Читать книгу Там, где меня ждёт счастье. Том четвертый - Мэгги Ри - Страница 4

ЭВАНС:

– Ну, что, красотка? Будем веселиться или пойдем уложим тебя спать дальше? – смеялся я, пока светловолосая девчонка сидела перед телевизором, подогнув ноги под себя, и шмыгала носом. – Давай закажем что-нибудь на завтрак? У меня пара купюр есть, твой дядюшка оставил.

– Я хочу кашу, – чуть слышно ответила она, стараясь увести от меня взгляд. Любая бы девушка на ее месте постеснялась с таким зареванным красным лицом смотреть в глаза мужчине, вот и она краснела ещё больше.

– Я не умею готовить кашу. Будем обходиться дошираками, которые в шкафу лежат?

– Мне нельзя фастфуд. Я хочу кашу.

– А я не умею!

– Научись! – развела руками она, не глядя в мою сторону, на что я только пожал плечами и заглянул в холодильник.

Пельменей не было. Каши тоже. Медики сделали себе пару бутербродов и уехали, надеясь на то, что завтрак сделает Римма, но и та ускакала на голодный желудок…

Готовить я и правда не умел, совсем. У меня не было человека, который мог бы научить меня этому мастерству, потому кулинария была для меня недоступной.

– Эй, пупс, тут такое дело… У нас нет на кухне ничего съестного. Мне придется уйти в магазин за разводной кашей, – только выдохнул я, наблюдая за ее рассерженным личиком. Она вздернула нос к потолку и пробубнила:

– Тогда покупай себе корм и жри сколько душе угодно. Я обойдусь. Ты первым делом сваришь мне какой-нибудь яд.

– Если бы я сварил тебе какой-нибудь яд, то меня бы, мало того, самого им накормили бы, а то и прихлопнули потом… От моей стряпни ты максимум дристать будешь или блевать, не более. Обещаю.

– Засунь себе эти обещания… – цокнула языком она и, не договорив, повысила громкость у телевизора. – Флоренс была права: ты полный лох в приготовлении еды.

– Ты так и будешь пропагандировать Флоренс?.. – я только посмеялся ее глупости, на что она никак не отреагировала. – Скажи мне, пожалуйста, чем же она тебя таким зацепила? Вроде как у нее совсем нет того, чем можно было бы цеплять девочек…

– Фу! Хватит! – неожиданно смутилась та, укрываясь пледом. – Она – женщина, и это уже многое о ней говорит!

– Не все женщины хорошие.

– Ты о своей бывшей?

– Больше уши развешивай!

– Видно, ты ничем не смог ее удивить… Вот она и кинула тебя, – малявка посмеялась над своей шуточкой, но сразу притихла, когда поняла, что та меня не расстроила. Наоборот, я показательно над ней смеялся.

– Ты такая смешная, Энни. Только и можешь, что шутить на эти темы, а сама являешься маленькой невинной девчонкой, которая даже не целовалась. Велик спор!

– Почему же… Я целовалась! Ещё как! – с каким-то азартом подхватила та, насмешлив меня ещё больше. – Взасос!

– Взасос! Господи! – я начал громко смеяться, чем сильно ее разозлил. Она схватила подушку и кинула ею в меня. – Знаешь, Эн, пупсик, то, что у вас было с твоим якобы «парнем»… Попросту сон. Ты никогда не целовалась, а если у тебя и остались те сладостные воспоминания, то все это была простая кома. Когда до тебя это дойдет?.. Глупый ребенок.

– Сам глупый! У меня уже есть опыт! – с надрывом кричала она мне в спину, пока я искал продукты в шкафах.

– Какой же? Опыт лежания в коме? Это да-а…

– Хватит смеяться надо мной. Ты думаешь, что я знаю об этом всем меньше тебя… А сам только и можешь, что думать одним местом… Мне, вообще-то, двенадцать, если ты не знал.

– Не смеши. Тебе даже двенадцати ещё нету. Робертос уже говорил мне о том, что твой день рождения в мае, вот теперь и жди окончания февраля, затем марта, апреля, а потом уже будет май. Какая же ты глупенькая.

– Какой смысл говорить про возраст? Ты в свои двадцать два ещё глупее меня!

– А вот это уже странные выводы. У меня гораздо больше жизненного опыта. Я больше учился и знаю больше.

– Давай ещё органами померяемся!

– Давай. Спорим, я выиграю? – я посмеялся, пока она сидела и густо багровела, не то от смущения, не то от злости. – Только у тебя нечем мериться. Даже ногами…

– Ты так за меня и мои ноги беспокоишься, что прямо тошнит… – имитировала она «звук рвоты» и села поглубже в диван. – За что тебя любят женщины, если ты такой ублюдок? Наверное, всех называешь толстухами и потаскухами.

– Нет, не называю. Просто это ты мне, такой овощ экзотический, попалась, – я, наконец, нашел хлопья овсянки в шкафчике и начал смотреть в интернете, как варить эту чертову кашу. В конце концов, когда-нибудь ее придется делать своим детям, каким бы непреодолимым это слово для меня не было.

– Ты ужасно странный, – продолжала бормотать та. – Странные волосы, странные глаза, странная тату на руке…

– Ты меня боишься? – я заметил небольшую испарину на ее лбу и посмеялся, но она опять отвернулась.

– Ни капельки, – она сразу завертела головой, пытаясь отвлечься. Скрываясь за светлыми волосами, она боролась со своим смущением и это меня увлекло.

– Тогда зачем тебе меня разглядывать и обсуждать? Или это зависть?

– Было бы чему завидовать.

– О, ну, например, красным волосам? Или зелёным глазам? Или темной татуировке на левом плече?

– Ужасно. Некрасиво и мерзко.

– Вот и не разглядывай, раз ужасно. Тебе, никто не заставлял. А то окажется потом, что ты мазохистка, которая очень даже любит причинять боль себе. После того, как ты рвала свои волосы, я более чем в этом уверен.

– Знаешь что, – видно, я оскорбил ее чувства, и она вновь начала приступать к нападению. По правде, все это было бесполезно. В моих глазах она никогда бы не стала взрослее и увереннее. По сути оставалась такой же сикарашкой, которая пыталась скрыть за злостью и ненавистью обычный страх. – Я на день рождения попрошу дядю мне подарить сборник с законами, где будут описаны права – твои и мои, потому что ты нарушаешь мои личные границы и меня оскорбляешь, к тому же ты похож на…

– На…? – мне уже было смешно.

– На… На хлорофилла!

– Кого-кого?

– Не… Недофила! Точнее… Э… Пенофола! Вот! – злющая, крикнула Энни впопыхах, а я рассмеялся в голос.

– Наверное, ты имела ввиду педофила?..

– Вот! Он самый! Маньяк! – сразу показала пальцем на меня она и сжала губы от смущения. Кем только за эти полминуты она меня не назвала.

Набрав в себя как можно больше кислорода, я попытался сдержать смех и у меня ненадолго это получилось, но стоило нам с ней взглянуть друг на друга, как я начал смеяться до слез. Она только злорадно зарычала и кинула в меня второй подушкой, пытаясь переместиться ближе. Когда бедро не удержало равновесие и соскользнуло с края дивана, она с грохотом упала на пол под мой смех.

– Идиот! – вскрикнула она, корчась от боли. Не имея контроля над своими конечностями, ей было сложно упасть мягче, потому она стукнулась всем телом и теперь лежала на коврике перед диваном, укутанная в плед, похожая на креветку. – Помоги мне! Я упала!

– Я вижу, – игнорируя ее просьбы, я вывалил хлопья каши в кипяченую воду и улыбнулся, а она нахмурила брови еще сильнее и на носу выступили смешные морщинки. – Ты попросила меня приготовить тебе кашу, что я и делаю, но стоит мне отвлечься, как точно пойдет что-нибудь не так, так что я буду стоять у плиты до последнего, а что там с тобой – не важно.

– Как это «не важно»?! Дядя сказал тебе оберегать меня!

– Оберегаю как могу. Я же каждую секунду смотрю за тем, чтобы у тебя не возникло какого-нибудь припадка или истерики. С истерикой я немного промахнулся, она у тебя уже была сегодня утром, но до припадка тоже недалеко.

– Я точно подам на тебя в суд, ясно?! – что есть сил крикнула она, пытаясь перевернуться со спины на живот.

– Давай, только, увы и ах, ты сможешь сделать это только с четырнадцати лет, так как по закону сейчас ты являешься частично дееспособной. Тебе всего одиннадцать лет. Ты еще ребенок, который что-то там кричит мне о том, какой я ужасный и глупый, а Флоренс – святыня. К слову, ты там не собралась ее в мужья себе выбрать?

– Заткнись!

– Зачем? Мы с тобой прекрасно говорим! Лучше, чем кто-либо! С Флоренс ты бы смогла говорить только о стриптизе и мужиках! Она та еще «интересная личность»!

– Не смей так ее называть! Она честная женщина, у которой есть совесть, а ты проклятый мужик, у которого нет ни чести, ни совести, ни доброты… Ты ничего не умеешь делать руками, только лапать незнакомых тебе куриц и раздеваться перед всеми подряд! – она так кричала, что ее голос стал хриплым и некрасивым, но в порыве ярости ей было на это плевать. – И, вообще, тебе ли до меня дело?.. Сам не захотел с ней строить отношения, а теперь злишься на нее, пень тупой! Ты просто боишься ее и свою бывшую! Ты убегаешь от проблем, потому что ты жалкий трус! Ты не можешь даже посмотреть им в глаза!

– А ты у нас праведник, малявка? Оно сразу видно! О мужчинах отзываешься так, словно у тебя уже был ужасный опыт общения с ними!

– У меня были отличные примеры мужчин – Тедди и мой папа! А ты не вызываешь у меня ни симпатии, ни доверия, ни счастья! Только и можешь, что нападать на меня с слабыми угрозами и пытаться унизить! Все потому, что у тебя работают ноги и шевелится что-то между ними в одном месте! Зато в голове у тебя ничего не шевелится, поэтому ты думаешь только тем местом, словно обреченный на вязку кобель! Другого исхода у тебя в жизни и нет, а все твои цели и задачи – просто похоть!

– Отличный пример для подражания – Тедди? Это тот малыш, который со слезами на глазах бросался мне в ноги и умолял его воскресить. Ха-ха-ха, какой он симпатичный, как много к нему доверия и так много счастья он приносит в нашу жизнь! – я взглянул ей в глаза, в которых при упоминании этого мальчишки отразилась боль. – Скажу тебе правду по секрету. Твой симпатичный любимый мальчик захотел бросить всех тех людей, с которыми он был там. Доверия к нему теперь уже ни у кого нет, а счастья тем более. Анджелино он довел до сумасшествия, а у всех остальных теперь чувство отвращения к нему, потому что он поступил как настоящий эгоист и сбежал из дома, пока никто не видит. Какое тут доверие? И, повторюсь, к кому он сбежал? У кого он умолял о помощи? У меня, Энни. У того, к кому у тебя нет ни лживой симпатии, ни этого безрассудного доверия, ни даже фальшивого чувства счастья. Ну что, как тебе такое?

– Просто ты хочешь сделать мне больно, вот и говоришь такие вещи, – ее голос стих, а когда я посмотрел ей в лицо, она лежала головой на полу, разбросав светлые волосы по ковру, и глотала слезы.

– Я не хочу сделать тебе больно. Мне платят деньги за то, чтобы я присматривал за тобой как за хомячком, и мне абсолютно без разницы что ты там чувствуешь – радость, печаль, обиду… Я тут просто потому, что это совпадение. Мне нужна Римма и дом, и это мне предоставят люди, живущие со мной под одной крышей. Что будет с тобой и твоей жизнью… Признаюсь честно, милая моя Энни, мне плевать тысячу раз! Я здесь не для того, чтобы во всем потакать тебе в твоих шалостях или желаниях. Для этого у тебя был этот мерзавец Тедди.

– Он не мерзавец!

– Конечно! Для тебя и он не мерзавец, и Флоренс – ангел! Черт тебя возьми, все вокруг такие милые и добрые, а я один – козел!

– Потому что ты с самого начала был козлом, – прожужжала она сквозь зубы и попыталась встать, опираясь на локти, но у нее не получилось.

С кряхтением, она начала двигать тело ближе к дивану, пытаясь хоть как-то его приподнять, но мышцы были ужасно слабыми, а вес довольно тяжелым после долгих лет комы. Все это вызывало какую-то странную жалость, было ужасно отвратно, но я не стал ничего предпринимать. Вот если бы только она сказала: «Тайфун, будь добр, помоги мне, пожалуйста»… Тогда бы я непременно помог во всем. Я же не злой, не плохой. Просто я тоже человек, хотя и такой странный по их мнению.

Каша, как назло, никак не получалась. Она то была слишком густой, то слишком жидкой, и я уже думал бросать это дело. Одно меня мотивировало: я хотел научиться ее делать. Однажды мне бы точно пригодилось это в жизни.

– Помоги мне… – послышался с ковра уставший голос Энни. Она доползла до дивана и теперь запыхалась, пытаясь подтянуться одной рукой и туда забраться, но ноги были слишком тяжелыми для ее слабых рук, и она не могла ни встать, ни сесть, ни забраться. – Помоги… Я не могу…

– Пробуй, – только спокойно ответил я, добавляя сахар в кашу, на что она совсем разозлилась и крикнула через хрипотцу:

– Так ты помогаешь другим людям?! Козлина!

– Так ты отвечаешь благодарностью за то, что я, хотя бы, рядом с тобой? – усмехнулся я, не сдвигаясь с места. Хотелось взглянуть на то, как выберется она из этой ситуации. Она вновь начала кряхтеть и злиться.

– Мне холодно на полу! Подними меня!

– Сама.

– Я сказала, подними! Ты оглох?! Мне больно! Я клянусь, дядя уволит тебя сразу же по приезду! Я его попрошу!

– Тебя никто не слышит, ты этого не заметила? – я ей улыбнулся в серьезное лицо, а она закрыла его руками и начала рыдать. Вот он – очередной способ чего-то добиться. – Давай, давай, плачь, умоляй, а я все равно ничего не сделаю, пока ты не попросишь меня вежливо!

– Дай мне, хотя бы, телефон! Я позвоню кому-нибудь!

– Лови, – я нагнулся и запустил его к ней на пол. Тот скользнул по гладкому ламинату прямо к ней, но остановился в полуметре от руки, и она, разозлившись, вскрикнула.

– Ну как так можно! Я только доползла до дивана, а ты издеваешься…! – голос ее уже был не столько злобным, сколько выражал отчаяние и боль. Хныкая, она попыталась подтянуться к телефону, но ноги запутались в пледе, и она, путаясь в собственных волосах и слезах, зарыдала еще громче. – Помоги! Пожалуйста! Я сейчас с ума сойду!

– Что ты только что сказала? – даже вздрогнул я, опускаясь перед ней, как перед собакой, на корточки, а она взвыла, хлюпая носом. – Повтори.

– Отдай мне телефон!

– Нет, ты сказала другое слово. Скажи, и я отдам.

– Отдай… У меня так голова болит, ноги так затекли… Отдай… – она и правда начала сходить с ума, лежа на полу, и мне стало ее очень жалко, но чувство собственного достоинства было сильнее.

– Скажи, и я сразу отдам тебе телефон и подниму тебя на диван, давай.

– Нет… – мотала она головой, дрожа.

– Скажи! Неужели тебе так сложно?!

– Я не собираюсь лизать тебе задницу за какой-то там телефон! Козлина! Сволочь! Идиот!

– О, вот как? – злость окончательно отняла у меня все чувства, и я поднял телефон у нее прямо из-под глаз, забрав его к себе. – Тогда ты остаешься без этого.

– Нет! – в истерике крикнула она, заливаясь слезами. Путаясь в пледе, она окончательно впала в какое-то необъяснимое состояние. Она, словно рыба без воды, билась головой о пол, дрыгая ногами. Наблюдать за всем этим было очень сложно, но я понимал, что в случае необходимом я сразу вызову ей скорую, а поплакать иногда бывает даже полезно.

Послышался очередной стон:

– Ты меня так бесишь.!

– Это взаимно, – кратко ответил я, мешая кашу, которая была практически готова.

– Я тебя ненавижу! Чтоб ты сдох!

– И тебе не хворать.

– Да чтоб ты… – хотела крикнуть она, но от нервов и крика у нее начали просыпаться рвотные рефлексы, и она закашлялась, издавая непонятные звуки. Актриса.

Через какое-то время она откашлялась и обслюнявила ламинат, после чего замолчала и принялась лежать в полном спокойствии, ни на что не надеясь.

– Дурище, – усмехнулся я, наблюдая за ней, но она и глазом не повела. Это меня немного напрягло. Выключив готовую кашу, я подошел к ней сбоку. Она лежала на полу и не двигалась, а рот был весь в слюнях. Глаза были опухшие от слез, а зрачки какие-то пустые. – Эй, Эн? Ты прикалываться вздумала? – ответа не поступило. Она продолжала лежать, глядя куда-то в одну точку.

Тут мне стало не на шутку страшно, и я схватил с полки телефон, подбегая к ней. В мыслях пробежало все. Либо я не уследил, и у нее язык запал в глотку, либо рвотой подавилась, либо сердце не выдержало… Сколько таких случаев было, но я даже не думал, что она может прийти к такому состоянию. Она же сильная крепкая девчонка, которой ничто ни почем.

– Давай же… Ну взгляни на меня, а? – набрав номер, я повернул ее лицо к себе за подбородок и прислушался к дыханию. Того не было, и меня охватила еще большая паника. Я принялся расстегивать на ней рубашку, чтобы послушать сердце. Пуговицы выскальзывали из рук, а пальцы запотели из-за страха, но я смог ее открыть и прислушаться. Оно билось быстро и отзывчиво, так, словно она куда-то бежала, спешила, и это меня насторожило. Я взглянул на нее, присматриваясь к глазам. Глазницы все еще были такими же потерянными.

Номер скорой не отвечал, и я позвонил на другой в то время как сам хлопнул ее по щекам, но никакой реакции не поступило. Пухлые губы были все в слюнях, и это выглядело не то, чтобы отвратительно, но очень непривычно. Набрав в грудь побольше воздуха, я плотно зажал пальцами ее нос и впустил его через ее губы, плотно прижимая свои. В этот момент что-то подо мной начало извиваться и сильно меня отпихнуло.

– Фу! Идиот! Мерзкий! А-а! – когда я отстранился от нее, она начала вытирать губы рукавом, кашляя. В этот момент к телефону подошел оператор:

«Да, я вас слушаю?»

– Здравствуйте… – на грани истерики, я сквозь тяжелое дыхание прошептал в трубку, сверля взглядом Энни, которая лежала на полу и плевалась после того, как я попытался сделать ей искусственное дыхание. – У меня тут возникла проблема… Расскажите мне, пожалуйста, можно ли навешать каким-то образом люлей человеку так, чтобы запомнилось навсегда?..

Оператор замешкался, посмеиваясь, надеясь, что не так услышал:

«Повторите? Человеку плохо?»

– Ой, сейчас будет очень плохо, – я повесил трубку, чувствуя, как кровь подступает к голове, а Энни, отплевываясь, взглянула на меня и показала мне язык.