Читать книгу МОЗАИКА МОЕЙ ЖИЗНИ - Лариса Залесова - Страница 11

ГЛАВА ВОСЬМАЯ ОТЪЕЗД ОЛЬГИ

Они уезжали с Варшавского вокзала.

Накануне отъезда все собрались в столовой. Настроение за столом было удрученное. Сестры сидели рядом, держась за руки, а бабушка напротив, не сводя с Ольги глаз, как будто старалась запомнить на всю жизнь черты лица своей дочери. Она предчувствовала, что они больше не свидятся. Сцепленные руки бабушки подрагивали, но лицо оставалось сосредоточенным и сдержанным. Мужчины, включая Бориса, сидели молча. Я еще не знала, какие изменения в мою жизнь принесет отъезд Ольги. Мне было неспокойно, с отъездом Федора я лишалась единственного товарища по играм. За исключением школьных подруг в моем окружении детей не было, и потому Федор был важен. Мы привыкли друг к другу, между нами завязалась если не дружба, то приятельские отношения, и мы часто вместе противостояли натиску взрослых, защищая свои интересы. Мне хотелось знать, что чувствовал Федор в этот последний вечер, но он молчал.

Перед ужином он ко мне подошел и предложил мне свои игрушки и книжки. Также он попросил меня ему писать и пообещал, что обязательно будет мне отвечать.

Ольга после возбуждения последних дней была в подавленном настроении; ее бледное лицо с заплаканными глазами отражало неуверенность в будущем, к которому она так стремилась. Было заметно, что она силилась сдержать слезы. Мама как всегда выглядела спокойной и уверенной в себе, но судя по тому, как нежно она обнимала Ольгу, я знала, что она переживала, предчувствуя вечную разлуку с любимой сестрой.

Неожиданно Ольга поднялась и попросила внимания, готовясь произнести речь.

Думаю, ее переполняло чувство вины, и она искала либо оправдания себе, либо тех, на кого можно было свалить вину.

-Что вы тут сидите? Почему мы не можем уехать все вместе? Одной семьей? Я знаю весь процесс. Вам будет гораздо легче. Уверяю вас, вы быстро получите необходимые документы и окажитесь в Париже. – Она замолчала, ожидая реакции.

Мама молчала, украдкой взглядывая на родителей.

-Это хорошая, достойная идея, но ..- начал дедушка, скорее обращаясь к самому себе. – Он остановился, как будто его душили слезы, достал носовой платок из верхнего кармана пиджака и вытер слезы, и затем докончил:

-Я вам скажу, мы достаточно в своей жизни путешествовали, и я думаю, что наша земная жизнь закончится именно тут, в этом городе, а о небесной жизни я ничего не могу вам сказать. На меня обрушилось проклятие - я должен смотреть, как распадается моя семья, как разваливаются семейные связи, как заканчивается дружба, казавшаяся самой стойкой на свете, как умирает привязанность. Ранее за этим столом, когда собиралась наша семья, мы не могли найти достаточно стульев для всех, наша столовая казалась слишком тесной, а теперь?

Он махнул рукой и закрыл глаза.

Все сидели, избегая встретиться с ним глазами, потому что на его лице было написано такое отчаяние, что его было трудно вынести.

Дедушка открыл глаза и медленно развел руки, как бы обнимая овальный обеденный стол, за которым даже сейчас в сложенном виде могли поместиться двенадцать человек, а в раздвинутом виде он мог вместить 20 обедающих. Он всех нас обнял широким жестом, потом медленно сложил руки и хлопнул в ладоши:

-У всех есть выбор. Даже сегодня. И я предпочитаю остаться здесь. Дорогая Ольга, в Париже прошу тебя, поднимись на мост имени Александра Третьего и передай Сене мою любовь и добрые пожелания.

Никто не отваживался заговорить. Я понимала, что вскоре эта ситуация коснется меня тоже. Из всей большой семьи оставались мы пятеро в Петербурге и папины родственники в Москве. Остальные уехали, умерли, исчезли из поля зрения. Санкт Петербург, Москва, Крым, Украина- я была повсюду желанной гостьей. Большая хлебосольная семья попала в круговорот истории и распалась.

В центре стола стояли две одинаковые фотографии. За несколько дней до отъезда мама и Ольга отправились в фотоателье, на Невском, бывшее ателье Нарбута, и сделали два одинаковых портрета. Мама была выше своей сестры, и фотограф усадил ее в кресло, а Ольга стояла рядом, немного наклонившись к ней. Обе были одеты в темные бархатные платья, в ушах сверкали бриллиантовые серьги, шеи украшали жемчужные ожерелья. Красивые лица были серьезными, головы мамы и Ольги подымались на длинных элегантных шеях как головки весенних тюльпанов. У мамы были корона из кос, у Ольги волосы были забраны на затылок, открывая нежное лицо.

Ольга взяла свою фотографию во Францию, где я снова ее увидела спустя многие годы, а мамина пропала во время наших переездов. Но пока бабушка была жива, она хранила ее в своей комнате, как и другие фотографии. Они стояли на темном комоде, вставленные в резные металлические рамки. Я любила, облокотившись на блестящую поверхность, их рассматривать. Если долго вглядываться, то лица на картинках оживали, на губах появлялись улыбки, глаза смягчались, и мне представлялось, что они мне рассказывали разные истории.

Иногда я с ними разговаривала, хотя многих никогда не встречала, а знала только по рассказам. Если бабушка заставала меня за этим занятием, она улыбалась, подходила поближе и объясняла, кем ей приходились эти люди. Я знала, что ей это доставляло удовольствие, и в моей последующей жизни я часто вспоминала ту комнату и комод, заставленный дагерротипами. Сосредоточившись, можно было поверить, что они рядом, что мы вместе, и я не одна. Реальность моего одинокого детства уходила.

Мрачное молчание разбил Борис:

- Прошу внимания, – мой дядя оглядел стол и похлопал в ладоши. - За эти месяцы вы устроились в Петербурге, у вас есть работа, у Лиды - школа. Благодаря энергии Левы вы не голодаете. Если будет трудно, мы вам разрешаем продавать нашу мебель.

-Как же так? – возразила мама. – Мы постараемся переправить ваши вещи, куда вы скажете. Вам тоже на первых порах придется трудно.

- Уж точно.- Борис произнес легкомысленным тоном, не соответствующим ситуации и содержанию разговора. – Бог даст, устроимся, и надеюсь вас приютить, когда вы согласитесь приехать. Хотя бы в гости.

-Я уже не верю, что когда-нибудь увижу Париж, а мечтать мне никто не запретит, - бабушка взглянула на мужа:

- Мы вместе помечтаем, правда? - Я заметила, что ее глаза были грустные прегрустные, и руки по прежнему крепко сцеплены, как будто она старалась удержать под контролем эмоции и не позволить себе расслабиться.

-Думайте, что хотите, но после той бойни, что устроили европейцы, после этой ужасной войны я не хочу видеть ни Парижа, ни Лондона, особенно не хочу видеть Германию.- Отец поднялся из за стола и сделал несколько шагов по комнате.

-И это говоришь ты,- воскликнула Ольга, - ты, который обожал Штутгарт!? Потому ты так легко оставил немецкую мебель в Москве?

-Я его уговорила взять с собой хоть главное, - сказала мама.- Это свадебный подарок его отца, мы не можем оскорблять память Самуила.