Читать книгу Проблемные аспекты института банкротства в России - Сборник статей - Страница 10

Фольгерова Юлия

Вятский государственный гуманитарный университет

Традиционно последние десятилетия изучение конкурсных отношений в России осуществляется в три этапа: современный (новейший), советский и дореволюционный. Исследователи, вероятно, исходят из того, что «более правильным является деление на периоды по политическим событиям», которые сопровождаются «важными переменами в общественной жизни» и дают «начало новым системам законодательства»

1. В теории конкурсного процесса встречаются и другие периодизации, в которых используются в качестве критерия, в частности, «цель правового регулирования»[95].

2. «Наличие на тех или иных исторических этапах источников конкурсного права, их содержание, общая направленность, а также сложившаяся система экономических отношений»[96].

3. Однако для настоящего исследования интерес представляет именно первая из указанных периодизаций по причине наличия именно в ней такого «национального» для России периода как советский[97].

Начальный рубеж советского периода законодательства исчисляется с ноября 1917 г., когда было объявлено о прекращении действия всех нормативно – правовых актов царской России и об отказе в судебной защите отношений, возникших до 7 ноября 1917 г. В последующем законодатель периодически указывал на запрет толкования норм советского законодательства «на основании законов свергнутых правительств и практики дореволюционных судов»[98].

Вместе с тем до принятия Гражданского кодекса РСФСР от 11.11.1922 г. (далее – ГК РСФСР 1922 г.) советское законодательство не содержало норм, предусматривающих возможности банкротства. Указанный кодифицированный акт в пятнадцати статьях использовал термин «несостоятельность» (в общей сложности двадцать раз)[99]. Для настоящего исследования принципиален тот факт, что законодатель не отрицал конкурсного процесса как такового и рассматривал несостоятельность, в частности, как одно из оснований ликвидации юридического лица наряду с ликвидацией в связи с истечением срока, на который юридическое лицо было учреждено, вследствие соглашения товарищей (акционеров) о прекращении юридического лица и т. п. (ст. ст. 289, 364 ГК РСФСР 1922 г.).

ГК РСФСР 1922 г., будучи источником материального права, ни коим образом не регулировал процесс реализации конкурсных отношений – не предусматривал признаков и последствий несостоятельности, оснований конкурса, правового положения субъектов и т. д. Данное обстоятельство наводит на мысль о непродуманном заимствовании соответствующих положений рассматриваемого кодекса. Подкрепляется это мнение еще и тем, что на момент принятия ГК РСФСР 1922 г. процессуальных нормативно – правовых актов, содержащих процедуры несостоятельности, не было. Не меняет ситуации и принятый в 1923 г. Гражданский процессуальный кодекс РСФСР[100].

Однако переход государства от военного времени к становлению и развитию экономических отношений, «применение частного капитала и инициативы в торговой и промышленной деятельности неизбежно извлекает из забвения, казалось, уже погребенную под развалинами дореволюционного строя фигуру несостоятельного должка»[101], что поставило на повестку дня вопрос о судьбе субъектов, не имеющих возможности отвечать по своим обязательствам. По этому поводу С. И. Раевич писал: «проблема несостоятельности заслуживает того, чтоб постановка законодательного регулирования ее была признана неотложною» и «срочность ее обуславливается недостаточно успевшею себя выказать к наступающему четвертому году НЭПа практической потребностью, которая особенно усилилась в период не вполне еще изжитого торгово – промышленного кризиса»[102].

Первая попытка устранить имеющийся пробел была предпринята в результате разработки Комиссией по внутренней торговле в 1923 г. проекта положения о несостоятельности, составлявшего часть IV Торгового свода. Примечательным является тот факт, что проект являлся результатом преемственности дореволюционного законодательства и рецепции западноевропейского конкурса. «Содержание этих постановлений – писал Н. Бончковский – свидетельствует о том, что авторы проекта нашли возможным целиком перенести в систему нашего права тип конкурсного процесса, общий западно – европейским законодательствам и нашему дореволюционному праву»[103]. На прямое использование работ дореволюционных ученых при разработке проекта части IV Торгового Свода указывал С. И. Раевич[104]. Более того Г. Рындзюнский высказывал сожаление по тому поводу, что «составители проекта Торгового свода прошли мимо… общеизвестного проекта пересмотра постановлений о несостоятельности Н. Тура, появившегося в 1896 г.».

Однако в целом ученые рассматриваемого периода подобное заимствование считали недопустимым. И такому отрицанию было два объяснения. Во – первых, потому, что «возрождение конкурсного процесса, как нормального способа разрешения несостоятельности, … противоречит основным принципам советского права»[105], а, во – вторых, по причине того, что «это производство негодно по существу и еще в дореволюционное время представляло из себя настоящую язву тогдашней судебной практики»[106].

В целом современниками проект Свода был оценен как составленный «при участии весьма опытных и технически сведущих юристов», но та «часть его, которая посвящена несостоятельности, вероятно, писалась автором ее наспех и не была, надо думать, предметом достаточного внимания редакционной комиссии» [107]. Не вдаваясь в анализ Торгового Свода в целом, и части IV, в частности, надо констатировать, что статус закона он не приобрел, а проблема несостоятельности стала звучать острее, и все чаще высказывалась необходимость в принятии специального нормативно – правового акта. Однако практически имевшие место отношения несостоятельности не ждали должного регулирования, и суды применяли для разрешения споров Устав о торговой несостоятельности 1832 г.[108]. По поводу данного обстоятельства А. Ф. Клейман возмущенно отмечал, что «практика вступила на путь рецепции дореволюционных правил и чуть не воскрешения сданного в архив истории конкурсного права» [109].

Пленум Верховного Суда РСФСР неоднократно указывал на то, что «институт конкурсного производства советскому законодательству неизвестен, что применение прежних положений и правил по конкурсному производству противоречит 6 и 5 ст. ст. постановления ВЦИК о введении в действие Гражданского кодекса РСФСР» и «что правила конкурсного производства, фактически примененные губсудом, являются нецелесообразными и по существу и что порядок взыскания и распределения долгов между кредиторами определены 266 и сл. ст. ГПК»[110].

В 1927 г. в Совнарком РСФСР был внесен на рассмотрение проект положения о несостоятельности частных лиц, физических и юридических, представленный Наркомюстом РСФСР[111]. Целью данного проекта было восполнить пробел в сфере несостоятельности путем введения в ГПК РСФСР главы 37, которая была принята декретом ВЦИК и ССНК РСФСР 28 ноября 1927 г. [112]. Глава 37 ГПК РСФСР предусматривала только несостоятельность частных лиц. По мнению Д. С. Розенблюма, государственные и кооперативные предприятия, несостоятельность которых обсуждалась в иных законопроектах, обладают «особой социальной природой», а потому «нельзя создать общий закон, применимый и к государственным, и к кооперативным, и к частным предприятиям» [113]. Необходимость специальных правил несостоятельности государственных предприятий объяснялась тем, что «наши госпредприятия не являются теми отдельными, конкурирующими между собой хозяйствами, которые могут противополагаться друг другу, наоборот, они – составные элементы одного государственного организма, а потому вопрос об объявлении предприятия неоплатным… должен разрешаться с точки зрения интересов всего государственного хозяйства в целом, в масштабе значения предприятия для указанного хозяйства» [114].

В 1929 г. ГПК РСФСР был дополнен еще двумя главами – 38 «О несостоятельности государственных предприятий и смешанных акционерных обществ» и 39 «О несостоятельности кооперативных организаций».

По мнению М. В. Телюкиной, поддержанному многими современными учеными [115], «конкурсное законодательство советского периода представляло собой аномалию конкурсных отношений», т. к. законодательство о несостоятельности «защищало не законные интересы кредиторов и должника, а общий хозяйственный результат» [116].

Нельзя не согласиться с тем, что «наиболее ярко выраженной особенностью советского конкурса был отказ от начал диспозитивности при назначении должностных лиц конкурсного процесса» [117]. Для дореволюционного и западноевропейского конкурсного процесса была характерна восходящая к римскому праву [118] традиция наделения кредиторов широкими полномочиями, на ранних этапах становления института несостоятельности практически неподконтрольными суду [119]. Хотя дореволюционной теории конкурсного процесса указывалось на вверение производства «самим кредиторам» как на недостаток [120].

Отстранение кредиторов от конкурсного процесса оценивалось учеными по – разному. Так, Д. С. Розенблюм рассматривал минимализацию прав кредиторов в качестве достоинства проектов положений о несостоятельности [121]. Н. Бончковский считал, что «построение конкурсного процесса на принципах заинтересованности и самодеятельности кредиторов», характерное для «гражданского права, в основу которого положены идея индивидуализма и институт собственности» не может быть перенесено «в систему нашего законодательства», на первый план в котором «должно быть выдвинуто исследование общественной ценности несостоятельного предприятия и стремление сохранить его». Надо отметить, что автор в целом не отрицал права кредиторов участвовать в деле о несостоятельности, но отводил им вспомогательную роль [122].

При обсуждении проекта главы 37 ГПК РСФСР Ф. И. Вольфсон высказывал опасения по поводу того, что «"ведомственный" ликвидации кроет в себе серьезные опасности бюрократизма» и отмечал, что не следовало бы «безоговорочно устранять от ликвидации кредиторов, которые, конечно, являются и заинтересованными и активными лицами» [123].

Справедливости ради надо заметить, что ограничение свободы кредиторов в делах несостоятельности не являлось новеллой советского конкурсного процесса. В императорский период римского конкурсного процесса в качестве представителя конкурсной массы выступал curator bonorum, назначаемый первоначально претором, а в последующем магистратом, но уже по соглашению с кредиторами [124].

В Англии с 1572 г. комиссары, реализовывавшие процедуры конкурсного процесса, из числа «умных, честных и скромных людей» назначались лорд – канцлером[125]. Интересным представляется тот факт, что советскими учеными признавался тот факт, что «назначение ликвидаторов правительственным хозяйственным органом… напоминает английскую систему»[126].

Особенностью конкурсного процесса в рассматриваемый период было то обстоятельство, что он оценивался как институт процессуального права. В данном случае законодатель, указывая на то, что «ликвидация имущества должника вследствие его несостоятельности… один из видов исполнительного производства», отошел от дореволюционной традиции, признававшей несостоятельность в качестве материально – правового института.

Надо отметить, что в науке встречалось мнение о необходимости выведения дел о несостоятельности из‑под компетенции судов. Так, Г. Рындзюнский писал, что «производство по несостоятельности, кроме, быть может, самого открытия такового, т. е. самого признания, что имущество данного лица подлежит взятию в управление и ликвидации, равносильно признанию его несостоятельности, вовсе не подлежит ведению судебных учреждений», а конкурсными делами «должны заниматься те органы советской власти, которые призваны специально заботиться о поддержании и руководстве хозяйственной, производственной жизнью страны, торговлей, промышленностью и т. п.» [127].

Институт несостоятельности, как явление, порожденное исключительно рыночными отношениями, не мог существовать в условиях командно – административной системы, поэтому при прекращении новой экономической политики, институт несостоятельности утрачивал свое значение, а «в условиях всеобъемлющего господства государственной и кооперативно – колхозной собственности проблема прекращения предприятий… ввиду их несостоятельности не ставилась и не решалась, потому что нерентабельные и убыточные предприятия… встраивались в экономику и существовали в качестве планово – убыточных за счет государственного финансирования, периодического списания долгов …, постоянно действующих и легализованных перераспределительных финансовых отношений в хозяйственных системах министерств и ведомств»[128].

Рассмотренные выше положения позволяют нам сделать следующие выводы. Во – первых, правовое регулирование отношений несостоятельности в советском государстве существо только в период нэпа, что объясняется непосредственной связью конкурсного процесса со свободным рыночным оборотом. При этом советский конкурс берет свое начало с принятия главы 27 ГПК РСФСР, поскольку нормы ГК РСФС, упоминая несостоятельность, не каким образом ее не регулировали.

Во – вторых, в указанный период наблюдалась преемственность дореволюционного законодательства и рецепция западноевропейского конкурса. При этом наличие преемственных связей можно наблюдать как в законопроектной работе и в практической деятельности судов.

В – третьих, самобытность советского конкурсного процесса выразилось в наличии дифференциации норм о несостоятельности частных юридических и физических лиц, государственных предприятий и смешанных акционерных обществ, а также кооперативных организаций. И, в – четвертых, конкурсный процесс советского периода рассматривался как институт процессуального, а не материального права, являясь особым исполнительным производством.