Читать книгу День восьмой - Михаил Юрьевич Темнов - Страница 26

Добирались долго и только после полудня прибыли в священный «погребальный город» Варанаси.

– Нам повезло, – сказал Радж.

– С чем? – уточнил Майкл – Он пытался вычеркнуть из памяти старика, одарившего его посохом.

– Сегодня будет поминальное сожжение.

– Насколько я знаю, – вяло парировал Майкл, – здесь каждый день поминальные сожжения.

– Но не такое, как сегодня. Это особенное! Будут прощаться с одним очень известным в этих краях человеком. Ему было за сто лет, а никто бы этому не поверил. Так хорошо он выглядел. Старый, но крепкий, а смех звонкий, молодой. И силищи неимоверной. Он у нас объявился лет двадцать назад. И за это время нисколько не постарел. Но, скажу я вам, поговаривают, что у него были другие имена и что где он только ни жил – и в разных странах, и в разных городах. И что ему не сто лет, как он говорил, а тысяча! Но это, конечно, преувеличение. Чего люди ни придумают! А вот умел он много такого, что никто не мог! Людям помогал! К нему со всей Индии приезжали лечиться, скорректировать карму. В последние годы к этому удивительному человеку невозможно было попасть. Из-за границы и то ездили. Думаю, что и сегодня к огню будет не протолкнуться.

– Почему? – удивилась Мэри.

– Говорят, что этот огонь благодатный для всех, кто будет присутствовать на ритуале.

– Скажите честно, Радж, мы прибыли в Варанаси к началу действа случайно, или вы всё специально спланировали? – уточнил Майкл.

Радж улыбнулся, обнажив ровные белоснежные зубы.

– Я действительно знал об этом уникальном старике и даже был у него на молитве несколько лет назад. Но я же не знал вчера, что он умрёт!

– Вы верите в случайности, Радж? – спросил Майкл.

Радж на миг задумался и продолжил:

– Я не верю в случайности. Они – знаки в книге нашей жизни. Но не все читают их с такой легкостью, как это делал удивительный Шам Хашнипура.

Майкл вздрогнул. Если у него и были сомнения, что это какой-то другой старик, то теперь они рассеялись. Речь шла именно о том человеке, с которым он сегодня ночью неожиданно познакомился, получил непонятный подарок и навсегда попрощался.

Увлечённый Радж не заметил смятения Майкла и продолжал:

– Люди спотыкаются, набивают шишки от неумения выбрать позицию на поворотах жизни и вновь упорно лезут не туда. А всё просто. Надо только научиться читать знаки, которые нам подают высшие силы. В этой жизни нет ничего случайного. От незнакомца, попросившего у вас милостыню до бабочки, которая села вам на плечо. Все они несут информацию.

– Неужели вы говорите серьёзно? – спросила недоверчиво Мэри.

– Можете не верить, но воздаяние за хорошее и плохое в любом случае настигнет. Я думаю, что мы здесь, в Варанаси, неслучайно. Это тоже знак…

– В таком случае придётся посмотреть, – неохотно протянула Мэри.

Ей нравилось в Индии всё, кроме грубой, на её взгляд, правды смерти. Не хотелось портить радужное ощущение от этой восточной страны. В конце концов, зачем ей эта проза жизни?

Майкл молчал. Он обдумывал разговор со старцем, который говорил о погребальном огне, который должен то ли что-то показать, то ли намекнуть, куда ему дальше двигаться и что делать.

– Мы обязательно пойдём! – оживился Майкл. – А что, если… Для этого что-то надо?

– Только ваше желание. Я всё решу. К тому же – вы наши гости, а у гостей есть свои преимущества. Поэтому я приглашаю вас на берег Ганга. Это недалеко. Пойдём пешком.

Выйдя из машины, они направились к реке, которая виднелась в конце заставленной машинами и тележками рикшей улицы.

– Обряд сожжения, – вводил их в курс дела Радж, – уходит корнями в древнюю Индию. В нём всё достаточно сложно. Если вам интересно, то я расскажу, покажу и прокомментирую некоторые нюансы.

– Мне уже почти интересно! – воскликнула Мэри, которая смирилась с тем, что будет присутствовать при сожжении. В конце концов, почему бы и нет?

– Я, откровенно говоря, – произнёс Майкл, – слышал об этом, но в самых общих чертах.

– В таком случае, я приступаю к небольшому экскурсу в историю этого обряда. Начну с того, что ещё при жизни каждый индуист мечтает отправиться в последний путь в священном погребальном городе Варанаси на берегу Ганга, к которому мы сейчас подходим.

– Вы слово «мечтает» произнесли так, как будто это проблема. Или мне показалось? – спросил Майкл.

– Вы не ошиблись. Для европейцев это дикость. Для нас главное условие – человек должен быть погребён в первые сутки после смерти. Это закон. Некоторые индусы привозят из всей страны умирающих родственников в Варанаси. Но не всегда небеса благосклонны. Бывает, что в ожидании смерти они неделями страдают под открытым небом.

– Какой кошмар! – воскликнула Мэри.

Радж понимающе улыбнулся.

– Если вам неприятно, я не буду продолжать. Просто смотрите. А если что-то будет непонятно – спрашивайте. Я объясню.

– Что вы, – просительно сложила руки Мэри. – Извините, что я назвала происходящее кошмаром. Для нас, конечно, всё это, – она долго искала слово, – непривычно, но продолжайте, пожалуйста. Знать, так уж всё! Да, Майкл?

Майклу не оставалось ничего другого, как кивнуть и выдавить из себя:

– Да, да, это очень познавательно…

– Теперь перейдём к финансовой стороне ритуала, – продолжил Радж. – Увы, мы живём по законам не только духовным, небесным, но и земным. У нас уважение к усопшим упирается в кредитоспособность родственников. Церемония погребения весьма затратна. Большинство населения – люди бедные. А на сожжение требуется пять килограммов сухих дров на один килограмм живого, если так можно выразиться, скорее, покойного веса. В среднем, это до четырёхсот килограммов дров. Их покупка в среднем обходится долларов в триста. Богатые могут себе позволить дрова подороже: из сандалового или других дорогих сортов дерева. Ещё одна затратная часть – живые цветы для погребальных венков. Порой их общий вес составляет двести килограммов! Сюда следует приплюсовать и услуги брахмана, транспортировку и другие более мелкие затраты. В итоге по среднему разряду похороны могут обойтись в две-три тысячи долларов. Сэкономить, если позволительно так выразиться, можно только на усопших монахах, детях и беременных. Их отправляют в воды Ганга без сожжения. Они считаются уже очищенными страданиями.

– Впечатляет! – заключил Майкл. – Но всё же, что такое Гатхи?

– Это ритуальные набережные Варанаси, которые растянулись на восемь километров. В день здесь сжигается до тысячи тел…

– Господин с госпожой не желают воды? – послышался вопрос на ломаном английском.

Словно из-под земли вынырнул смуглый мальчуган с хитрыми бегающими глазами-угольками. Он протягивал две бутылки с водой.

Майкл полез в бумажник за деньгами.

– Не рекомендую! – вмешался Радж и что-то сказал мальчишке, который, кивнув, быстро исчез.

– Почему? – не понял Майкл.

– Сейчас… – сказал гид.

Они вышли на поминальную набережную. И остановились.

Набережная пылала. Сотни костров горели тёмным тяжёлым огнём. Клубы дыма косо поднимались вверх. Тут же, в водах Ганга люди мылись, некоторые пили воду, другие набирали её в ёмкости и бутылки для питья. Дополняли это фантасмагорическое зрелище коровы, которые флегматично бродили среди людей в поисках пищи. Майкл оторвал взгляд от общей картины и прислушался к тому, что говорил Радж.

– Дизентерии от предложенной водички не было бы. Местные пьют – и ничего. Но вы – гости. Вам не надо, – напомнил недавнее предложение ушлого торговца водой Радж.

– А как это вообще можно пить? – негодовал Майкл. Его передёрнуло. Мери побледнела и не находила слов.

– За многие столетия здесь выработался стойкий иммунитет к инфекционным болезням. Правда, ходит слушок, что европейские врачи проверяли здесь воду, проводили исследования, но ничего вредоносного в водах реки не обнаружили. А поскольку объяснить этого не смогли, то и не обнародовали результаты. Некоторые считают, что вода обеззаражена серебром, которое попадает в эти воды. Но если бы там было богатое месторождение, то вряд ли Индия стала страной третьего мира. Но мы-то, местные, знаем, что воды очищает наша вера.

Майкл и Мэри молча переглянулись. Втянуться в дискуссию о вере несложно, а вот выбраться труднее, легче просто закрыть неудобную тему.

Неожиданно до них донёсся хруст. В нескольких десятках метрах стая бродячих собак обгладывала трупы людей и коров, вынесенные на берег. Чуть в стороне трудились неприкасаемые мужчины-прачки. Неподалёку высились горы мусора. А между ними суетились местные женщины, которые сортировали отбросы, собирали коровий навоз, который сносили для просушки на священные стены Гатхи.

Радж уловил взгляд разом замолкших американцев и коротко прокомментировал:

– Использовать надо всё. Навоз пойдёт на топливо… Оно очищает и согревает. На этом пятачке сейчас работает несколько каст. Самым низшим, неприкасаемым, разрешено только собирать мусор. Другим – стирать. Все они непримиримы между собой. Появление человека из другой касты в месте их промысла недопустимо. Это Индия! Своя мораль, культура, свои ценности. Иностранцам здесь сложно. Надо знать многое и понять. И полюбить. Если открыть сердце и отбросить предубеждения, это получится.

– Неприкасаемые! – сказал Майкл. – Почему?

– XX и XXI века ознаменовались борьбой за равноправие всех и вся, начиная с прав женщин, детей и домашних животных, – ответил Радж. – Результаты этой борьбы у многих вызывают гордость. Индия, несмотря на технический прогресс, всё ещё живёт традициями предков, разделяя людей не по качествам, а по праву рождения. Каста неприкасаемых, которая так заинтересовала вас, Майкл, составляет 20% от всего общества. И они, как это ни дико для вас звучит, не имеют почти никаких прав.

– Как можно? За что? – искреннее удивился Вебер.

– Индия кастовая страна. Её общество, несмотря на прошедшие тысячелетия, по-прежнему делится на учёных-брахманов, воинов-кшатрий, земледельцев-вайшьи и шудр-слуг. Представители этих групп могут взаимодействовать друг с другом – вот только контакты с шудрами – крестьянами, даже владельцами больших участков земли, считаются нежелательными.

Ближе всего к неприкасаемым стоит каста шудр, которые веками занимались тяжёлой и грязной работой. Они работают на необходимых социуму должностях: кузнецами, плотниками, винокурами, каменщиками и музыкантами.

– А музыкантов за что? – возмутилась Мери, но ответа не получила. Радж сделал вид, что не услышал вопроса.

Что же касается касты неприкасаемых, то они находились за пределами общественного деления Индии. Их удел – уборка мёртвых животных, чистка туалетов, выделка кож. Для них закрыты двери храмов. И они ничего не могут сделать со своим положением, которое получили при рождении. Им строго воспрещён вход во дворы домов любого из членов высших каст. Нарушителя на месте ждёт быстрая расправа.

– Я слышал, что неприкасаемых боятся, – произнёс Вебер.

– Да, их не только презирают, но и боятся все остальные касты. Особенно брахманы. Если неприкасаемый дотронется хотя бы до края одежды, то брахману придётся провести долгие годы в попытке очистить запятнанную карму.

Существование такого разделения определила история. Арии, завоевав в древности Индию, не стали интегрировать представителей покорённых племён в своё общество. Они решили использовать их как обслуживающий персонал, строя им отдельные посёлки за пределами основных поселений. Это увеличивало разрыв между завоевателями и угнетёнными, которые вынуждены были жить изгоями.

Самое неприятное в этой ситуации, что покорённые приняли существующую традицию ариев на кастовое деление, разделившись по роду деятельности на несколько субкаст.

– Выходит, они послушно смирились с унижением? – спросил Майкл.

– Борьба за интеграцию в современное общество идёт уже не один десяток лет. Начал её в ХХ веке великий Ганди. Он попытался разрушить устоявшийся стереотип. У его идей появились последователи, которые отнесли неприкасаемых к категории угнетённых, с выделением им определённой квоты в каждой сфере деятельности. Это давало представителям неприкасаемых хоть какую-то пусть мизерную возможность влиться в индийское общество.

– Как-то читал я про одно такое вливание, – недобро пошутил Майкл. – Свадьба парня из высшей касты на девушке-кшатрии вылилась властям в охрану из 500 карабинеров. В итоге молодую семью из города изгнали…

– Сила традиций, Майкл, – сказал Радж, – порой сильнее религий!

– Это ужасно! – воскликнула Мэри.

– Что этим бедным людям даёт силы жить? – спросил Майкл.

Радж на секунду задумался, потом сказал:

– Вы, будете очень удивлены моим ответом. Будущая реинкарнация. Кто-то мечтает в следующей жизни быть таксистом хотя бы вот этого обшарпанного и битого «Мерседеса».

Индус показал на машину, припаркованную на тротуаре.

– А кто-то прислугой в богатом доме. Каждому своё! – дополнил Радж.

– Я читала про особенность левой руки, – невпопад обронила Мэри. – Зачем так? Я не представляю, как можно есть одной рукой…

Майкл удивлённо глянул на супругу.

– Это частности, – отмахнулся Радж, которому эта тема была явно неприятна. – Предлагаю вернуться к тому, ради чего мы сюда пришли. Иначе вам многое будет неясно. Церемонию сожжения проводит сын умершего. Если его нет, то – брахман. Именно, поэтому каждая семья мечтает о сыне.

– А сколько детей рождается в семьях? – уточнил Майкл.

– Справляемся! – коротко отреагировал Радж. – Средняя индийская семья насчитывает шесть-семь потомков.

– Можно детальнее про обряд? – попросил Майкл, которому всё это уже начало изрядно надоедать. К тому же он уже устал – сказывалась бессонная ночь.

«Пусть Мэри слушает, – думал он. – Она сюда хотела. Вот пусть и набирается знаний. Зачем Радж так детально рассказывает про все эти неприглядные подробности? Будто хочет позлить! Здесь и так достаточно мрачно, чтобы не сказать – страшно. Так, наверное, многие представляют себе ад».

Он вполуха слушал, как Радж неторопливо говорил что-то о блуждающих душах, чистилище, рае, временном небе, долге перед покойником.

«Это живописно, – оглядывая панораму, вынужден был признать Майкл. – Но такое мог изобразить только Иероним Босх. Вживую это, пожалуй, действует сильнее, чем полотна художника. Но у Босха нормальная природа, а вместо людей – человекозвери, олицетворяющие все мыслимые пороки, а здесь – весёлые жизнерадостные люди, добрые, с открытыми лицами и сердцем. Они всё это принимают и не сопротивляются. Даже оборванцы-неприкасаемые не выглядят несчастными. Все при деле».

Майклу хотелось быстрее уйти отсюда и забыть распахнувшуюся без стыда картину чужих верований, ритуалов и страданий, принимаемых как должное.

Но Радж всё говорил, и волей-неволей приходилось слушать.

– Если у покойного нет родственников, обряды выполняют чужие люди, но обязательно той же касты.

– Есть какие-то требования к костру? – перебил Майкл.

– Это часть ритуала. Пока складывается костёр, тело омывают водой из реки. Сын бросает в реку рис, сваренный с кунжутом, который должен послужить пищей для загробной оболочки души покойного. После этого тело укладывают на высокий метровый костёр. Сверху покойного прикрывают хворостом, после чего сын пять раз обходит вокруг и сам зажигает его, произнося при этом соответствующий гимн. В огонь подбрасывают семь поленьев сандалового дерева, вливают очищенное топлёное масло и ароматические эссенции и масла. Это – жертвоприношение богу огня.

Радж прервался и, торопясь, попытался быстрее увести гостей дальше.

– Я надеялся, что вам сегодня повезёт этого не увидеть, – сказал он недовольно.

Они как раз проходили мимо одного из догорающих погребальных костров. Молодой индус, вооружившись дубиной, бил обгоревшего покойника по голове.

Майкл с Мэри в недоумении и плохо скрываемой брезгливости посмотрели на Раджа. Он перехватил их взгляд и, будто извиняясь, скороговоркой продолжил:

– Если тело сгорело не полностью, родственник, как в данном случае, приступает к своей самой страшной в понимании европейца обязанности: он должен куском дерева разбить череп отца.

– Зачем? – одновременно вырвалось у супругов.

– Делается это на всякий случай, – неохотно сказал Радж, – бывает, что душа по какой-то причине не может покинуть тело. По поверьям, в момент смерти она вырывается из тела в одно из отверстий… Но её же не видно. И для верности…

Он развёл руками и продолжил уже бодрее:

– Но на этом панихида не кончается. После кремации все погружаются в воду или очищаются жертвоприношением. Тело покойного считается нечистым, нечиста и душа его до тех пор, пока не будет совершён обряд первых поминок. Затем все отправляются домой. На четвёртый день – церемония «собирания костей». Родственники трижды обходят то место, где происходило сожжение, и, собрав останки в глиняную урну, закапывают её наполовину в землю. Через несколько дней они вернутся и развеют останки в водах священного Ганга.

Радж ещё что-то долго рассказывал, но Майкл его уже не слышал. Он был сыт по горло этими мерзкими картинками. Кроме того, его внимание отвлекла пышная и многолюдная поминальная процессия. Количество собравшихся людей у высокой пирамиды из дров с телом усопшего на её вершине свидетельствовало о том, что событие нерядовое.