Читать книгу Траст - Норб Воннегут - Страница 5

Чарльстон, Южная Каролина

Повесив трубку, Палмер окинул взглядом свой кабинет. Дощатые полы – идеальный холст для россыпи персидских ковров. Сосновые панели стен, изъеденные многими поколениями древоточцев, импортированы из Англии. Да и антикварная мебель сработана еще до начала двадцатого века. Казалось, все в комнате, включая и самого хозяина, льнуло к воспоминаниям о лучших временах.

Стены покрывали десятки фотографий. На них был Палмер – одутловатое лицо и блестящие глаза. Волосы либо светло-русые, либо седые, в зависимости от его возраста. Вот он обменивается рукопожатием с Биллом Клинтоном в президентской библиотеке в Литл-Роке, вот задушевно беседует с мэром Чарльстона, а вот – трапезничает с папой Бенедиктом XVI где-то в сердце Ватикана. Все снимки воспевали легендарное прошлое. Но сейчас мысли бизнесмена были далеки от политики, больших денег или недавних лет, наполненных благотворительной деятельностью.

Мужчина серьезно тревожился о близких. Его тридцатитрехлетняя дочь Клэр умна и красива, но снова не замужем и разгуливает по жизни, будто волшебная лоза для неудачников. Брак ее оказался катастрофой эпического масштаба. Единственная хорошая новость заключается в том, что под перекрестным огнем не оказалось ни единого ребенка.

Эшли Кинкейд, первая жена бизнесмена, умерла, когда дочь была еще совсем юной. Он никогда не представлял жизни без женщины, которую любил со времен учебы в Высшей школе имени епископа Ингланда[4]. И теперь то и дело мысленно обращался к ней. Ему хотелось все обсудить, спросить совета. Но заодно он испытывал облегчение от того, что она не видит его крушения.

Вторая жена Палмера, на двадцать семь лет моложе, женщина совершенно иного склада, настоящая штучка в наилучшем смысле. ДжоДжо – любящая и страстная, одна из тех, которые притрагиваются к каждому, кончики пальцев в их общении играют огромную роль. Она подвижна и переменчива, как ртуть – порождение пламенной латинской ДНК. Швыряется деньгами, как пьяный моряк, но Палмеру до того и дела нет. ДжоДжо наделена умениями и талантами, как ни одна другая из женщин, каких он когда-либо встречал.

Перед ним стоял Фаустов выбор, то бишь никакого выбора. Мысль об этом обратилась в сущую пытку, пожирающую мозг, будто огненные муравьи. Если Палмер поступит по совести и расколется, ДжоДжо и Клэр отправятся за решетку. Он тоже, но не суть важно. Если же он будет держать рот на замке, неизвестно, что произойдет. Последствия могут оказаться несравненно хуже, чем пара-тройка лет в тюрьме.

В самом деле. Поди скажи, на что способны его «партнеры». Когда-то они выставляли себя его союзниками. Но играли по другим правилам, и Палмер стал помехой. И понимает это. И они понимают. А в их мирке это означает, что его можно пустить в расход.

Мужчина слышал биение собственного сердца. Чувствовал, как пот стекает по лбу. И чуял запах собственного страха.

Да что ж они за люди?

* * *

Фонд Пальметто[5] некогда сулил большие надежды. Это детище Палмера, его дар Чарльстону. На этом здании он не экономил, хотя экономия – основной принцип застройщиков. Благодаря ей небольшой выделенный бюджет легко растягивается. Но серьезные проблемы могут возникнуть у тех, кто будет принимать такой дом или жить в нем.

Те дни миновали.

Палмер заработал свои деньги – достаточно, чтобы содержать не одно поколение Кинкейдов. И теперь искал отпущения грехов. Фонд Пальметто сулил стать его дорогим наследием, которое со временем можно так приумножить, что оно оправдает любые не самые честные дела. Эта организация была чем-то большим, нежели просто трастом, образованным с помощью вороха юридических документов. Она была живым, дышащим существом. И открывала ему путь в бессмертие.

Являя собой источник благотворительности, Фонд Пальметто служил всем, кому мог понадобиться. Он принимал пожертвования и давал субсидии сообразно пожеланиям дарителя. Оказывал бухгалтерские, инвестиционные и административные услуги. Давал любым семействам возможность заниматься благотворительностью в течение сколь угодно длительного времени без досадной возни с бумагами. Палмер пожертвовал первые 10 миллионов долларов и обещал, что потом будет еще более щедрым.

И вот теперь его мечта вернуть долг обществу и помочь другим поступить точно так же превратилась в издевательство. В насмешку, о которой никто и не догадывается. В то самое время, когда мир бизнесмена рушится на глазах, весь Чарльстон чествует Кинкейдов, потому что снаружи все выглядит прямо лучше некуда.

В местных кругах имя Палмера стало синонимом великодушия. Репутация мужчины превзошла все возможные пределы. В качестве председателя совета попечителей Фонда Пальметто он подписывал все чеки до единого – будь то его собственные дары или исполнение пожеланий других филантропов.

Взять хотя бы пожертвование 100 тысяч долларов Чарльстонскому колледжу: Дарлен Симпкинс предпочла остаться анонимной, так что он направил ее дар через Фонд Пальметто. Палмер подписал чек, отозвавшийся благодарственным письмом директора колледжа по развитию, написанным собственноручно. То же самое и с Фестивалем Сполето, Мемориалом Холокоста на Мэрион-сквайр, не говоря уж о нескольких десятках прочих некоммерческих организаций по всему городу. Все это были благие деяния. И Палмер с радостью принимал благодарности, хотя сам непосредственного отношения к дарениям не имел.

Впрочем, и его семейство на дары не скупилось. Именно деньги Кинкейдов создали критическую массу в Фонде Пальметто. ДжоДжо недавно завершила реконструкцию Собора Св. Иоанна Крестителя. Палмер финансировал новое крыло Аквариума Южной Каролины. А Клэр занялась благотворительностью в Чарльстонском библиотечном обществе. Местные жители воспринимали организацию Палмера как защиту их жизненного оплота – южные манеры, оштукатуренные дома, традиционный стиль жизни – от любых веяний нового.

Скоро всеобщему признанию придет конец, понимал Палмер. Если просочится хоть словечко, весь город будет презирать Кинкейдов и шептаться у них за спинами. Не без труда он вскарабкался на ноги и заковылял через холл к кабинету дочери, чувствуя навалившееся на плечи бремя всех своих шестидесяти шести лет до последнего.

Как же мог я свалять такого дурака?

Клэр – вице-президент Фонда Пальметто по развитию. Ее дело – выявлять семьи, готовые расстаться хотя бы с 5 тысячами долларов, и помочь им направить свои пожертвования на медицинские исследования, на поддержку социально незащищенных детей – да куда угодно.

С жертвователями она держится искренне и пылко, заставляя их раскошеливаться по полной программе. Она заставляет семьи поверить в мощь благодеяний. Растолковывает им, насколько важна культура филантропии в семейной жизни. Клэр Кинкейд верят абсолютно все.

Друзья Палмера частенько говаривали, что она станет «потрясающей мамой», и эта высочайшая похвала не могла его не радовать.

– До понедельника, солнышко, – собрав всю волю в кулак, он разыграл хорошую мину.

Бросив взгляд на часы, Клэр нахмурилась с наигранным неодобрением.

– И куда же это вы направились, мистер?

Палмера всегда изумляло, как его дочь умудряется сохранять свежесть – и в одежде, и в настроении – на протяжении всего душного сентябрьского дня. Шелковистые каштановые волосы средней длины аккуратно уложены. Взгляд добрый, ни капельки не осуждающий. Кожа гладкая, без изъянов. Заботы и тревоги светской жизни словно не коснулись дочери. С возрастом она становится все более обходительной, как и ее мать, всегда находившая теплое слово для каждого.

– Отплываю вечером на «Забияке», – он утер лоб платком.

– О, забавно. А мне можно?

– Не сегодня, солнышко.

– У Микки я и спрашивать не буду, – настаивала она, чувствуя себя чуточку уязвленной.

Последний дружок Клэр – сущий индюк. Палмер скорее перерезал бы себе вены, чем провел с этим субъектом в море хоть пять минут. Но удержался от соблазна высказать нелестный комментарий.

Улыбнувшись с сияющим взором, хотя под ложечкой мучительно засосало, Палмер покачал головой.

– Он тоже не приглашен.

– Что-нибудь не так?

– Не-а.

Клэр помедлила. Ответ отца прозвучал чересчур беззаботно, чтобы успокоить ее.

– Ты что-то не в себе.

– Сегодня вечером мне надо капельку простора.

Этажом ниже Палмер наведался в кабинет ДжоДжо с высокими потолками и стенами насыщенного шоколадно-коричневого цвета. Ее такса Холли, наделенная душой крупного пса, втиснутой в крохотное тельце, подскочила и обнюхала ботинки Кинкейда, молотя хвостом, как ненормальная.

ДжоДжо сидела на мягкой кушетке, обтянутой красным чинцем, подобрав под себя ноги, обутые в туфельки Джимми Чу, и тараторила в микрофон гарнитуры по-испански с такой скоростью, что Палмер даже не мог разобрать, где кончается одно предложение и начинается следующее.

Он изучал этот язык на протяжении всех старших классов. И не раз убеждался, что только потратил время впустую. Порой ДжоДжо поддразнивала его, с непроницаемым видом произнося протяжным, неспешным испанским, который приберегала для иностранцев: «Usted habla español como un gringo»[6].

Увидев его, ДжоДжо спрыгнула с кушетки, вонзив в пол четырехдюймовые каблуки. Не прерывая разговора по телефону, не сбившись со слога, не приостановившись даже на долю секунды, Палмер одними губами выговорил: «Я иду в море», – после чего она поправила мужчине волосы, сдвинула гарнитуру и смачно поцеловала в губы.

ДжоДжо утерла с его губ следы «Малинового румянца» – своего любимого оттенка губной помады. Ее искусное прикосновение граничило с любовной лаской, хотя на самом деле просто выражало привязанность.

– Qué pasa? Qué pasa?[7] – Эхом откликнулась она в микрофон, счастливая и возбужденная, не в силах сдержать свой энтузиазм.

Вместе они являли странную парочку. И дело не столько в возрастной разнице: ДжоДжо тридцать девять, а у него протез тазобедренного сустава. Дело в том, как они шагали по жизни. Палмер – классический южный джентльмен, никогда не суетящийся, всегда неспешный и методичный, словно Земля готова придержать свое вращение, пока он ее не нагонит. Она же – подвижная, трогательная, говорливая и соблазнительная.

На миг ДжоДжо сфокусировалась на Палмере. Он увидел, как по ее золотисто-кофейному лицу промелькнула озабоченность, и темно-карие миндалевидные глаза дамы тревожно распахнулись. Палмер широко улыбнулся, как будто заключая соглашение, и ласкал ладонью щеку ДжоДжо, пока она снова не воссияла и испуг не скрылся без следа.

С этим он и направился на Брод-стрит, навстречу чарльстонскому вечеру, все еще напоенному волглой жарой в 5:30 вечера. Лишь раз он бросил взгляд через плечо на свое здание – желтая штукатурка, большие сводчатые окна, – которое окрестил «нашей мировой штаб-квартирой» лишь отчасти в шутку.

Теперь же при одной мысли о Фонде Пальметто к горлу подкатывала тошнота. Находиться там – сущая пытка, атмосфера полна жалоб и прочих глупостей. Уйти оттуда – ничуть не лучше. Потому что снаружи дом благих намерений Палмера больше смахивает на надгробие, чем на попытку искупления грехов. Судя по всему, эпитафия должна гласить:

«Вот здесь-то Кинкейд и облажался».

* * *

Было 9:30 вечера.

Солнце уже село. Морской бриз прогнал дневную жару, а прилив утопил болотный смрад булькающего ила. Не было ни москитов, ни каких-либо других насекомых, упивающихся превосходством в воздухе над Чарльстоном. «Забияка» покачивался в океанской люльке, плеск воды гипнотизировал. В такую ночь легко забыть день минувший.

Палмер смотрел на вантовый речной мост через Купер, переводя взгляд от устоев моста и мельтешения дорожного движения наверху к мягкому свету месяца. Его легкие упивались солоноватым воздухом, а уши – симфонией моря и благовестом бакенов, перекликающихся в гавани по ночам.

Через какое-то время взгляд мужчины опустился к поверхности океана. Он загляделся на дельфинов, они изредка вырывались на поверхность, увидел, как мелкая серебристая рыбешка будоражит воду в отчаянной попытке улизнуть от хищников. Нет, он ни за что не поднимет якорь и не пойдет домой, во всяком случае, в ближайшее время.

Теперь, прикончив уже полбутылки, Палмер плеснул себе еще стопку «Дикой индейки». Опрокинул ее в себя и вытер рот тыльной стороной кисти. По горлу в желудок скатилась волна обжигающей жидкости.

Алкоголь – «Адвил»[8] для глупости.

От фунта крупных креветок, сваренных Палмером на обед, осталась еще пара штук. Он очистил одну, выбросил голову и панцирь в воду, а креветку кинул в миску со своим специальным соус-коктейлем.

Потребовалось ровно три попытки, чтобы довести до совершенства формулу, представляющую собой не что иное, как фирменное блюдо Кинкейда с добавлением хрена и соуса Питера Люгера для стейков. При воспоминании о том, сколько людей предлагали купить его рецепт за деньги, мужчину просто смех разбирал.

Звезды и открытый небосвод улучшили настроение. За решеткой он лишится этой безмятежности, качки и соленых ароматов моря, призрачного силуэта Чарльстона, чуть тронутого лунным светом.

Может, ему не доведется видеться с ДжоДжо и Клэр целый год, а то и несколько – смотря как повернутся события. Он не представлял, какое решение примет суд. Но чем больше пил, тем меньше его заботило, что будет дальше. Настало время защитить свою жену и дочь. Любой ценой.

Истина в «Дикой индейке».

В понедельник он позвонит адвокату. Бросится на меч и примет удар на себя. Уклоняться от закона – недопустимый риск, идти на который, поставив на карту безопасность близких, Палмер отказывался.

А потом он позвонит Гроуву. Этот парнишка расхлебал каши больше, чем составит изрядная толика его проблем. Вот кому Палмер может довериться – он смекалистый и очень надежный, хоть и малость медлительный, чтобы действовать самому.

– Делай, что можешь, и наплевать на трудности, – заметил Палмер, не обращаясь ни к кому в частности.

– Разве пристали такие речи доброму католику?

Палмер чуть не выпрыгнул из собственной кожи. Рывком обернулся к каюте. И от увиденного ему стало дурно.