Читать книгу Путеводитель по Древней Греции. Священные места Эллады - Ричард Г. Гелдард - Страница 10

После учреждения демократических принципов под руководством Клисфена Афины достигли своего самого высокого уровня развития, и произошло это в период между 460 и 430 годом до н. э. во времена правления Перикла. Что касается искусства росписи ваз, скульптуры, архитектуры, драмы и политики, Афины были, как говорил сам Перикл, «школой Эллады». В действительности, он мог бы не ограничиваться Грецией, поскольку влияние Афин вышло далеко за границы эллинского мира и распространилось в V веке на многие окружающие страны.

Во многом этот успех был обусловлен двумя на первый взгляд противоположными силами: стремлением достигать демократических идеалов равенства и правосудия и продвигать их в пределах полиса и желанием аристократии Афин принимать активное участие в управлении. Перикл был одним из таких аристократов, представителем древнего рода Алкмеонидов, к которому также принадлежал и Клисфен.

Перикл занимал пост, соответствовавший главе правительства. Он удерживал в своих руках власть на протяжении почти 30 лет благодаря своему красноречию, политическим навыкам и способности придерживаться принципов. Регулярно, 40 раз в год на склоне холма Пникс, с которого виден Акрополь, проводилось собрание. В нем могло принимать участие до 5000 человек, они выслушивали друг друга и вели дебаты. Все основные вопросы внешней и внутренней политики решались на Собрании 500. На одном таком собрании Перикл выступил с речью, восхваляя молодых афинян, погибших во время конфликта со Спартой.

Это была, прежде всего, политическая речь, но в ней нашли отражение некоторые принципы, ставшие основой эпохи. Вот отрывок из этого выступления:

Мы любим красоту, состоящую в ее простоте, и мудрость без изнеженности; мы пользуемся богатством как удобным средством для деятельности, а не для хвастовства на словах, и сознаваться в бедности у нас не постыдно, напротив, гораздо позорнее не выбиваться из нее трудом. Одним и тем же лицам можно у нас и заботиться о своих домашних делах, и заниматься делами государственными, да и прочим гражданам, отдавшимся другим делам, не чуждо понимание дел государственных. Только мы одни считаем не свободным от занятий и трудов, но бесполезным того, кто вовсе не участвует в государственной деятельности. Мы сами обсуждаем наши действия или стараемся правильно оценить их, не считая речи чем-то вредным для дела; больше вреда, по нашему мнению, происходит от того, если приступать к исполнению необходимого дела без предварительного обсуждения его в речи. Превосходство наше состоит также и в том, что мы обнаруживаем и величайшую отвагу, и зрело обсуждаем задуманное предприятие; у прочих, наоборот, отвагу вызывает неведение, размышление же вызывает нерешительность. Самыми сильными натурами должны, по справедливости, считаться те люди, которые вполне отчетливо знают и ужасы, и сладости жизни, благодаря чему они не отступают перед опасностями.

Первое, что хотелось бы отметить относительно этого послания, это то, что оно было обращено к гражданам Афин, присутствовавшим на открытом собрании. Это не рассуждения об обществе в частной беседе. Второе – это то, что здесь признается роль обсуждения и сознательного понимания вопроса, которые должны быть прелюдией к действию. Понимание есть основа любого человеческого действия, и слова о «знании ужасов и сладостей жизни» свидетельствуют о том, что оратор осознает значение данного принципа. Именно эта характеристика афинского общества придает его истории особую значимость. Это своего рода самосознание было одним из тех качеств, которые сделали Классический период Греции уникальным. Все это также помогает нам определить идею трагедии в том виде, как она использовалась в драме, а также увидеть в ней отражение упадка Афинской культуры, произошедшее вскоре после этого.