Читать книгу МОЗАИКА МОЕЙ ЖИЗНИ - Лариса Залесова - Страница 12

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ НОВЫЙ ДИРЕКТОР ШКОЛЫ

Я все больше привязывалась к школе. Так получилось, что она стала убежищем от страха, который царил в семье.

Вот только одно портило настроение. В нашей школе появились кружки октябрят. Как то на перемене в класс зашел старшеклассник, извинился перед учительницей и попросил нас остаться на несколько минут:

-Ребята, вы еще маленькие, чтобы стать пионерами, но появилась новая организация, куда вас с радостью примут. Вы станете октябрятами. Мы будем проводить с вами занятия, экскурсии, читать вам лекции, но, главное, разучивать песни и танцы. В конце года лучшие октябрята из всех районных школ соберутся на праздничный вечер.

Он показал металлические значки в форме пятиконечной звезды с портретом белокурого улыбающегося мальчика.

-Такие значки получат октябрята.

Дома к моему энтузиазму отнеслись сдержанно, но реакция отца положила конец всем надеждам:

-Объяснять никому ничего не буду. Это не для тебя.

Большинство учеников стали октябрятами. Во время перемен они маршировали по школьному двору вместе с пионерами, а после школы собирались для всяких интересных занятий. Например разучивали патриотические песни, которые исполняли на концертах в других школах. Я сожалела, что не стала частью этой группы, но мне даже в голову не приходило ослушаться отца. И не из за страха, а из за моей любви к нему и уважению.

Три девочки из моего класса были в подобном положении, и я подозреваю, что они тоже испытывали зависть и обиду, наблюдая, как улыбавшиеся сверстники маршировали по двору. Однажды, когда я жадно следила, как их заводила, энергичная девушка, шла впереди колонны и запевала, поощряя всех к ней присоединиться, ко мне подошла Галина Александровна и спросила, почему я не в их рядах.

Я ответила, как меня научила бабушка: занятия музыкой не оставляют мне времени. Это было не так далеко от правды. Она помолчала, возможно, о чем то догадываясь, и больше не спрашивала.

Однажды утром в наш класс зашел высокий приветливый мужчина в военной форме, довольно молодой и чисто выбритый. Я всегда обращаю на это внимание, так как отец, сколько я себя помню, носил усики. Поздоровавшись с нами, он сел за стол рядом с Галиной Александровной. Мы продолжали читать, но так как его присутствие всех насторожило, мы читали хуже, чем обычно, и учительница вынуждена была нас поправлять. Нахмуренные брови и сжатые губы выдавали ее неудовольствие, а нас интересовало, кто этот человек. Впервые с начала школьных занятий кто то вмешался в наш мир, стоявший в стороне от действительности, прервал непосредственное общение с учительницей, и мы не понимали, что ему понадобилось в нашем классе. Послушав, как мы читали, мужчина поднялся и прошелся между рядами парт, изредка останавливаясь и заглядывая в наши тетрадки с разлинованными страницами, а потом покинул класс. После его ухода мы зашумели:

-Кто он? Что ему надо?

Окружив Галину Александровну, мы ожидали ответа. Она пожимала плечами и отвечала, что ничего не знает.

Через неделю загадка этого визита разъяснилась. До Революции наша школа была частной и принадлежала госпоже Марии Стоюниной. Когда школу национализировали, она осталась директором и преподавала в старших классах литературу. Ее невысокую фигуру мы видели ежедневно в школьных коридорах. Она быстро семенила ногами и успевала во время перемены заглянуть во все классы. Вообще, в школе царила чудная атмосфера, я не помню, чтобы кто то плакал или кричал; если возникали споры, они быстро разрешались. Мария Стоюнина, пожилая дама, с аккуратно собранными на затылке седыми волосами, обычно, завидев учениц, останавливалась и расспрашивала, что мы учим и нравится ли нам предмет. Ее доброе улыбчивое лицо выказывало живой интерес к нашим ответам. Даже самые застенчивые девочки переставали ее стесняться и включались в беседы. Сколько я помню, она носила белые блузки со стоячими воротниками, часто меняла жакеты, которых обычно красовалась большая камея. Я знала, что это такое, потому что в нашей семье все женщины любили камеи.

Перед ее кабинетом в коридоре был старинный кожаный диван с высокой спинкой и подлокотниками, дверь в наш класс была рядом, и мы, облюбовав этот диван, во время перемен часто на нем сидели, поверяя друг другу секреты. Заметив ее невысокую фигуру, мы настороженно затихали, ожидая, что нас будут журить, но она улыбалась и быстрым шагом проходила в свой кабинет, где ее обычно ожидали учителя.

Однажды во время перемены, когда мы там сидели, к нам подошла госпожа Стоюнина и сказала:

-Идите в класс. Я к вам сейчас подойду.

Мы вернулись в класс, недоумевая, что бы это значило. Когда прозвенел звонок, двери открылись и вместе вошли Галина Александровна и госпожа Стоюнина.

-Дорогие мои девочки, – произнесла директриса, дотронувшись до камеи, как будто желая набраться от нее мужества или сдержать волнение сердца. - С душевной болью я должна вам сообщить, что со следующей неделе у вас будет другой директор.- И она назвала того самого мужчину в военной форме. Мы охнули. Думаю, что наша учительница тоже была поражена.

-Я покидаю Петербург и вообще Россию, уезжаю в Париж. Мне очень трудно с вами расстаться. Вся моя жизнь прошла в этой школе, в этом здании. Но я не молода и должна решать свою судьбу. Ваша жизнь только начинается, с каждым годом она будет все интереснее. У меня к вам скромная просьба - не забывайте вашу первую школу. Мы делали все, чтобы у вас осталось самое лучшее впечатление от детских лет, мы хотели продлить вам детство, замедлить вступление во взрослую жизнь, которая не всегда легкая. Я вас всех люблю и всегда желала вам только добра. Не ленитесь хорошо учиться, дружите, пусть эта детская дружба продолжится в последующие годы. Оставайтесь честными перед собой и перед всеми. Всегда поступайте по совести.

Мы сидели очень грустные. Хотя у нас всех уже были драматические моменты в нашей короткой биографии, например чего стоила поездка из Крыма в Москву, или страхи за отца сейчас, мы еще не принимали многого серьезно. Между нами и миром стояла защитная стена из родителей. Я увидела, что наша Галина Александровна вытирала слезы.

Потом мадам Стоюнина подошла к каждому и всех нас поцеловала. Тут мы уже все плакали. Торжественно поклонившись, она вышла из класса. Перед выходом, около дверей она поцеловала Галину Александровну и ее перекрестила. Я удивилась, так как этого уже никто не делал на людях. Многие начинали бояться проявлять свои религиозные чувства и даже в церковь ходили украдкой, стараясь это делать незаметно. Но было еще далеко до той травли, которая началась через два года, когда начали взрывать церкви и расстреливать священников.

Несмотря на отъезд госпожи Стоюниной, атмосфера в школе оставалась прежней. Новый директор не спешил вводить изменения и менять установленную систему образования. У нас продолжали работать те же учителя, никто не был уволен. Однако, одна перемена произошла. Теперь наша гимназия стала называться общеобразовательной школой номер 51 для детей рабочих. Когда я повторила это длинное наименование отцу дома, он фыркнул и снова подчеркнул свое правило – не вступать ни в какой кружок, особенно с политическим уклоном.

Новый директор регулярно появлялся на наших уроках. Если Галина Александровна волновалась, она этого не показывала, а вот мы нервничали. Но постепенно, видя, что наша учительница оставалась спокойной и встречала его с улыбкой, мы успокаивались. Самое интересное, что мы начали лучше учиться и старались выполнять домашние задания. Никогда этого не обсуждая между собой, мы приходили в школу лучше подготовленными.

Нас сердило, что новый директор появлялся без предупреждения. Но каждый раз мы предчувствовали, что именно сегодня он должен появиться, и нервно поглядывали на дверь, прислушиваясь, не скрипят ли в коридоре его сапоги. И все таки каждый раз упускали тот момент, когда неслышно распахивалась дверь и на пороге стояла его высокая фигура. Он коротко кивал головой, бросал взгляд на нашу учительницу и шел в конец классной комнаты, где садился за свободную парту.

Во время урока он сидел тихо, иногда что то помечая в своей тетради. Если кто то не мог ответить на вопрос, мы смотрели на него, стараясь поо лицу угадать его мнение, но оно оставалось непроницаемо. Когда звучал звонок, означавший конец урока, мы не двигались с места, ожидая, когда он встанет. Только после того, как за ним закрывалась дверь, мы заговаривали, в первую очередь, расспрашивая учительницу, почему он к нам приходит. Она объясняла, что таковы школьные правила, и что новый директор желает ознакомиться с учебным процессом. Постепенно его посещения становились реже и скоро совсем прекратились.

Ученики из параллельного класса говорили, что это его первая гражданская работа, а до этого он служил в армии политическим инструктором. Возможно, потому он проявлял повышенный интерес к политическому просвещению. Он не только поощрял специальные школьные кружки, но сам лично во время перемен подходил к ученицам и убеждал их вступать в пионерскую организацию. Мы стали избегать нашего привычного места - большого кожаного дивана, который, находясь напротив директорского кабинета, очутился как бы на передовой.