Читать книгу Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том четвертый - Нелли Шульман - Страница 5

Несмотря на войну, аэропорт Лода исправно работал. Иосиф сам подвез будущую Халиду Ахдиб к неприметной двери, ведущей в глубины служебных помещений. Малышка вылетала из Израиля по своему подлинному паспорту.

В дороге они слушали радио, передававшее сводку с фронтов:

– Все идет отлично, – Иосиф довольно ухмыльнулся, – за два дня с начала военных действий мы почти уничтожили египетскую авиацию и продвигаемся вглубь Синая…

Утром израильские войска захватили Шарм-Эль-Шейх. Иосиф предполагал, что Израилю, как и в прошлый раз, придется уйти с полуострова:

– Но больше никто не запрет нам выход в Красное море, – уверенно сказал себе Иосиф, – египтяне усвоят урок… – блокада пролива Эт-Тиран для израильских судов стала формальным поводом к войне:

– Но повод нам не нужен, – он покуривал в открытое окно, – Иерусалим должен быть объединен, а западный берег реки Иордан обязан стать частью Израиля. Невозможно все время жить с ножом в боку…

На вчерашнем совещании Иосиф услышал, что сражения в центре и на севере замедлились.

Генерал Даян не хотел входить в Старый Город, используя танки и артиллерию:

– Иначе потом международное сообщество обвинит нас в уничтожении бесценных исторических памятников, – сварливо заметил генерал Амит, – но в Старом Городе находится особая миссия, призванная найти путь к Стене Плача… – Иосиф навострил уши, но Амит больше ничего не сказал, перейдя к северной части карты.

Сирийские военные аэродромы лежали в руинах, однако Даян опасался атаковать Голанские высоты, из-за неудачного расположения израильских соединений:

– Мы сидим на равнине, а сирийцы окопались в горах, – Иосиф покосился на спокойное лицо Хайди, – через неделю она окажется именно в Сирии, если все пойдет удачно. Через неделю, если не раньше, закончится и война…

Даян боялся и советского военного вмешательства. Амит на совещании подытожил:

– Сегодня к вечеру парашютисты должны освободить Старый Город. Поняв реакцию Советского Союза на происходящее, мы сможем продолжить усилия на южном и северном фронтах и на западном берегу реки Иордан… – кто-то из коллег заметил:

– Голаны должны стать нашими, тогда север вздохнет свободно. У меня сестра в тамошнем кибуце, мои племянники растут под звуки воздушной тревоги… – Амит упер указку в карту:

– Должны и станут. Но пока иорданцы обстреливают Западный Иерусалим и кибуцы рядом с зеленой линией. Нельзя почивать на лаврах, – вздохнул генерал, – два дня войны стали победоносными, но мы не можем расслабиться…

Дождавшись конца совещания, Иосиф побежал к телефону в своем кабинете. С Моше, разумеется, было никак не связаться:

– Он где-то в Иерусалиме, почти все парашютисты в городе, – Иосиф набрал телефон канцелярии кибуца, – а Эмиль летает над Синаем… – он надеялся, что отцу и Фриде хватило ума отправиться в Тель-Авив. Секретарша в Кирьят Анавим успокоила Иосифа:

– Мы их не видели с понедельника, – сказала женщина, – не волнуйся, милый, все в порядке. Здесь пустынно, почти все уехали к морю. Нас не обстреливают, – от Кирьят Анавим до зеленой линии лежало еще двадцать километров, – но мы слышим взрывы снарядов. Солдаты патрулируют шоссе, а столовая кормит их бурекасами… – положив трубку, Иосиф хмыкнул:

– Они остановились у кого-то из папиных знакомых или в пансионе. Незачем тратить время на их поиски. Папа не первый раз на войне, он поведет себя осторожно. Впрочем, он сейчас и не воюет…

Проведя Малышку в голую комнату с канцелярским столом, он вручил девушке ее израильский паспорт и билет до Афин. Халида тащила скромный рюкзачок со сменой белья и девичьей дребеденью, как называл такие вещи Иосиф.

Вторая Малышка, насколько он знал, тоже полетела в Рим налегке. На местной станции Моссада девушка получала французский паспорт, багаж и ключи от съемной студии.

Присев на край стола, Фельдшер закурил:

– Твой настоящий багаж, как и настоящий паспорт, – он подмигнул девушке, – привезет в Афины твой будущий попутчик… – Хайди спросила: «Куратор?» Иосиф помотал головой:

– Ты работаешь сама. В Сирии есть Гладиатор, я тебе о нем рассказывал. Он следит за беглыми нацистами, но, скорее всего, займется и европейскими леваками. Постарайся его найти, он обеспечит тебе связь, пусть и окольным путем… – Хайди заучила наизусть описание Максима Волкова:

– Что касается твоего попутчика, – Иосиф помолчал, – у него свои задачи, тоже касательно леваков. В Сирию он едет, чтобы заработать у них кредит доверия. Его зовут Джонатан, он, как и ты, путешествует по американскому паспорту… – Малышка поинтересовалась: «Он американец?».

Иосиф сухо отозвался:

– Ненужный вопрос, – девушка покраснела, – тебе надо знать, что ты американка, Хайди, то есть Халида Ахдиб, а остальное неважно… – он велел:

– Слушай внимательно. Джонатан ждет тебя в кафе на авеню Амалии, рядом с Синтагмой, центральной площадью… – он вручил девушке карту Афин с отмеченным на ней заведением, – сегодня, начиная с пяти вечера. Самолет приземляется в четыре, бери в аэропорту такси и езжай туда… – Иосиф потушил сигарету:

– Он займет второй столик слева. Ты ему скажешь: «Какой у вас интересный амулет!». Он ответит: «Спасибо, это семейная реликвия». Джонатан пригласит тебя выпить кофе, ты примешь его предложение… – он соскочил со стола.

Хайди спросила:

– Что у него за амулет… – Иосиф посмотрел на часы:

– Медвежий клык, старинных времен. Пошли, – он подогнал девушку, – началась посадка на твой рейс.

Из стаканчика на барной стойке запахло лимоном. Фрида пошарила среди разбросанных пачек:

– Израильская водка, – язык девушки заплетался, – дешевая, но сбивает с ног лучше, чем дорогие бутылки, – зажав зубами мятую сигарету, Фрида покачнулась на высоком табурете.

Из колонок бара гремели битлы. Белые лучи метались по скопившейся на свободном пятачке толпе танцующих. За плотно задернутыми шторами, на площади Дизенгоф, сияло полуденное солнце июня. Дверь изредка раскрывалась, впуская очередную парочку:

– Крутое место, – пьяно сказала Фрида, – музыка нон-стоп круглые сутки, – водка обожгла ей горло, – сейчас в Тель-Авив приперся весь Иерусалим, спасаться от войны. Раньше мы тоже ездили сюда развлекаться, – она захихикала, – знаешь, как говорят, лучшее место в пятницу вечером в Иерусалиме – дорога в Тель-Авив. У нас можно умереть со скуки, всем правят раввины… – девушка махнула рукой, – в черных капотах… – она уронила пепел на джинсы.

Мятая футболка пестрила каплями пролитых коктейлей. Фрида не помнила, какой по счету стакан опрокидывает:

– Я с трудом помню прошлые два дня, – поняла девушка, – но я как-то добралась до автобусной станции в Иерусалиме. То есть не как-то, клочковатый оказался хорошим человеком и помог мне…

Фрида вспомнила имя раввина: «Менахем. Он краснел, извинялся, что не может меня трогать…»

Рав Менахем принес ей салфетки для разбитого носа, притащил графин с водой и сделал Фриде стакан скверного растворимого кофе. Она сидела на стуле, вытирая платком мокрые щеки:

– Скажите мне, почему, – потребовала Фрида, – почему я… – девушка никак не могла выговорить это слово, – что за решение суда, о котором вы упоминали, – рав Менахем помялся:

– Ваша мать, покойная госпожа Горовиц была замужем за другим человеком. Ее муж, доктор Кардозо, покинул ее до войны. Он вступил в светский брак, однако не дал ей еврейского развода… – Фрида оторвала платок от носа:

– Это я знаю, – всхлипнула девушка, – у меня есть два сводных брата, Иосиф и Шмуэль… – рав Менахем подергал себя за бороду:

– Такое случалось на войне, – вздохнул он, – ваши мать и отец поставили хупу, считая, что ее первый муж погиб в Аушвице. Однако он выжил и умер после освобождения лагеря. По еврейским законам произошла, – он пробормотал, – запрещенная связь, плодом которой и стали вы. Мне очень жаль, госпожа Судакова, но закон есть закон, – голос раввина угас.

Решительно поднявшись, Фрида поинтересовалась:

– Где у вас телефон, рав Менахем… – скормив мелочь аппарату на стене коридора, Фрида ничего не добилась. В кибуце отца не видели:

– Он отменил семинар в университете, – Фрида позвонила и туда, – где его теперь искать… – она не знала телефона Иосифа в Тель-Авиве:

– Моше в армии… – она прислушалась к все воющей сирене, – а этот… – Фрида не хотела называть бывшего жениха по имени, – наверняка, поймал машину до авиабазы и сегодня полетит бомбить Египет… – щелкнув зажигалкой, она услышала недовольный голос:

– Здесь не курят. И вообще, – очередной бородач окинул ее неприязненным взглядом, – Тора учит нас, что вся красота дочери царя внутри. Дочь Израиля должна быть скромной. Приходите на курсы для еврейских девушек, – он указал на рукописное объявление рядом с телефоном, – где вы узнаете секреты счастливого брака и в будущем станете хорошей женой… – Фрида пыхнула на него дымом:

– Я никогда не стану хорошей женой, – девушка справилась с дрожащими губами, – я незаконнорожденная, уважаемый рав, я мамзер… – бородач отшатнулся от нее. Фрида вздернула подбородок:

– Пошли вы все к черту или еще куда подальше… – на ступенях раввината девушка огляделась:

– Папа может ждать нас в кафе, – пришло ей в голову, – он опоздал, но сейчас он мне все объяснит… – завидев ее, владелец развел руками:

– Профессор не приходил, но парнишка доставил от него записку, куколка… – с распухшим носом и растрепанными волосами Фрида была меньше всего похожа на куколку:

– Парнишка солдат, – добавил хозяин, – только бы иорданцы не начали нас обстреливать, как в сорок восьмом году… – завязывая шнурки кед, Фрида прочла неряшливый почерк отца:

– Он хотел все объяснить, – обрадовалась девушка, – но теперь он на задании… – Фрида подозревала, где находится отец. Профессор Судаков и Шмуэль говорили ей о подземном ходе, начинающемся в подвале разрушенного дома Судаковых в Старом Городе:

– Папа повел туда тайную миссию, – Фрида сжала кулаки, – надо его дождаться, и он все мне расскажет… – на дне ее рюкзака болтались ключи от тель-авивской квартирки:

– Вряд ли приятель этого… – она поморщилась, – появится в городе, а я не могу сейчас ехать в кибуц. Война войной, а меня все будут расспрашивать о свадьбе, то есть о несостоявшейся свадьбе…

В переполненном автобусе обсуждали начавшуюся войну. Фрида не слушала пассажиров. Устроившись на ступеньке, она мрачно грызла ногти:

– Я никогда не смогу выйти замуж, – горько поняла девушка, – даже в Европе, даже за не еврея. Кем бы ни был отец моих детей, они всегда останутся мамзерами. Нельзя обрекать их на такую судьбу…

В магазине рядом с квартиркой она купила водку и сигареты. Фрида провела два дня на скрипучем диване, валясь в пьяном забытье, приходя в себя только чтобы набрать номер кибуца. Профессор Судаков не появлялся в Кирьят Анавим. Девушка держала в пальцах потухший окурок:

– Когда он позвонил, я оказалась у телефона почти трезвой… – Фрида вдохнула запах сандала, – какая разница, он только развлечение. Он ничего не знает о мамзерах, и я не собираюсь распространяться о случившемся…

По дороге в бар Фрида сказала швейцарцу, что ее бросил парень:

– Скатертью дорога, – провозгласила она, – разрыв надо обмыть… – крепкая рука поддержала ее за талию. Фрида кинула окурок в пепельницу:

– У меня никого не было, кроме Эмиля, – поняла она, – с четырнадцати лет и до вчерашнего дня. Был Джон, но это не считается. Это парень, кстати, смахивает на Джона… – девушка потянулась за новой сигаретой:

– Незачем больше хранить верность. Незачем и некому…

Подавив рыдание, она велела: «Закажите еще водки, Франц».

Тушь неряшливо размазалась вокруг закрытых глаз девушки. Фрида храпела, распластавшись на старом диване. Адольф смыл рвоту с ее лица, но не рискнул холодным душем. Кузина могла проснуться, а он хотел порыться в ее вещах:

– Хорошо, что я успел узнать адрес этой берлоги, – Адольф брезгливо огляделся, – прежде чем она окончательно напилась…

Он позволил себе только пару бокалов местного пива. В Гейдельберге Адольф ходил с приятелями в бары, но не притрагивался к крепкой выпивке.

В Фредерике, по его подсчетам, плескалось немало алкоголя. Явившись в бар подшофе, начав с шампанского, кузина быстро перешла на водку. Девушку стошнило в туалете бара и по дороге к госпиталю Ихилов. В квартире Адольф стянул с нее испачканные джинсы и мокрое белье:

– До туалета она тоже не добежала, – вздохнул парень, – понятно, почему она пьет. Жид с фотографии ее бросил… – в холщовом рюкзаке кузины он обнаружил старомодные туфли на каблуке и помятую юбку армейского фасона. На дне сумки болтались клочки фото. Сложив обрывки, Адольф понял, что кузина избавлялась от снимка бывшего приятеля:

– Она приехала сюда из Иерусалима, – юноша листал записную книжку, – она говорила, что ее бывший парень летчик, он сейчас в армии… – Адольф прислушался к хрипящему радио. Сводка обещала, что израильские войска к вечеру войдут в Восточный Иерусалим:

– Бои идут на протяжении бывшей зеленой линии, – сказал диктор, – напоминаем, что вчера наши парашютисты заняли Рамаллу… – Адольф подумал об известном ему особняке:

– Надеюсь, что Юсуф-шейх и Мохаммед успели уйти в Иорданию, – вздохнул юноша, – пока я не доберусь до Европы, я не узнаю об их судьбе… – диктор добавил:

– Вчера наши войска вернули себе Латрун. Впервые с сорок седьмого года шоссе между Тель-Авивом и Иерусалимом полностью контролируется Израилем…

После войны за независимость часть дороги рядом с Латруном перешла в руки иорданцев. Израильтяне добирались до Иерусалима объездными путями. Адольф привык к тряским автобусам Эгеда, к запаху пыли осенью и каплям дождя на стекле зимой.

Занятия в ульпане Еврейского Университета начинались в восемь утра. В столовой кибуца Адольф выпивал быструю чашку кофе. Юноша засовывал в бумажный пакет питу с толикой оливок и мягкого сыра. В семь он стоял под жестяной крышей остановки на повороте к кибуцу.

Адольф знал водителей на маршруте по имени. Весело здороваясь, он пробирался на свободное место или устраивался на ступеньке, по соседству с дремлющими солдатами. Он съедал питу, склонившись над учебником или тетрадью с грамматическими упражнениями.

Кроме иврита, Адольф изучал и арабский. Официально он не мог посещать университетские занятия, но преподаватели не обращали на такое внимания:

– Дядя Макс обрадуется, – он листал ежедневник кузины, – у меня теперь почти свободный арабский язык и в иврите я преуспел. Иврит понадобится для допросов пленных израильтян или если мы организуем здесь акцию устрашения…

Календарь был еврейским, с отмеченными праздниками. На странице выходных после Шавуота, кузина криво нацарапала: «Хупа». Адольф взглянул на разметавшиеся по засаленной подушке рыжие волосы:

– Бедняжка, жид ее бросил перед свадьбой… – он почти хотел найти парня и отправить его на тот свет, – но это к лучшему, ее больше ничто не удерживает в стране. Фредерика в обиде на него, а значит, и на остальных евреев. Она арийка, но она пока этого не знает… – Адольфу стало жалко кузину:

– Она оправится, – твердо сказал себе юноша, – стоит ей попасть под крыло дяди Макса, и она расцветет… – диктор частил:

– Кроме падения Гуш-Эциона сегодня в полдень… – он прервался:

– Подождите, пришли срочные новости. Продолжается бой за Арсенальную горку. Парашютисты —десантники под командованием полковника Моти Гура рвутся к Старому Городу. Сегодня вечером Стена Плача и Храмовая Гора могут оказаться в наших руках…

Больше ничего интересного в ежедневнике не было. Адрес квартирки Адольф записывать не хотел:

– Я все запомнил, – выйдя на крохотную кухню, он зажег сигарету, – война закончится, и я увезу отсюда Фредерику…

В Тель-Авиве он успел навестить городской почтамт, где заказал телефонный разговор с неким номером в Цюрихе. Стоя в будке, Адольф слушал механический голос:

– Оставьте сообщение после сигнала, – номер был безопасным, – в случае необходимости вам перезвонят… – он спокойно сказал: «Передайте дяде, что я встретил нашу родню». Здесь дядя связаться с ним не мог, но Адольф не сомневался, что Феникс приедет им навстречу, едва они окажутся в Европе.

Выкинув окурок в форточку, он обвел глазами грязный линолеум, пустые бутылки из-под водки и пива у обшарпанной стены, капающий, перевязанный набухшей марлей кран. По полу шествовал большой таракан. Решительно припечатав, насекомое ногой, Адольф пробормотал:

– Так случится со всеми жидами и с их проклятой страной. Сейчас они выиграли, но рано или поздно арабы их сомнут и сбросят в море…

Присев на диван, он осторожно коснулся руки кузины. Алый лак на обгрызенных ногтях облупился, у нее не сошли царапины и ссадины от раскопок:

– Все будет хорошо, Фредерика, – нежно сказал Адольф, – скоро я отвезу тебя домой.