

С большим аппетитом султан трапезничал в холле в обществе Михримах Султан, ее сына султанзаде Мехмета и притихшей, напуганной Нермин. Эсма Султан не смогла отойти от ложа раненого Давуда-паши, и, по словам Фидан-калфы, она все не могла остановить поток своих слез, хотя супруг и уверял ее, что непременно поправится и горевать ей не о чем.

За столом царило молчание – всем было не до разговоров. Михримах Султан без аппетита помешивала ложкой в тарелке, переживая за подругу. Мехмет скованно, но ел – для него было странно находиться в обществе падишаха, и он его уважительно побаивался. А Нермин и вовсе просто сидела со слезливым взглядом, опущенным вниз. Мыслями она была там, наверху, рядом с отцом.

Утолив голод после своего изнурительного путешествия, султан Баязид огляделся и все же решил нарушить установившуюся тишину. Он с теплом посмотрел на свою кузину, с которой до ужина лишь коротко обменялся приветствиями.

– Михримах, расскажи мне, как вы жили в Эрзуруме. Я надеюсь, вы ни в чем не нуждались? Эсма уверяла меня, что нет.

Вскинув на него глаза, Михримах Султан поспешила учтиво улыбнуться, хотя и через силу:

– Действительно, нужды у нас ни в чем не было, повелитель. Эсма Султан была очень добра к нам и регулярно присылала золото с позволения Давуда-паши. Я им премного благодарна за такую щедрость. Мы с сыном все эти годы жили в одной усадьбе. Достаточно скромно, но нам не приходилось жаловаться. Я занималась хозяйством, иногда благими делами. Накопив необходимую сумму, я добилась того, чтобы в Эрзуруме построили мечеть имени моего покойного отца.

– Как славно, – с одобрением кивнул повелитель. Тут он обратил взгляд к ее сыну, и юноша весь разом подобрался. – А ты, Мехмет? Эсма часто говорила о тебе, будто бы ты умен и рассудителен.

– Я польщен тем, как отзывалась обо мне султанша, – с должной вежливостью отвечал тот. – Я не привык хвалить самого себя, повелитель, но свои навыки я также оцениваю весьма высоко. Я много и усердно занимался в надежде занять достойное место в жизни и обеспечить всем необходимым свою семью и матушку, конечно.

Его голубые глаза были так же серьезны, как у его отца, и повелитель ощутил, как ему стало не по себе. В голове из глубины памяти вынырнули воспоминания об Искандере-паше. Его друге, соратнике, который ответил на его доверие предательством. Он покусился на честь его жены, матери его детей. И поплатился за это жизнью.

Султан Баязид отвел глаза и помрачнел – все поняли, о ком он думает в этот момент, и замолчали. Михримах Султан тихо вздохнула, тоже коснувшись мыслями покойного мужа, которого она когда-то так самозабвенно и преданно любила, несмотря ни на что.

Это чувство к нему, а после и скорбь навсегда ее изменили. Надежды больше не жили в ее сердце. Единственное, что ее теперь заботило – благополучие ее сына. О своем собственном счастье султанша и не думала, считая, что пребывает уже не в том возрасте, чтобы мечтать о любви и счастливом браке.

Дальше ужин шел все в том же молчании. Вскоре Михримах Султан, обратив внимание на состояние Нермин, пожелала повелителю доброй ночи и увела ее наверх, чтобы уложить спать. Мехмет тоже, видя, что государь не настроен на беседу, вежливо с ним простился и ушел в свою комнату.

Некоторое время султан Баязид был предоставлен сам себе. Он стоял возле окна и думал обо всем: об угрозе смерти Давуда-паши, о том, кто сможет в случае его смерти занять должность великого визиря, о горе дочери, о своей семье и… об Астрее. За время плавания мужчина уже свыкся с тем, что эта девушка пребывает подле него, а теперь ее не было рядом, и он… тревожился? Нет, скорее, испытывал беспокойство неясного рода.

От подобных размышлений его отвлекла дочь, наконец, спустившаяся в холл. Эсма Султан с трудом переставляла ноги, с заплаканными глазами направляясь к нему. Она была такая бледная и мрачная, что повелитель понял – дело плохо. Без слов Эсма Султан приникла к отцу в поисках утешения, и тот обнял ее, став успокаивающе поглаживать рукой по спине.

– Как он?

– Очень плохо… – отстранившись, беспомощно покачала головой султанша. – Мне страшно, отец, – она возвела переполненные тревогой темные глаза к его лицу. – Если он умрет, как нам это пережить?.. Как мне это пережить?

– Будем надеяться на лучшее, Эсма, – попытался успокоить ее падишах. – Давуд-паша сможет побороть эту болезнь. И ты должна в это верить.

– А если нет?.. – снова давясь рыданиями, отозвалась она и, прикрыв рот ладонью, всхлипнула в нее.

– Ну будет тебе. Ты мне сердце разрываешь.

Эсма Султан еще поплакала немного на отцовском плече, а после возобладала над собой и заставила себя успокоиться. Они разместились вдвоем на тахте, как истинно близкие и родные люди, и говорили обо всем, не таясь. Выслушав все о том, что происходило в столице в его отсутствие, повелитель вдруг проговорил:

– Завтра утром я отправлюсь в Топкапы. И я хочу попросить тебя, Эсма. Никто не должен знать, что произошло со мной и Давудом-пашой на пути в Стамбул. От этого будут одни лишь неприятности, а мне их итак предостаточно. Для всех я достойно вернулся из военного похода.

– Да, разумеется, – с готовностью пообещала Эсма Султан и чуть улыбнулась, когда он взял ее руку и поцеловал в знак благодарности и признательности, как часто делал. – Я сохраню эту тайну.

– А теперь тебе пора отправляться спать, я полагаю, – как будто она все еще была маленькой девочкой, сказал султан с заботой в голосе. – Уже поздно, а ты устала. Завтра предстоит еще один трудный день. Тебе нужны силы. Да и я, признаться, с трудом борюсь со сном.

– Верно, мы что-то припозднились, – султанша покорно поднялась с тахты вслед отцу и подхватила его под локоть. – Я провожу вас в ваши покои. Слуги, должно быть, уже их подготовили для вас. Вы должны хорошо отдохнуть после долгого и трудного пути.

– Видит Аллах, хороший отдых мне не помешает…

Дворец Топкапы. Султанские покои.

Дворец еще с прошлого вечера был ошеломлен новостью о том, что султан Баязид вернулся в Стамбул. Фатьме Султан доложили, что по прибытии в порт ее брат отправил людей в Топкапы за лекарями для раненого Давуда-паши и потому, минуя свою резиденцию, отправился в дворец Эсмы Султан – дабы поддержать дочь в такой ситуации.

Наутро все члены семьи султана были осведомлены о его долгожданном возвращении и готовы были должным образом встретить своего господина в его покоях.

Фатьма Султан, стоящая первой в ряду, пыталась скрыть свое беспокойство. Она испытывала двоякие чувства: была искренне рада приезду брата, но волновалась о проблемах в гареме, узнав о которых, он придет в неописуемую ярость. Ведь, доверяя ей гарем, повелитель верил, что уж у нее-то, столь благоразумной женщины, не возникнет ни трудностей, ни стремлений плести какие бы то ни было интриги.

Следующей, поскольку другие сестры падишаха не приехали, а Бельгин Султан все-таки подхватила от сына простуду и не смогла покинуть постели, стояла Афсун Султан. Как всегда, приковывающая к себе взгляды в силу своей красоты и излучающая спокойную уверенность, она в предвкушении улыбалась и поглядывала на младшего из сыновей, находящегося подле нее.

Шехзаде Ибрагим волновался в ожидании отца, которого немного побаивался, и мать ему то и дело ободряюще улыбалась.

После них стояла Айнур Султан, и она с трудом сохраняла невозмутимый вид, тревожась и страшась своего будущего. Возвращение отца для нее было сродни подписанию приговора, ведь семья сразу же обратится к повелителю с предложением выдать ее замуж.

Из-за переживаний, связанных с подобными страхами, ссорой с матерью и вынужденным отчуждением в отношениях с шехзаде Орханом, она еще больше похудела и осунулась, став до ужаса хрупкой. Белокожая и с бесцветными белыми волосами Айнур Султан, казалось, вот-вот растает, как мираж. А голубой атлас ее изящного платья только подчеркивал усилившуюся болезненность девушки.

Последней в ряду оказалась Нергисшах Султан, бывшая сейчас образцом невозмутимости. Мило улыбаясь, она поглядывала на остальных, словно бы радуясь за них всех.

– Афсун, где Орхан? – с каждой минутой все больше беспокоясь, недовольно спросила Фатьма Султан.

– Рано утром он отправился кататься верхом, и я не успела сообщить ему о приезде повелителя. Как вернется, он сразу же засвидетельствует ему свое почтение.

– Повелитель будет этим недоволен, – заметила Фатьма Султан с явным неодобрением. – Он может решить, что Орхан намеренно проигнорировал его приезд и уехал.

– Любопытно, где же шехзаде Мехмет, наш образец нравственности и послушания? – не удержалась от иронии Афсун Султан.

Фатьма Султан наградила ее холодным взглядом, полным осуждения.

– Там, где и должен быть. Лично встречает повелителя.

Афсун Султан промолчала на это, а Айнур Султан глянула в их сторону с любопытством. Похоже, между султаншами неожиданно и безвозвратно пролегла пропасть. И пока еще было непонятно, кто в итоге не устоит и все-таки рухнет в нее.

Наконец, послышался голос аги, оповещающего о приходе повелителя, и тот спустя несколько мгновений вошел в покои – явно усталый и плохо спавший ночью, но улыбающийся своей семье. Он выглядел почти что прежним – высокий, широкоплечий и смуглый, с густой темной бородой и теплой улыбкой. Только взгляд его стал иным, как будто печальным от пережитых тревог.

Шехзаде Мехмет следом за ним вошел в покои и почтенно встал в стороне.

Все члены семьи склонились перед падишахом в поклонах, после чего султан Баязид подошел к своей сестре и призывно раскинул руки в стороны. Фатьма Султан, коротко обняв брата, вскоре отстранилась и мило ему улыбнулась.

– Наконец, вы вернулись, повелитель! Мы молились о вас и о вашей победе. Хвала Аллаху, наши молитвы были услышаны. И вот вы здесь, вернулись к нам с блестящей победой в руках.

– Благодарю, Фатьма, – с признательностью кивнул тот. – В гареме все хорошо?

– Беспокоиться не о чем, – этот ее ответ заставил остальных султанш покоситься на нее, ведь она наглым образом лгала. – Жаль, что Осман вас не дождался и вернулся в Амасью. Но с его отсутствием не много-то изменилось. Мы и не почувствовали, что остались без регента.

– Да, я об этом осведомлен, – помрачнел султан Баязид. – Он еще ответит передо мной за подобную дерзкую выходку.

– А как состояние Давуда-паши? Мы слышали, он был ранен. Как это произошло?

Теперь все обратили заинтересованные взгляды на султана, ведь никому ничего не было известно кроме того, что великий визирь был ранен.

– Он плох, Фатьма, и лекари советуют готовиться к худшему. Эсма в отчаянии. Я потому и остался с нею до утра. По пути в Стамбул на наш корабль напали пираты, и в итоге мы потеряли испанское золото, а Давуда-пашу ранили.

Новость о потерянном золоте испанцев повергла Фатьму Султан в смятение. Как же, она так надеялась, что это золото наполнит государственную казну, и тогда ей удастся с легкостью расплатиться по долгам. Она взяла в долг у одной ростовщицы, посчитав, что иного выхода у нее не остается, если она хочет уберечь гарем от новой угрозы бунта. Приближается срок выплаты жалованья, а у нее едва ли хватало золота на это. Так еще она была должна Афсун Султан.

Оставив сестру, султан Баязид подошел к своей хасеки. Афсун Султан охотно приняла его руку и оставила на ней поцелуй, после чего, распрямившись, озарилась широкой улыбкой. Было принято считать, что повелитель не особенно к ней привязан, почитает султаншу лишь как мать своих детей и редко принимает ее у себя в покоях. Но сейчас, видимо, истосковавшийся по своей семье и в частности по своим женщинам, повелитель с лаской во взгляде оглядел ее красивое лицо, улыбающееся ему так очаровательно.

– Афсун, здравствуй. Как ты?

– Мне не на что жаловаться, господин. У меня все хорошо. Мои шехзаде очень ждали вашего возвращения. Но, к сожалению, шехзаде Орхан так рано отправился кататься верхом, что я не успела сообщить ему о вашем приезде. Надеюсь, вы простите ему это. Будь он осведомлен, он бы ни за что не посмел покинуть дворец до встречи с вами.

Выслушав ее, султан Баязид перестал улыбаться и, чтобы не портить никому настроение, поглядел на шехзаде Ибрагима. Мальчик поцеловал его руку, приложив ее к своему лбу, и робко посмотрел на отца.

– Ибрагим, сынок, – потрепав его ладонью по темным волосам, по-доброму усмехнулся повелитель. – Погляди-ка, как подрос. Совсем скоро я и тебя буду брать с собой в поход, а?

Афсун Султан с нежной гордостью улыбнулась, наблюдая за ними.

– Я бы очень этого хотел, – признался шехзаде Ибрагим еще с робкой улыбкой. – Только мама говорит, что прежде мне надо еще много чему научиться. Держать в руках саблю и… и военной стратегии.

– Научишься непременно. Завтра же пойдем с тобой и твоими братьями в сад тренироваться.

Довольный мальчик так мило улыбнулся отцу, что тот приглушенно рассмеялся над его просиявшим лицом. Посерьезнев, султан Баязид вдруг огляделся и нахмурился, удивленный, что не заметил этого прежде.

– А где Бельгин?

Шехзаде Мехмет задался этим вопросом, как только вошел в покои, и теперь встревоженно поглядел на Фатьму Султан, взявшую слово:

– Еще вчера она ужинала со мной и Нергисшах, а сегодня вдруг слегла от простуды. Правда, она и вчера была бледна и немногословна. Мехмет недавно хворал. Она, видно, подхватила болезнь, и та незаметно в ней развивалась, а сегодня, наконец, дала о себе знать.

– Лекарей послали к ней? – беспокойно осведомился султан Баязид и, получив утвердительный ответ, более-менее успокоился.

Он обратил свой взгляд к дочери, и что-то привычно всколыхнулось в его груди. Айнур Султан за прошедшие годы подросла и из болезненной и худой девочки превратилась уже в девушку, по-своему красивую и хрупкую, с удивительно длинными серебряными волосами и глазами разного цвета, которые подчеркивало…

Султан Баязид еще больше омрачился, увидев на ее тонкой белой шее ожерелье с чередующимися изумрудами и сапфирами, которое он когда-то собственными руками сделал для своей тогда еще любимой жены.

– Повелитель, – скромно ему улыбнувшись, Айнур Султан поклонилась. Опомнившись, тот подал ей свою руку, и девушка оставила на ней поцелуй. – С возвращением. Мы с матушкой очень ждали вашего прибытия. Она, верно, крайне огорчена, что не смогла встретить вас.

– Ты подросла… – с оттенком горечи в голосе заметил султан и коснулся пальцами ее подбородка.

Он умолчал об этом, но в ее лице все сильнее проглядывались черты ее матери. От этого ему всякий раз становилось дурно, когда он смотрел на дочь и видел в ней женщину, которая так подло и жестоко растоптала его любовь и доверие своим предательством.

Эмине Султан убила в нем способность любить женщину так глубоко, как он любил ее. И с тех пор сердце его пустовало, не способное проникнуться к кому-то еще столь же сильно в безотчетном страхе получить новые раны.