Читать книгу Святые Полуночники - Макс Бодягин - Страница 13

11. Номики вестник

Оглавление

Номики стоял перед материным крыльцом уже с полчаса, не в силах поднять ногу и взобраться по ступеням. Его трясло от недосыпания и усталости, но не только ночная схватка с ворвавшимися в город мертвяками стала причиной его болезненного состояния. Он не мог отогнать от себя призрак обнажённой мёртвой Хеккубе. Его сжигал немилосердный стыд. Он снова и снова вспоминал её истерзанное, но такое красивое тело, и жаркая волна замешательства накрывала его с каждой срамной мыслью. Он надеялся на то, что ни Мейтон, ни отец не заметили вспышку похоти в его глазах, когда он разглядывал убитую.

Номики рассеянно погладил выбритую макушку. Несмотря на то, что он уже два раза за день принял душ, ему всё равно казалось, что от него всё ещё несёт мертвечиной. Вернувшись из «Солнечной Нимфеи», он снова взялся оттирать доспехи, просто чтобы успокоиться. Что теперь будет? Что станет с отцом? С нами? С мамой? А Пирре? Вот она-то наверняка обрадуется. Ох, Святые Полуночники, как же я всё расскажу? Номики всё-таки взобрался на крыльцо, пытаясь унять дрожь, взялся за медное кольцо и снова задумался, чувствуя приятную прохладу металла. Он погладил кольцо с львиной головой. Сегодня отец вновь ударил его, когда он попытался сказать ему какие-то ободряющие слова. Мейтон, сука, стоял и смотрел с ехидной улыбкой, как он корчится на полу гостиницы. Все смотрели. Все. Пульмон с женой попытались отвернуться, но они тоже видели. Н-на тебе под дых. Служанки пялились на то, как он задыхался, пытаясь не зареветь от обиды на отца. Гоплиты сделали каменное лицо, конечно, но… Сука, как же стыдно. За что? За что, папа? Почему я не сдох сегодня ночью? Почему меня не сожрали эти ёбаные мертвяки?

Кинней не трогал его почти весь год, с тех пор, как привёл домой Хеккубе. Его будто подменили. Он стал обходительным и ласковым, даже прислуга заметила эту перемену. Номики даже начал думать, что отец стал более снисходителен и к нему, жалкому ублюдку, которому с детства доставались все тумаки и затрещины. Он посмотрел на свои массивные руки, которыми он как-то из озорства придушил боевого молосса, чего не удавалось ещё никому. Он бьёт меня, как скотину, а я ничего не могу сделать, подумал Номики. Призрак обнажённой Хеккубе снова сверкнул перед ним ослепительно белой кожей. Что с нами будет, пробормотал он и всё-таки набрался духу постучать кольцом в массивную медную плашку.

Пирре открыла ему дверь и тут же заметила, что с братом что-то не то. Она внимательно смотрела на него встревоженными карими глазами, не впуская внутрь, будто знала, что он принёс важную весть. Номики набрал в грудь воздуха и шепнул: она трезва? Вроде да, кивнула Пирре: что-то случилось? Номики коротко кивнул: пусти, я должен вам обеим кое-что рассказать. Что-то с папой, охнула Пирре, положив руку на грудь. Да дай пройти уже, сердито фыркнул Номики, отодвинул сестрёнку и вошёл внутрь, ища мать глазами.

Мелиссе изящно держала фарфоровую чашку, наслаждаясь ароматом настоящего южного чая. Заслышав в дверях шёпот, она сделала глоток, чувствуя блаженство, всегда охватывавшее её, когда она утоляла жажду, приходящую вслед за покуркой. Шёпот усилился. Пирре, детка, кто пришёл, с ленцой спросила она, надеясь, что это не очередной бесполезный визитёр. Бывшие друзья, которые навещали их с мужем в счастливые времена брака, стали её раздражать своими манерами. Собачья преданность, которую они изображали на своих лицах, бесила Мелиссе донельзя. Особенно в такие моменты, когда кайф медленно отпускал её, раз в полчаса накатывая остатками тёплой волны блаженства. Она бы хотела спокойно провести это время с дочерью без посторонних, насладившись послевкусием, но тут Пирре с каменным лицом вошла на кухню и Мелиссе сразу поняла, что день будет испорчен.

Из-за плеча девочки высился гигант Номики с хмурым лицом, поэтому Мелиссе поставила чашку, чтобы он не увидел, как затряслись её пальцы. Здравствуй сын, поцеловать меня не хочешь, ледяным тоном сказала она. Номики потупился, обогнул Пирре и почтительно опустился на колени. Мелиссе погладила его колючую макушку: ты принёс плохую весть? Даже не знаю, как сказать, мам, пробасил Номики: я говорить-то не такой мастак, как Пирре, поэтому скажу, как есть. Ну же, крикнула брату девочка: не томи. Номики кашлянул и, отведя глаза, прошептал: сегодня ночью кто-то убил Хеккубе,

Что? Голубые глаза Мелиссе расширились и заметались в глазницах. Она взяла лицо сына в тёплые ладони и недоверчиво переспросила: сыночка, что ты сказал? Номики мягко высвободился из материнских рук, встал, отхлебнул из кружки Пирре, чтобы прочистить горло, и повторил уже более твёрдым тоном: сегодня ночью кто-то изнасиловал и убил Хеккубе. Я сам видел труп. Его нашёл поутру новый верховный кат.

Где, выдохнула Мелиссе, уже не скрывая радости. Пирре подошла ближе и положила на плечо матери пухленькую ладонь. Номики мотнул головой на запад и ответил: кто-то выбросил Хеккубе из окна гостиницы «Солнечная нимфея». Мелиссе медленно откинулась на спинку стула, прикрыв глаза. Она положила ладонь на руку дочери, чувствуя как по лицу расползается счастливая улыбка. Пирре стояла, глуповато приоткрыв рот, потом сообразила, что молчание длится слишком долго и осторожно спросила: а кто её? В смысле, убийцу нашли? Номики молча мотнул головой на толстой шее. Пирре подскочила к нему и крикнула: а как же папа?

Мелиссе открыла глаза. Её словно выбросили в пустоту, но за спиной раскрылись белоснежные сильные крылья и теперь она парила в восходящих потоках, с наслаждением чувствуя себя орлицей, скользящей между облаков. Номики нахмурился: папа первые полчаса ходить не мог, я думал, всё. Но он крепкий, сейчас уже более-менее в себя пришёл. Я знала, прошептала Мелиссе: Святые Полуночники не терпят несправедливости. Я знала, что долго эта сучка царствовать не будет. Мама, сердито крикнула Пирре: её же изнасиловали! Ой, смотрите-ка, беда какая, глумливо засмеялась Мелиссе, приложив руки к щекам в жесте притворного горя: эту течную сучку, которая тут жопой виляла, покрыл какой-то кобелёк!

Мама, не говори так, прохрипел Номики, он собирался сказать что-то ещё, но Мелиссе зло перебила его: не учи мать, как себя вести! Она резко встала со стула, подошла к окну и проверила, плотно ли прикрыты жалюзи. Потом так же резко развернулась к детям и, понизив голос, спросила: что он собирается делать? Я про вашего отца. Он разум-то не потерял? В глазах Пирре вспыхнула надежда, она с любопытством повернулась к Номики: он спрашивал про маму? Он вернёт её к нам домой?

Номики достал из шкафа чистую чашку, налил чаю, сел за стол и, уставившись в кружку, пробормотал: я за него боюсь очень. Он заперся на псарне, кормит молоссов мясом. Знаете, как обычно? Стоит как памятник на краю вольера и смотрит, как они подпрыгивают, пытаясь отобрать друг у друга куски, которые он на весу держит. Не разговаривает, на вопросы не отвечает. Просто стоит и кормит собак. Говорит с ними. Даже слёз нет. Как каменный. Но я поговорил с Мейтоном…

Уже достижение, с сарказмом перебила его Пирре. Тихо, прикрикнула на неё мать: говори, что там Мейтон? Номики грустно усмехнулся: думаю, он сегодня нажрётся с гоплитами с такой радости. Он считает, что никакого убийцу искать не надо. Кан Кастор считает, что Хеккубе задушил Зосема, потому что он пытался на неё напасть, ну, вы понимаете, с какими целями. Мейтон с ним согласен, они же друзья не разлей вода, как будто это Кастор ему брат, а не я.

Да это понятно, с досадой перебила Пирре: что он говорит-то, Мейтон наш? Номики шумно отхлебнул из чашки, отчего Мелиссе брезгливо поморщилась, и сказал: да чего он говорит? Говорит, что отец говорил с этим верховным катом, он толковый малый, настоящий сыщик, теперь отец его попросит расследование провести. Вдруг это не Зосема сделал. Пирре усмехнулась: этот Зосема такая падаль, на что угодно способен! Мелиссе стукнула ладонью по подоконнику: Пирре, прекрати говорить такие слова! Ну мам, расширила глаза Пирре: на нём же действительно клейма ставить негде! Мы с девочками из сколии если видим его, на другую сторону улицы переходим. Ты же помнишь двоюродную племянницу кане Каре? Высокая такая? Зоська же её на прошлой неделе так в углу зажал, что крик стоял на весь квартал! Она говорит, что до сих пор забыть не может, как от него дурильней воняло. А она меня на месяц младше.

Мелиссе подошла к дочери, обняла, чмокнула в крашеную макушку и сказала, глядя поверх неё на Номики: всё это совершенно неважно. Это уже не наше дело. Сучка сдохла, простите дети, и нам надо собраться с мыслями, чтобы привести в чувство вашего бедного отца. Хоть я и желала ему смерти, надо признать, но вы-то его дети, вы должны быть вместе, должны поддержать его, последить, чтобы с ним всё было в порядке.

Номики мысленно усмехнулся: поддержать? Как? Он потёр всё ещё саднящее место удара, где пуговицей поцарапало кожу, и сказал: у меня ни одной мысли в голове, мам. Ни одной. Я отца таким не видел никогда. Вообще ни разу за всю жизнь. Мне так страшно, мам. Меня будто на части разобрали, я никак в себя прийти не могу от всего этого.

Пирре саркастически хмыкнула: ты же не любишь его. И никогда не любил. Я же знаю, что тебе его не жалко нисколько, это ты по Хеккубе убиваешься. Номики моментально покраснел и вскочил так резво, что уронил стул: да как ты смеешь?! Дура! Но Пирре совершенно не обиделась, наоборот, её улыбка только стала шире и слегка мягче. Она подошла к пылающему брату, встала на цыпочки и погладила его по щеке: сам ты дурак, Ном. Я даже себе не представляю, какое это горе, взять и влюбиться в такую куклу.

Влюбиться?! Мелиссе по-мужски захохотала: вот только этого мне не хватало! Боги-боги, всё у нас наперекосяк! Это не любовь, Пирре, сказала она, подходя к детям: это называется похотью. Номики смотрел вниз. Больше всего на свете он желал сейчас провалиться сквозь пол, пробиться через подпол, проломить фундамент, прорвать земную твердь и очутиться во владениях адского Ена, хохочущего над трупами мертвецов.

Как хорошо, что я не жила с вами и не видела всего этого безумия, ядовито продолжила Мелиссе: как можно было влюбиться в такую потаскушку? В шлюху из Ворейи! Номики, ты сошёл с ума? Милый, я не понимаю тебя. Зачем ты рассказала ей, глухо спросил Номики сестру: она ведь никогда бы не поняла. Перестань говорить так, как будто меня нет в этой комнате, закричала Мелиссе. Ном, позвала его Пирре, прижавшись к брату и гладя его по могучей груди: но ты ведь действительно с ума сошёл. Хорошо, что отец с Мейтоном ничего не замечали.

Прекрасно, фыркнула Мелиссе и резким жестом поправила заколку с топазовым набалдашником. Пирре повернулась на её голос и тут почувствовала, как на макушку капает что-то горячее и мокрое. Она подняла глаза и увидела, как из крохотных глаз Номики текут слёзы. Пирре попыталась сказать что-то утешающее, но брат отбросил от себя её руки, и резко пошёл к выходу. Мелиссе провожала его презрительным взглядом, но не проронила ни слова. В ледяном молчании Номики дошёл до двери, с мясом вырвал цепочку, дёрнул дверь на себя, перешагнул порог, но замедлился и сказал, так и стоя одной ногой в доме, а другой на крыльце: у вас сердца нет. Вот, в чём беда нашей семьи. Ни у кого сердца нету, понимаете? Люди считают отца насекомым, так вы ещё больше насекомые, чем он. Он хотя бы Хеккубе любил, а вам на всех плевать. Вы не люди. Он помолчал, стеклянно глядя перед собой, вытер рукой лицо, поглядел на мокрую ладонь так, будто бы она была чужой и повторил: нет, вы не люди. Нет.

Святые Полуночники

Подняться наверх