Читать книгу Инвиктум - Меган Джой Уотергроув - Страница 20

(Ремелин)

Сенатор Роу привязан за ноги к балке над потолком. Его заплывшее жиром лицо с большим носом и кривой линией губ с каждой минутой багровеет все сильнее. Кровь приливает к голове с ошеломляющей скоростью. Джед стоит напротив, скрестив руки за спиной, и смотрит на сенатора снизу-вверх с умиротворенным выражением лица.

– Проснись и пой, Малкольм.

Роу бессвязно мычит. Он не в этом мире сейчас. Его сознание наводнено образами и иллюзиями, которыми Джед его питает. Каждая из иллюзий болезненна и смертоносна, и я уже вижу, как сенатор изможден. Он устал от пыток внутри его головы, однако ему предстоит еще через многое пройти в реальности.

Джед взмахивает рукой, и веревка, которая стягивает ноги сенатора, лопается, и мужчина с громким бухающим звуком падает на землю. Мы находимся на одном из заброшенных складов неподалеку от Акропольской границы. Роу пыхтит и ерзает на полу, пытаясь прийти в себя. Джед склоняется над ним.

– Как там мама? – спрашивает он. – Все еще держишь ее за идиотку?

Родители Джеда давно в разводе. Когда он был маленьким, отец ушел от них, а спустя два года выяснилось, что он погиб при невыясненных обстоятельствах. Его тело так и не нашли. Мать Джеда тут же выскочила замуж за тогда еще министра по финансам Малкольма Роу. Он придерживался мнения, что Инсолитусы – выродки, ошибки природы, которых нужно устранить. И когда узнал, что его пасынок один из таких, то был решительно настроен запереть его в клетке. Однако, у него не получилось. Вместо него это сделала моя мать.

Джед грезил идеей о мести. Как и я. Все мы были обиженными детьми Акрополя.

– Надеюсь, она в порядке, – повседневным тоном продолжает Джед, расхаживая вокруг распластавшейся по полу туши сенатора. – Знаешь, Малкольм, на самом деле я по тебе даже соскучился. Особенно по пощечинам и затрещинам.

Джед подходит ближе к Роу и со всего размаха бьет ногой ему в живот. Сенатор вопит. Я подозреваю, что Джедидайя использовал не простой удар.

– Как себя чувствуешь, сенатор? Нравится быть боксерской грушей?

– Пошел ты к черту, выродок! – яростно выплевывает Роу, и это заставляет Джеда впервые за несколько часов улыбнуться. Губы растягиваются в привычной маниакальной ухмылке, а затем Джед снова наносит тяжелый удар, но на этот раз с помощью телекинеза. Он приподнимает сенатора в воздух. Мужчина хватается за горло, вероятно, в поисках воздуха.

– Помню, как ты топил меня в унитазе, – задумчиво произносит Джед, разглядывая синеющее лицо Роу. – Когда нечем дышать, и ты понимаешь, что следующее мгновение может стать последним…это ощущение ни с чем не спутать, правда, Малкольм?

Губы Джеда сжимаются в тонкую линию, а глаза леденеют. Я знаю, что последует за этим. Слишком часто наблюдала. Джед держит сенатора в воздухе еще несколько секунд, а затем отпускает. Когда Роу падает, я слышу хруст костей. Джед берет металлический стул и ставит его рядом с сенатором. С усилием сажает его и пристегивает жирные руки к подлокотникам тугими пластиковыми наручниками. Сенатор сидит с опущенной головой и пытается надышаться воздухом, хватает его ртом, как голодный пес хватает пищу.

– Я отправлю тебя в ад, Малкольм, – шепчет Джед, наклоняясь ближе к лицу сенатора. – Но для начала ты расскажешь мне все, что знаешь о сюзерене Стоук. Я хочу знать, где она прячется.

Маленькие круглые глазки мечутся из стороны в сторону, будто в поисках помощи. Но она не придет. Малкольм Роу знает, что это его последний день, и вероятнее всего не захочет говорить. Однако мне известно на что способен Джедидайя.

– Я знаю, что ты тренировал свой разум, Малкольм, – спокойно произносит Джед, доставая из большой спортивной сумки черный пластиковый бокс. В нем находятся орудия, способные развязать язык сенатора. – Много лет отгораживался от влияния таких, как я. Но сегодня это тебе не поможет. Ведь даже если я не смогу проникнуть в твою голову, я сделаю так, что ты будешь собственной кровью выплевывать информацию, которая мне нужна.

Роу не реагирует, просто грузно пыхтит и смотрит в пол. Он действительно тренирован лучше, чем я представляла. Джед достает из бокса несколько толстых иголок и зажигалку.

– Знаешь, как в старом Ираке пытали людей?

Сенатор скулит, опуская голову и что-то шепча про себя. Я слышу отрывок молитвы. Забавно. Он думает, что после всего, что произошло в мире, Бог как-то поможет ему. Лицемерный кусок дерьма.

– Они использовали раскаленные иглы, – продолжает Джед с видом истинного знатока. – Заложнику загоняют их под ногти. Раз за разом, пока он не начинает вопить, будто безумец. Они могут делать это часами, и даже днями, Малкольм. Пока жертва не сдастся, – Он медленно улыбается. – То же самое я собираюсь проделать с тобой. Только я не остановлюсь на этом. Нет. Я буду отрывать тебе ногти. А потом перейду к пальцам. Отрежу фаланги, затем кисти. Мне они кажутся очень красивой частью тела. Но только не твои, без обид. Твои так же уродливы, как и ты. Итак, после того, как я отрежу кисти рук, наступит очередь предплечий. И так далее, пока от твоих рук не останется ничего. Забавная ирония, не правда ли? Сенатор-толстосум без рук, которыми он наворовал свои миллионы.

Джед накаляет иглы. Малкольм Роу поднимает голову и впервые смотрит на своего пасынка взглядом, полным ненависти и презрения. Но я сомневаюсь, что Джеда заботит то, что о нем думает этот ублюдок.

– Нужно было прикончить тебя еще тогда, – выплевывает Роу, кривя губы. – Фрик.

Джед какое-то время просто стоит и смотрит на сенатора, а затем подносит одну из раскаленных игл к его руке и начинает медленно вводить ее под ноготь на указательном пальце Роу. Сенатор заходится в диком вопле, дергается всем телом.

– После того, как я отрежу тебе руки, – с невозмутимым видом продолжает Джедидайя, наклоняясь все ближе к лицу Роу. – Перейду к жирку на твоем животе. Отрежу кусок за куском и скормлю…тебе. Ты будешь давиться собственной плотью, Малкольм, а я буду наблюдать за этим прекрасным зрелищем и наслаждаться.

– Ты…– скрепя зубами бормочет Роу. – Ничего ты не получишь, кусок дерьма.

– Знаешь, когда ребенка постоянно называются ублюдком, фриком и куском дерьма, – рассуждает Джед, вгоняя очередную иглу, отчего сенатор трясется как ненормальный и буквально срывает голос. – Он постепенно начинает привыкать, что он…плохой, понимаешь? И это чувство зреет в его еще несформировавшемся разуме, крепнет с годами и превращается в ненависть, Малкольм. Ненависть сжигает все остальные чувства, заполняет собой сознание. И в конце концов…остается лишь она. Жгучая и ядовитая ненависть.

Руки Роу ходят ходуном, челюсти сжимаются. Боль, которая сейчас владеет его сознанием, всего лишь физическая боль. Такая боль проходит. Душевная боль, боль сердца остается с нами до конца.

– Ты не боишься физической боли, – протягивает Джед, становясь позади сенатора и опуская ладони на грузные плечи. – Ты подготовился.

– Тебе меня не сломать, выродок.

– Ты забываешь кое-что важное, папочка, – Джед наклоняется к его уху и тихо шепчет: – Я знаю твой главный страх. Я был в твоей голове задолго до того, как ты научился блокировать свой разум.

Лицо Роу вытягивается и становится застывшей гримасой. В крысиных глазах мелькает самый настоящий страх, и я ощущаю его, как сладкую конфету на языке. Сенатор тяжело дышит, прожигая отчаявшимся взглядом землю под своими ногами. С его пальцев капает вязкая кровь.

– Твоя дочь была милой девочкой, – протягивает Джедидайя. – Насколько я помню.

– Если ты хоть пальцем ее тронешь, я тебя…

Джед мгновенно оказывается напротив сенатора. Наклонившись, он резко выдирает иглы, воткнутые под кожу Роу вместе с его ногтями, и тот, обезумев от боли, надрывается криком. Этот пронзительный звук дребезжит в ушах, глубокое эхо его визга разносится по всему пустынному помещению. Здесь его никто не услышит.

– Я выпотрошу ее, как рыбу, Малкольм, – улыбаясь, говорит Джед, нависая над сенатором. – Я буду ее худшим ночным кошмаром.

– Мерзкая тварь! Я тебя уничтожу!

Джедидайя смеется. Я наблюдаю за тем, как он подходит к пластиковому боксу и берет оттуда длинный сверкающий нож для разделки мяса. Малкольм Роу злобно вопит, обзывая Джеда самыми отвратительными словами, дергается на стуле, пытаясь вырваться. В его глазах стоят слезы. Он знает, что Джед сдержит свое обещание и придет за его дочерью.

– Ты скажешь мне, где находится убежище Стоук, – проговаривает Джед, рассматривая лезвие ножа. – Или я наведаюсь к Лиззи. Она будет рада меня видеть. Так или иначе, мы почти семья, верно, Малкольм?

– Катись к дьяволу, ты, ошибка природы…

– Вижу картинку! – внезапно выпаливает Джед с улыбкой на лице, а затем поворачивается к Роу. – Лиззи впускает меня в дом. Лиззи идет наверх, в свою роскошную комнату в твоем роскошном особняке. Лиззи садится на кровать. А затем я начинаю отрезать от нее куски. Она будет моим шедевром, Малкольм.

Сенатор Роу борется с желанием послать Джеда ко всем чертям и желанием спасти своего единственного ребенка. Я смотрю в глаза мужчины и понимаю, что он не поступит так, как поступила моя мать. Серые мышиные глаза слезятся. Роу обессиленно опускает голову. И говорит:

– «Эйхарм». Это лаборатория генетических наук в Акрополе. Стоук прячется там.

Любовь к дочери победила.

Джедидайя победоносно улыбается. Крутя в руке нож, он подходит к сенатору. Роу поднимает голову и смотрит прямо в глаза Джеду. Между ними происходит негласный разговор, и я понимаю, что случится дальше. Убийца-Улыбка подносит к горлу сенатора нож.

– Встретимся в аду, папочка.

Лезвие ножа проходится по глотке сенатора Роу, словно по мягкому маслу, а затем я слышу лишь приглушенные булькающие звуки. Кровь льется по белоснежной рубашке сенатора, стекая вниз алой рекой. Джед поворачивается ко мне и с наслаждением произносит:

– Это было приятно.