Читать книгу Залив Полумесяца - Лана Фаблер - Страница 6

Спустя несколько дней…

Дворец Фюлане Султан.

Несмотря на дождливую погоду, у нее было на удивление приподнятое настроение. Улыбаясь и мирно переговариваясь с окружающими ее дочерьми, Фюлане Султан сидела на тахте в холле и вышивала вместе с ними, то и дело объясняя младшим дочкам, как и где сделать стежок. В холле было шумно, потому что султанзаде играли, в шутку сражаясь на деревянных мечах – те, что постарше. А младшие или жадно за ними наблюдали, или предавались своим более миролюбивым играм с деревянными игрушками.

Утро было приятным – Фюлане Султан любила проводить время с детьми. Да и, по сути, чем еще ей занять себя? Она томилась от безделья и была рада, что ее многочисленные дети не дают ей скучать в эти совершенно одинаковые тоскливые дни. Когда в холл вошел ага, Фюлане Султан, которая в этот момент как раз помогала самой младшей дочери, подняла темноволосую голову. Посмотрев на него, она спокойно отложила вышивку в сторону и поднялась.

– Продолжайте, девочки. Я сейчас.

Старшая из дочерей Гевхерхан Султан глянула на нее, после на агу, но отвлеклась на сестер, которые теперь за помощью бросились к ней. Тем временем Фюлане Султан подошла к окну, возле которого ее ожидал слуга, и приглушенно спросила:

– Кенан-ага, что у тебя?

– Есть новости, султанша.

В темно-карих глазах Фюлане Султан вспыхнуло нетерпение.

– Рассказывай.

– Все эти дни мы следили за пашой, как вы и приказали. Ничего особенного за ним замечено не было. Рано утром отправляется в Топкапы на службу, а когда заканчивает дела, неизменно едет в свой дворец. Пока что уличить его не в чем.

– А Коркут-паша, оказывается, примерный семьянин, – чуть усмехнулась Фюлане Султан, хотя в голосе ее сквозила досада. – Вот уж не ожидала. Я слышала, у них с Нилюфер Султан не все гладко. Да и за столько лет только один ребенок? В их браке определенно есть проблемы. Так почему же он, как и многие мужчины, не стал искать утешения на стороне? Ты уверен, что у него нет порочных связей?

– Если и есть, пока что он ничем себя не выдал, но мы будем продолжать следить за ним, султанша, – тихо ответил Кенан-ага. – Может, что и выяснится.

– Так а что у тебя за новость?

– Выяснилось, что сегодня паша не поехал на службу и остался у себя во дворце.

– По возвращении из похода он сразу же всю власть в совете взял в свои руки, оттеснив в сторону моего мужа, а теперь вдруг не поехал? – удивилась Фюлане Султан, сдвинув брови. – Известна причина? Неужто болен?

– Он решил провести время с семьей. Так он написал в записке, которую отправил в Топкапы. Мы перехватили гонца, и он за мешок золотых позволил моему человеку прочесть послание.

– Странно это… – в недоумении протянула Фюлане Султан. – Хотя и не так уж важно. Почему ты решил сообщить мне об этом?

– Паша сегодня едет с дочерью на охоту.

Султанша тут же прищурилась, и ее губы тронула тень коварной улыбки.

– Говоришь, на охоту? И, конечно, с ним будет четверо-пятеро охранников, не больше, так?

– Чаще всего он позволяет только двум стражникам сопровождать его. Сомневаюсь, что на охоту он возьмет больше охраны.

– Мы должны использовать эту возможность! – возбужденно заговорила Фюлане Султан, еще сильнее понизив голос. – Ждать нельзя. Необходимо закончить это дело, пока повелитель не вернулся, иначе нам будет в разы труднее провернуть все. Ведь султан Баязид наверняка начнет расследование смерти своего визиря. А пока его и Давуда-паши нет, Ахмед-паша быстро это дело замнет. Организуй все как следует, Кенан-ага. И только попробуйте ошибиться!

– Я понял, – кивнул слуга и, поклонившись, спешно направился через холл к дверям.

Фюлане Султан, обернувшись на своих детей, поймала на себе взгляд Гевхерхан Султан и ласково ей улыбнулась. После короткой заминки дочь выдавила ответную улыбку и, быстро глянув на закрывшиеся за ушедшим Кенаном-агой двери, опустила голову. Ее мать как ни в чем не бывало вернулась на тахту и, взяв в руки вышивку, спокойно продолжила свое прерванное занятие.

Дворец Нилюфер Султан.

Стены собственного дворца всегда казались ей тесными и душными – особенно теперь, когда ее существование сделалось таким пустым и, что скрывать, несчастным. Нилюфер Султан в первые годы брака часто покидала дом и уезжала кататься верхом, буквально сбегая от своей новой жизни, которая медленно, но весьма болезненно убивала ее.

Но спустя пару лет заболела ее любимая кобыла Караса, бывшая с ней еще со времен юности в Старом дворце, а после и вовсе умерла. Нилюфер Султан, для которой ее питомица была единственной отдушиной, ее молчаливым и преданным другом, которому она могла без утайки поведать о своих горестях с тем лишь, чтобы стало легче на душе, очень горевала.

С тех пор султанша редко каталась верхом и с годами потеряла интерес к тому, что прежде казалось ей неотъемлемой частью ее жизни. Пламя в ней угасло, посыпанное пеплом горьких разочарований и затаенной боли, о которой она была вынуждена молчать. И все вокруг утратило свой смысл. Султанша сознавала, что не смогла сберечь свою любовь, и потеряла единственного дорогого человека, который целиком изменил ее. Не состоялась ни как мать, ни как жена.

И она больше не чувствовала вкуса жизни. Нилюфер Султан жила по инерции, словно бы терпеливо ожидая, когда, наконец, нечто разрушит захватившую ее рутину. Ворвется в ее жизнь подобно вихрю и освободит ее из этих невыносимо тяжелых пут, приковавших ее к семье, в которой она была чужой, и к месту, где она меньше всего хотела находиться.

В это утро она, узнав, что муж решил не ехать на государственную службу, а провести время с семьей после своего возвращения из военного похода, поспешно ретировалась в сад. Коркут-паша с их дочерью намеревался отправиться на излюбленную ими охоту и, конечно, Нилюфер Султан не ждала, что они возьмут ее с собой – никогда не брали.

Она и не стремилась к этому, потому что сама бы наверняка чувствовала себя скованно и неловко, вынужденная видеть, как близок ее нелюбимый муж с их дочерью, которая к ней была безжалостно равнодушна. Пусть уезжают. Султанша уже полюбила одиночество. Оно позволяло ей быть собой и не скрывать ту глубинную тоску, что таилась в ней и снедала вот уже которой год.

В неброском темно-коричневом платье с длинными рукавами, плотно облегающими руки, поверх которого был наброшен бархатный плащ с капюшоном, отороченным мехом, Нилюфер Султан неспешно прогуливалась по своему саду и вслушивалась в шелест ветра. С каждым днем он становился все холоднее и яростнее. Близилась зима, и природа умирала от каждого ее шага, что та делала в своем неотвратимом приближении. Султанша как раз возвращалась во дворец, успев продрогнуть, и увидела вышедшего из конюшни мужа. Это заставило ее напрячься.

Коркут-паша не сразу заметил ее, но, случайно повернув голову в сторону приближающейся к нему по дорожке сада Нилюфер Султан, остановился и отчего-то нахмурился. Их одинаково суровые взгляды встретились, и султанша тут же отвела свой, так как не выносила тяжести взгляда мужа. Он ее подавлял, придавливал к земле неподъемным грузом.

– Готовитесь к отъезду, паша? – без эмоций спросила Нилюфер Султан, оказавшись перед ним.

Она не смотрела на него, а повернулась в сторону конюшни и поглядела на конюхов, что готовили двух лошадей.

– Да, мы скоро уезжаем, – раздался привычно низкий голос Коркута-паши. – Сегодня холодно, а ты с самого утра в саду, – он скользнул неодобрительным взглядом по тонкому плащу из бархата. – Возвращайся во дворец.

– Действительно холодно, – наконец, посмотрев прямо на мужа, сухо ответила султанша. На его «просьбу» она никак не отреагировала. – Проследите, чтобы Мерган не простудилась. Вы, к слову, надолго?

Коркут-паша не сразу ответил, посмотрел на жену так, словно пытался прочесть ее мысли, а после произнес, изрядно удивив ее:

– Ты можешь поехать с нами, Нилюфер. Давно мы все вместе не собирались, да и ты, верно, порядком устала от безделья во дворце.

– С каких пор вас это беспокоит? – она не удержалась от сарказма.

– Не делай из меня чудовище, госпожа, – усмехнулся Коркут-паша, пронзив ее взглядом темных глаз. – Я знаю, ты хочешь поехать, иначе бы не косилась в сторону конюшни и не прятала бы от меня глаза.

– Ничего хорошего из этого не выйдет, и вы тоже это знаете, – скорбно произнесла Нилюфер Султан. – Мерган вряд ли этому обрадуется. Известно, что мое общество для нее обуза.

– Она такая же твоя дочь, как и моя, – вдруг неожиданно твердо отозвался Коркут-паша. – И не позволяй думать иначе ни себе, ни Мерган. У нее, между прочим, твой нрав. Неужели не можешь понять, как с ней сладить?

– Вы и сами спустя столько лет не поняли, как сладить со мной.

– Разве? – скептично вскинув густые темные брови, ухмыльнулся Коркут-паша. – Как по мне, мы неплохо ладим, если сравнить наши сегодняшние отношения с теми, что сложились сразу после свадьбы.

– Те отношения сразу после свадьбы сложились между нами вашими стараниями, паша. И вашими же стараниями мы теперь, как вы сказали, «ладим».

– Ну вот видишь, госпожа. Я ради тебя пошел на компромисс, поступился своими принципами. Сделай то же в отношении дочери.

– Любопытно, какими принципами вам пришлось поступиться ради меня? – насмешливо хмыкнула Нилюфер Султан.

Ей показалось, или сейчас их разговор подозрительно походил на флирт?

– Не думаешь же ты, что я был так снисходителен к другим своим женщинам? Я проявляю огромное терпение, если ты не заметила, дорогая жена. Во всем.

– Например?

В темных глазах Коркута-паши заплясали искорки. И не понятно, чего именно: веселья, азарта или гнева. Возможно, всего понемногу?

– Например, я оставил тебя одну в покоях и лишь изредка в них заглядываю. Но если ты продолжишь сейчас дразнить меня, я вернусь в них и буду брать то, что мне полагается, всякий раз, когда этого пожелаю.

Он знал, как ее осадить. Нилюфер Султан тут же растеряла весь пыл, напряглась и оглянулась на служанок, стоящих у нее за спиной, которые сделали вид, что ничего не слышали. А Коркут-паша, почувствовав силу своего влияния на нее, чуть ухмыльнулся.

– Так ты едешь с нами? – он спрашивал насмешливо, словно подначивая.

Думает, она испугалась? Нилюфер Султан с вызовом посмотрела ему в лицо и так знакомо упрямо вздернула подбородок, что ее муж, этого и ожидавший, ухмыльнулся шире. За годы брака он действительно научился с ней ладить, пусть и по-своему, как мог.

– Да, еду! Пусть для меня подготовят лошадь.

– Как скажешь, госпожа.

Поглядев на него исподлобья, Нилюфер Султан гордо обошла самодовольного мужа и спешно направилась во дворец, чтобы успеть переодеться к охоте, на которой она не бывала, верно, сотню лет.

Эгейское море.

Через маленькие круглые окна солнечный свет проникал в тесный и душный трюм качающегося на морских волнах корабля. Сидя прямо на пыльном полу, красивый мужчина, но уже в годах, устало откинул темноволосую голову на опорный столбик, к которому были привязаны веревкой его руки. С другой стороны столбика к нему был привязан еще один мужчина. На обоих были явно богатые одежды, которые, однако, успели износиться и запылиться. Лица, одинаково поросшие бородой, выражали лишь одно чувство – изнеможение.

– Как думаете, как они намереваются поступить с нами? – спокойно спросил один, словно речь шла вовсе не об их жизнях.

– Вероятно, убьют, – так же равнодушно ответили ему. – Какой им от нас прок, Давуд?

– Подумать только, все золото, что нам выплатили испанцы, как часть обещанной платы за мир, теперь в руках этих пиратов, – невесело усмехнулся Давуд-паша и покачал русоволосой головой. – И что же, повелитель, наши жизни так глупо оборвутся? Посреди моря, вдали от родины и семьи, от грязных рук греческих варваров?

– Я не хотел встретить смерть таким образом, – хмыкнул султан Баязид. – Но раз уж Всевышний так распорядился, я смею просить его лишь об одном…

– О чем же?

– Чтобы мою жизнь оборвала сестрица капитана. Уж больно хороша.

Давуд-паша тихо рассмеялся, снова качнув головой, а повелитель только лениво ухмыльнулся. Но ухмылка медленно сползла с его лица, когда он подумал о том, что сейчас бы, верно, его корабль уже причаливал к родным берегам, если бы не нападение пиратов.

Переговоры с испанцами на греческом острове Схиза закончились удачно. Нужно отдать должное Давуду-паше – что уж говорить, он мог договориться с каждым благодаря своему таланту дипломата. Войско давным-давно вернулось в Стамбул вместе со всеми пашами и шехзаде. И Султан Баязид жалел об этом поспешном и необдуманном решении. Не поступи он так, никто бы не захватил его корабль и не взял его в плен, потому что ни одно пиратское судно никогда бы не посмело приблизиться к армаде военных кораблей Османской империи.

Треть золота из обещанной испанцами платы за мир, которую на своем корабле вез домой падишах, оказалась в руках греческих пиратов, неожиданно напавших на его корабль в ночи, когда тот проплывал Эгейское море. Разумеется, они даже не догадывались, кто плыл на корабле, который они захватили в погоне за наживой. После битвы, в ходе которой была перебита вся его охрана, султан Баязид объявил о том, что он – падишах Османской империи и потребовал освободить его. Но капитан пиратов, который единственный из всей своей команды владел турецким языком, только расхохотался и сказал, что в таком случае он – римский император.

Их с Давудом-пашой сочли богатыми торговцами или знатными людьми, так как поверить в то, что перед ними падишах и его великий визирь, пираты были не в состоянии. Винить их за это трудно, ведь принято считать, что султаны и визири не плавают по морю на одиноком корабле без сопровождения множества кораблей своего флота и войска.

И вот уже который день они были заперты в трюме пиратского судна и плыли навстречу неизвестности, считая, что, получив золото, пираты вскоре решат избавиться от них. Султан Баязид и Давуд-паша, конечно, не сидели в покорном ожидании смерти – они головы сломали, думая над тем, как выбраться на свободу. Но это было почти что невозможно. Им развязывали руки только затем, чтобы они смогли поесть и непременно под присмотром нескольких пиратов, которые зорко следили за каждым их движением, чтобы не позволить пленникам вырваться из трюма. Еще два раза в день их отвязывали от столбика, чтобы позволить справить нужду в стоящее в углу ведро.

Давуд-паша как-то заметил, когда ему позволили облегчиться, что в другом углу трюма стоят сундуки и похоже, что с припасами. Один из них был приоткрыт, и в этой щелке что-то металлически блестело. Наверняка это было оружие. Но прежде, чем воспользоваться этим оружием, им нужно было как-то освободиться, потому что когда их отвязывали сами пираты, они не могли и шагу ступить свободно, находясь под прицелом взглядов.

Руки им связывали крепко, но спустя дни повелитель приноровился и чуть-чуть раздвигал их в стороны, чтобы после, когда узел будет завязан, он мог чуть свободнее двигать руками из-за более свободной петли. Не всегда это проходило мимо глаз пиратов. Проверяя прочность узла, они замечали это и исправляли свою «оплошность». Сегодня, например, эта его хитрость осталась незамеченной, и султан Баязид половину утра провел в тщетных попытках освободить хотя бы одну руку. Но петля намертво впивалась в его ладони примерно на их середине, не позволяя вытянуть их дальше.

Запястья, стертые и затекшие, горели, а от неудобной позы ныло все тело. В их-то с Давудом-пашой годах было трудно сносить подобные испытания. Они еще некоторое время переговаривались, чтобы просто не сойти с ума, и вдруг дверь в трюм со скрипом отворилась, впустив внутрь солнечный свет с палубы.

Султан Баязид повернул голову в сторону лестницы, на которой замелькали стройные ножки в высоких кожаных сапогах, и чуть усмехнулся, увидев ее. О том, что эта красавица была сестрой капитана, догадаться было не трудно – оба были очень похожи между собой чертами лица, а также цветом волос и глаз. Как ее звали, он не знал и вообще видел ее лишь во второй раз. В первый раз она мелькнула за спиной брата на палубе в ту ночь, когда их захватили в плен.

Против воли образ девицы впился ему в память, и он то и дело мелькал у него в мыслях. Она была высокой, стройной, с длинными волосами цвета спелых колосьев пшеницы, которые в беспорядке струились по ее плечам, и с глазами, синими, как морские глубины. В мужеподобной одежде и с кинжалом за поясом она все равно оставалась красавицей. От нее словно исходило какое-то сияние и хотелось смотреть на нее, смотреть и не отрываться. Именно это сейчас и чувствовал султан Баязид, неотрывно за ней наблюдая.

В руках у сестры капитана были две уже знакомые плошки с едой. Подойдя и наклонившись, отчего ее длинные волосы свесились на пол, она грубовато поставила одну перед повелителем, который, перехватив ее короткий хмурый взгляд, усмехнулся, а вторую толкнула в сторону Давуда-паши, который сидел к ней спиной. Девушка хотела было развернуться, чтобы уйти, но…

– Когда с нами покончат? – надеясь, что и она, как ее брат, знает турецкий язык, спросил султан Баязид. Ему отчего-то не хотелось так быстро ее отпускать.

Та резко обернулась, тряхнув золотистой гривой, и усмехнулась, нагло посмотрев на него.

– Никогда.

– Знаешь мой язык? – тут же уцепившись за это, он вскинул брови и приподнял уголки губ в намеке на улыбку.

– Будешь болтать, я этот твой язык отрежу, – пригрозила она, но почему-то не спешила уходить. В ее синих глазах сквозило с трудом скрываемое любопытство. – Говоришь, ты султан? – насмешливо спросила она, сложив руки на груди.

– Так и есть, – усмехнулся султан Баязид, чувствуя себя странно: он не помнил, чтобы хотя бы одна женщина за всю его жизнь так с ним говорила. Ни капли уважения, покорности и женской мягкости. Наверно, именно это объясняло его зажегшийся подобно искре интерес. – Что, не похож?

– Я всегда представляла султана мерзким толстым стариком, – пожала плечами девушка.

– Толстые старики-султаны когда-то тоже были молоды и хороши собой, разве нет?

Она тоже ухмыльнулась, и в ее взгляде заплясало веселье.

– На толстого старика ты еще не похож, но уже не так хорош собой, как привык думать. По крайней мере, меня ты не впечатлил, султан. Кстати, как тебя зовут?

– Баязид.

– Когда мы с братом еще жили… там, султаном был Орхан.

– Это мой отец, – перестав усмехаться, спокойно ответил повелитель. – Значит, ты жила на моих землях? И как тебя зовут?

– Не твое дело, – отрезала девушка и довольно улыбнулась от собственной грубости. Ей, верно, нравилось над ним насмехаться.

Давуд-паша все это время сидел и с тонкой улыбкой слушал их разговор. Что же, пусть его господин хоть как-то развлечется – он слишком давно не был в женском обществе.

– Необычное имя, – хмыкнул тем временем султан Баязид. – Прежде, чем уйдешь, не забудь отвязать нам руки, если уж решила накормить.

Чем не возможность выбраться? С одной девчонкой он справится без труда. Лишь бы она не стала звать кого-то на помощь. Но, видимо, сестра капитана была слишком самонадеянна, раз сама направилась к нему и, сев рядом на колени, стала развязывать узел. Повелитель повернул к ней свою голову, из-за чего их лица оказались на опасно маленьком расстоянии, и девушка покраснела, пряча от него глаза. Он подавил довольную улыбку – все-таки женщина остается женщиной даже в мужских лохмотьях.

Не успела она отвязать от столбика его руки, как султан Баязид резко дернул ее на себя, и от неожиданности девица рухнула ему на грудь, но тут же взвилась ужом. Яростно отскочив от него, она бросилась к лестнице и стремглав выскочила из трюма. С палубы послышался ее голос на греческом языке – она испуганно звала остальных пиратов.

– Кажется, вы все испортили, – сухо заключил Давуд-паша, имея в виду и упущенную возможность сбежать, и обоюдное влечение своего господина и этой девочки.

– Разве? – самодовольно ухмыльнулся повелитель и показал ему кинжал – тот самый, который торчал из-за ее пояса.

Давуд-паша поперхнулся от удивления, но его господин быстро спрятал украденный кинжал под себя. И сделал это как раз вовремя – через миг в трюм ввалились пираты. Они отвязали их и теперь с подозрением следили за каждым их движением, готовые в случае чего обнажить сабли и утихомирить пленников. Но те преспокойно ели, абсолютно ничем себя не выдавая, потому что знали – еще не время.

Дворец Топкапы. Покои Афсун Султан.

Она по-настоящему ценила красоту и трепетно заботилась о своей. Афсун Султан всегда отдавала предпочтение дорогим тканям и королевским украшениям. И пусть ее часто обличали в отсутствии вкуса не в пример всегда изящным и скромным Бельгин Султан и Айнур Султан. Раз она может утолить свою жажду красоты, зачем противиться?

В это утро остановив свой выбор на ярко-красном платье с привычно глубоким декольте и широкими шифоновыми рукавами, Афсун Султан пребывала в хорошем настроении и, не переставая улыбаться, трапезничала вместе со своим младшим сыном. Ее густые темные волосы сегодня были распущены – лишь верхние пряди были собраны на затылке, чтобы открыть ее красивое чувственное лицо. Корона с кроваво-красными рубинами возлежала на ее голове, и те же рубины сверкали в ее золотых украшениях.

– Я рада твоим успехам в учебе, сынок, – ласково улыбнувшись, произнесла Афсун Султан и посмотрела на него через стол. – Шехзаде необходимо хорошо разбираться во многих сферах.

– Я хочу стать таким же умным, как Орхан, – с мечтательной улыбкой ответил шехзаде Ибрагим и не заметил, как омрачилась мать от упоминания его брата. – Он знает пять языков! И столько всего может рассказать… Порою мне кажется, он умнее всех моих учителей.

– Это вряд ли, – чуть улыбнулась султанша, снисходительно глянув на сына. – Но Орхан действительно может похвастаться обширными знаниями. В этом твой брат может быть тебе хорошим примером. Но, Ибрагим, в остальном я его не одобряю. И ты должен понимать, что Орхан часто ведет себя совершенно недопустимо. Для шехзаде важно не только образование, но и воспитание. Ты должен всегда вести себя достойно.

– Да, я знаю, валиде, – откликнулся мальчик, который всегда отличался спокойным нравом к облегчению матери, намучившейся с непокорным старшим сыном.

– Если ты уже поел, тебе не пора на занятия?

– А Орхан не зайдет к нам? – с нескрываемой надеждой спросил шехзаде Ибрагим.

– Не думаю, – дрогнувшим голосом ответила Афсун Султан и заставила себя улыбнуться. – Мне сообщили, что он ранним утром уехал кататься верхом и до сих пор не вернулся.

– Когда я вырасту, он же будет брать меня с собой кататься? – немного расстроенно воскликнул сын.

– Конечно будет, Ибрагим. Только ты сначала научиcь хорошо сидеть в седле. А теперь ступай, сынок. Не стоит опаздывать.

Поцеловав ее руку, шехзаде Ибрагим с энтузиазмом отправился на занятия – ему действительно нравилось учиться. Афсун Султан же, закончив трапезу, решила пройтись и, возможно, выйти погулять в сад, чтобы подышать свежим осенним воздухом. Вместе с Ширин-хатун, держащей в руках меховую накидку своей госпожи, они миновали один из коридоров и, свернув за угол, увидели Идриса-агу, который отчитывал какую-то рабыню. Она стояла, опустив голову, и глотала слезы.

– Я же тебя предупреждал, хатун! Видит Аллах, отправлю тебя в Стар… – заметив приближающуюся к ним султаншу, Идрис-ага тут же прервался и поклонился. – Султанша, – распрямившись, главный евнух гарема, который за годы заметно поседел, но, несмотря на свой почтенный возраст, выглядел все еще бодро, заулыбался. – Доброе утро. Вы, как всегда, великолепны.

– Что здесь происходит? – посмотрев на плачущую девушку, осведомилась Афсун Султан. – В чем она провинилась?

– Да вот, госпожа, задолжала в гареме всем подряд, а как девушки начали требовать с нее свое золото, все жалуется мне со слезами, что ее притесняют, и работает спустя рукава. Проку от нее? Лучше бы отправить в Старый дворец, чтобы не мутила воду, и дело с концом. Девушки возмущены. Ко мне день изо дня подходят и все, как одна, винят эту неразумную в том, что она им взятое взаймы золото не возвращает.

Чуть нахмурившись, Афсун Султан повернулась к рабыне, которая, заметив ее взгляд, быстро стерла слезы с лица и поклонилась, смотря в пол.

– Как тебя зовут? – неожиданно мягко спросила султанша.

– Мириам, – пролепетала ей в ответ наложница.

– Скажи мне, зачем ты брала в долг золото у других девушек? Неужели тебе не хватало собственного жалованья?

Наложница замялась и, покосившись на недовольного Идриса-агу, тихо заговорила:

– Вышло так, что недавно, когда в одну субботу к нам, как всегда, пришла торговка тканями, я выбрала у нее одну ткань. Она была дорогой и очень мне понравилась, а Ханзаде-хатун сказала, что в последний раз пришла к нам. Мол, она больше не будет торговать. Ну я и решилась у двух девушек, с которыми хорошо общалась, понемногу взять взаймы золота, чтобы добавить его к своему и заплатить за ткань. В следующем месяце я не смогла отдать им золото, потому что у меня пропал мой мешочек с жалованьем. Я вечером положила его под подушку, а утром его уже не было. Пришлось снова взять в долг, но мне дали слишком мало золота, так что я не смогла выплатить долги собственные. И все в гареме на меня обозлились…

– Что все это значит, ага? – возмутилась Афсун Султан, обернувшись к напрягшемуся евнуху. – В гареме воровство и беспорядок процветают, а ты и пальцем не пошевелишь?

– Клянусь, госпожа, она впервые говорит, что у нее пропало золото! – горячо ответил Идрис-ага и, сурово глянув на Мириам-хатун, процедил: – Ты почему молчала, что твое золото украли?

– Но я же…

– Госпожа, не беспокойтесь, я с этим разберусь, – прервав ее, проговорил он. – Простите, что мы побеспокоили вас подобным.

Афсун Султан чуть усмехнулась, потому что поняла, что Идрис-ага лжет – он знал о пропавшем золоте, но предпочел не устраивать разбирательства, чтобы не показать, что в гареме, за которым он следит, есть проблемы. С жалостью взглянув на плачущую рабыню, султанша заговорила:

– Ширин, пусть из моих личных средств выплатят долги Мириам-хатун, чтобы положить конец возмущению. А ты, ага, впредь не закрывай глаза на подобное. И немедленно выясни, кто взял чужое золото. В гареме должен царить порядок. Если ты не способен его навести, я посоветую Фатьме Султан сменить тебя более подходящим человеком.

– Разумеется, госпожа. Я все сделаю. Можете быть спокойны, – покорно склонил тот голову.

– Спасибо вам, султанша! – в порыве благодарности сев на колени, Мириам-хатун ухватилась за подол ее алого платья и поцеловала его. Видимо, ее действительно сильно притесняли в гареме, раз она испытала такое облегчение от того, что ее долги выплатят. – Спасибо!

– Утри слезы и впредь будь разумнее, чтобы избежать подобных неприятностей, – с теплотой отозвалась Афсун Султан и увидела проблеск улыбки на заплаканном лице. – Ну ступай.

Мириам-хатун поклонилась и, окрыленная, ушла. А Идрис-ага, смекнув, что ему надо вернуть расположение султанши, залепетал:

– Госпожа, раз уж вы столь внимательны к делам гарема, я хотел бы рассказать вам еще кое-что.

– Я слушаю.

– Известно, поход закончен, и шехзаде возвращаются в свои санджаки. Шехзаде Мурад уже уехал, а теперь готовится отбыть и шехзаде Осман. За то время, что он был регентом, многие девушки в гареме возжелали оказаться в числе его наложниц. И теперь чуть ли не дерутся за право поехать с ним в Амасью. И это еще не все проблемы… Янычары вернулись, и совет решил повысить им жалованье, как всегда, но казна-то все еще полупуста – военных трофеев армия привезла мало. Правда, повелитель должен привезти золото испанцев, как я слышал. В нем наше спасение. Фатьма Султан из-за выплаты советом жалованья янычарам, так еще и повышенного, не смогла в срок дать девушкам и слугам причитающееся им золото. Они возмущены еще и этим. Клянусь Аллахом, такого еще не было! Калфы и те со мной уже пререкаются. Нет на них управы…

– А что же Фатьма Султан? – в непонимании спросила Афсун Султан, удивленная, что в гареме столько проблем, а они все об этом даже не ведают. Да во дворце скоро бунт вспыхнет, если дело дальше так пойдет! – Почему она не вмешается?

– Я говорил госпоже обо всем, но она велела мне и Айнель-хатун попытаться успокоить гарем, так как сделать ничего нельзя, ведь в казне едва хватает золота на государственные нужды. Фатьма Султан советовалась вроде как с главным казначеем. Она надеется, что все само собой уляжется.

– Повелитель вернется не раньше, чем через несколько недель, и это при условии, что ему ничто не будет мешать в пути. За этот срок возмущение гарема, который второй месяц останется без жалованья, на которое и живет, превратится в ярость, и мы все окажемся под угрозой бунта. Ждать в такой ситуации неразумно!

– Я думаю также, госпожа, но кто я, чтобы противиться воле управляющей гарема?

Возмущенная и не на шутку встревоженная Афсун Султан на несколько мгновений замолчала, видимо, раздумывая, что можно сделать в сложившейся ситуации, а после решительно подхватила в руки подол своего роскошного красного платья.

– Идем со мной.

Идрис-ага покорно последовал за ней в ташлык и, встав у дверей, громко провозгласил:

– Внимание! Хасеки Афсун Султан Хазретлери.

Девушки тут же бросили свои дела и, поднявшись, склонились в поклонах, как и калфы. Степенно пройдя вперед, Афсун Султан огляделась и, удивив Идриса-агу, который ожидал, что она будет гневаться и поставит всех на место, вдруг улыбнулась.

– Я только узнала, что проходит. Оказывается, в гареме вспыхнуло соперничество за право сопровождать шехзаде Османа в Амасью. Хочу напомнить всем, что такого права удостоятся лишь его фаворитки, которые уже входят в гарем шехзаде. Остальным же стоит смириться и успокоиться, потому как правила для всех одинаковы. Не будучи фавориткой одного из шехзаде, вы все – наложницы султана Баязида Хана. И ваше место – в гареме Топкапы. Надеюсь, это всем ясно?

Ответом ей было гробовое молчание и опущенные в пол взгляды. Десен, которая стояла среди остальных наложниц, случайно поймала на себе взор Лейлы. Она смотрела на нее с сожалением, ведь она-то в Амасью поедет. Шехзаде Осман уезжал на днях, а Десен так и не попала к нему – вот, чем было вызвано сожаление той. Но Десен послала ей через весь ташлык свою красивую теплую улыбку, как бы отвечая «я еще не потеряла надежды».

– Также мне доложили, что вам задержали жалованье, – тем же спокойным и даже миролюбивым тоном продолжила Афсун Султан. – Казна не может позволить себе выделить средства гарему – этим и вызвана задержка. По возвращении повелителя положение исправится, ну а пока… Я из личных средств обещаю выплатить жалованье всему гарему за этот и следующий месяцы, чтобы никто не чувствовал себя несправедливо обделенным. Вдобавок к этому я подарю вам, девушки, ткани и драгоценности, чтобы утешить тех, кто вопреки желанию стать частью гарема шехзаде Османа останется в Топкапы, и поднять всем настроение. Вы должны помнить – монаршая семья печется о вашем благе и не оставит вас даже в трудное время. Будьте благодарны и проявляйте уважение.

Гарем радостно и облегченно зароптал, а Афсун Султан, ловя на себе восхищенные взгляды, широко улыбнулась, ослепив всех своей красотой, и, развернувшись, вышла под потрясенным взглядом Идриса-аги.

– Ага, следуй за мной, – на ходу поманила его рукой султанша. – Я хочу обсудить, сколько золота мне необходимо выделить на нужды гарема.

Идрис-ага, который, кажется, обрел очередную хозяйку, тут же с готовностью засеменил за ней. Хмуро посмотрев им вслед, Айнель-хатун, которая все это время стояла на балконе возле дверей покоев Валиде Султан, с обеспокоенным видом поспешила войти в них, чтобы обо всем доложить своей госпоже.

Дворец Топкапы. Дворцовый сад.

Ветер овевал их, поднимая в воздух полы платьев и платки женщин, прогуливающихся по увядшему саду под блеклым светом осеннего солнца. Бельгин Султан, как всегда, была воплощением нежности в своем бледно-голубом изысканном платье и накидке из белого соболиного меха. В ее светлых волосах, уложенных в сложную прическу с косами, сверкала скромных размеров корона с бриллиантами. Подле нее, держась за ее локоть, ступала Айнур Султан. Она, отдав дань своему любимому цвету, сегодня облачилась в белоснежное платье привычного целомудренного кроя. Поверх него юная султанша набросила широкополый светло-серый плащ с глубоким капюшоном, который покрывал ее сереброволосую голову.

– Я рада, что ты в восторге от подарков, – не очень-то радостно заключила Бельгин Султан после восхищенного рассказа дочери о ценных и древних книгах, полученных ею в подарок от шехзаде Орхана. – Не слишком ли он тебя балует?

– Орхан не знает слова «слишком», – улыбнулась Айнур Султан, но, буквально почувствовав неодобрение своей приемной матери, сомкнула губы.

– И это опасно, Айнур. Он должен знать границы. Повелитель очень недоволен его опасной во всех отношениях непокорностью. И, упаси Аллах, его гнев коснется и тебя, если ты будешь одобрять поступки Орхана. Твой отец уже видит в тебе его пособницу, ведь ты все время проводишь со своим опальным братом. Ты же не хочешь, чтобы и к тебе повелитель стал относиться холодно?

– А разве он не относится ко мне подобным образом всю мою жизнь? – грустно отозвалась Айнур Султан и, поймав на себе возмущенный взгляд, с усмешкой покачала головой. – Только не возражайте, валиде. Вы же сами видите, кого из двух своих дочерей выделяет повелитель. И он всегда так смотрит на меня… Как будто ищет что-то.

Бельгин Султан как-то разом понурилась и, посмотрев вперед, некоторое время молчала, а после понуро произнесла:

– Вероятно, черты твоей матери.

От одного ее упоминания Айнур Султан привычно содрогнулась и ощутила, как тяжело и горестно стало на душе. Она боялась говорить о родной матери с Бельгин Султан, которой всегда упоминания Эмине Султан почему-то доставляли огромное неудобство и заставляли ее неминуемо мрачнеть и печалиться. Но сейчас не смогла удержаться.

– Но, судя по поведению отца, он не может их найти, верно? Какая она была, моя… моя мама? Я, выходит, совсем на нее не похожа?

Ожидаемо Бельгин Султан не торопилась с ответом и вся как-то сжалась.

– Простите, если я… – опомнившись, залепетала Айнур Султан и даже остановилась.

– Нет-нет, все в порядке, – вымученно улыбнулась Бельгин Султан и, тоже встав на месте, грустно посмотрела на свою воспитанницу. – Естественно, что ты хочешь больше знать о ней. Какой была твоя мать?.. – она на миг задумалась, подбирая слова. – Красивой женщиной, безусловно. Пылкой и очень эмоциональной. Она всегда поступала так, как велело ей сердце. Это есть и в тебе, Айнур. Ты похожа на нее больше, чем кажется с первого взгляда. Возможно, черты твоей матери пока еще спят в тебе, но рано или поздно они проснутся. И ты должна будешь суметь обуздать их, чтобы тебя не постиг такой же печальный конец. Ведь известно – у буйных страстей буен и конец.

Печальная улыбка коснулась губ Айнур Султан, и она, расчувствовавшись, взяла за руку женщину, заменившую ей мать.

– Но и вы в меня многое вложили, валиде. Я никогда этого не забуду. Вы для меня самый достойный пример. Я всю свою жизнь буду стараться быть похожей на вас в вашей доброте ко всем вокруг и способности так самозабвенно любить ближних.

Бельгин Султан просияла и со светлой улыбкой погладила ее по щеке в знак признательности за такие слова. Они продолжили прогулку и в шатре увидели шехзаде Мехмета, который до их прихода привычно читал книгу – он любил проводить время на свежем воздухе. Заметив их, юноша отложил книгу, поднялся с сиденья и смущенно улыбнулся.

– Валиде, доброе утро, – шехзаде покосился в сторону сестры и, поймав ее улыбку, пробормотал: – Айнур.

– Сынок, здравствуй, – тут же осветилась любовью Бельгин Султан и, позволив ему поцеловать свою руку, ласково коснулась его плеча. – Давно ты здесь?

– Нет, недавно вышел прогуляться.

– Что ты читаешь? – полюбопытствовала Айнур Султан, когда они втроем разместились в шатре. Девушка помнила укор матери в том, что она несправедлива к брату, и решила исправиться.

– Это «Энеида», – робко глянув на нее, ответил шехзаде Мехмет.

– Помню, мы с тобой ее читали в детстве, – почувствовав прилив ностальгии, откликнулась Айнур Султан. Они с братом друг другу улыбнулись, окунувшись в воспоминания об общем детстве. – Когда закончишь, позволишь и мне ее прочесть?

– Конечно, – воодушевленно воскликнул юноша. – Если хочешь, я могу одолжить тебе и другие книги. У меня их много.

– Было бы неплохо, – Айнур Султан сняла с головы капюшон, так как шатёр закрывал ее от солнечных лучей, и кивнула. – Я зайду к тебе сегодня вечером, чтобы выбрать несколько? А то все книги, что у меня есть, я давно уже прочла. И вечер-то занять нечем.

– Д-да, приходи, – запнувшись от неожиданности, радостно улыбнулся шехзаде Мехмет. – Когда пожелаешь.

Айнур Султан и самой стало очень приятно от этого разговора. Начав его скорее вынужденно, она теперь чувствовала необъяснимую легкость. Султанша и забыла, как ее брат Мехмет был легок и прост в общении. И он всегда так светло улыбался, подобно своей матери, что невозможно было не заразиться его солнечным настроением.

Довольная общением своих детей, Бельгин Султан с улыбкой за ними наблюдала. Они продолжили разговаривать – сначала о книгах, которые Айнур также могла бы дать почитать Мехмету, потом о других мелочах и уже куда более увлеченно, чем вначале. Кажется, они и вовсе позабыли об ее присутствии, но Бельгин Султан этим совсем не тяготилась. На душе у нее полегчало – наконец, они снова нашли общий язык. Повернув голову в сторону, чтобы полюбоваться осенней природой, султанша увидела свою служанку Нисан-хатун, которая приближалась к шатру. В руке у нее что-то блестело.

– От повелителя? – в трепетной надежде воскликнула Бельгин Султан, разглядев в блестящем позолоченный футляр для писем, когда служанка подошла к шатру.

– Да, госпожа.

Шехзаде Мехмет и Айнур Султан, замолчав, взволнованно переглянулись – все давно и с нетерпением ждали новостей от падишаха. Забрав письмо с таким видом, будто оно было сокровищем, Бельгин Султан в волнении поднялась с сиденья и нетерпеливо обернулась на детей.

– Я, пожалуй, пройдусь немного.

– Конечно, валиде, – с пониманием отозвался шехзаде Мехмет.

Они с сестрой проводили ушедшую Бельгин Султан любящими взглядами и снова посмотрели друг на друга. Оба понимали, что султанша обязательно расскажет им о содержании письма, но сейчас их валиде хочет остаться одна, чтобы насладиться каждой строчкой, написанной рукой повелителя, по которому она так тосковала.

Уже не чувствуя неловкости, брат и сестра тоже решили пройтись, неосознанно наверстывая время, проведенное врозь. Они все не могли наговориться, и каждый испытывал такое облегчение от их долгожданного общения, что беседа становилась все непринужденнее и приятнее. Смеясь, Айнур Султан держалась за локоть брата и слушала его веселый и ироничный рассказ об одной из прочитанных им книг, как увидела вышедшего со стороны конюшни шехзаде Орхана.

Он заметил их, и взгляд его недобро потемнел. Шехзаде Мехмет напрягся, увидев, что брат направился к ним с не предвещающим ничего хорошего настроем. Айнур Султан, которая почувствовала его встревоженность, крепче сжала пальцы на руке брата, тем самым показывая, что она рядом и не позволит случиться ссоре.

– Давно я не видел вас вместе, – подойдя к ним, с усмешкой произнес шехзаде Орхан, и его серые глаза буквально вонзились в брата. – Наслаждаетесь прогулкой?

– Да, мы встретились в саду и разговорились, – избавив шехзаде Мехмета от необходимости отвечать, улыбнулась Айнур Султан, чтобы разрядить атмосферу. – Если хочешь, присоединяйся к нам, Орхан.

– У меня нет настроения обсуждать книжки, а ведь о другом наш Мехмет говорить не в состоянии, – колко ответил он, и шире усмехнулся, увидев, что задел брата. – Я думал по возвращении во дворец зайти к тебе, – обратив взгляд к сестре, который не был ласков, как всегда, а скорее напряжен, произнес он с нажимом. – Идем, Айнур. Если вы, конечно, закончили свое премилое общение.

– Нет, не закончили, – недовольная его поведением, прохладно ответила Айнур Султан. – Раз ты не хочешь присоединиться к нам, то увидимся позже, Орхан. Хотя, право, не знаю… Вечером я обещала зайти к Мехмету. Возможно, завтра?

Заметив, как от гнева забурлил взгляд отверженного шехзаде Орхана, который к такому ее тону уж точно не привык, Айнур Султан почувствовала удовлетворение. Она больше не станет предпочитать одного брата другому. Теперь она поняла, как в действительности скучала по Мехмету. Ей дороги они оба.

– Неужели ты такого низкого о себе мнения, брат, раз принимаешь жалость с подобной радостью? – презрительно процедил шехзаде Орхан, не позволив им уйти. – Ты ведь не думаешь, что она вдруг вспомнила о тебе по иным причинам?

– Орхан! – ахнула от возмущения Айнур Султан.

Шехзаде Мехмет побледнел от таких слов – они больно его задели. Брат знал его слабое место – неуверенность в себе, ощущение ущербности – и безжалостно ударил прямо в него. Но, собравшись с силами, шехзаде с неожиданной решимостью вскинул голубые глаза на брата, что смотрел на него с неприятной насмешкой.

– Кто из нас сейчас и достоин жалости, так это ты, Орхан.

Прекрасно зная его горячий и вспыльчивый нрав, Айнур Султан вовремя возникла между братьями, не позволив Орхану шагнуть к Мехмету.

– Что ты сказал? – убийственно медленно произнес он.

Шехзаде Мехмет против воли почувствовал гнетущую тревогу. Он помнил, как на днях Орхан одним ударом сбил с ног их брата Османа, а тот был много сильнее и старше больше, чем на десять лет.

– Да что с тобой?! – вознегодовала Айнур Султан, несильно толкнув его ладонью в широкую грудь. Шехзаде Орхан и с места не сдвинулся, почти не почувствовав удара, но поглядел на нее так, словно ему стало больно. – Можно подумать, ты получаешь удовольствие от ссор и драк! Сначала Осман, теперь Мехмет. Может, и мне скажешь пару «приятных» слов? – почувствовав накатившую на нее слабость, Айнур Султан вспомнила о том, что с ее здоровьем ей запрещены сильные волнения, но не смогла остановиться и с вызовом посмотрела на возмутившего ее брата. – Ну же, что молчишь?

И он отступил. Шехзаде Мехмет с удивлением смотрел на то, как его привыкший во всем побеждать брат, признав свое поражение, шагнул назад, а после, не глядя в их сторону, ушел по тропинке своим размашистым шагом. Обернувшись, Айнур Султан с сожалением посмотрела на его удаляющуюся фигуру, и ее пронзило острое чувство вины. Но девушка его поспешно прогнала. Не она должна чувствовать себя виноватой.

– Идем, Мехмет.

Предместья Стамбула.

Она стояла возле одного из деревьев, что высились вокруг поляны, на которой они остановились, и задумчиво смотрела на собственную дочь. И от осознания того, насколько сильно она похожа на ее саму, Нилюфер Султан испытывала смятенность чувств. Такая же высокая, стройная, с длинными темными волосами, заплетенными в косу, со смуглой кожей и решительным взглядом карих глаз. Возможно, именно потому они и не смогли найти общий язык? Будь одна из них помягче, терпимее и смогла бы, верно, сделать шаг, даже несколько шагов навстречу. Но они с Мерган гордо стояли на противоположных сторонах и упрямо считали, что сделать шаг навстречу должна другая.

Коркут-паша сидел неподалеку на поваленном дереве, переговаривался со слугами, видимо, обсуждая перспективы охоты, и поглядывал на дочь, которая тщетно пыталась овладеть умением метать ножи вот уже который день. Бросая нож в выбранное ею в качестве мишени дерево, она с каждой своей неудачей все больше хмурилась и гневалась. Мерган Султан чувствовала внимание отца и жаждала снова заслужить его гордость, но у нее ничего не получалось.

Метнув нож, она снова промахнулась и, яростно вскрикнув, бросила второй нож на землю и намеревалась было немного пройтись по лесу, чтобы успокоиться. Но ее остановил голос, который она столь редко слышала в свой адрес:

– И это все?

Словно натолкнувшись на стену, Мерган Султан резко остановилась и очень медленно, как бы не веря тому, что услышала, обернулась на свою мать. На лице той властвовало совершенно непроницаемое выражение, но в темных глазах бурлили недовольство и даже разочарование.

– А вы хотели бы еще немного насладиться моим унижением, валиде? – едко отозвалась Мерган Султан. – Раз так, прошу меня извинить. У меня больше нет желания тешить ваше самолюбие.

– Что за тон? – послышался грозный голос Коркута-паши, от которого его дочь вздрогнула и потупилась. На поляне стало ужасно тихо. – Немедленно извинись перед матерью. И чтобы впредь я подобного не слышал.

Нилюфер Султан весьма холодно отреагировала на грубость дочери – в этой семье она успела привыкнуть к подобному. Султанша спокойно смотрела на нее в ожидании извинений, прекрасно зная по себе, как той будет тяжело переступить через себя и свою гордость. Исподлобья глядя на мать, Мерган Султан мрачно произнесла:

– Извините. Я не должна была на вашу грубость тоже отвечать грубостью.

– Это не было грубостью, Мерган, – сухо ответила Нилюфер Султан и жестом показала мужу, что сама разберется – он явно был недоволен поведением дочери и хотел снова вмешаться. – Я просто поинтересовалась, действительно ли ты так быстро сдаешься?

– Вы, наверно, думаете, что это легко? – с оттенком презрения заговорила Мерган Султан. – Да что вы вообще можете об этом знать? Вы только и делаете всю жизнь, что с вечно недовольным видом восседаете на тахте и раздаете слугам приказы! Только на это вы и способны.

Возмущенный Коркут-паша поднялся со ствола дерева, намеренный поставить дочь на место, но остановился, увидев, как его жена с холодным достоинством направилась к тому дереву, что недавно служило мишенью ее дочери, и подобрала с земли брошенный той нож. Мерган Султан напряженно смотрела на нее, не понимая, что мать собирается делать, а Коркут-паша, наоборот, догадался и уже созерцал происходящее с тенью гордости во взгляде.

Отойдя от дерева на несколько шагов, Нилюфер Султан в звенящей тишине и под прицелом взглядов занесла руку с ножом и метнула его в дерево отработанным движением. Миг – и нож вонзился точно в середину ствола.

– Я тоже не сразу научилась этому, – обернувшись на потрясенную дочь, которая и не догадывалась о ее талантах, проговорила султанша. – Никто не может научиться чему-то сразу. Когда я каждое утро сбегала в лес на охоту от матери и сестры из Старого дворца, в котором выросла, я была немногим старше тебя. И именно тогда я решила, что обрела себя в воинском искусстве. Я была просто одержима желанием овладеть им в совершенстве.

Наверное, это были первые откровения между матерью и дочерью, потому ошеломленная Мерган Султан не отрывала от нее взгляда.

– У меня не было наставников – я и две мои служанки учились всему сами. И все, что у нас было – упорство. В сущности, это все, что нужно, чтобы добиться любой цели. Я пыталась научиться метать ножи пару недель. У меня ничего не выходило, как я не пыталась. Злясь на себя, изнемогая от отчаяния, я все равно продолжала. И только на тысячный, верно, раз мой нож попал в цель. А потом был еще месяц таких же упрямых попыток, после которого я, наконец, смогла похвастаться тем, что в двух из пяти случаев попадала в цель. И даже тогда я не остановилась. Не останавливайся и ты, Мерган. Если, конечно, хочешь чему-то научиться.

Подойдя к дочери, Нилюфер Султан протянула к ней руку, в которой был зажат нож. Мерган Султан смотрела на нее еще немного растерянно, но решимость снова наполнила ее взгляд. Не отводя его от лица матери, она быстрым движением забрала нож.

– Да, хочу.

Спустя время они уже скакали по лесной дороге, направляясь в то место, где нравилось охотиться Коркуту-паше, и ничего не предвещало беды. По небу проплывали густые облака, то и дело надолго заслоняя собой солнце, отчего весь мир на время делался темно-серым и унылым. Ветер становился все сильнее и порывистее – очевидно, близился дождь.

Восседая в седле, Нилюфер Султан в раздумьях смотрела на извивающуюся вдаль дорогу, подставив лицо порывам ветра, и совершенно не ожидала того, что произошло мгновение спустя. Вдруг посреди тишины раздался оглушительный треск, и перед ними на дорогу со стоном рухнуло дерево, преградив собою путь.

Лошадь под султаншей испуганно заржала и под обрушившимся на них градом стрел ринулась в сторону от дороги. Где-то позади раздался громоподобный голос Коркута-паши, закричавшего «засада!». В ужасе вцепившись в гриву лошади, Нилюфер Султан съехала с седла набок и едва удерживалась в нем, пока та, как ошпаренная, неслась по лесу прочь от опасности.

Понимая, что она может унести ее так далеко в лес, что она никогда не найдет обратной дороги, Нилюфер Султан с трудом выправилась в седле и сильно натянула поводья. Заржав от боли, лошадь встала на дыбы, сбросив свою наездницу, которая спиной повалилась на землю, и стремительно ускакала. Султанша упала с такой силой, что у нее выбило весь воздух из груди, и на несколько секунд она утратила способность дышать.

Зажмурившись от боли, Нилюфер Султан, наконец, судорожно вдохнула и с огромным трудом приподнялась с земли, сбитая с толку из-за неожиданного падения. Но неподалеку раздался хруст веток и чьи-то крики. Тут же очнувшись, она неловко подскочила с земли. Выходит, не так уж далеко от дороги ее унесла лошадь, раз напавшие столь быстро ее нашли. Обороняться было нечем, кроме кинжала, который она просто так заткнула за пояс – скорее как предмет декора, нежели в качестве оружия. Его-то она и обнажила, выставив перед собой и став в напряжении оглядываться.

Из-за деревьев выбежали двое разбойников в темных поношенных одеждах, лица которых скрывали намотанные на головах черные платки, и у обоих в руках были опасно блестящие сталью мечи. Воздух накалился до предела, пока они и султанша, как бы примеряясь, стояли на месте и не двигались, прожигая друг друга взглядами.

Но вот один из разбойников рванулся к ней и взмахнул мечом в опасной близости от ее головы. Нилюфер Султан успела в последний момент увернуться, пригнувшись к земле, и, изловчившись, вонзила кинжал в его ногу чуть выше колена. Вскрикнув от боли, он исчез из поля ее зрения, но на подмогу ему пришел второй разбойник, который безжалостно пнул ее, еще не успевшую распрямиться, в плечо.

Со сдавленным криком Нилюфер Султан повалилась на землю, ударившись головой, которая тут же наполнилась гулом. В ужасе она увидела, как над ней занесся меч, готовый через секунду пронзить ее насквозь и отнять ее жизнь. Но этого не произошло – разбойник вдруг дернулся и с хрипом упал совсем рядом с ней лицом вниз. Нилюфер Султан в непонимании увидела торчащий из его спины меч, а подняв голову, столкнулась со взглядом возвышающегося над ними запыхавшегося Коркута-паши. На лице его был кровоточащий порез на пол щеки, а руки обагрены кровью и не понятно – его собственной или убитых им врагов.

– Ты цела? – наклонившись, он как тряпичную куклу схватил ее в охапку, поднял на ноги и обхватил красными от крови ладонями ее лицо. – Нилюфер? Ты слышишь меня?

Султанша пребывала сейчас в таком смятении и страхе, что плохо соображала и совершенно бестолково смотрела на него. Бегло осмотрев ее и не обнаружив никаких повреждений, Коркут-паша неожиданно прижал ее к себе так крепко, что ей стало больно, и выдохнул куда-то ей в волосы «хвала небесам». Медленно к султанше возвращалась способность мыслить, и она, пораженная поведением всегда холодного и грубого мужа, оцепенела, почувствовав, как он поцеловал ее в волосы.

– Мерган?.. – она даже вздрогнула – так резко ее пронзила полная страха мысль о дочери.

– С ней все в порядке, – позволив ей, наконец, отстраниться, Коркут-паша все равно не отпускал ее из своих рук.

– Подожди… – Нилюфер Султан отодвинулась от мужа, который больше не стал ее удерживать, но смотрел как-то слишком странно – жадно и в то же время встревоженно. – Кто мог устроить эту засаду? У тебя что, есть враги?

– Выходит, что есть, – процедил мужчина и с холодной ненавистью посмотрел на убитых им разбойников, что лежали на земле неподалеку. – И это был единственный раз, когда им удалось застать меня врасплох.

– Что ты имеешь в виду, Коркут? Что ты предпримешь? – напряглась Нилюфер Султан. – Ты же понимаешь, что после неудачи они могут снова попытаться убить всех нас?

Ей совершенно не нравилось, что жизни ее и ее семьи оказались под угрозой и что подобное могло повториться. Коркут-паша хмуро посмотрел на жену и, снова став прежним, с властным видом кивнул в ту сторону, где должна была быть дорога, мол ступай и не задавай вопросов. Упрямо посмотрев на него, Нилюфер Султан не сдвинулась с места, и паша раздраженно проговорил, подтолкнув ее в спину:

– Сейчас не лучший момент, чтобы злить меня, Нилюфер. Мы поговорим позже.

Вечер.

Дворец Топкапы. Покои Валиде Султан.

Ближе к вечеру в покоях Фатьмы Султан собрались те, кто был с ней наиболее близок – Нергисшах Султан и Хафизе Султан. Здесь же была и хазнедар гарема Айнель-хатун, которая после прихода султанши к власти обрела в ней новую госпожу, которой служила из искренней преданности.

– Подумать только, она подобные дела вздумала вести за моей спиной! – сокрушалась удивленная поведением одной из хасеки Фатьма Султан. – От Афсун я такого не ожидала… Айнель, ты уверена, что все поняла правильно?

– Не будь я уверена, не пришла бы к вам, госпожа, – заверила ее Айнель-хатун, которая и сама была всерьез встревожена неожиданными действиями жены султана. – Афсун Султан на весь гарем объявила, что вместо вас выплатит из личных средств всем жалованье, да еще за два месяца, и дорогие подарки обещала раздать, чтобы, мол, успокоить наложниц.

– Что за нахальство?.. – тихо возмутилась Нергисшах Султан и обеспокоенно посмотрела на свою тетю. – Султанша, не думаю, что стоит позволять Афсун Султан совершать подобное, пусть и из благих побуждений. Гарем может неправильно понять ее и вас. Это же пошатнет ваш авторитет! После такого никто не будет уверен, кто воистину управляет гаремом.

– Я согласна с султаншей, – кивнула темноволосой головой рассудительная Хафизе Султан, сидя на подушке по другую сторону от растерянной Фатьмы Султан. – Недопустимо, чтобы в управление гаремом, который поручен вам, вмешивался кто-то другой. Не мне давать вам советы, госпожа, но, я думаю, такое своеволие следует пресечь на корню, чтобы впредь подобных ситуаций не возникало. Лучше уж гарем подождет жалованье до возвращения повелителя. Они не посмеют открыто выражать свое недовольство. В конце концов, тех, кто все же посмеет, всегда можно наказать или даже отправить в Старый дворец в назидание остальным.

Принимая решение, Фатьма Султан с минуту молча сидела с хмурым лицом, а после повернулась к Айнель-хатун.

– Позови ее, Айнель. Если и решать эту проблему, то вместе с ее зачинщицей.

Когда Афсун Султан, догадываясь, о чем пойдет речь, вошла в покои в сопровождении приведшей ее хазнедар, то спокойно оглядела собравшихся женщин, которые одинаково неодобрительно смотрели на нее в ответ, и поклонилась.

– Султанша, добрый вечер. Вы пожелали видеть меня?

– Он совсем не добрый, Афсун, – нисколько не удивив ее своим досадным тоном, ответила Фатьма Султан. – Мне стало известно, что ты, не спросив меня и даже не удосужившись со мной посоветоваться, решила выплатить гарему жалованье из своих денег, да еще и подарки дорогие раздать наложницам. Я жду объяснений.

– Каких объяснений, госпожа? – вежливо, но с оттенком возмущения отозвалась Афсун Султан. – Я полагала, вам известно о положении дел в гареме, но если нет, я могу рассказать. Одна наложница задолжала всем подряд, и мне пришлось выплатить ее долги, чтобы успокоить негодующих девушек. Кто-то другой украл ее золото, а расследование так и не было проведено. В связи со скорым отъездом шехзаде Османа в гареме начались волнения – девушки соперничают меж собой за право уехать с ним, забыв о правилах. Я им о них напомнила, а чтобы утешить их и не допустить роста недовольства обещала раздать подарки. Теперь еще и жалованье задерживают до возвращения повелителя, а вернется он, к слову, не раньше, чем через месяц. За этот срок волнение перерастет в гнев, и никто не сможет нам помочь. Слуги не станут помогать нам, ведь и они свое золото не получат. Зная, что казна не в силах выдать вам необходимую сумму и что вы оказались в трудном положении, я решила помочь и надеялась, что встречу вашу благодарность. Что же я сделала не так?

– Я не обвиняю тебя в корысти, Афсун, хотя из твоих действий можно решить, что именно она и подтолкнула тебя к ним, – Фатьма Султан выслушала ее спокойно, но нисколько не смягчилась. – Желая помочь мне, ты могла бы прийти и предложить одолжить мне сумму на выплату жалованья гарему. И не возникло бы этой проблемы. Но ты поступила иначе и открыто показала всем, что именно ты облагодетельствуешь их золотом и подарками, тем самым бросив тень на меня. Ты же понимаешь, что не можешь принимать подобные решения без моего ведома? Делами гарема тебе заниматься не пристало.

– Тогда что же мне пристало, султанша? – с нарастающим возмущением воскликнула Афсун Султан. – Смотреть на все это и делать вид, что ничего не происходит, как вы? Во дворце живут мои дети и, зная, чем все может обернуться, я не могу и не буду сидеть сложа руки! Это неразумно – ждать возвращения повелителя. Необходимо…

Она осеклась, когда Фатьма Султан взметнула в воздух раскрытую ладонь, тем самым обрывая ее и веля замолчать. Нергисшах Султан в тревоге перевела свой взор на тетю и впервые в жизни увидела ее по-настоящему разгневанной. С достоинством поднявшись, Фатьма Султан в негодовании посмотрела на свою напрягшуюся собеседницу.

– Я сама решу, что необходимо гарему, а что – нет! И меня не интересуют причины, по которым ты решила переступить через меня и взять на себя те полномочия, которые тебе, Афсун, не принадлежат. Я требую, чтобы ты отказалась от данных гарему обещаний и немедленно.

– И что же тогда обо мне будут думать? – Афсун Султан все же подавила в себе гнев и постаралась говорить сдержанно. – Что я не держу данного слова? Что мои обещания ровным счетом ничего не стоят?

– Тебе следовало задуматься об этом раньше.

На некоторое время в покоях стало тихо, и Фатьма Султан уже расслабилась, решив, что отстояла свой авторитет и одержала победу, но…

– При всем уважении, но я не стану делать того, что вы от меня требуете, – твердо произнесла Афсун Султан и, поклонившись, направилась к дверям, в которые горделиво вышла.

Фатьма Султан почувствовала себя так, словно ее окатили ледяной водой, и сглотнула, тем самым глотая обиду и унижение. Она стояла совершенно растерянная на том же месте и с горечью понимала, что не чувствует за собой достаточной силы, дабы бороться с кем-то за власть в гареме, которая, как видно, стала утекать из ее рук. Нергисшах Султан и Хафизе Султан, которые подобного никак не ожидали, подстрекая ее против Афсун Султан, у нее за спиной мрачно и тревожно переглянулись.

Дворец Топкапы. Покои Бельгин Султан.

Она весь этот день и большую часть вечера провела в обществе Мехмета и, надо сказать, была очень этому рада, но все же тайком переживала из-за произошедшей ссоры с Орханом. Мысли ее постоянно возвращались к нему и тому разговору в саду, полные смешанных чувств. Уже возвращаясь от Мехмета, Айнур Султан решила перед сном заглянуть к своей валиде и застала ее в приподнятом расположении духа.

– Повелитель написал, что перемирие с испанцами заключено и что он, наконец, возвращается, – с облегчением и радостью в голосе объяснила причину своего состояния Бельгин Султан, когда дочь спросила об этом. – Хвала Аллаху, совсем скоро он будет здесь! Даже через меньший срок, чем мы все полагали.

– Это прекрасная новость, – улыбнулась Айнур Султан, чтобы не портить ей настроение, а сама внутренне напряглась.

Ведь по возвращении отец наверняка поднимет вопрос об ее замужестве, и ей придется, как и ее сестре, против своей воли выйти замуж за много более взрослого и чужого мужчину. От одной только мысли об этом все ее внутренности сжались в тугой ком.

– Где ты пропадала весь день, милая? – отвлекла ее Бельгин Султан от неприятных мыслей.

– Мы с Мехметом долго гуляли в саду, а после были у него в покоях – читали, разговаривали. Я только что от него.

Бельгин Султан солнечно улыбнулась и, погладив сидящую рядом дочь по белокожей щеке, взяла ее за руку.

– Как славно, что вы снова поладили! У меня словно камень с души упал, Айнур. Будьте всегда такими же дружными. О большем я и не мечтаю.

– Да, матушка.

– Ты, значит, не слышала о том, что у нас в гареме творится? – уже спустя время, когда они перебрались за столик и лакомились фруктами с шербетом, с намеком спросила Бельгин Султан.

– Нет, а что случилось?

Узнав о том, что гарему, оказывается, задержали жалованье, а Афсун Султан в обход Фатьмы Султан пообещала выплатить его из личных сбережений, да еще осыпать наложниц подарками, Айнур Султан крайне изумилась. Из-за того, что она чувствовала извечное неодобрение и тайную зависть Афсун Султан, девушка ее недолюбливала. Да и в последнее время – после того, как мать Орхана застала их в объятиях друг друга и сочла это недопустимым – их отношения еще больше накалились.

– Возможно ли, чтобы она давала такие обещания? Будто это она гаремом правит…

– Вот и я очень удивилась, когда обо всем узнала, – кивнула Бельгин Султан, и бриллианты в ее короне ослепительно сверкнули. – Зря это она. Повелитель, когда вернется, будет ею очень недоволен. Ты же знаешь, как он уважает Фатьму Султан. Твой отец не позволит унижать свою сестру таким образом. Видит Аллах, Афсун еще поплатится за свою наглость.

– Любопытно, как Фатьма Султан отреагировала.

– Она была очень возмущена и вызвала Афсун к себе, чтобы потребовать у нее взять свои слова обратно, но та отказалась.

– А откуда вы знаете обо всем этом, матушка?

– Айнель приходила. Она говорит, Фатьма Султан очень огорчена сегодняшними событиями. Даже попросила свою племянницу уехать и оставить ее одну. Уж не знаю, что она собирается делать в таком-то положении… Но, думаю, так просто она не сдастся.

– Сомневаюсь, что Фатьме Султан удастся заткнуть за пояс Афсун Султан до вмешательства отца, – с сомнением протянула Айнур Султан. – Тетушка не из тех, кто готов на все, чтобы сохранить свою власть, а Афсун Султан не из тех, кто легко сдается. Думается мне, это еще только начало наших проблем…

– Наших? – удивленно переспросила Бельгин Султан. – Нет, Айнур. Мы ко всему этому отношения не имеем и впредь будем держаться как можно дальше. Гнев повелителя затронет всех тех, кто окажется вовлеченным в этот конфликт, а я не хочу оказаться в их числе. И тебе не стоит.

Дворец Топкапы. Покои Айнур Султан.

– Возможно, вы хотите перед сном сходить в хамам, госпожа?

– Нет, Алиме, не нужно, – ответила своей служанке Айнур Султан, входя в ее сопровождении в личные покои. – Я…

Султанша замерла и осеклась, увидев вальяжно восседающего на тахте шехзаде Орхана, темный взгляд которого впился в нее. Лишь на мгновение Айнур Султан позволила собственным чувствам проступить на лице: изумление, облегчение, волнение. Но затем она их поспешно спрятала и, приняв прохладный вид, обернулась на Алиме-хатун, которая тоже замерла у порога вместе с ней.

– Ступай. Я позже позову тебя.

Поклонившись, служанка оставила их наедине. Айнур Султан снова повернулась к брату и, сохраняя внешнее спокойствие – даже хладнокровие – спросила:

– Что ты здесь делаешь, Орхан?

– Жду твоего возвращения, надо полагать, – также спокойно ответил ей шехзаде. – Неужели вечер был настолько увлекательным, раз ты вернулась к себе только сейчас?

В его голосе явственно сквозила ревность, как и изрядная доля сарказма. Он всегда использовал его, когда злился или пытался кого-то задеть. Отвернувшись от брата, Айнур Султан подошла к своему большому зеркалу, охватывающему ее во весь рост, и стала снимать с себя драгоценности. Сняв с шеи серебряную цепочку с бриллиантовым кулоном в виде серпа полумесяца, она невозмутимо направилась к одному из настенных шкафов, открыла его и убрала кулон в стоящую на полочке шкатулку с драгоценностями. И только после этого, испытывая его терпение, ответила:

– Да, вечер был чудесным. Жаль, что прежде я отдалилась от Мехмета. Он такой славный! Я пообещала и завтрашний день провести с ним. Нам ведь еще многое нужно обсудить…

Тут терпение шехзаде Орхана лопнуло, и он, не выдержав, резко встал, направился к сестре и захлопнул дверцы шкафа, в который Айнур Султан убрала теперь и свое кольцо. Она возмущенно обернулась на него и наткнулась на неожиданно виноватый и просящий взгляд.

– Знаю, я был не прав, – все-таки очень тяжело, но признал шехзаде Орхан. – И пришел, чтобы все исправить. Я…

– В таком случае тебе следовало прийти не ко мне, а к Мехмету, – мягко перебила его султанша. – Ведь это его ты в очередной раз незаслуженно обидел. И пока ты перед ним не извинишься, я не желаю говорить с тобой, Орхан.

После этих слов она увидела, как взгляд брата становится уже хорошо знакомым ей – бурлящим от негодования и пронзительным.

– И за что я должен извиняться? – процедил шехзаде Орхан. – Я сказал то, что думаю.

– Порой то, что мы думаем, ранит других людей.

– Это проблема Мехмета, раз уж он такой ранимый.

– Я не собираюсь говорить в подобном тоне, – устало выдохнула Айнур Султан и попыталась отойти, но брат ухватил ее за руку и, поднеся ее к губам, поцеловал, заставив ее сердце дрогнуть.

– Если ты так этого хочешь, я извинюсь перед ним, но не потому что виноват, а потому что ты мне дорога.

– Но ты виноват, Орхан! – уже было растаяв, возмущенно воскликнула Айнур Султан и высвободила свою руку. – Это ведь не впервые. Сколько раз ты причинял боль Мехмету, а я просто смотрела на это со стороны? Больше подобного не будет. Мы оба были не правы. И теперь я тоже хочу все исправить. Я желаю, чтобы мы все жили в мире, как и пристало братьям и сестре. Не понимаю, почему ты не можешь быть и с Мехметом таким же, каким ты бываешь со мной?

Раздраженно выдохнув, шехзаде Орхан отошел от нее и запустил руку в свои темные волосы. Видя, что он все больше злится, Айнур Султан напряженно следила за ним взглядом и стояла на месте. Но замолчать она была не в силах.

– Орхан, я дорожу вами обоими! Почему вы вечно ставите меня перед выбором? Мы же можем проводить время все вместе, не отделяясь от кого-то одного.

Тот обернулся на нее с усталым лицом и невесело усмехнулся, как будто она сказала глупость.

– Я не падок на жалость, Айнур. И считаю, что Мехмет сам виновен в том, как к нему относятся. Все трясутся над ним, словно он все еще беззащитный ребенок, который, упаси Аллах, может пораниться, если шагнет в сторону от материнской юбки!

Айнур Султан вздрогнула от последних его слов, которые брат в негодовании почти что прокричал. Он осознал, что перегнул палку, и снова шагнул к ней, обхватив ладонями ее лицо и жадно вглядевшись в него.

– Есть только ты и я! – горячо заговорил он, пронзая ее своим взглядом. – Так было всегда. И я не хочу ничего менять.

– Но это неправильно, – порядком измученная этим разговором, с болью в голосе отозвалась Айнур Султан. – Орхан, у тебя, кроме меня, есть семья. Отец, твоя мама, Ибрагим, который тебя обожает. Мехмет, Осман, Мурад, Эсма, в конце концов. Вся наша большая семья! Они все тоже заслуживают быть частью твоей жизни. Почему же ты отвергаешь их?

– Наверно потому, что они первыми меня отвергли только за то, какой я, – обнажив свою затаенную обиду, жестко произнес шехзаде Орхан, а после, как часто бывало, порывисто прислонился своим лбом к ее, положив ладонь сестре на затылок. – Кроме тебя мне никто не нужен…

Больше не имея сил спорить, Айнур Султан затихла, опустив веки, и молча стояла так некоторое время, чувствуя, как болезненно щемит в груди. После она чуть отстранилась и заглянула ему в глаза, выражающие такую же болезненную привязанность, которую питала она сама. Хотя, наверно, все же не такую глубокую и мучительную. С сожалением Айнур Султан признала, что для нее в брате не заключался весь мир. Для нее также существовали и отец, и мать, и другие братья. Но для шехзаде Орхана существовала только она, и это словно бы еще больше привязывало ее к нему – султанша не могла отвергнуть человека, который любил ее и нуждался в ней больше, чем кто-либо другой на целом свете.

Дворец Топкапы. Гарем.

Возвращаясь к себе, шехзаде Орхан как раз проходил мимо уже закрытых к ночи дверей ташлыка, как ему навстречу из коридора вышел Идрис-ага. Увидев его, евнух остановился и склонил голову.

– Шехзаде, не угодно ли вам чего? – заметив, что юный наследник не в духе, осторожно спросил Идрис-ага. – Наложницу не нужно к вам отправить?

– Нет, – отрезал шехзаде Орхан, раздраженно глянув на него, и уже собирался обойти его, как остановился, озадаченный вопросом.

– Так вы, значит, уже слышали о вашей матушке?

– Что с ней? – тут же напрягся юноша. – Ей нездоровится?

– Нет-нет. Хвала Аллаху, со здоровьем у Афсун Султан все в порядке. В гареме другая беда приключилась…

Войдя в покои матери, шехзаде Орхан огляделся и увидел ее сидящей на тахте у окна уже в ночном одеянии и в красном шелковом халате поверх него. Она в изумлении обернулась на открывшиеся двери и растерянно моргнула, увидев направляющегося к ней старшего сына.

– Орхан?.. – сердце ее тут же сжалось в тревоге. – Что-то случилось?

– Мне показалось, что-то случилось у вас, валиде, – с мрачным намеком ответил шехзаде Орхан, присев рядом. – Я только что узнал. Оказывается, вы теперь благотворительностью занимаетесь?

– Ох, прекрати, – выдохнула Афсун Султан и покачала темноволосой головой. – Ты, верно, тоже считаешь, что я поступила неправильно? – сокрушенно воскликнула она. – Что мне не следовало вмешиваться?

– Вам действительно не следовало вмешиваться, но поступили вы правильно, – он усмехнулся, вызвав у матери слабую улыбку. – Что вы намерены делать? Откажетесь от обещаний, как и требует Фатьма Султан?

– Я уже дала ей ответ и, раз ты тоже считаешь, что я поступила правильно, я не отступлюсь от своего решения. Неужели султанша не понимает, что в таком положении нельзя бездействовать? Она о своем авторитете печется, когда пора бы подумать о благополучии всех нас. Гарем и так уже на грани! Открылось, что наложницы друг у друга в долг берут. Жалованье задерживают на два месяца до возвращения повелителя. Еще и это воровство… Я уважаю твою тетю, Орхан, но гарем ко всему этому привело ее попустительство. И излишняя снисходительность. Я ценю доброту, но не тогда, когда она идет во вред.

– Все так, но вам не стоит открыто идти против нее, – выслушав ее, заметил шехзаде Орхан. – Известно, как повелитель ценит Фатьму Султан. Увидев, что это вы нарушили правила, он примет ее сторону, и тогда его гнев обрушится на вас.

– Ты все-таки предлагаешь мне отступить? – с горечью отозвалась Афсун Султан. – Унизиться в страхе перед гневом султана, что является не менее унизительной причиной?

– Нет. Можно поступить умнее. Сделайте вид, что вы раскаиваетесь. Придите к Фатьме Султан и скажите, что не желаете идти против нее, потому предлагаете компромисс. Одолжите ей лишь часть того золота, которое вы намеревались выплатить наложницам в качестве их жалованья. Переговорив, сойдитесь с ней на том, что вы дадите ей часть суммы, а остальное пусть выделит она сама, если уж взялась отстаивать свою власть над гаремом. Не думаю, что у Фатьмы Султан нет сбережений. Подарки же оставьте за собой. Тогда вы исполните свои обещания, данные гарему, но вместо гнева повелителя встретите его благодарность. Ведь окажется, это вы в трудный момент не оставили его сестру и помогли ей всем, чем смогли, в делах гарема, который был на грани бунта. А Фатьма Султан, наоборот, удостоится его неодобрения, доведя гарем до подобного. Кто знает, какое решение может принять повелитель в таком свете?

Афсун Султан задумчиво выслушала сына и, обнаружив, что это весьма неплохой ход, удивленно улыбнулась.

– Орхан, это же…

– Не благодарите, – ухмыльнулся шехзаде Орхан и, взяв ее руку, поцеловал, после чего решительно поднялся и направился к дверям. – Спокойной ночи.

– Подожди, но… – растерялась султанша, которая не хотела так быстро его отпускать, толком не успев выразить свою благодарность и вообще узнать, как у него обстоят дела. – Орхан, да постой же!

– Уже поздно, валиде. Я зайду завтра, – сказал он, коротко обернувшись у дверей, и ушел.

Взбудораженная занятным предложением сына, Афсун Султан заставила себя не расстраиваться из-за его быстрого ухода и, закусив пухлую нижнюю губу, в раздумьях прошлась через все покои, обхватив себя руками за плечи.

Дворец Нилюфер Султан.

Она уже готовилась ко сну, стоя возле зеркала в черной шелковой сорочке и расчесывая темные волосы гребнем. Задумчиво смотря на свое отражение, Нилюфер Султан думала о том, что, верно, могла бы сейчас не стоять вот так и не смотреться в это зеркало. Засада, устроенная для них на охоте, вывела ее из равновесия, а тот факт, что все они были на волосок от смерти, по-настоящему пугал.

Теперь султанша не чувствовала себя в безопасности. Так еще и обратиться было не к кому – повелитель по-прежнему отсутствовал, а рассчитывать на помощь Ахмеда-паши, единственного высоко уполномоченного лица в совете, помимо ее мужа, было глупо. Что, если враги ее мужа решат устроить нападение и на их дворец в эту самую ночь? От подобной мысли Нилюфер Султан замерла, опустив руку с гребнем, и опасливо поглядела в окно, словно в нем могла заметить крадущихся ко дворцу разбойников.

Она тряхнула головой, решив что это глупо, но испуганно вздрогнула, стоило дверям в ее покои открыться. Увидев Коркута-пашу, она одновременно и испытала облегчение, и напряглась, как и каждый раз, когда муж переступал порог ее спальни. Она вернулась к своему прежнему занятию, старательно расчесывая гребнем густые волосы. Раз уж он пришел, она не отстанет от него, пока не узнает всех подробностей.

– Что-нибудь выяснилось?

Не отрывая от жены тяжелого взгляда, Коркут-паша подошел к ней сзади и бесцеремонно забрал из ее рук гребень, из-за чего она недовольно посмотрела на него через отражение в зеркале. Бросив его на столик, мужчина недвусмысленно обхватил ее руками со спины, прижав к своей груди, и стал целовать ее оголенное плечо, щекоча его бородой.

– Коркут, сначала мы поговорим, – воспротивилась Нилюфер Султан, но она не вырывалась, зная, что это бесполезно.

– Позже все разговоры, – отрезал Коркут-паша.

Резко развернув жену, он двумя пальцами поднял ее лицо за подбородок и, смотря ей в глаза, наклонился, чтобы поцеловать, однако султанша увернулась.

– Нет, – упрямо процедила она. – Прежде я хочу все узнать.

Уже порядком раздраженный паша, который и так никогда не отличался терпением, наклонился и нахально подхватил ее на руки, решительно направившись к расправленному к ночи ложу.

Позже разговор не состоялся, потому что измученная необычайной настойчивостью мужа Нилюфер Султан о нем совершенно позабыла, проваливаясь в сон на широком плече Коркута-паши. Будь она в состоянии сейчас думать и анализировать, заметила бы очередную странность в поведении обычного холодного мужа. Обнимая ее, он словно бы умиротворенно прислонился подбородком к ее голове и даже как-то ласково перебирал пальцами ее длинные волосы, раскинувшиеся по подушкам.

Не успела Нилюфер Султан, наконец, заснуть, как ее тут же вырвал из объятий сна неожиданно раздавшийся стук в двери. Теплое плечо мужа выскользнуло из-под ее головы и, сонно приподнявшись на локте, она в недоумении проследила за ним, быстро натянувшим штаны и выглянувшим в коридор.

– В чем дело? – он словно вовсе и не спал минуту назад – так серьезно и бодро прозвучал его голос.

– Паша, для вас послание. Простите, что так поздно, но вы велели…

– Я знаю, что я велел, – оборвал его изъяснения Коркут-паша и, забрав послание, захлопнул двери перед носом слуги.

– От кого это? – хриплым после сна голосом спросила Нилюфер Султан, смотря, как ее муж, подойдя к горящей свече, хмуро читает послание. – Какие-то сведения о нападении?

– Спи, Нилюфер, – поджигая послание от пламени свечи, сдержанно ответил Коркут-паша.

– Я не имею права знать? – наоборот, еще больше распалившись, султанша села в постели, и одеяло, соскользнув с ее груди, обнажило ее.

Поймав на себе обжигающий взгляд направившегося обратно к ложу мужа, она поспешно прикрылась, но было уже поздно. Опустившись рядом, он подтолкнул ее на подушки и навис сверху, став жадно целовать ее шею. Нилюфер Султан устало закатила глаза и уперлась ладонью ему в грудь, немного оттолкнув от себя.

– Ты разве не должен пойти к себе?

– Я решил вернуться жить в эти покои, – наслаждаясь ее замешательством, с усмешкой сообщил Коркут-паша.

– Что?.. – Нилюфер Султан опешила. Она привыкла жить одна и лишь изредка терпеть общество мужа, а теперь… – Но зачем?

– Так мне будет спокойнее, – неохотно объяснил он и продолжил начатое.

Чувствуя, что она больше не в силах выдержать его ласк в эту ночь, султанша без особой надежды, что это его остановит, произнесла:

– Коркут, я очень устала и хочу спать.

Обычно на него не действовали подобные заявления, но сегодня Коркут-паша в который раз удивил ее, с явной неохотой отстранившись и опустившись рядом на подушки.

– Тогда спи и прекрати, наконец, задавать вопросы.

– Но почему ты не хочешь мне рассказывать? – возмутилась Нилюфер Султан, повернувшись на бок лицом к нему. Муж лежал, положив одну руку под голову, и смотрел в потолок. – Я имею право знать, учитывая, что сегодня меня чуть не убили. Там была и Мерган! А если все повторится, Коркут? Если им удастся довести до победного конца то, что не удалось сегодня?

– Я с этим разберусь, – мрачно произнес Коркут-паша и, повернув к ней голову, посмотрел на жену сквозь мрак, царящий в покоях. – А тебе, госпожа, не о чем беспокоиться. Я не позволю ни одному из своих врагов причинить вред моей семье. И на этом разговор окончен. Спи.

– Но…

– Если ты, конечно, не хочешь продолжить то, что мы начали.

И снова он знал, на что надавить. Сжав губы, чтобы заставить себя замолчать, Нилюфер Султан только вздохнула и, поудобнее устроившись на подушках, смежила веки. Засыпая, она не могла видеть, что муж так и не отвел от нее своего взгляда, под покровом темноты сумрачно вглядываясь в ее черты.

Дворец Фюлане Султан.

– Я же сказала – никаких ошибок! – прошипела Фюлане Султан, стоя в темном коридоре возле ее с супругом покоев. – Неужели так трудно расправиться с несколькими мужчинами?! С ним-то и охраны, считай, не было.

– Я не ожидал, что Коркут-паша и его охрана перебьют всех наших людей, – сухо, но с оттенком вины ответил ей Кенан-ага. – Признаю, это моя оплошность. Я недооценил пашу. Выходит, его не зря называют лучшим воином во всей империи. Но в том, что все наши люди убиты, есть и плюс. Паша не сможет выяснить, что это мы их наняли.

– Ты мне все дело испортил! – в крайнем раздражении процедила Фюлане Султан, но, шумно выдохнув, заставила себя успокоиться и начать думать. – Теперь нам больше не застать его врасплох. Он будет ждать нападения и должным образом к нему подготовится. Если вообще не начнет расследование, а это вполне ожидаемо. Нам нужно быть очень осторожными с этого дня, чтобы не выдать себя.

– Что вы прикажете, госпожа? – готовый к любому поручению, осведомился слуга. – Снова устроить нападение? Для этого, правда, придется выждать некоторое время и подыскать удобный момент, но…

– Нет, пока больше никаких нападений, – отрезала Фюлане Султан и, в напряженных раздумьях посмотрев сторону, что-то решила для себя и повернулась к аге. – Будем действовать иначе. Я подстраховалась на всякий случай, устроив все так, чтобы с месяц назад подосланную мною рабыню взяли в услужение во дворец Коркута-паши и Нилюфер Султан.

– Как вам это удалось?

– Я подкупила тамошнюю калфу, которую Нилюфер Султан часто отправляет на базар. Ее не трудно было подловить. Она и посоветовала рабыню султанше, а та взяла ее на службу. Теперь у них во дворце есть два моих человека. Если одну разоблачат, останется вторая. Они докладывают мне о происходящем в доме паши. Их руками мы и избавимся от него. Коркут-паша будет ждать нового нападения, но он даже не подозревает, что над ним нависла иная угроза. Как можно скорее найди мне яд, Кенан, и самый сильный.

– Я понял, госпожа, – склонил голову Кенан-ага и, напоследок мрачно посмотрев на нее, ушел по коридору, растворившись в темноте.

Эгейское море.

С наступлением ночи, когда пираты отправились спать, им не составило труда освободиться. Давуд-паша, сидя спиной к нему, на ощупь помог повелителю разрезать украденным кинжалом веревку, связывающую его руки, а тот после избавил от пут и его самого. Стараясь не шуметь, они из того сундука с оружием пиратов заручились кинжалами, а из других сундуков взяли себе немного провизии – кто знает, что их ждет там, на свободе? Оказавшись на пиратском судне, они, прежде чем оказаться запертыми в трюме, заметили привязанную к борту корабля шлюпку – на ней пираты добирались с корабля до суши. С ее помощью они и решили организовать свое бегство из плена.

Дверь в трюм не была заперта, ведь пираты считали, что связанным пленникам все равно из него не выбраться. Оказавшись на палубе, залитой светом полной луны, высящейся на звездном небе, султан Баязид и Давуд-паша с опаской огляделись, но вокруг было пусто – пираты спали кто в каюте, кто на нижней палубе. Дело осталось за малым: забраться в шлюпку, перерезать удерживающие ее канаты и уплыть к неизвестному греческому городку, мимо которого они как раз проплывали – его огоньки призывно мерцали в ночной мгле.

– Стоит поторопиться, – направившись к шлюпке, проговорил Давуд-паша.

Султан Баязид хотел последовать за ним, но тут его взгляд зацепился за мелькнувший сбоку от него силуэт, и он замер, повернувшись в ту сторону. Сестра капитана, видимо, чутким женским слухом уловив шум на палубе, в непонимании вышла из каюты и тоже замерла, исподлобья уставившись на него. Пару секунд они так и стояли, прожигая друг друга взглядами. Но тут девушка дернулась в сторону каюты, видимо, намеренная поднять тревогу. Падишах, наоборот, бросился к ней, успев перехватить, и зажал ей рот ладонью.

Давуд-паша обернулся на шум и, увидев, что происходит, поспешил ему на подмогу. Пиратка, которая бешено сопротивлялась удерживающим ее рукам его господина, все же вырвалась из них, но споткнулась о его ногу и рухнула на палубу, сильно ударившись головой. Не шевелясь, она затихла. И вокруг все тоже затихло. Казалось, даже шум волн, качающих корабль, стал тише.

– Она мертва? – тревожный голос Давуда-паши оборвал тишину.

Султан Баязид опустился на корточки перед распластавшейся на палубе девушкой. Ее длинные пшеничные волосы раскинулись вокруг ее головы, золотясь в лунном свете, а лицо ее было так красиво и умиротворенно, будто она всего лишь спала. Коснувшись пальцами ее шеи, мужчина нащупал пульс и неожиданно для самого себя испытал облегчение.

– Жива.

– Нужно уходить, повелитель, – с опаской покосившись в сторону каюты, сказал Давуд-паша.

Поколебавшись лишь миг, султан Баязид вдруг протянул руки и подхватил с палубы сестру капитана под недоумевающим взглядом своего визиря. Он, однако, быстро справился с удивлением.

– Не стоит, повелитель. Они не оставят нас в покое, если мы заберем ее.

– Как мы будем ориентироваться в этих землях, даже не владея греческим языком? Без нее нам из Греции ни за что не выбраться. Будет нашим проводником.

Давуд-паша смолчал, услышав в голосе падишаха твердость – он не отступится. И визирь догадывался, что это его решение вызвано не только теми причинами, которые он озвучил. Девушка ему приглянулась, а государь не привык отказывать себе в том, что касалось женщин.

Они забрались в шлюпку и, прижимая к себе потерявшую сознание красавицу, султан Баязид угрюмо вглядывался в ее черты, которые необъяснимо и совершенно неожиданно что-то в нем затронули. Давуд-паша тем временем обрубил своим кинжалом канаты, и шлюпка с силой ударилась о волны под громкий всплеск. Заработав веслами, мужчины направили лодку в сторону виднеющегося вдали греческого городка, надеясь в нем обрести укрытие.