Читать книгу Проблемные аспекты института банкротства в России - Сборник статей - Страница 13
Секция работы студентов
Последствия признания сделок должника недействительными: соотношение принципов разумности, добросовестности, справедливости
ОглавлениеАверина Светлана
Уральская Государственная Юридическая Академия
Добросовестность, разумность и справедливость – общий принцип, помогающий установить пределы осуществления субъектами принадлежащих им гражданских прав, а также восполнить пробелы в законодательстве. Детально он нигде не раскрыт, а конкретизируется в ходе применения данного принципа судебными органами. Позволяет определить содержание прав и обязанностей сторон в отсутствии норм права, а так же при невозможности применения аналогии закона и аналогии права.
По сути, все субъекты правоотношений должны в своей деятельности руководствоваться данным принципом. Но как же быть, если отдельные его компоненты начинают противоречить друг другу? Если невозможно быть добросовестным, будучи разумным и наоборот? Такие противоречия могут возникнуть в различного вида правоотношениях, в частности, это касается и сделок, заключенных с лицом, в отношении которого в последующем началось производство по делу о банкротстве, и которые были признаны недействительными по специальным основаниям, предусмотренным ст.612 и 613 Федерального закона от 26 октября 2002 г. № 127–ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее Закон о банкротстве).
Совсем недавно в Закон о банкротстве были внесены существенные изменения, касающиеся оспаривания сделок должника Федеральным законом от 28.04.2009 № 73–ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации».
В отличие от утратившей силу ст.103 Закона о банкротстве, которая устанавливала общие последствия признания сделки недействительной, ст.616 Закона о банкротстве дифференцирует последствия в зависимости от вида совершенной сделки. Статья 103 устанавливает лишь последствия признания недействительной сделки, совершенной должником с учредителем (участником) по выплате (выделе) доли (пая) в имуществе должника. В данном случае такой учредитель (участник) приобретает право требования к должнику, которое подлежит удовлетворению после удовлетворения требований кредиторов третьей очереди, если сделка совершена после подачи заявления о признании должника банкротом, или же становится кредитором третьей очереди, если сделка совершена до подачи заявления о признании должника банкротом. Что качается последствий недействительности по сделкам, оспоренным по другим основаниям, то к ним должно было применяться общее правило ст.167 Гражданского кодекса РФ.
В настоящее время отдельная статья 616 Закона о банкротстве посвящена последствиям недействительности по различного вида сделкам. Так при признании оспоримой сделки недействительной контрагент должника приобретает право требования к должнику, срок удовлетворения которых зависит от вида оспоренной сделки (либо с кредиторами третьей очереди, либо после удовлетворения требований кредитов третьей очереди).
Главным основанием применения того или иного вида последствий видится именно осведомленность контрагента о целях должника или же его неплатежеспособности или недостаточности имущества. Так кредитором преимущественно третьей очереди становится сторона сделки, оспоренной по основаниям, предусмотренным п.1 ст.612 и п.2 ст.613 Закона о банкротстве, в которых в качестве условий не выделяется осведомленность контрагента. Данные статьи предусматривают возможность оспаривания сделок, совершенных при неравноценном встречном исполнении (п.1 ст.612), а так же сделка, влекущая оказание предпочтение одному из кредиторов, при условии, что другая сторона не знала о признаках неплатежеспособности или недостаточности имущества должника (п.2 ст.613). Другими словами, если контрагент является добросовестным. Если же сделка была оспорена на основании п.2 ст.612 или п.3 ст.613 Закона о банкротстве, которые упоминают об осведомленности контрагента о целях должника причинить вред имущественным правам кредиторов или же о наличии признаков неплатежеспособности или недостаточности имущества должника, то требования таких кредиторов будут подлежать удовлетворению после удовлетворения требований кредиторов третьей очереди.
Лицо следует считать добросовестным в том случае, когда оно действует без умысла причинить вред другому лицу, а также не допускает легкомыслия (самонадеянности) и небрежности по отношению к возможному причинению вреда. Такое определение следует из содержания ст. 302 ГК, согласно которой добросовестным приобретателем является лицо, "которое не знало и не могло знать о том, что приобретает имущество у лица, не имеющего права его отчуждать".[141]
В данном случае можно говорить о некоторых превентивных мерах, используемых законодателем, который стремится таким образом «привить» добросовестность субъектам рынка и тем самым снизить общий уровень сделок, направленных на «вывод» имущества должника.
Если смотреть с данной точки зрения, то такого рода «наказание» недобросовестных субъектов было бы обоснованным. Но рядом с принципом добросовестности всегда следует принцип разумности. В отличие от добросовестности, являющейся характеристикой совести человека, отягощенной или не отягощенной знанием о возможном причинении вреда другому лицу, разумность характеризует объективную сторону его действий. Требование разумности обязывает субъекта выбирать действие и осуществлять его так, чтобы оно при нормальном развитии обстоятельств имело хотя бы минимальную полезность для кредитора в обязательственном правоотношении либо иного названного в законе лица.[142] Другими словами, принцип разумности говорит лишь о наличии или отсутствии выгоды для сторон, совершающих сделку. В таком случае, лица – контрагенты должника, заключая такого рода договоры, поступают вполне разумно, так как получают выгоду от этого.
А теперь давайте подумаем, справедливо ли будет наказывать лицо за разумные, но не добросовестные действия, как это делает законодатель в новой редакции Закона о банкротстве? Ведь рынок представляет сам по себе систему, в которой основной задачей субъектов является получение как можно большей прибыли при использовании всех своих данных, качеств, умений и возможностей. Именно разумность является основой рыночных отношений. Спрашивается, почему контрагенты должны нести ответственность за неразумность руководства должника (например, за совет директоров), который неспособен правильно выбрать руководителя, разумного и добросовестного, который не стал бы совершать сделок, противоречащих вышеупомянутым принципам и интересам непосредственно руководства и кредиторов?! Справедливо ли такого рода решение законодателя?!
Таким образом, в данном случае принципы добросовестности, разумности и справедливости, составляющие основу гражданского права, не представляют того единства, которое должны, не находят точек соприкосновения.
Так же можно задать еще один вопрос относительно справедливости положений определенных норм гл. III1. В новой редакции Закона о банкротстве предусмотрена ст.615, говорящая о возможности оспаривания сделок должника в отношении правопреемников. Она предусматривает возможность оспаривания сделок в отношении наследников и в иных случаях универсального правопреемства, то есть когда к правопреемнику от правопредшественника происходит переход всех его прав и обязанностей, например при слиянии фирм.
Таким образом, возможны случаи, когда ответственность будут нести не просто контрагенты, а вообще третьи лица, не имевшие отношения к указанной сделке. Конечно, данная мера направлена на усиление защиты интересов кредиторов от особенно недобросовестных должников, которые сначала переведя активы по средствам сделок, в последующем реорганизовав юридическое лицо, тем самым пытаются «отрезать» все возможности по оспариванию сделок. Но, однако, не стоит забывать и о добросовестных субъектах рынка, которые при осуществлении своей деятельности получили данные активы в результате универсального правопреемства. Получается, они понесут ответственность только потому, что у них был такой правопредшественник. Что так же не отвечает принципу справедливости.
Как явно видно из норм Закона о банкротстве, законодатель в данном случае отдает предпочтение принципу добросовестности, пытаясь воспитать в субъектах рынка это качество любыми средствами. Однако конкурентный рынок в первую очередь основывается на разумности действий своих субъектов, которые должны действовать рационально для получения наибольшей прибыли, что, по сути, и является основной их целью.
Что же касается законодателя, то в первую очередь он ориентирован не на экономическое усиление внутреннего рынка страны, а на обеспечение его «прозрачности» и упорядоченности гражданско – правовых отношений.
Многие ученые, в частности Щенникова Л. В., высказывают положительное отношение относительно факта существования данного принципа. "Таким образом, можно сказать, что союз общечеловеческих ценностей, нравственности и гражданско – правовых форм имущественных отношений с присущей им формальной определенностью и даже жесткостью конструкций установился достаточно давно. Однако этим достижением смогли воспользоваться французы, немцы и представители других народов, сумевшие вовремя понять и оценить ту роль и значение, которое имеет нравственное гражданское законодательство для процветания государства и его граждан. Что касается России, то, с одной стороны, продвижение по уже испытанному пути, а с другой – учет российских законодательных традиций позволит и нам в будущем достичь благосостояния и стабильности"[143]
Не зря все три элемента: добросовестность, разумность и справедливость – объединили в один принцип. Необходимо стремиться именно к их взаимодействию и взаимодополнению, не возвышая одну из частей над другими.
141
Емельянов Е. В. Разумность, добросовестность, незлоупотребление гражданским правом. – Юридическая библиотека [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.ex‑jure.ru/law/news.php? newsid=26 (27.02.11)
142
Иванова С. А. Некоторые проблемы реализации принципа социальной справедливости, разумности и добросовестности в обязательственном праве // Интернет – ресурс: http://www.lawmix.ru/comm/1236 27.02.2011
143
Щенникова Л. В. Справедливость и добросовестность в гражданском праве России//Государство и право. 1997. N 6. С. 119.