Читать книгу Инвиктум - Меган Джой Уотергроув - Страница 7

(Ремелин)

В моей камере нет окон.

Я забыла, каково это – чувствовать на своей коже тепло солнца. Я вижу лишь тьму своей камеры, серые стены, белую раковину и унитаз, жесткую железную койку с провисшим матрасом. Я не могу двигаться, пока нахожусь здесь. Нет сил встать. Только когда меня водят на другой уровень, где проводят опыты, я могу размять ноги. Мои руки связаны, я их почти не чувствую. На шее электрический ошейник.

Она боится развязать путы.

Боится, что я наброшусь на нее, покалечу, убью.

Мне хочется.

Зеркала здесь нет, я не знаю, как выгляжу. Вот уже десять лет я пользуюсь лишь воображением, чтобы представить, на что я стала похожа. Все отсеки в этой тюрьме одиночные, оборудованы датчиками движения и мини видеокамерами. Мой изолятор находится на самой вершине. Я известная персона.

Они боятся меня.

Ежедневно мне вкалывают дозу лекарства. Каждые четыре часа, лишь бы заглушить силы. Я уже давно не сопротивляюсь, хотя очень хочу размозжить головы санитаров одним хлопком руки. Мне не положено просить об одолжениях, разговаривать с кем-либо. На этаже содержатся еще трое преступников, таких, как я. Один из них Джед, мой любимый Джед. Самый важный человек в моей жизни. Джед – мой защитник, мой герой. Он всегда был единственным, кто понимал меня, кто принимал то, чем я являюсь и никогда не судил меня.

Джед красивый. Я могу думать о нем часами, и это не дает мне сойти с ума. В моей голове прочно обосновался его образ – темные волосы, бледно-васильковые глаза, маленький, почти незаметный шрам на лбу, родинка на шее. Я запомнила каждый сантиметр его тела. И теперь я могу лишь представлять его в своем сознании, потому что не могу увидеть или дотронуться до него. Она приказала поселить его в камеру напротив моей, чтобы сделать еще больнее.

Она говорит, мы идеальная пара фриков.

Мерзкая стерва.

Мерзкая.

Мерзкая.

Закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на том, что в голове, но ничего не выходит. Мысли путаются, снова и снова, из-за лекарств я не в состоянии думать свободно. Препарат блокирует не только силы, но и разум.

– Умри, умри, – шепчу я сама себе, но мысли стремятся к ней. Пусть она умрет, пусть все закончится.

Слышу знакомый сигнал, а затем открывается дверь. У моей камеры две двери – первая с крошечным иллюминатором, вторая из плотного железа, с тремя мощными кодовыми замками. Иногда, когда санитар открывает вторую дверь, я могу видеть лицо Джеда, который так же смотрит в крошечный иллюминатор в своей двери, пока тот не закрыли санитары. Мы каждый день ждем этого часа – часа лекарства. Тогда мы можем пару секунд видеть друг друга.

Санитар по имени Барти усмехается. Он ненавидит нас и получает удовольствие от того, что мы страдаем. Его длинные пальцы захлопывают дверь как раз в тот момент, когда я хочу посмотреть на Джеда. Злорадная ухмылка расползается по его лошадиному лицу.

– Налюбовалась? – язвит он, а я лишь моргаю пару раз и закрываю глаза. Я стою напротив входа, у стены, босыми ногами на холодном бетонном полу. Барти всегда настаивает на том, чтобы я закрывала глаза, пока он делает укол. Ему приходится снять путы на минуту, и он невероятно боится того, что я могу с ним сделать. Мне нужна всего секунда, чтобы убить его.

Секунда и снятые перчатки.

– Скоро твоего красавчика вздернут, – говорит санитар противным голосом. Я вижу, как он достает иглу и ампулу. – Недолго ему осталось пугать тут всех. Мерзкий говнюк. Села быстро.

Я стою недвижимо и смотрю на санитара. Барти слегка отодвигается от меня. Хочется улыбнуться, но я не делаю этого. Мои глаза пристально смотрят на него, я не моргаю. Слегка поворачиваю голову вбок.

– А ну быстро закрыла зенки и села. Не то позову охрану, они тебе зададут жару.

Мои инстинкты убийцы буквально вопят – сними перчатку и убей этого ублюдка. Ты ведь можешь. Но я просто гляжу в огромные глаза Барти, которые бегают туда-сюда так быстро, словно собрались унестись прочь из его глазниц. Затем медленно сажусь, но взгляда не отрываю.

– Закрой свои чертовы глаза и протяни правую руку, сука, – шипит он, отворачиваясь. Я слышу в его голосе страх. – Живо, я сказал!

Несмотря на то, что мне очень хочется помучить его, я все же закрываю глаза – иначе придется несладко. Он действительно может позвать охрану. И те применят все свое мастерство, чтобы я больше не захотела бунтовать. Такое бывало, и не раз. Барти резко всаживает иглу в мою несчастную вену. Чувствую, как он упивается процессом. А еще я почти физически ощущаю желание свернуть ему шею.

«Держите ее под постоянным контролем, она может уничтожить вас одним лишь прикосновением, если дать ей волю» – говорит она им, санитарам. И они боятся до смерти.

Когда Барти завершает процедуру, голова начинает немного кружиться. Обычное состояние после приема дозы. Он встает, собирает свою небольшую медицинскую сумку и отходит. В этот момент я резко раскрываю глаза и впиваюсь в него взглядом. Мужчина дергается, но потом прожигает меня глазами, полными ненависти. Она томится в его душе, как и в душах многих из нас. Черная, склизкая, отвратительная ненависть.

– Молись, чтобы я никогда не выбралась отсюда, – тихо говорю я, пристально глядя в его бегающие глазенки, а потом по моему лицу расплывается самая маниакальная улыбка из всех, что я способна изобразить. Джед аплодировал бы мне стоя. Улыбка не сходит с губ ровно до того момента, пока Барти пулей не вылетает из моей камеры, поджав хвост.