Читать книгу «Спартак». Хроники возрождения». Книга вторая. 1977 год. Чистилище - Олег Медведев - Страница 16

Если Николаю Петровичу Старостину хватило мудрости, чтобы ужиться с Бесковым, на многие годы подчинив свои эмоции интересам дела, то Юрию Андреевичу Морозову, ставшему было на первых порах помощником Бескова в «Спартаке», заметного следа в истории «Спартака» оставить было не суждено. В апрельской заявке команды на сезон-77 его фамилия уже не значилась. «Я вообще не испытывал горячего желания идти в «Спартак», – вспоминал позднее Морозов. – «Динамо» – другое дело, – говорил я Бескову. – А тут и вы новый человек, и я». Но вы же знаете Бескова, наверное, не хуже меня – он кого хочешь может убедить! К тому же по его настоянию в команду вернули Николая Петровича Старостина, к которому я относился с огромным уважением…»405.

Выбор был, с одной стороны, вполне предсказуемым – Морозов незадолго до этого успешно сотрудничал с Бесковым в качестве помощника в сборной страны. С другой – с позиций сегодняшнего дня достаточно неожиданным. Дело не только и не столько в том, что столкновение характеров было почти неизбежным. И Бесков, и Морозов обладали, как известно, крутым нравом. Как заметил работавший в 80-х с Морозовым в ЦСКА Валентин Бубукин, «Морозов представлял собой этакую гремучую смесь Тарасова и Лобановского. Вспыльчивый, кипяток, суровый, жестокий. Мог накричать, сравнять с землей. Все это минут на десять. Потом проходит время, и он затихает…»406. Еще категоричней характеризовал Морозова начальник медицинской службы армейцев тех лет Олег Белаковский: «Тренер Морозов – человек с очень непростым характером. Общаться с ним порой, извините за сравнение, все равно, что с тигром в клетке целоваться…»407.

Важнее другое – тренерская, да и человеческая судьба Морозова уже к тому времени куда более тесно переплелась с судьбой антагониста Бескова – Валерия Лобановского, да и по своему футбольному мировоззрению Морозов был куда ближе к Лобановскому: «…На чемпионате мира в Германии голландцы показали тотальный футбол, а осенью того же 1974-го Лобановский, Алескеров и я были на стажировке в Голландии и в течение месяца наблюдали за тренировками „Аякса“, ПСВ, „Фейеноорда“, „Твенте“… Жили мы на базе национальной сборной, где на специальных курсах готовят тренеров четырех категорий – от D до А. Причем, чтобы получить высшую квалификацию, нужно пройти через все четыре группы. А возглавлял этот тренерский институт великолепный специалист г-н Плойер, обладавший глубокими знаниями по методике спортивной тренировки. И он поведал, с помощью каких упражнений можно достичь в игре многократных скоростных подключений фланговых защитников, прессинга, группового отбора. То есть всего того, что мы с Валерием Васильевичем взяли на вооружение, развивали и совершенствовали…»408.

И, тем не менее, приглашение Бескова Морозов не мог не принять: «Видите ли, тогда как личность Бесков производил на меня более сильное впечатление, чем Лобановский. Все-таки против Василича я играл, у нас не было такой разницы в возрасте, как с Константином Ивановичем, который к тому времени во многих командах, в том числе и в сборной, неизменно проявлял себя как специалист крупного масштаба. Кстати, с Бесковым мы познакомились в середине 60-х в Самарканде, когда я, готовясь к защите диссертации, проводил кое-какие эксперименты с футболистами „Зенита“, а он готовил к сезону московское „Динамо“. Мы много времени провели вместе, я прислушивался к его советам, а Бесков, как всякий умный человек, вероятно, не пропускал мимо ушей кое-что из моих суждений. И, тем не менее, я был ужасно поражен, когда он, возглавив в марте 1974-го сборную СССР, сделал меня, не работавшего тренером ни в одной команде, своим ассистентом. Правда, вскоре после матча с ирландцами он покинул этот пост, и большинство до сих пор считают, что его сняли с работы. Да никто Бескова не снимал! А свой уход он объяснял мне так: „У нас в сборной шесть-семь киевлян, у них другая методика подготовки, и если мы останемся, то будем их просто ломать“. То же самое он повторил руководителю спорткомитета Сергею Павловичу Павлову. Тот два дня не сдавался, но все-таки пришел к выводу, что на сбор в Югославию сборная должна ехать во главе с Лобановским и Базилевичем. А те, в свою очередь, включили меня в делегацию, попросив для начала заняться тягомотным оформлением документов на выезд…»409.

Во многом благодаря Морозову, кстати, Евгений Ловчев, по его собственному признанию, в 1976 году оставался едва ли не единственным некиевлянином, защищавшим цвета сборной СССР под руководством Лобановского: «Видимо, какие-то добрые слова обо мне Лобановскому сказал Юрий Морозов, с которым по работе в олимпийской сборной образца 75-го года (он тогда помогал Бескову) у меня сложились самые добрые отношения. Морозов мне сообщил, что Лобановский хочет видеть меня в своей команде…»410. Впрочем, решал Морозов для Лобановского и иные, более деликатные, селекционные задачи. Так, Виктор Звягинцев, игравший в «Шахтере», вспоминал, что именно Морозов поставил его перед выбором, от которого, что называется, нельзя отказаться: «Подсел ко мне в самолете Юрий Андреевич Морозов, помощник Лобановского по сборной, и предложил: или Киев, или Донецк. Или сборная, или… Я тут же в самолете написал заявление о переходе и передал Валерию Васильевичу. Так осуществилась моя мечта сыграть на чемпионате Европы и Олимпиаде. Такие тогда были методы…»411.

Анатолий Исаев, также работавший в 1977 году помощником Бескова, припомнил, что во многом именно благодаря Морозову, сильному теоретику, кандидату наук, в практике работы Константина Ивановича появились его ставшие впоследствии знаменитыми подсчеты ТТД – тактико-технических действий футболистов: «Как раз через Юрия Андреевича к нам и пришла мода считать „плюс-минус“. Я, кстати, был не согласен с тем, что благодаря таким подсчетам создается реальная картина полезности футболиста…»412.

Сотрудничество Бескова и Морозова в «Спартаке» оказалось прогнозируемо недолгим. Георгий Ярцев утверждал, что именно он стал невольным катализатором разрыва: «На первых порах пребывания в „Спартаке“ я не имел своей квартиры и часто ездил в Кострому. В Москву возвращался рано утром – к шести часам я был на базе в Тарасовке. А Константин Иванович еще раньше вставал. Ну, и я регулярно попадал на индивидуальные тактические задания. Наверное, поэтому именно я в 1977 году и оказался причастен к разладу Бескова с Юрием Андреевичем Морозовым. Вечером стираю форму в своем номере. Заходит Константин Иванович: „А, бабским делом занимаешься! Пойдем-ка со мной“. Приходим в комнату к Бескову, там Николай Петрович и Юрий Андреевич. Перед ними макетная доска – занимаются теорией. Константин Иванович воспроизводит ситуацию из последнего матча и спрашивает: „Георгий, какой здесь тебя должен был встречать защитник?“. Только я собрался ответить, как Юрий Андреевич сделал безапелляционное заявление: „Конечно, вот этот!“. У Бескова было иное мнение. Естественно, у них завязался такой спор, что обо мне и забыли. Искры летели, я от греха подальше под шумок ретировался. А утром на завтраке нам объявили, что Морозов всем передал большой привет. Как знать, если бы Бесков не задал мне тот вопрос, может быть, они бы еще лет десять вместе работали…»413.

История, рассказанная Ярцевым в качестве байки, очень правдоподобна и вполне характерна для двух мэтров тренерского дела, хотя, как утверждал Анатолий Исаев, Морозов покинул «Спартак» в момент, когда команда находилась на сборах в Сочи: «Взял Бесков поначалу и Юрия Морозова, но уже на первых сборах убрал. На каком-то разборе игры Морозов начал говорить о том, как должен играть центральный защитник, и Бесков сказал: „Слушай, друг, как надо в центре обороны играть, говорить буду я, а не ты“. Больше Морозова в команде не видели…»414.

Подтверждал, что расставание произошло на сочинском сборе, и сам Морозов. По воспоминаниям Юрия Андреевича, однако, их противоречия с Бесковым приняли куда более глобальный масштаб, нежели частный спор об игровой ситуации и даже неприемлемая для Бескова самостоятельность мышления его помощника: «Но, увы, уже на сборах, где Бесков ставил игру, базировавшуюся на ювелирной технике, коротких и средних передачах, я стал активно пропагандировать функциональную подготовку, полярные тактические решения, а если коротко – то футбол «по Лобановскому», который мне импонировал в большей степени. Бескову показалось, что Морозов переступил рубеж, отделяющий второго тренера от первого. Я почувствовал это и в один прекрасный день сказал ему: «Константин Иванович, готов сотрудничать, но не беспрекословно выполнять указания». Старостин возражал против моего отъезда из Сочи, хотя в душе понимал, что тандема единомышленников из нас с Бесковым уже не получится. И дал мне деньги на обратный билет…»415. Евгений Ловчев, правда, припомнил детали «развода», не слишком лестно характеризующие поведение в тот момент старшего тренера «Спартака»: «Морозову по каким-то причинам не отдавали документы, тренер не мог уехать в Питер, так как билет без паспорта не давали. Ситуация была унизительной, я пошел к Старостину, который к людям относился по-доброму, и тот велел администратору выдать паспорт…»416.

Дальнейшее окончательное сближение Морозова с Лобановским было делом времени. Морозов в 1978 году возглавил ленинградский «Зенит», а позже именно ему в 1983 году было доверено принять киевское «Динамо» на время работы Лобановского освобожденным тренером сборной СССР. Причем на Морозова тогда легло тяжелейшее бремя перестройки, если не сказать, закладывания нового фундамента команды, переживавшей смену поколений. Эта неблагодарная, черновая работа – так уж странно сложилась его тренерская судьба, и в этом без труда можно увидеть известное сродство его с Бесковым – ждала Морозова и в «Зените» в начале 80-х, и в ЦСКА середины 80-х, и вновь в «Зените» – уже на рубеже тысячелетий. Удивительно, но факт – пожинать лавры по результатам своих трудов Морозову так, по сути, нигде и не довелось. Этот счастливый момент неизменно доставался тренерам, принимавшим после него «собранные» им команды.

Между тем, среди выдвинувшихся при нем на первые роли в своих командах – ставшие легендами своих клубов Юрий Желудков и Валерий Брошин, Алексей Степанов и Сергей Веденеев в «Зените», Александр Заваров и Олег Кузнецов, Павел Яковенко и Алексей Михайличенко в Киеве, Игорь Корнеев и Владимир Татарчук, Валерий Масалитин и Дмитрий Кузнецов в ЦСКА. Спустя десяток лет немного подзабылось, но даже Андрей Аршавин с Александром Кержаковым начинали свою карьеру в «Зените» именно под руководством Юрия Андреевича Морозова…

Более того, эта роль «чернорабочего» всегда была сопряжена с немалыми рисками. С ЦСКА Морозов и вовсе дважды вылетал в первую лигу, за что удостаивался не раз в посвященных истории армейского клуба сочинениях злых и уничижительных оценок. Однако стоит прислушаться и к Валентину Бубукину: «Сила Морозова в предвидении. В „Зените“ он работал, потом пришел Садырин и выиграл Союз. Работал в ЦСКА, не хватило всего года, потому что игроки молодые, они растут семимильными шагами. Татарчук стал в восемьдесят восьмом заслуженным мастером спорта, олимпийским чемпионом. Фокин то же самое. То есть игроки до этого попали как раз в те руки, которые нужно. Он их сделал профессионалами… Не умаляя Пашиных достоинств, скажу, что пришел он не на голое место, не к разбитому корыту, не к развалюхе, какой брал команду Морозов. Фундамент успехов 1991 года был создан, безусловно, Юрием Андреевичем. Он – один из лучших тренеров нашего футбола двадцатого века…»417.

Да и за киевский период работы Морозова и спустя годы ему в спину летели камни непонимания и обиды, такие, как брошенное Владимиром Бессоновым: «Всего за один сезон, пока Лобановский целиком сосредоточился на сборной страны, а у нас в «Динамо» главным работал Юрий Андреевич Морозов, мы из лидеров отечественного футбола превратились в заурядную команду…»418. Сам Лобановский, напротив, высоко ценил вклад Морозова в победы обновленного им киевского «Динамо» в середине 80-х: «Полагаю, начал эту работу в 1983 году мой преемник (оказалось – на короткий срок) Юрий Андреевич Морозов. Он ввел в основной состав некоторых из тех, кто дошел до Лиона, продолжал работать по методике, принятой и апробированной в киевском «Динамо». Безусловно, ему не хватило времени, а некоторым футболистам, так и не ставшим ему помощниками, – терпения. Я благодарен Ю. А. Морозову за то, что он не отошел от принципов, исповедуемых в киевском «Динамо» с 1974 года…»419.

Олег Блохин впоследствии сетовал на излишнюю мягкость в ту пору Морозова – видимо, исключительно в сравнении с Лобановским, поскольку это определение мало вяжется с образом Юрия Андреевича – а также его излишнее упование на профессионализм футболистов киевского «Динамо»: «Морозов слыл среди футболистов человеком душевным, мягким, как правило, не повышающим голос на игроков. И команда радушно приняла нового тренера… Гораздо позже, с дистанции прожитых лет, я понял, что чрезмерная мягкость Морозова (после каждодневно ощутимой жесткой требовательности Лобановского!) была восторженно воспринята игроками как добро, но вскоре для них же обернулась злом. И постепенно коллектив наш начал трещать по всем швам… Говорят, все познается в сравнении. И в те трудные для команды дни, вспоминаю, что я отдавал должное последовательности и твердости претворения в жизнь игровых и тренировочных принципов Лобановского, с которым сам не всегда соглашался. Я в то лето начал понимать, что для пользы дела киевскому „Динамо“ куда лучше подходил жесткий „требовательный деспот“ Лобановский, чем „мягкий интеллигент“ Морозов…»420.

Образ «мягкого интеллигента» никак не вяжется с Морозовым. «Но в Киеве Юрий Андреевич был таким, как рассказывает Блохин. Я даже не помню, чтобы Морозов когда-то повысил голос. По сравнению с Валерием Васильевичем Лобановским он был намного мягче. Может строгости нам и не хватило для достижения больших побед…»421, – подтверждал Олег Кузнецов. – «А вы книгу Блохина и его рассказ об этом периоде читали? <…> Так вот, я с его мнением согласен. Ребята почувствовали в Морозове слабинку и начали к делу относиться иначе. Упражнения вроде были те же, что при Лобановском, но того рвения, того желания – пусть даже чуточку и подневольного, вызванного предельной требовательностью тренера – не было…»422.

Морозов искренне недоумевал: «В чем же, интересно, этот либерализм проявлялся?! Да, я не считал нужным контролировать игроков, скажем, у них дома в дни отдыха. Это просто-напросто смешно: я ведь прекрасно знаю, что если футболист захочет обмануть тренера – выпить, с девушкой погулять, то он с легкостью обведет вокруг пальца любого „надсмотрщика“. В Киеве у меня были проблемы совсем другого рода. <…> После сезона 1982 года с большим футболом расстался Веремеев, не тот, что прежде, был Буряк. В общем, команда нуждалась в существенном обновлении, в притоке „свежей крови“. Я начал реконструкцию состава: впервые вышли тогда на поле Михайличенко, Олег Кузнецов… Надо сказать, что на протяжении всего сезона и руководство, и игроки меня поддерживали. Несмотря на некоторое, вполне естественное, снижение результата, никто меня из Киева выгонять не собирался…»423.

Виктор Чанов, однако, вспоминал совсем иное. О поддержке со стороны игроков не было и речи: «…Коллектив был очень дружный. Например, в конце 1983-го, когда Киев тренировал Юрий Морозов, не побоялись с ребятами прийти к председателю общества «Динамо» и выдвинуть ультиматум: либо он, либо мы…»424. По словам тогдашнего голкипера киевлян, игроки не принимали ни тренировки Морозова: «Это был ужас! Нелепые упражнения, бестолковые установки. На фоне Васильича – небо и земля. <…> Я не представлял, что классную команду можно развалить так быстро. Тренировки превратились в каторгу. То играем в лапту. То задание – попасть мячом в два других мяча. Мы слушаем и думаем: «Ты травишь? Футбол с бильярдом перепутал? Это киевское «Динамо», а не пионерский отряд!»…»425, ни его установки: «Мы привыкли с Васильичем к прессингу, а здесь тупая персоналка. Правый хав ушел налево – ты за ним. Он в туалет – и ты туда же. В обороне игра разладилась, нам постоянно забивали. В какой-то момент сообразили: еще немного – и встанем на вылет. Тогда после установок собирались отдельно: «Забыли все, что он сказал. Играем так и так…». В перерыве Морозов влетал в раздевалку багровый: «Разве я это говорил?!». А на него уже не обращают внимания…»426.

Не добавляли авторитета тренеру и проколы «чужака»: «Был еще эпизод, который не добавил Морозову уважения. Позади пара месяцев после его назначения. Едем на автобусе из киевского аэропорта. Морозов берет микрофон, объявляет на весь салон: «Завтра в 11.00 от Финляндского». Народ прыснул: «Ничего, что это Киев, а не Ленинград…». Все складывалось из мелочей…»427. Словом, уход Морозова был предопределен: «Мы были на грани. Морозов настроил против себя всю команду. Над ним уже просто издевались. Орет: «Была б моя воля, взял бы пистолет и расстрелял вас!». Хорошо. Утром приходит на теорию, а на столе – пистолет. <…> Игрушечный. Но Морозов все понял, развернулся и выбежал…»428.

Факт остается фактом – команда, была на то причина, или это была реакция на отпущенные вожжи – в буквальном смысле распустилась. Тот же Олег Блохин скажет позже: «Вернувшись в команду, Лобановский начал с восстановления дисциплины – на бытовом уровне и в игре…»429. А Олег Кузнецов признает правоту тренеров, не дающих послаблений игрокам: «Что же касается жесткости, то с 80 процентами наших футболистов так поступать и надо. Чуть слабину дашь – они сядут тебе на шею. Случай с Морозовым это доказал. И что важно, мы ведь не из-под палки у Лобановского работали, хоть и боялись его. Мы заражались его убежденностью, целеустремленностью. <…> Лобановский не только от нас – он в первую очередь от себя требовал. И множество кроссов с нами бегал. Если при Морозове игроки могли позволить себе на тренировках и в играх выкладываться процентов на 50-60, то при Лобановском выкладка меньше чем на 100 автоматически означала смертный приговор…»430.

Так или иначе, по окончании сезона Морозов оставил свой пост. «Команда заняла в чемпионате седьмое место, с Юрием Андреевичем Морозовым, приступившим к переформированию ее рядов, намерены были распрощаться. Я предложил ему остаться в роли помощника. Он отказался, и я его понял. Стремление к самостоятельной работе, особенно если привык только к ней, всегда похвально…»431, – писал в книге «Бесконечный матч» Валерий Лобановский. Сам Морозов вспоминал о тех событиях так: «…Осенью 83-го сборная СССР в отборочном матче чемпионата Европы проиграла португальцам, и всех нас – тренеров сборной – отправили в отставку. Лобановский вернулся в Киев, а мне предложил работать в клубе его помощником. Я отказался: в сборной это одно, а в клубе – совсем другое…»432. Леонид Буряк утверждал, впрочем, что предложение было, скорее формальным: «Для начала Лобановский предложил Морозову остаться в команде в роли его помощника. Этот жест был скорее жестом вежливости по отношению к своему товарищу, нежели действительное желание Валерия Лобановского. К удовлетворению обоих, Морозов отказался и вскоре объявился в московском ЦСКА…»433.

Все это не повлияло на их дружбу и взаимное уважение. И в 1986 году, когда Лобановский вновь возглавил сборную страны, Морозов, как и в 1983-м, вошел в его тренерский штаб. Отношения были в высшей степени доверительными. Как утверждал игравший тогда в сборной Вагиз Хидиятуллин: «Советовать ему (Лобановскому – прим. автора) мог разве что Морозов. Общение у них было братское. На сборах Юрий Андреич мог сказать: «Хорош гонять пацанов». И все, нагрузка снижается. Другой на его месте и рот бы не открыл…»434. Бесков, в отличие от Лобановского, в замечаниях Морозова вовсе не нуждался и помощника-советчика рядом не потерпел. Воспоминания Евгения Ловчева в общих чертах подтверждают приведенный выше рассказ Ярцева: «Как-то на разборе матча «Спартака» Юрий Андреевич Морозов (он одно время был помощником Бескова) сказал что-то не в унисон Константину Ивановичу. За смелость поплатился – был очень жестко одернут, а вскоре и покинул команду…»435. Судьба Морозова в этом смысле не уникальна – тема вторых тренеров в «Спартаке» при Бескове заслуживает отдельного разговора.

Отношение Бескова к Морозову испортилось бесповоротно – спустя десяток лет это заметит Александр Нилин: «Но знаю, что к Морозову, работавшему у него в «Спартаке» вторым тренером, а теперь ставшему вторым в сборной Лобановского, бывший спартаковский тренер относится скептически – считает человеком «бумажным», как в практика в него не верит…»436. И еще наблюдения Нилина тех лет: «…Бесков хвалит молодых, талантливых игроков армейского клуба. «Их бы организовать, отдать в хорошие руки…». Сожалеет, что попали они к такому «неумелому тренеру», способному только бумажки писать…»437.

Морозов свое отношение проявлял не в словах, скорее, делом. Как вспоминал Борис Кузнецов, «…когда Морозова поставили, я был капитаном ЦСКА, но его киевская модель, вся эта беготня, мне была не близка. Я более творческий человек. Отыграл у Морозова один круг и попросился в другую команду. Морозов ответил: «Боря, не вопрос». Но тогда с переходами было сложно пишешь заявление, клуб составляет твою характеристику, Федерация ее рассматривает. Морозов, как соратник Лобановского, был антиподом Бескова, и, узнав, что я собрался именно в «Спартак», стал препятствовать. Написал в характеристике, что я нарушаю спортивный режим…»438.

В то же время Морозов пытался трудоустроить в Киеве едва ли не против его воли Валерия Шмарова, покидавшего ЦСКА: «Сомневаюсь, что Лобановский об этом знал. Меня из ЦСКА в Киев хотел отправить Юрий Морозов, друг Лобановского. Но от нагрузок Юрия Андреевича я на финише сезона был как выжатый лимон. Вернулся в «Факел» – ног не чувствовал от усталости…»439.

Армейский период славы Морозову, как известно, не добавил. Как скажет позже Дмитрий Галямин, воспитанник спартаковской школы, много лет отдавший ЦСКА: «От работы с Морозовым остались весьма противоречивые впечатления. Я до сих пор уверен, что это был очень сильный тренер. В первую очередь – великолепный методист, который грамотно строил тренировочный процесс. Но вот в отношении к людям… Не знаю, как в других командах, но у Морозова никак не складывались отношения с 90 процентами футболистов, игравших в ЦСКА. И в особенности – с ветеранами. Самыми заслуженными армейскими игроками…»440. Именно при Морозове, например, фактически завершит карьеру Александр Тарханов: «…С приходом Юрия Морозова началось резкое омоложение состава, старики восприняли его в штыки, атмосфера внутри команды накалилась… Короче, знакомые любому футбольному клубу трудности, где происходит смена поколений. Мое выступление сильно не понравилось отцам-командирам…»441.

В ЦСКА – в отличие от Киева – Морозов был уже таким, каким мы его запомнили. Суровым, жестким, порой жестоким, с крутым нравом, острым на язык. Поиграл в ту пору под началом Морозова в ЦСКА будущая «звезда» «Спартака» 90-х, а тогда – призванный против воли из Ташкента Андрей Пятницкий, так охарактеризовавший Морозова: «Как вы, корреспонденты, пишете – „сложный человек“… Никак понять не мог, как человек может уйти из команды, когда срок службы выйдет. В самом деле, кажется, не понимал, что люди приходят в тогдашнее „Динамо“ и ЦСКА не из-за традиций, а только из-за армии. Месяца за четыре до дембеля вызывает меня: „Ну, ты что? Остаешься?“. Нет, отвечаю. Попытался объяснить, что Ташкент – любимый город, родина, но это Морозова не слишком интересовало… В таком случае, говорит, придется тебе узнать, что такое настоящая армия. И что такое сапоги… Узнал. Сдержал Морозов слово. Но я-то понимал, что служить мне остается три с половиной месяца – пусть хоть в Забайкальский округ посылают…»442.

Вообще дальнейшие пересечения Юрия Андреевича Морозова со «Спартаком» проявились лишь в поворотах судеб отдельных футболистов. Евгений Ловчев вспоминал: «…Когда я уходил в 78-м от Бескова (именно так, а не из «Спартака»! ), Юрий Андреевич пригласил в «Зенит». Долго мы с ним говорили в гостинице «Ленинградской», что у трех вокзалов, но… Тот «Зенит» и «Зенит» нынешний – две большие разницы. Это во-первых, а во-вторых, я все-таки хотел кое-что доказать Бескову. И не принял приглашения Морозова… В 80-м уже я сам просился к Морозову в «Зенит». Бывает же такое! Но Юрий Андреевич ответил: «Жень, тогда ты мне был нужен. А теперь у меня целая команда молодых питерских ребят. Поезд ушел…». Очень честная позиция. Знаете, порой бывает, что тренер начинает юлить, не беря на себя ответственность и не желая по каким-то причинам сказать «нет». Тут же Морозов был предельно откровенен…»443.

Сергей Швецов утверждал, что его путь из кутаисского «Торпедо» в «Спартак» пролегал через ленинградский «Зенит» как раз вследствие недолгой совместной работы Морозова с Бесковым: «История вышла интересная. В 77-м приехал с «Торпедо» в Москву играть против «Спартака». А до этого в юношеской сборной пятку травмировал, но Норакидзе ничего не сказал. И вот за 20 минут до конца он говорит: «Давай, Сережа, сыграй в Лужниках. Может, такого шанса у тебя больше не будет». В то время Бесков с Морозовым еще приятельствовали, и Константин Иванович сообщил Юрию Андреевичу, что в Кутаиси есть русский паренек – надо, мол, за ним съездить, привезти в «Спартак». Потом они разругались, Морозов «Зенит» принял и про тот разговор с Бесковым вспомнил. Так я в Ленинград перебрался…»444. Стоит заметить, что 17-летний в ту пору Швецов действительно принял участие в московской встрече «Спартака» с кутаисцами, однако матч в «Лужниках» состоялся 27 июля, когда Морозов давно уже в «Спартаке» не работал.

Бескову Швецов и вправду запомнился, когда играл в Кутаиси, и «вытащить» его впоследствии из «Зенита» стоило немалой крови, вспоминал Николай Петрович Старостин: «Итак, тренеру Константину Бескову юный форвард Швецов, высокий, стройный, с мягкой техникой, приглянулся, когда тот играл в дублирующем составе кутаисского „Торпедо“. Но Швецов неожиданно перешел в „Зенит“. Бесков продолжал в воображении видеть его центрфорвардом „Спартака“, считая, что он сумеет придать нашим атакам результативность. …Короче говоря, были предприняты усилия, чтобы добиться согласия Швецова. Парень внял уговорам и приехал в Москву. „Зенит“ тогда еще не взял чемпионского курса, а перспектива играть в „Спартаке“ для молодого форварда выглядела заманчивой. Разразился скандал, в ленинградских газетах появились фельетоны. Определенные основания для них существовали – далеко не все требования инструкции о переходах были соблюдены. Так или иначе, Швецов остался в „Спартаке“…»445.

Настойчивость Морозова сыграла решающую роль в карьере безвестного в ту пору спартаковского дублера голкипера Михаила Бирюкова, приглашенного в 1978 году из Орехово-Зуево: «В 1979 году Юрий Андреевич первый раз позвал меня в „Зенит“. Место в воротах команды тогда было прочно зарезервировано за Александром Ткаченко, и я, будучи игроком спартаковского дубля, подумал: „Какой смысл переезжать в Питер, если и там буду сидеть на лавке?!“. Словом, отказался и отправился в Благовещенск, один сезон провел в местном „Амуре“. На следующий год меня вновь позвали в „Зенит“, а Ткаченко как раз сломал палец. В конце концов, я решился на переход и связал с питерской командой свою жизнь…»446.

Еще один спартаковский дублер бесковского призыва 1978 года нападающий Сергей Березин встретился с Морозовым много лет спустя, в 1986 году, уже в ЦСКА, куда был переведен после нескольких лет бомбардирских подвигов из хабаровского СКА. В первом же сезоне Березин стал капитаном и лучшим снайпером московских армейцев, выступавших тогда в первой лиге. А годом позже во втором своем по счету матче в высшей лиге Березин получил тяжелейшую травму головы. Олег Белаковский впоследствии вспоминал, что «…в той ситуации он (Морозов – прим. автора) сделал для Березина все возможное и невозможное. Когда никто не знал, выживет Сергей или нет, Морозов через министра обороны добился, чтобы семье Березина выделили квартиру в Строгино. Он был готов отменить выездные матчи ЦСКА, пока капитан команды стоял на краю гибели. Как только стало ясно, что Сергей будет жить, Морозов убедил армейское руководство оставить младшего лейтенанта Березина в Вооруженных Силах, хотя с такими травмами люди автоматически подлежат увольнению в запас…»447.

Наконец, именно Морозов, не без участия Николая Петровича Старостина, сыграл свою роль в футбольной судьбе еще одного спартаковского дублера, воспитанника спартаковской школы Игоря Корнеева. Отвечавший много лет за призыв – тогдашнюю селекцию – в ЦСКА Николай Маношин рассказывал: «В то время я создавал команду ЦСКА-2. Звонит мне как-то Николай Петрович Старостин: „Николай, я тебя прошу, там парнишку хорошего призвали – выдерните его. Пусть у вас поиграет“. Ну, вызвал я Корнеева на просмотр из какой-то элитной части в Подмосковье. Тапочки нашли ему, майку… Вышел на тренировку. Конечно, что он там мог после части особенного показать! Но видно было: игрок с головой, техничный… Написал я рапорт командованию о переводе в ЦСКА-2. А Четвериков, тренер, особенно в новобранца не верил, мол, тихоход и прочее, и не всегда ставил в основу. Я тогда настоял, чтобы Игорь играл постоянно. Чего ему беготней заниматься! Мяч держит, чувство гола есть – выскочит, забьет! И действительно, заиграл Корнеев. Потом его Морозов взял к себе в основу…»448.

С годами, с мудростью приходит несколько иное понимание людей и их поступков, нежели в юности. Дмитрий Галямин отыграл под руководством Морозова все четыре его «армейских» года, и все это время не слишком ладил с наставником, а в конце 1987 года, когда уход Морозова был предрешен, и вовсе пошел с ним на прямой конфликт, спустя много лет признался: «Шли последние игры чемпионата, и Юрий Андреевич высказал все, что обо мне думает: „Наконец-то я с тобой прекращаю работать!“. А я ответил примерно тем же. Но прошло время, и я понял, как много мне дал Морозов за четыре почти невозможных года. И не мне одному. Понял, только когда сам стал тренером. Морозов учил играть в футбол, пусть и своими методами – палкой, беготней, руганью. Но это давало результат…»449.