Читать книгу Инвиктум - Меган Джой Уотергроув - Страница 25

(Себастьян)

Открываю глаза в своей квартире, в спальне. Странно, учитывая то, что уснул я, кажется, на газоне перед отцовским домом. Наверняка кто-то из его подручных отвез меня сюда. Бесит. На самом деле меня бесит почти все, что отец делает в отношении меня.

Сажусь на огромной кровати и протираю слипшиеся глаза рукой. Что вчера было? Чем закончился вечер? А, черт его знает. Да и наплевать, если честно. Даже если я сделал что-то постыдное, особого значения это не имеет. Я в одежде, значит, переспать ни с кем не успел. А жаль. Помнится, вчера этого сильно хотелось. Провожу рукой по волосам, зарываюсь в них пальцами. Голова гудит, буквально трещит по швам. Хочется блевать, бесконтрольно и долго. В желудке настоящий отстойник.

Поднимаюсь и иду в ванную – холодный душ не помешает. Раздеваюсь и встаю под прохладные струи воды. Черт, как же здорово. Хотя меня слегка лихорадит, я быстро прихожу в норму. Ломки почти нет, но легкие остаточные позывы дают о себе знать. Вечером нужно будет наведаться в клуб.

В дверь стучат.

– Войдите, – говорю я, выходя из ванной в одном полотенце. На пороге стоит Мари Стоунфайпфер. Ее круглое личико меня убивает. Не поймите неправильно – она красивая, даже очень, но что-то меня в ней безмерно бесит. Девушка поправляет темные волосы и облизывает розоватые губы. Наверное, думает, что это может меня соблазнить. – Как ты попала в квартиру?

– Я звонила тебе всю ночь, – бросает она, игнорируя мой вопрос, и обиженно поджимает губки. – После того, как тебя выгнали с вечера, мы с Кэти тебя искали. Где ты был?

– Не твое дело, – говорю я, затем снимаю полотенце и голышом иду к шкафу. Краем глаза замечаю, как лицо Мари заливается румянцем. Усмехаюсь. Вот как нужно соблазнять, глупышка. – Так и будешь пялиться на мой зад?

– Извини…– голосок становится тоньше, а щеки краснее. Она кусает губы от нервозности, и это меня веселит. – Ну, я пойду. Я просто проходила мимо…и, в общем, наверное, мне лучше уйти. У тебя наверняка много дел сегодня.

– Раздевайся.

Девушка округляет глаза, глядя на мое обнаженное тело. Я улыбаюсь.

– Что? – лепечет она бессвязно. Подхожу к ней максимально близко и касаюсь пальцами пухлых губ. Они горячие, влажные. Черные ресницы, словно крылья бабочки, то поднимаются, то опускаются на порозовевшие щеки девушки. Она застенчива, но вчера, насколько мне помнится, она такой вовсе не была.

– Ни за что не поверю, что ты проехала половину города только чтобы спросить, почему я не брал трубку. Ведь правда? – ухмыляюсь я. – Ты пришла за тем, чего не получила вчера.

– А я смогу получить это сейчас?

– Если хочешь чего-то, всегда этого добивайся, Мари, – я целую ее в шею, параллельно снимая с нее тонкий сарафан. Одна бретелька, вторая. Она тает в моих руках. – Всегда.

Проходят минуты, а может, часы. Мы лежим в постели. Ее голова покоится на моей груди, руки обнимают тело. Не могу сказать, что мне неприятно ее общество. Просто это не то, чего я хочу. Снова. И так каждый раз. Какая бы девица не лежала рядом со мной, я никак не могу ощутить той эмоции, которую полагается ощущать, когда ты доволен.

Или счастлив.

– Если ты думаешь о том, чтобы объявить себя моей девушкой, – говорю я жестко. – Забудь. Этого не будет.

Мари молчит. Она знала, на что шла. Прекрасно знала.

– Почему ты никого к себе не подпускаешь? – шепчет она, уткнувшись носом в мое плечо. Я вздыхаю. Ну и что ответить на подобный вопрос? Что я ужасный человек? Что во мне нет никаких чувств, кроме похоти и желания обдолбаться, а потом запить все это текилой? Что я сам себя ненавижу?

Мари хочет получить ответ, но на этот раз молчу я. Потому что мне нечего сказать ей.

***

Сегодня у отца совещание по поводу новых построек на западе города. Я не хочу там быть, но после вчерашней выходки – придется. Отец рвал и метал. После полудня ко мне приходит его пресс-секретарь, чтобы сказать о том, как же я облажался. Впрочем, мне заведомо было это известно. Теперь, в наказание, я должен посетить одну из его конференций.

Ужасно скучное зрелище.

После ухода Мари, я еще долго не могу не думать о том, что испытываемые мною чувства далеки от настоящих. На самом деле после каждой интрижки, пустота становится только более ощутимой. Еду в центр города на одном из лимузинов, которые подарила мне мама. На мне надет костюм, сшитый на заказ, а под глазами виднеются ужасные темнеющие пятна. На лбу легкая испарина, руки подрагивают, но я мгновенно приду в норму, как только попаду вечером в клуб Тони.

Совещание уже в самом разгаре. Я вхожу в зал не так грандиозно, как на вчерашнем вечере, а наоборот – тихо, незаметно. Отец не видит меня. Он внимательно слушает, что говорит женщина со светлыми волосами. Я приглядываюсь и понимаю, что это Элия Стоук, его заместитель. Сенатор.

– Таким образом, мое предложение сводится к одной простой истине, – говорит она уверенным голосом. – Нужно провести опыты, чтобы убедиться, что существует возможность совмещения видов. Конечно же, добровольцев нам не сыскать, поэтому проведем первые эксперименты на тех, кто лишен права голоса. Например, заключенные. Им уже нечего терять. По моим сведениям, в «Вифлееме» содержится более двадцати человек, приговоренных к смертной казни.

– Но что делать, если клетки не приживутся? – спрашивает кто-то из совета. Понятия не имею, кто это, но, кажется, один из министров по каким-то псевдо важным делам, – Человек умирает в этом случае?

– Да, – отвечает мадам Стоук. – Но ведь они все равно обречены. Так что я не вижу смысла переживать об этом. Эти люди преступники. Они убийцы, мошенники и воры.

– Однако они люди, сенатор, – говорит стройная женщина лет пятидесяти на вид с седыми короткими волосами. – Не кажется ли это негуманным по отношению к ним?

Что ж, это совсем не похоже на обсуждение строительства новых зданий. Кажется, совет решает вопросы посерьезнее, пока никто их не слышит. Видимо, я приехал даже раньше, чем положено. Пару минут спустя отец замечает меня. Его лицо на мгновение вытягивается, глаза сверкают недовольством. Все как обычно.

– Гуманность не должна применяться к людям подобного типа, – продолжает сенатор Стоук. – Или вы считаете, что они, эти преступники, заслуживают помилования?

Вопрос остается без ответа, так как отец решает прекратить совещание. По-видимому, из-за меня. Стою в стороне, пока все члены совета выходят через главные двери. Многие из них подозрительно смотрят на меня, но я лишь закатываю глаза. Чертовы политиканы. Когда зал становится пустым, отец подзывает меня одним жестом руки. Спускаюсь вниз с насмешливой улыбкой, покачивая головой.

– Ты слышал, – сходу говорит он. Взгляд черных глаз сжигает меня дотла. – Думаю, ты не такой идиот, чтобы разболтать эту информацию, верно, сынок?

– Скажи «пожалуйста», отец, – язвлю я. – И тогда я подумаю.

Думаю, пощечину слышно даже на другом конце города. Отец тычет пальцем прямо у моего лица.

– Не смей дерзить, щенок, – шипит он. – Если хоть одна живая душа узнает об этом, придушу тебя своими руками.

– Но, если я успею рассказать о ваших опытах, возможно, народ города сможет отомстить за меня, – Моей ухмылке позавидовал бы сам дьявол. – Не угрожай мне. Я тебе не Кристиан, со мной такое не сработает.

– Неужели?

Отец смотрит так, что я почти физически ощущаю тяжесть его взора. Зря говорят, что взгляды не умеют убивать. Еще как умеют. По крайней мере, морально. Я не боюсь отца, но иногда он меня пугает.

– Себастьян, – голос отца становится как будто мягче, но я думаю, что это только уловка. Его губы изгибаются в фальшивой улыбке. Он либо считает меня идиотом, либо хотел, чтобы я услышал то, о чем они говорили. А значит, он что-то задумал. Я, прищурившись, смотрю ему в глаза.

– Зачем этот цирк? – спрашиваю я. – Ты настолько пунктуален, что по тебе часы можно сверять. Ты не мог назначить мне встречу на время, в которое происходило секретное собрание твоего зверинца. Чего ты хочешь?

Отец серьезен, но в глазах мелькает искра, очень похожая на любопытство. Или азарт. В этом мы с ним похожи. Теперь он больше не притворяется, что я застал его за чем-то постыдным.

– Хотел предложить тебе маленькую сделку, – говорит он, скрещивая руки за спиной. Его любимый жест. – Знаю, ты просто обожаешь портить мне и всем окружающим жизнь. Я позволю тебе и дальше развлекаться в клубах с дешевыми шлюхами, даже разрешу употреблять эту дрянь, которую ты запихиваешь себе в нос.

– И что же взамен? Продать тебе душу? – усмехаюсь я. Отец смеется, похлопывая меня по плечу.

– Дьявол здесь скорее ты, Себастьян, чем я, – продолжает он, – Я хочу, чтобы ты стал одним из объектов исследований. Ты молод, полон сил и умен, насколько, что мне это противно. Опыты абсолютно безопасны, тебе ничего не будет угрожать. Просто я не хочу посвящать в них кого-то еще.

– И ты доверяешь мне?

– Полностью.

Гляжу на отца, пытаясь понять, что в его голове. Что он замышляет. Он не стал бы предлагать мне что-то хорошее. Этот человек меня не выносит. И вдруг – сделка?

– Хочешь, чтобы я умер во время опытов? – честно спрашиваю я. Отец поджимает губы.

– Поверь, если бы я хотел видеть тебя мертвым, ты бы уже гнил в общей могиле где-нибудь за пределами Акрополя. Несмотря на все, что ты делаешь, ты все еще мой сын.

– И ты меня любишь, – иронизирую я, пристально глядя в глаза отцу. Наверное, где-то в глубине души, я все еще надеюсь, что он скажет «да», улыбнется и обнимет меня. Но такого не происходит. Он лишь сдержанно кивает и отходит в сторону, к столу, а затем наливает в два стакана виски. Протягивает один из них мне.

– Хочешь, чтобы я уважал тебя, сын, сделай что-то для этого. Соглашайся на сделку.

– И ты препарируешь меня, как лягушку.

– Что-то вроде того. Но, думаю, после этого, ты скажешь мне «спасибо».

Несколько секунд смотрю на него, молча, без каких-либо движений. Мы просто фигуры в центре зала. Отец и его черные глаза наблюдают за тем, как я принимаю решение. Может быть, самое важное в своей жизни. Он не принуждает меня, не уговаривает поступить так, а не иначе. Он просто ждет.

Голова заполняется мыслями, но я просто отмахиваюсь от них, как от назойливой мухи. Я понимаю лишь одно – не женщины мне нужны, не выпивка и совсем не наркотики. А нечто совершенно иное.

Отпиваю виски и говорю:

– Когда начинаем?

(Ксана)

Проходит две недели после вечера пожертвований. Я больше не вспоминаю о том, что произошло у фонтана, и слава богу. Мысли занимает учеба. Мне остается совсем немного до окончания. Это будет чертовски сложно, но хорошо, когда у тебя есть умная сестра, способная решить все за тебя. Одеваюсь и спускаюсь вниз, к завтраку. Адриан и мама уже за столом.

– Доброе утро, – говорю я, присаживаясь напротив брата. Он улыбается мне, уплетая тосты с клубничным джемом. Мама сухо кивает. Так-так, кто-то уже успел испортить ей настроение с утра? А может, это потому, что папы и Реми до сих пор нет.

Принимаюсь за еду молча. Играет легкая классическая музыка, слышен стук столовых приборов о фарфоровые тарелки. Это до того режет мой слух, что я хочу побыстрее все съесть и уйти. Представляю, что устроит мама, когда явится Реми. Вечно она игнорирует ее указания. Будто специально.

Несколько минут спустя хлопает входная дверь и из прихожей доносится папин смех. Он и Ремелин появляются на пороге столовой в походных костюмах, с улыбками на лицах. От взгляда мамы мне становится не по себе. Она тихонько кашляет.

– Грегори, сколько раз тебе говорила, чтобы ты не водил ее на эти ваши походные рейды, – сурово говорит мама. – Она в первую очередь девушка. Ей нужно хотя бы отдаленно напоминать богатую наследницу. Пока я этого не вижу.

– Боже, Элия, успокойся, – расслабленно говорит папа, целуя Реми в макушку. – Она красавица, ей не обязательно носить платья, чтобы выглядеть, как леди. Верно, солнышко?

Ремелин смущенно улыбается, но на мать не смотрит. Она переводит взгляд на меня, ища поддержки. Я молча отвожу глаза в сторону.

– Полагаю, завтракать вы не станете, – холодно отрезает мама, откладывая вилку. – Надеюсь, хотя бы после обеда ты уделишь внимание тому, о чем я тебя просила, Ремелин.

Сестра кивает.

– Конечно, мама.

– Александра, – Мать обращается ко мне, ее губы растягиваются в легкой улыбке. – Сегодня тебе нужно навестить Синтию Нойр, помнишь? Я говорила тебе об этом.

– Да, помню. Я схожу, обязательно.

– А мне задание найдется? – усмехается Адриан, залпом выпивая целый стакан апельсинового сока. Мама смотрит на него с осуждением, но улыбка не уходит с лица. Она любит сына больше всех. Как и все матери. – А то чувствую себя каким-то обделенным, знаешь ли.

– Не ёрничай, – отмахивается мама. – У тебя работа, ты уже устроен в обществе. А твои сестры нет. Вот и все объяснение. Я просто хочу, чтобы у моих детей все сложилось, как надо. Это преступление?

– Да ладно тебе, мам, мы тебя любим и за все благодарны, – улыбается Адриан, встает и целует маму в щеку. Она буквально тает на глазах. Все улыбаются, но, кажется, будто улыбки пропитаны фальшью. Наша семья вовсе не такая благополучная, как покажется многим. Я смеюсь вместе со всеми, однако мне не весело.

Мне грустно, что наша семья совсем не достойна по праву называться семьей.