Читать книгу Зов Юкона - Роберт Сервис, Роберт Уильям Сервис - Страница 15

Для крепких парней салун «Маламут» хорош и ночью и днем,

Там есть механическое фоно – и славный лабух при нём;

Сорвиголова Мак-Грю шпилял за себя в углу,

И как назло ему везло возле Красотки Лу.

За дверью – холод за пятьдесят, но вдруг, опустивши лоб,

В салун ввалился злющий, как пес, береговик-златокоп,

Он был слабей, чем блоха зимой, он выглядел мертвяком,

Однако на всех заказал выпивон – заплатил золотым песком.

Был с тем чужаком никто не знаком, – я точно вам говорю, —

Но пили мы с ним, и последним пил Сорвиголова Мак-Грю.

А гость глазами по залу стрелял, и светилось в них колдовство;

Он смотрел на меня, будто морем огня жизнь окружила его.

Он в бороду врос, он, как хворый пес, чуял погибель свою,

Из бутыли по капле цедил абсент и не глядел на струю.

Я ломал башку: что за тип такой пришел сквозь пургу и мглу,

Но еще внимательнее за ним следила Красотка Лу.

А взгляд его по салуну скользил, и было понять мудрено,

Что ищет он, – но увидел гость полуживое фоно.

Тапер, что рэгтаймы играл, как раз пошел принять стопаря,

А гость уселся на место его, ни слова не говоря,

В оленьей поддевке, тощий, неловкий, – мне и слов-то не подобрать, —

С размаху вцепился в клавиши он – и как он умел играть!

Доводилось ли вам Великую Глушь видеть под полной луной,

Где ледяные горы полны СЛЫШИМОЙ тишиной;

Где разве что воет полярный волк, где, от смерти на волосок,

Ты ищешь ту проклятую дрянь, что зовут «золотой песок»,

И где небосклоном – красным, зеленым, – сполохи мчатся прочь;

Вот это и были ноты его: голод, звезды и ночь.

Тот голод, какого не утолят бобы и жирный бекон,

Но тот, который от дома вдали терзает нас испокон,

Пронимает тоскою по теплу и покою, ломает крепких парней

Голод по родине и семье, но по женщине – всех сильней:

Кто, как не женщина, исцелит, склонясь к твоему челу?

(Как страшно смотрелась под слоем румян красотка по имени Лу).

Но музыка стала совсем другой, сделалась еле слышна,

Объяснив, что прожита жизнь зазря, и отныне ей грош цена;

Если женщину кто-то увел твою, то значит – она лгала,

И лучше сдохнуть в своей норе, ибо все сгорело дотла,

И остался разве что вопль души, точно вам говорю!..

«Я, пожалуй, сыграю открытый мизер», – вымолвил Дэн Мак-Грю.

Стихала музыка… Но, как поток, она вскипела к концу,

Бурля через край: «Приди, покарай» – и кровь прилила к лицу;

Пришло желание мстить за всё, – да разве только оно? —

Тупая жажда – убить, убить… Тогда замокло фоно.

Он взглянул на нас, – я подобных глаз не видел, не буду врать:

В оленьей поддевке, тощий, неловкий, – мне и слов-то не подобрать, —

И спокойно так нам сказал чужак: «Я, конечно, вам незнаком,

Но молчать не могу, и я не солгу, клянусь моим кошельком:

Вы – толпа слепцов, – в конце-то концов, никого за то не корю,

Только чертов кобель тут засел меж вас… и зовут его – Дэн Мак-Грю!»

Я голову спрятал, и свет погас, – бабахнуло – будь здоров!

После женского крика зажегся свет: мы увидели двух жмуров:

Начиненный свинцом, – ну, дело с концом, – Мак-Грю лежал на полу,

А чужак с реки лежал, привалясь к бюсту красотки Лу.

Вот и вся история: на нее глядел я во все глаза.

Допился ли гость до синих чертей? Не скажу ни против, ни за.

У судей, наверное, много ума, – но я видел: в спешке, в пылу

Целуя, обчистила чужака красотка по имени Лу.