Читать книгу Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том четвертый - Нелли Шульман - Страница 13

Несмотря на канун Шавуота, кафе на бульваре Ротшильда и не думали закрываться. Над мраморным полом витал сизоватый дымок сигарет, в зеркальных стенах отражались взошедшие над городом звезды. Двери распахнули на улицу, столики осаждала толпа патронов:

– Словно в Будапеште, – Волк изучал меню, – здесь есть венгерские блинчики с творогом.

Гольдберг кивнул:

– Хозяин из Венгрии. Он из тех евреев, которых вы с Валленбергом вывезли из города с шведскими документами, – Джон добавил:

– Вообще тебе тоже полагается звание праведника народов мира… – Волк отхлебнул кофе:

– И тебе, мой дорогой, и покойному Францу, если вспоминать нашу альпийскую операцию, но, судя по словам Шмуэля, Яд-ва-Шем, как и Ватикан, долго запрягает… – Гольдберг скрипуче заметил:

– Я возьму блинчики, покойная Цила их хорошо делала. Надеюсь, что ко времени моей смерти Мон-Сен-Мартен тоже получит признание своих заслуг в спасении евреев… – Марта рассеянно сказала:

– Ты увидишь новый век, дорогой Монах, впрочем, как и все мы. Мне не блинчики, – она подняла рыжую голову, – мне сырный торт… – торт предлагали, как говорилось в меню, на нью-йоркский манер.

Утром Марта посетила британское посольство на улице Ха-Яркон. Все дипломатические представительства в Израиле располагались в Тель-Авиве. По дороге к британцам такси Марты миновало наглухо закрытые ворота с красным флагом. Сегодняшние газеты вышли с заголовками: «СССР разрывает дипломатические отношения с Израилем». Жаркий ветер из открытого окна машины бил в лицо Марте:

– Бергерам никак сюда не уехать, – вздохнула женщина, – и через границу их не переведешь. Сейчас не первое послевоенное лето, когда Эстер с Монахом протащили две сотни человек от Польши до Стамбула… – Марта хотела позвонить матери:

– И позвонила – она вернула меню мужу, – но я сделала, и кое-что другое…

Мать одобрила их план:

– Думаю, что Фрида согласится, – задумчиво сказала Анна, – нехорошо так говорить, но ее грядущее исключение из членов кибуца нам очень на руку… – Марта кивнула:

– Она разыграет обиду на Израиль, ненависть к взрастившей ее стране. Ее желание покинуть здешние края и приехать к отцу получит достоверное обоснование… – с Фридой, проводящей Шавуот в кибуце, они пока не разговаривали:

– Но Адольф здесь, – Марта вгляделась в толпу молодежи рядом со входом в кафе, – он никуда не уехал, а затаился и ждет. Может быть, он даже живет в пансионе неподалеку…

Не желая болтаться в кибуце, избегая дорогих отелей на набережной, они сняли два номера в скромной, но приличной гостинице, в переулке, отходящем от бульвара:

– После праздника я попрошу Фриду приехать в Тель-Авив, – сказала Марта матери, – ей надо вернуться в квартирку, где она обреталась с Эмилем. У Адольфа есть ее телефон, он непременно туда позвонит…

Навещая Анну Леви в кибуце, Марта не упоминала об Эмиле:

– Он взрослый мужчина, офицер, – сказала себе женщина, – пусть сам несет ответственность за свои решения. Понятно, что он никогда не любил Фриду. Любящему человеку было бы наплевать на ее статус и на статьи в желтой прессе… – официант в длинном переднике принес их кофе. Марта взялась за чашку:

– Кофе здесь варят на европейский манер, – поняла она, – ладно, надо заниматься делами…

Делом был эскиз лица так называемого Элвиса Пресли, лежащий в сумочке Марты. Муж щелкнул зажигалкой перед ее сигаретой. Марта невесело сказала:

– Иосиф его якобы не узнал и Анна Леви тоже, однако по дороге в Тель-Авив я поняла, с кем мы имеем дело… – Марта вытащила на свет набросок. Герцог согласился:

– Известный феномен. Благодаря ему наш друг Монах, – он подтолкнул Гольдберга в плечо, – пять лет удачно уходил от преследования нацистских служб безопасности…

Эмиль невесело усмехнулся:

– Сходство с Хамфри Богартом мне очень помогло. Все думали только об актере, обо мне никто и не вспоминал… – Волк повертел эскиз:

– Мы все его видели, но ты права, Марта, никто и не подумал, что это может быть он… – Марта ковырнула вилкой торт с клубникой:

– Я поняла по глазам Иосифа и Анны, что они знают, о ком идет речь, но почему-то молчат… – подозрения Марты рассеялись в британском посольстве. Атташе по делам культуры, на самом деле представляющий интересы Набережной, сразу сказал ей:

– Это мистер Леви, Михаэль Леви, из местного министерства иностранных дел. Мы ему дали такую кличку, – коллега улыбнулся, – Пресли. Он возглавляет тамошний отдел безопасности, вкручивает нам жучки и следит за нашими работниками. Вообще он приятный человек… – атташе поправил итонский галстук, – он родился во Флоренции и получил европейское воспитание. Остальные местные парни… – интонация коллеги напомнила Марте викторианского джентльмена, говорящего об африканских племенах, – ему и в подметки не годятся…

Марта почти ожидала, что атташе назовет израильтян туземцами:

– Понятно, почему Михаэль рылся в вещах Авраама, почему он продал материалы газете, – продолжила Марта, – он знал о связи Анны и Авраама:

– Теперь вы тоже знаете, – она отодвинула не лезущий в горло торт, – но, разумеется, это не должно пойти дальше… – Марта обвела рукой столик. Герцог фыркнул:

– Могла бы нас не предупреждать. Насчет Анны все ясно, – он помрачнел, – Михаэль ее запугал, но почему Иосиф сделал вид, что не узнает бывшего командира? Скорее всего, – герцог задумался, – дело в случившемся с ними на Синае … – Волк спокойно сказал:

– Я тоже его бывший командир, пусть и партизанских времен. Я позвоню Михаэлю, приглашу его на кофе и постараюсь что-то выяснить. Надеюсь, что при мне у него развяжется язык… – Джон отозвался:

– Меир пытался с ним поговорить, когда они с Иосифом вернулись из плена, но Михаэль молчал… – Марта заметила:

– Речь идет не о писаниях Ш. Захава, – она поморщилась, – и даже не о статусе Фриды. Нет, здесь что-то большее, понять бы еще, что… – она взглянула на герцога:

– Вы с Эмилем выпейте кофе с Иосифом, – предложила она, – со времен плена прошло десять лет, Иосиф больше не юноша. Может быть, он что-то расскажет вам, – Гольдберг помолчал:

– Думаешь, недостаточно одного Джона? Я никогда не был в плену, Марта, я не имею права осуждать людей, которые… – Марта покачала головой:

– Речь не об осуждении, а о снисхождении, Монах. Что бы с ними не произошло на Синае, это не их вина.

Эмиль кивнул:

– На шестом десятке лет, мы, кажется, научились быть милосердными, Марта.

Волк кинул на стол деньги:

– Главное, не забывать, что милосердный к жестоким потом может стать жестоким к милосердным… – Джон подытожил:

– Как учит нас Талмуд. Ладно, – он поднялся, – двинулись на пляж, жара спала, – выходя из кафе, Марта взяла мужа под руку:

– Насчет жестокости, – тихо сказала она, – Михаэль ни в чем не виноват, милый. Плен не преступление, мы давно не в СССР, – Волк ответил:

– История с записной книжкой Авраама дурно пахнет. Если он пошел на такое, он может пойти и на более крупные, – он поискал слово, – аферы. Ладно, мы постараемся разобраться, что произошло, – он покосился на сумку Марты:

– Ты даже на пляж берешь пистолет, – жена невесело отозвалась:

– В Израиле не знаешь, когда тебе пригодится оружие. Но на встречу с Михаэлем ты ничего не бери… – Волк хмыкнул:

– У меня ничего и нет. И вообще, зачем мне оружие на рандеву с моим бывшим бойцом…

Дождавшись зеленого сигнала светофора, они скрылись в валящей к морю праздничной толпе.

Михаэль Леви пребывал в исключительно хорошем настроении.

Причиной тому стали телефонный звонок, принятый им утром, в первый рабочий день после Шавуота, и вызов к начальству, последовавший за его разговором с Кирьят Анавим. Теща воспользовалась аппаратом в канцелярии кибуца. Судя по ее громкому голосу, секретариат знал о происходящем:

– Все знают, – уверила его мадам Симона, – решение вывесили у столовой, а она собирает вещи…

Совет Кирьят Анавим почти единогласно проголосовал за исключение Фриды Судаковой из членов кибуца:

– Она не имела личного членства, – вспомнил Михаэль, – она демобилизовалась и поступила в университет, – солдаты и студенты пользовались членством родителей, – но ее так называемых родителей больше нет в живых, – Михаэль рассматривал свои отполированные ногти, – и он… Иосиф ей тоже не поможет, он после армии и университета покинул кибуц, – теща довольно добавила:

– На двери ей написали: «Наци, вон отсюда!». Мальчишки балуются, – он услышал в голосе мадам Симоны смешок, – все равно в комнатах надо делать ремонт… – единственной ложкой дегтя оказался единственный голос, поданный на заседании в пользу Фриды Судаковой:

– Она на костылях притащилась на совет, – недовольно подумал Михаэль о жене, – пусть защищает нацистское отродье, ее никто не послушает… – он надеялся, что Еврейский Университет пришлет Судаковой соответствующее письмо:

– Она теперь пария, – весело хмыкнул Михаэль, – в Израиле ей никуда не спрятаться. У нас маленькая страна, слухи распространяются быстро… – его начальник тоже не удержался от обсуждения новостей:

– Вряд ли «Йедиот Ахронот» опубликовала фальшивку, – заметил заместитель министра иностранных дел, – я видел почерк покойного профессора Судакова. Дневник точно его руки. Интересно, кто добрался до его личных заметок… – Михаэль пожал плечами:

– Кто угодно. Ты тоже вырос в кибуце, – он усмехнулся, – ты знаешь, что у нас никогда не закрывают дверей. У Авраама имелось много приятелей среди газетчиков, они гостили в Кирьят Анавим. Этой братии любопытства не занимать. Авраам не отличался аккуратностью, он везде раскидывал вещи. Если блокнот случайно оказался, например, в библиотеке, – Михаэль развел руками, – его мог подобрать кто угодно… – начальник кивнул:

– Ты прав. Ты у нас славишься аккуратностью и вниманием к деталям… – Михаэль покраснел от удовольствия, – поэтому там… – он помахал пальцем над головой, – решили поручить тебе самый ответственный участок работы. Ты родился в Европе, знаешь языки…

Михаэль аккуратно вытащил ложечку из чашки с кофе:

– Мне и карты в руки, – он широко улыбнулся своему бывшему партизанскому командиру, – в следующем году мы с Анной отправляемся в Европу. Моей базой станет Рим, но в зону моих обязанностей войдут вопросы безопасности наших посольств на континенте и в Британии…

В баре отеля «Дан» было шумно. Они устроились на деревянной террасе, под хлопающим под ветром с моря холщовым шатром. Звонок от Люпо, как Михаэль по старой памяти называл командира, не застал его врасплох:

– Он приехал на похороны Авраама, – Михаэль незаметно изучал невозмутимое лицо Волка, – они товарищи по оружию с военных времен, вместе сидели в Аушвице… – королевский адвокат Волков заметно поседел, однако глаза, в сеточке морщин, оставались такими же ярко-голубыми:

– Наши дети вылетели из гнезда, – добавил Михаэль, – у нас начнется второй медовый месяц под итальянским солнцем…

Михаэль не имел права распространяться о Джеки. Официально дочь пребывала в заграничной командировке по линии армии:

– Наверняка с Моссадом все согласовано, – сказал себе Михаэль, – иначе мне бы не предложили такой пост. Мы и не знаем, куда отправилась Джеки. Ее готовили для работы в Европе, но вряд ли я с ней столкнусь, Моссад обо всем позаботится…

Увидев своего бывшего связника за барной стойкой, Волк хмыкнул:

– Джон прав. Он так похож на Пресли, что люди запоминают только его сходство с певцом… – за кофе они говорили о работе центра Визенталя в Вене и о поисках беглых нацистов. Михаэль заметил:

– Я могу перевести тебе недавнюю статью из «Йедиот Ахронот» о дочери профессора Судакова. Фрида оказалась отпрыском известного нацистского преступника. Покойные Авраам и Эстер взяли ее в семью из милости, но Талмуд учит нас, что нельзя быть милосердными к жестоким, иначе потом станешь жестоким к тем, кто требует милосердия… – Волк отозвался:

– Писанину мне перевели до праздников, после похорон Авраама. Газетчики не постеснялись поставить материал в номер в день, когда тело героя Израиля опускали в могилу… – Михаэль повел дымящейся сигаретой:

– Как говорят американцы, бизнес есть бизнес. Газета сделала хорошие деньги, остальное их не волнует… – ему не нравились пристальные глаза Люпо:

– Его жена работает на британское правительство, – Михаэль помнил хрупкую женщину с бронзовыми волосами, – ее у нас называют Каракаль. Она, Йони и покойный полковник Горовиц спасли нас на Синае. Он хотел вызвать меня на откровенность, рассказывал о собственном плене… – по спине Михаэля пробежал неприятный холодок. Он подавил желание обернуться:

– Люпо просто хотел меня увидеть. Или не просто, а с какой-то целью? Иосиф им родня, неужели на него нажали, и он заговорил, – Михаэль услышал спокойный голос Люпо:

– Попав в плен на Синае, вы с нынешним майором Кардозо тоже сталкивались с беглыми нацистами, Рауффом и Шуманом. Шумана арестовали, он сидит в немецкой тюрьме, но Рауфф прячется от правосудия, – Волк помолчал, – может быть, есть подробности, не вошедшие в ваши официальные показания?

Михаэль пожал плечами:

– Все произошедшее изложено в протоколах допросов. Информация засекречена, но если британское правительство по твоей просьбе отправит запрос нашим службам безопасности, то… – Волк кинул простой блокнот в карман измятого льняного пиджака:

– То мне могут прислать ответ, – он поднялся, – спасибо Михаэль, рад был повидаться. У тебя есть моя визитка, звони, если окажешься в Лондоне… – прямая спина Люпо исчезла из вида. Михаэль вытер пот со лба:

– Вроде бы обошлось. Черт с ней, с машиной, до дома я и пешком доберусь…

Он подозвал официанта: «Двойной мартини, приятель. Два раза».

Последним документом, полученным Фридой в канцелярии кибуца, стало письмо из Еврейского Университета.

Секретарша Авива, с которой они девчонками заплетали друг другу косички, избегала смотреть ей в глаза. Простучав клавишами пишущей машинки, Авива неловко сказала:

– Распишись, где галочка, – она чиркнула ручкой по бумаге, – это документ насчет того, что у тебя не осталось долгов кибуцу и мы тебе ничего не должны…

В кармане потрепанного рюкзака Фриды болталась сотня израильских лир и горсть мелких монет.

Деньги ей выдали в бухгалтерии, опустошив лицевой счет девушки, куда поступала оплата работы членов кибуца за пределами Кирьят Анавим:

– Остатки гонорара за первую статью, – поняла Фрида, – я хотела потратить деньги на косметический салон, но когда Эмиль меня бросил, я спустила лиры на выпивку…

В ее портмоне лежали ключи от тель-авивской квартирки, где она встречалась с бывшим женихом. Фрида понятия не имела, куда ей податься, однако успокоила себя:

– Место для ночевки у меня есть. Я найду тетю Марту и Иосифа, мы что-нибудь придумаем… – у брата ей, разумеется, жить было нельзя:

– Я даже не могу позвонить Моше, – Фрида сжала кулаки, – его парашютная бригада сейчас на Западном Берегу, с ними никак не связаться…

О решении совета она узнала, выйдя после завтрака из столовой с картонным стаканчиком кофе и сигаретой. Прочитав машинописное объявление на щите, Фрида помчалась в свои комнатки.

После шивы, перед началом праздника, они с Иосифом и Моше убрали помещение. Книги и рукописи отца поехали в Еврейский Университет:

– Остальное мы сдали на склад кибуца, – словно натолкнувшись на что-то, Фрида остановилась перед дверью, – у папы и не было ничего своего… – шорты и майку девушка тоже получила на складе. Хлипкую дверь пересекала кривая надпись черной краской: «Наци, вон отсюда!». Дернув за ручку, Фрида услышала невозмутимый голос:

– Записывай, Рон. Стены побелить, рамы покрасить… – половицы заскрипели, – по-хорошему, надо перебрать пол, но пока мы обойдемся малой кровью… – за председателем совета кибуца, Матитьяху, таскался еще один приятель Фриды по детскому крылу, недавно демобилизовавшийся Рон:

– Дверь поставим новую… – Матитьяху обернулся, – а, вот и ты. Тебя ждут в бухгалтерии и канцелярии, – Матитьяху, бывший командир отрядов Хаганы, получивший тяжелое ранение на Синае, всегда выражался на военный манер:

– К двенадцати ноль ноль очищай помещение, – он повел рукой в сторону этажерки, – можешь забрать личные вещи… – золотая рысь на рукоятке кинжала заблестела в утреннем солнце. Фрида шагнула вперед:

– Это противозаконно, Матитьяху, – гневно сказала девушка, – вы решаете судьбу человека, основываясь на сплетнях в желтой газетенке… – председатель пожал плечами:

– В правилах Кирьят Анавим сказано, что совет может в любой момент исключить любого члена. Если хочешь, жалуйся в управление по делам кибуцев или в Верховный Суд, этого мы тебе запретить не можем… – Фрида поинтересовалась: «А Моше?». Матитьяху отозвался:

– Когда Моше вернется из армии, мы будем рады приветствовать его в кибуце… – он со значением посмотрел на часы:

– Не забудь сдать вещи на склад, иначе тебе придется тратить деньги на их пересылку… – Фрида взялась за пуговицу на шортах:

– Мне перед вами раздеваться, или вы все-таки выйдете… – председатель кивнул Рону, дверь захлопнулась. Опустившись на пол, Фрида сдержала злые слезы:

– Ничего, – девушка закусила губу, – армейских денег хватит на первый год учебы в университете. Я найду работу в Иерусалиме, сниму комнатку на паях… – она подумала о надписи на двери, – если найдутся желающие делить квартиру с дочерью палача еврейского народа… – Фрида велела себе собраться.

В бухгалтерии и канцелярии она появилась в армейской юбке, списанной за ветхостью со склада майке и кедах, подарке покойного отца. За плечами девушки болтался затасканный рюкзак:

– Дядя Меир оставил его в кибуце перед миссией на Синай, – вспомнила Фрида, – но не забрал. Я его подхватила после смерти мамы… – девушка упорно называла Авраама и Эстер родителями.

По дну рюкзака перекатывались бережно завернутая в бумагу шкатулка римских времен и родовой кинжал. Из кармана торчали зубная щетка и мыльница. Больше ничего у Фриды не имелось:

– Надо было взять папину пишущую машинку, – пожалела она, – но вещь принадлежит кибуцу. Если бы я увезла ее из Кирьят Анавим, Матитьяху не оставил бы меня в покое… – Фрида размашисто расписалась рядом с галочкой:

– Авива, ты всегда была сплетницей, – девушка зарделась, – кто подал единственный голос в мою защиту… – об этом Фрида прочла в протоколе заседания совета.

Дверь Анны оказалась закрытой:

– Она оправляется после несчастного случая на шоссе, – наплевав на правила, Фрида подхватила с клумбы пару роз, – она пришла на костылях на совет, чтобы вступиться за меня… – нацарапав «Спасибо!» на листке, Фрида оставила цветы у комнатки доктора Леви.

Парни в будке охраны не попрощались с ней. Шлагбаум поднялся, девушка глотнула запах жаркого солнца и сосновой смолы. Гравий скрипел под подошвами кед. Фрида спускалась по знакомой до последнего камня дороге к шоссе:

– Может быть, письмо из университета насчет общежития, – пришло ей в голову, – хотя мест в нем мало, и подавая документы, я указала, что живу в кибуце. На лето я поеду в Сде-Бокер, а потом устроюсь в Иерусалиме… – не желая ждать автобуса, Фрида вскинула руку.

Военный грузовик оказался тряским. Парень в кипе курил дешевый Noblesse:

– Я высажу тебя на окружной дороге, – предупредил он Фриду, – я еду на Голаны с подарками для солдат к Шавуоту… – в кузове громоздились картонные коробки. В дороге они слушали Коль Исраэль. В программе говорили о покойном отце:

– Напоминаю вам, – наставительно сказал ведущий, – что профессор Судаков, при жизни проповедовавший так называемое мирное решение палестинской проблемы, погиб от пули арабского снайпера. Нет и не может быть никакого мирного сосуществования с палестинцами. Израиль не имеет права подвергать опасности жизни своих граждан. Арабское население, оставшееся на Западном Берегу реки Иордан и в секторе Газа, должно находиться под строгим военным контролем. Им надо запретить посещать территорию Израиля, запретить выезжать в другие страны, запретить сделки с недвижимостью, запретить пользоваться израильскими больницами, запретить… – Фрида очнулась от развязного голоса парня:

– Я бы их всех стерилизовал, чтобы не размножались дальше… – девушка оглянулась:

– Я заснула, что ли? Мы не на шоссе, зачем мы сюда свернули…

Грузовик стоял по соседству с высохшими пальмами. Вокруг ржавых баков с мусором кружились мухи, неподалеку шумела окружная дороге. Парень осклабился:

– Я никуда не тороплюсь, красотка. Ты горячая штучка, как и твоя мамаша, – Фрида сначала не поняла, о ком он говорит, – ее отправили в Европу сражаться с нацистами, а она предпочла раздвинуть для них ноги… – ловкая рука ухватила ее за коленку:

– Не ломайся, – парень зашарил у нее за пазухой, – в бикини ты неплохо смотришься, но без него еще лучше… – срывать с плеч рюкзак времени не оставалась.

Пнув парня ногой по солдатскому ботинку, Фрида вцепилась ногтями ему в лицо:

– Сучка, – крикнул он, – катись к черту, сумасшедшая нацистская тварь…

Шофер вытолкнул Фриду в раскрывшуюся дверь грузовика. Пыль поднялась столбом, мухи раздраженно загудели. На растрепанные волосы девушки приземлился сочный плевок. Она погрозила кулаком вслед машине, добавив сочное арабское ругательство. Приведя себя в порядок, Фрида плеснула на руки водой из бутылки:

– Шкатулка не разбилась, – девушка зашарила в рюкзаке, – открою весточку сейчас, мне нужны хорошие новости… – она разорвала измятый конверт. Письмо оказалось коротким. В трех строках деканат исторического факультета сообщал Фриде Судаковой, что решение о ее зачислении было ошибочным:

– Результаты ваших выпускных экзаменов не отвечают нашим требованиям, – подпись была неразборчивой, – вы можете забрать документы из канцелярии с понедельника по четверг, с семи утра до двенадцати дня…

Фрида разодрала листок на мелкие клочки. Бумага закружилась под ее ногами. Вытерев слезы с лица, девушка зашагала к окружной дороге.

Едва обжаренные крупные креветки присыпали солью. На разоренной тарелке валялись ломтики лимона и кости от рыбы. Миску с израильским салатом опустошили, на дне болтался одинокий кусочек огурца. Джон ловко подцепил его вилкой:

– Русские говорят, что ужин надо отдавать врагу, – сообщил герцог, – к нам это сегодня не относится… – Гольдберг отозвался:

– Заказывали мы на троих, а ужинать пришлось почти вдвоем… – израильские арабы, владевшие ресторанами в Яффо, пока не открыли заведения:

– Евреи к ним и раньше не ходили, – объяснил Иосиф, встретивший их во Флорентине, – а туристы сбежали из страны в первый день войны. Скоро они вернутся, – хмыкнул майор Кардозо, – значит, заработают и арабские забегаловки.

По дороге к морю Гольдберг заметил:

– Насколько я помню, почти все арабы в Яффо христиане… – Иосиф нехотя кивнул:

– Христианство не прибавляет доверия к ним, дядя Эмиль.

Майор понимал, почему брат не остался в Израиле:

– Не только из-за его карьеры в Ватикане, – вздохнул Иосиф, – но и потому, что все священники считаются подозрительными. Большая часть их паствы именно арабы. Ортодоксы не оставили бы Шмуэля в покое. Его имя начали бы полоскать в газетах, как полоскали имя Фриды… – Иосиф напомнил себе, что надо позвонить в кибуц:

– Я узнаю, как дела у Фриды, – сказал он Марте, – попрошу ее приехать в Тель-Авив, чтобы вы могли поговорить… – они сидели в пляжном баре, Марта сдвинула на нос темные очки:

– Как профессионал, ты меня поймешь, – отозвалась женщина, – мы пускаемся на чистую авантюру. Обычно к таким миссиям работники готовятся годами… – она отхлебнула кока-колы, – и нельзя сбрасывать со счетов… – Марта щелкнула хрупкими пальцами, – эмоциональную составляющую предприятия… – Иосиф удивился:

– О каких эмоциях идет речь? Для Фриды он палач, она никогда не… – Марта покачала головой:

– Джон прав. Циона собиралась его убить и даже подняла на него руку, однако все равно влюбилась в него, зная, кто он такой… – Марта невесело подытожила:

– Максимилиан умеет быть обаятельным. Я долго прожила с ним под одной крышей, я знаю, о чем говорю. Он отлично разбирается в истории и искусстве, он обеспечен, вернее богат. Фрида получит все, что она захочет… – Иосиф пожал плечами:

– Фриде ничего не надо, она выросла в кибуце. Для нее неважны тряпки и драгоценности… – Марта коротко ответила:

– Ее мать тоже воспитали в Кирьят Анавим, однако, попав в Европу, Циона не отказалась от вечерних платьев и бриллиантов, которые ей покупал Максимилиан…

За ужином в Флорентине, неподалеку от квартиры Иосифа, речь тоже шла об обергруппенфюрере фон Рабе.

Эмиль и Джон знали, что встреча Волка с его бывшим связным прошла без заминок:

– Если не считать заминкой то, что Михаэль ему ничего не сказал, – герцог отломил кусочек от лепешки, – едва речь зашла о миссии на Синай и беглых нацистах, как Михаэль немедленно распрощался с Волком.

– Все равно, – упрямо сказал кузен, – я видел по его глазам, что у него есть какая-то тайна… – по мнению Джона, Михаэль и Иосиф скрывали истинные события своего плена:

– Когда мы с Эмилем начали обсуждать рейд, Иосиф сделал вид, что ему надо срочно вернуться на работу… – племянник хлопнул себя по лбу:

– Я забыл, – майор Кардозо поднялся, – у меня совещание с начальством… – он полез за кошельком. Джон остановил его:

– Мы понимаем, работа есть работа. Беги, милый, мы обо всем позаботимся…

Огненный диск солнца купался в темной лазури моря. Ветер шелестел разбросанными салфетками, на террасе составляли пластиковые стулья. Заведение закрывалось. За кофе Джон заметил:

– Их могли заставить делать что-то… – он помолчал, – о чем они никогда никому не скажут. Например, убить других пленников, тоже израильтян. Поэтому Иосиф и сделал вид, что не узнал Михаэля, они друг друга защищают, – Гольдберг кивнул:

– Думаю, что все именно так и случилось. Однако до правды теперь никогда не добраться…

Джон кинул чайке крошки от лепешки: «Никогда».

Хозяин маколета выставил на пятачок асфальта несколько столов. Полуденное солнце раскалило пластик. Лимонад в картонных стаканчиках нагрелся. Выдохшаяся газировка отдавала чем-то химическим. Марта перетащила стулья под косую тень потрепанного зонтика:

– Ты этого не помнишь, – она подмигнула Фриде, – когда Адель вернулась из плена, я приезжала в Израиль с тетей Кларой. Твоя мама, – Марта ласково улыбнулась, – повезла нас на пляж. Мы строили песочные замки, – она подвинула девушке сигареты, – я тебя катала на плечах. У меня никогда не было дочки, – женщина погрустнела, – а Мария, дочь дяди Максима, пока в СССР и, кажется, еще не скоро вернется домой…

С улицы доносились раздраженные гудки машин. Звенели велосипеды, трещали мотороллеры, кто-то кричал:

– Ави, придурок, поставь ящик на место! Ты читать, что ли, не умеешь… – русский мат в Израиле переделали, но Марта узнала слова:

– Иосиф теперь хорошо ругается по-русски, – хмыкнула она, – и говорит он неплохо. Язык пригодится ему для поездки в СССР… – племянник твердо решил выполнить задуманное:

– Не отговаривайте меня, – заявил Иосиф, – я брат Маргариты и должен привезти ее домой… – Гольдберг протер пенсне измятым носовым платком. В углу виднелась монограмма:

– Мишель вышивает, – Монах неожиданно улыбнулся, – в поселковой школе уроки домоводства поставлены на совесть… – он недовольно продолжил:

– Никто тебя отговаривать не собирается, мой дорогой, но Шмуэль, пусть он и знает русский язык… – Иосиф кивнул:

– Никуда не поедет. Я его сторож, если можно так сказать, – глаза племянника потеплели, – он рискует жизнью, болтаясь по джунглям, то есть выполняя пастырский долг, – Иосиф помолчал, – тамошним левым бандам или отрядам мерзавца Барбье наплевать, что перед ними священник…

Иосиф с Виллемом собирались отправиться в СССР, дождавшись весточки из Аральска:

– Я все время думаю о мальчиках, – поняла Марта, – Генрих в Западном Берлине, но Максим с Питером каждый день рискуют жизнью… – вчерашним вечером она сказала Волку:

– Иосиф нашел Фриду. Она приехала в Тель-Авив и обретается в той квартирке… – Марта сидела на подоконнике с сигаретой, – ее исключили из членов кибуца, а университет якобы не принимает результаты ее экзаменов… – Волк замысловато выматерился. Марта вздохнула:

– Я с тобой полностью согласна. Может быть, – она запнулась, – не стоит затевать операцию… – они могли забрать Фриду в Лондон:

– Она спокойно поступит в Кембридж, – заметила Марта, – отучится, станет археологом, встретит хорошего парня, которому будет наплевать на ее статус и на ее так называемого отца. Или можно отправить ее в Беркли… – Волк взял у нее сигарету: «Сваха».

Марта смутилась:

– Нехорошо человеку жить одному, – она подперла щеку ладонью, – Петя справляется с бебичкой… – брат отдал дочку в университетские ясли, – но мне его жалко, милый. Ему только двадцать два, а он вдовец, хотя и я в его годы овдовела… – Волк привлек Марту к себе:

– Максимилиан найдет Фриду и в Кембридже, и в Беркли, – она понимала, что муж прав, – а девочка не проживет без Израиля. Несмотря ни на что, здесь ее страна… – Марта пробормотала:

– Если она согласится на наше предложение и если Максим очутится в ближнем кругу фон Рабе… – Волк поцеловал ее в нежное местечко пониже уха:

– Ты даже не сваха, ты великий комбинатор, вроде Остапа Бендера. Пусть молодежь сама отыщет кого-то себе по душе. Видишь, Питер женился, едва очутившись в СССР… – Марта шепнула:

– В сорок пятом году мы тоже тайно венчались, мой милый… – Волк погладил крашеные, рыжие волосы:

– Я не мог не вернуться за тобой, – просто сказал он, – я не знал, кто ты такая, но понимал, что Господь мне не даст другой любви. Максим похож на меня, – Марта кивнула, – он будет ждать свою единственную столько, сколько понадобится…

Лицо племянницы было усталым, под голубыми глазами залегли темные круги:

– Не думайте, тетя Марта, я вчера не пила, – хмуро сказала девушка, – мне надо экономить деньги. Хозяин квартирки звонил, – Фрида махнула в сторону госпиталя Ихилов, – на следующей неделе он приезжает в увольнительную и забирает ключи. У Иосифа мне жить нельзя, – девушка отхлебнула лимонада, – я поеду в Сде-Бокер, а документы пошлю в университет Тель-Авива. Хотя и здесь, мне, скорее всего, откажут… – девушка повертела зажигалку.

Марта мягко сказала:

– Я ничего и не думаю, милая. Ты потеряла отца, твоя свадьба расстроилась, – она повела рукой, – тебе надо отдохнуть, залечь на дно, пока все успокоится… – Фрида глубоко затянулась сигаретой:

– Франц сказал то же самое, – отозвалась девушка, – парень из Швейцарии, доброволец. Он вчера звонил. Он скоро улетает домой и хочет увидеться… – Марта мысленно попросила: «Помоги нам Бог».

Она одним глотком допила почти горячий лимонад:

– Насчет Франца я и хотела поговорить, милая.

Фрида убирала квартирку так же аккуратно, как она приводила в порядок археологические находки. Распахнув окна, девушка впустила в комнатку влажную вечернюю жару.

Она не хотела брать деньги у тети Марты, но женщина отмахнулась:

– Мы семья. Ты не можешь ходить в одной юбке и в пир, и в мир и добрые люди… – Фрида отказалась от дорогих вещей:

– Ты права, – согласилась тетя, – так называемый Франц оценит твой багаж… – на единственном шатком стуле стоял дешевый саквояж, – он знает, что ты жила в кибуце. Хорошая одежда вызовет у него подозрения…

Фрида получила шорты с майками, джинсы, рубашки и новые сандалии. Девушка не стала отдавать родовой кинжал тете Марте:

– Оружие у меня не заберут, – хмыкнула Фрида, – наоборот, Максимилиану понравятся исторические артефакты… – кинжал и бережно завернутую в новое белье шкатулку Фрида спрятала на дно саквояжа. Теперь она знала, с кем имеет дело:

– Адольф, мой кузен, – губы девушки скривились, – сводный брат Маленького Джона… – она не просила дядю Джона передать привет юноше, – тетя Марта считает, что Максимилиан… – Фрида не могла назвать фон Рабе отцом, – собирается свести нас, словно мы племенные бык и корова. Он хочет получить наследников фон Рабе, но такого никогда не случится, – девушку даже затошнило:

– Я собиралась переспать с Францем, то есть Адольфом, – Фрида подышала, – чтобы выбить клин клином, – она старательно отгоняла мысли о Маленьком Джоне, – все было развлечением, – твердо сказала себе Фрида, – он тогда не знал, кто мой настоящий отец. Он сын графини Эммы, участницы Сопротивления, а я дочь палача, приговоренного к смертной казни. Он и не взглянет в мою сторону, впрочем, он и так не взглянул бы, случившееся было подростковой ерундой….

Не желая вызывать вопросы Адольфа, Фрида убрала саквояж в стенной шкаф:

– Слежку мы за ним не пустим, – пообещал ей старший брат, – вы спокойно улетите из страны, а остальное в твоих руках…

Вокруг загорелых ног Фриды завевался белый песок тель-авивского пляжа. Иосиф дал ей хлебнуть холодного пива:

– Моше и Шмуэлю я все объясню, – тихо сказал майор Кардозо, – поверь мне, – он покрутил пальцем у себя над головой, – все, кому надо знать об операции, знают о ней, – Иосиф прервался:

– Сестричка, – нежно сказал он, – пока не поздно все переиграть. Ты можешь поехать в Британию или Америку, где никто не читал никаких статей. У меня есть деньги, – он взял руку Фриды, – я хотел потратить их на восстановление дома Судаковых, но стройка подождет, ты и твоя учеба важнее… – Фрида сделала еще глоток:

– Последний, не волнуйся, – весело сказала девушка, – что касается учебы, то мой… – она поискала слово, – в общем, мое добровольное задание без учебы не обойдется. Он вряд ли отпустит меня к бывшим врагам рейха, – с нескрываемым презрением добавила Фрида, – он захочет держать меня при себе, где бы он ни обретался… – она избегала называть фон Рабе по имени.

Пройдя по влажному полу, устроившись на подоконнике, девушка закурила. Она носила новые шорты и успевшую пропотеть за уборкой майку:

– Мне придется обращаться к нему, как к отцу, – поняла Фрида, – он будет меня обнимать и целовать… – тетя предупредила ее, что фон Рабе сделал несколько пластических операций:

– Он не похож на фотографии военных лет, – женщина помолчала, – его видели Генрик с Аделью на частных концертах в Швейцарии, видел твой кузен Максим…

Фрида запомнила новое имя кузена:

– Максимилиан Миллер, сын якобы сбежавшего в Африку солдата СС, Зигфрида Миллера. У него кличка Гладиатор, но вряд ли я с ним столкнусь… – кузен торчал в лагере боевиков в Сирии:

– Адольф не повезет тебя в глушь, – заметила Марта, – фон Рабе встретится с тобой в Европе, в цивилизованном месте… – Фрида понимала, каких сведений ждет от нее семья:

– Местоположение его основного логова… – она заметила на улице светловолосую голову фальшивого Франца, – режим охраны, количество охранников, предпочтительный способ передвижения, сколько у него паспортов и на какие они имена… – Фрида должна была стать Ритберг фон Теттау:

– Он сделает мне новые бумаги, – так называемый Франц нес букет цветов, – надо начинать мой бенефис… – за вчерашним обедом в забегаловке Йоси семья дружно велела ей не рисковать:

– Он будет за тобой следить, – уверенно сказала тетя Марта, – и приставит к тебе охранников. Отправляй весточки на Ганновер-сквер, но будь очень осторожна… – ради их компании Йоси повесил на забегаловку табличку: «Закрыто по техническим причинам».

Принеся кофе и блюдо со щедро политой сиропом баклавой, хозяин шепнул Фриде:

– Газетенкой мы вытерли полы в сортире, но только размазали грязь… – девушка не могла не хихикнуть:

– Но сейчас мне надо быть серьезной, – напомнила себе Фрида, – статья на месте… – «Йедиот Ахронот» красовалась на ободранном столе, – выражение лица у меня соответствующее… – она сверилась с зеркалом:

– У Тиквы хорошо бы получилась такая сцена, – Фрида видела подружку в эпизодах фильмов, – она молодец. Ей только двадцать три, а она снимается у именитых режиссеров… – сердце заныло, – и у нее есть любящий муж. Они с Аароном тоже встречаются со школы, как я с Эмилем… – на глаза Фриды удачно навернулись слезы, – думала ли я, что все так сложится… – затрещал звонок.

Приняв букет, она замялась:

– Спасибо, Франц, что пришли меня навестить. Я… – Фрида помолчала, – по понятным причинам, я теперь скрываюсь. От меня все отвернулись, – девушка указала на газету, – мои братья, то есть теперь не братья, не хотят иметь со мной ничего общего, – ее голос задрожал, – меня исключили из кибуца, не принимают в университет… – девушка всхлипнула, – но я понятия ни о чем не имела. Он, то есть мой отец, давно мертв…

Крепкая рука юноши коснулась ее руки:

– Он жив, – парень улыбнулся, – он ждет вашей встречи, Фредерика.

Официально в особую комнату в служебных помещениях аэропорта в Лоде могли попасть только Марта и Джон:

– Мы с Монахом никуда не поедем, – успокоил ее Волк, – у Адольфа может иметься мое описание. Незачем болтаться толпой в людных местах… – фальшивый Франц Ланге и Фрида, пока с израильским паспортом, улетали в Афины.

Девушка позвонила в пансион из уличного автомата:

– Он переехал ко мне, – тихо сказала Фрида, – он спит на полу… – племянница вздохнула, – вы были правы, тетя Марта, он от меня не отлипает… – услышав об Афинах, Марта отозвалась:

– Из Греции вы отправитесь дальше. Если удастся, сообщи нам, куда.

Марта не рассчитывала на звонок из Афин:

– В Афинах он получит для Фриды фальшивый паспорт, – сказала она Джону, – он успел связаться с Максом, то есть с его безопасным телефоном… – пускать слежку за Адольфом было нельзя:

– Наблюдение ничего не даст, – согласился герцог, – нельзя его сейчас настораживать… Джон добавил:

– Фрида рано или поздно выйдет на связь, но мы очень рискуем, Марта… – женщина кивнула:

– Я знаю. Но Фрида никогда не пойдет путем матери, она не такой человек, Джон…

В аэропорт их привез Иосиф. Марта исподтишка разглядывала спокойное лицо племянника:

– Эмиль с Джоном ничего не добились, как Волк не добился ничего от Михаэля, – она сплела тонкие пальцы, – Джон прав, наци поступили с ними так, как они поступали с советскими военнопленными.

Волк невесело заметил:

– Я это миновал. Меня, как бунтаря, отправили в Плашов. Но ребята в партизанских отрядах признавались, что их отправляли расстреливать таких же пленников, как они сами. Некоторые не выдерживали и поднимали оружие против своих…

Марта предполагала, что Михаэль с Иосифом решили скрыть подробности случившегося на Синае:

– Мы никогда не услышим, через что они прошли, – поняла женщина, – бесполезно даже пытаться. Михаэля отправляют в Европу, – она подумала об Анне, – бедняжка оправится, но ясно, что она больше не любит мужа…

Сквозь непроницаемое со стороны вылетающих стекло, Марта хорошо видела Фриду. Племянница приехала в аэропорт в новых джинсах и скромной рубашке. Адольф и она тащили рюкзаки:

– Саквояж и чемоданы они сдали в багаж. Обыкновенные молодые люди, – Марта не двигалась, – они устраивают себе европейские каникулы после года учебы и службы в армии. Никто ничего не заподозрит, ни здесь, ни в Афинах… – герцог тихо сказал:

– Он похож на мальчика, но гораздо больше напоминает Отто… – женщина согласилась:

– Не просто напоминает, а почти одно лицо с ним… – Адольф щеголял отличной осанкой. Вспомнив покойного деверя, Марта передернулась:

– Отто и смотрел так же, надменно, даже на родственников…

Джон заметил:

– Максимилиан навешал ему лапши на уши и о его собственных родителях, и о том, как появился на свет Маленький Джон… – Марта кивнула:

– Макс, наверное, сделал вид, что ты соблазнил Эмму ради собственных грязных целей…

Фрида и Адольф отдали паспорта пограничнику. Иосиф не отводил глаз от веселого лица сестры:

– Она знает, что мы здесь, – напомнил себе майор Кардозо, – тетя Марта по телефону обещала ей семейные проводы… – пограничник что-то сказал, сестра подняла голову. Иосиф встретился с ней взглядом:

– Она меня видит, – облегченно понял майор, – то есть она понимает, что я рядом. Я всегда останусь рядом, я ответственен за нее, как за Моше со Шмуэлем, как за Маргариту и Еву… – он не удержался от улыбки:

– И служил Иаков за Рахиль семь лет, но они показались ему, как несколько дней… – со времени их с Евой встречи в Касабланке семи лет еще не прошло, однако Иосиф не сомневался, что ему придется служить дольше:

– Да и черт с ним, – сказал себе майор Кардозо, – ради Евы я готов ждать всю жизнь. Я отстрою наш родовой дом, мы пойдем к хупе у Стены Плача и поселимся в сердце Иерусалима. Наши дети вырастут в Израиле, с детьми Фриды и Моше…

Замигала зеленая лампочка, барьер отъехал в сторону:

– Остается только надеяться на лучшее, – пробормотал герцог, – что относится и к Джонатану… – Марта кивнула:

– Не волнуйся, хотя, – женщина помолчала, – и я сама волнуюсь. Но я уверена, что они справятся и зло будет наказано… – старший Джон понизил голос:

– Говоря о зле, мы обсуждали нашу миссию в СССР. Парни, – он кивнул на Иосифа, – туда отправятся, надо им помочь. На север они не полетят, но мы с Волком задумались о месте у семи камней… – Марте стало неуютно, она уловила вдалеке холодный смешок, – как ты считаешь, что за аномалию мы встретили… – Марта вспомнила голос раввина:

– Запрещено о таком говорить, – она задумалась, – вообще о женщинах или только о ней, Хане Горовиц? И почему запрещено… – она повернулась к герцогу:

– Не знаю, Джон, – честно ответила Марта, – но обещаю, что узнаю… – Марта опять взглянула на барьер, но Фрида с Адольфом исчезли из вида.