Читать книгу Сталин. Том 1. Парадоксы власти. 1878–1928. Книги 1 и 2 - Стивен Коткин - Страница 6

Гори («холм»), родной город будущего Сталина, разместившийся на холмах в долине реки Мтквари (Кура) в восточной Грузии, столетиями служил местом отдыха для караванов на пересечении трех дорог: одна вела на запад, к Черному морю, другая – на восток, к Каспию, и третья – через Цхинвальский перевал на север, в степи [49]. Иными словами, Гори не был какой-то дырой. В самом центре города, на высочайшем холме, возвышались желтые зубчатые стены крепости XIII века. За пределами города можно было увидеть еще одни руины – остатки садов вельмож, которые жили здесь, когда Гори в XVII веке был столицей грузинского государства Картли. Кроме того, неподалеку находились знаменитые источники минеральных вод в Боржоми, где брат Александра II, наместник Кавказа, выстроил себе летнюю резиденцию. В самом Гори, прямо под развалинами старинной крепости, лежал Старый город. Второй район, Центральный квартал, мог похвастаться многочисленными армянскими и грузинскими церквями, в то время как третий, где располагались казармы имперского гарнизона, был прозван «Русским кварталом» [50]. В 1871 году этот перекресток стал узловой станцией на русской имперской железной дороге между Тифлисом, столицей Кавказа, и Поти, портом на Черном море (захваченном у османов в 1828 году). В 1870-х годах узкие, извилистые, грязные улочки Гори служили обиталищем примерно для 7 тысяч человек, чуть больше половины которых составляли армяне; остальными были грузины, которых дополняли несколько сотен русских, а также какое-то количество абхазов и осетин, перебравшихся из соседних национальных сел. Горийские купцы вели торговлю с Ираном, Османской империей и Европой. Благодаря наличию крупной купеческой прослойки, а также православной церкви в Гори имелись четыре школы, включая располагавшееся в крепком двухэтажном здании духовное училище, основанное церковными властями в 1818 году, вскоре после присоединения Грузии к Российской империи [51]. Следствием этого было то, что если в Тифлисе в школу ходил каждый пятнадцатый из жителей – по сравнению с каждым тридцатым на Кавказе в целом, – то в Гори училась десятая часть населения [52]. Это открывало мальчикам, родившимся на этом «холме», двери в будущее.

Отец будущего Сталина, Бесарион Джугашвили (1850–1909), на русском известный как Виссарион, а сокращенно – Бесо, был родом не из Гори. Его дед по отцу (Заза), крепостной, когда-то попавший под арест за участие в крестьянском восстании, возможно, жил в национальной осетинской деревне; отец Бесо – Вано, тоже крепостной, – разводил виноград в насчитывавшем менее 500 жителей селе Диди-Лило («Большое Лило»), где и родился Бесо. Вано возил виноград в соседний Тифлис, до которого было около десяти миль; он умер, не дожив до пятидесяти. Вскоре после этого разбойники убили другого сына Вано, Георгия, содержателя харчевни, и Бесо покинул Диди-Лило, в поисках работы отправившись в Тифлис, где он выучился ремеслу сапожника в мастерской, принадлежавшей армянину. Бесо немного говорил по-армянски, по-азербайджански, по-турецки и по-русски, хотя неизвестно, умел ли он писать на родном грузинском. Около 1870 года, в 20-летнем возрасте, он перебрался в Гори – судя по всему, по приглашению другого армянского предпринимателя, Барамянца (в русском варианте – Иосиф Барамов). Тот был хозяином сапожной мастерской, получивший заказ на снабжение имперского гарнизона в Гори [53]. Российская империя представляла собой один огромный гарнизон. К 1870 году численность войск по всей Сибири составляла всего 18 тысяч человек, но в Харькове, Одессе и Киеве насчитывалось 193 тысяч солдат и в Варшаве – еще 126 тысяч. В тот момент, когда гарнизон всей Британской Индии составлял 60 тысяч солдат, к которым прибавлялась тысяча полицейских, на Кавказе у Российской империи имелось 128 тысяч солдат. И вся эта масса войск нуждалась в обуви. Барамянц нанял некоторое число опытных сапожников, включая Бесо, который явно радовался такому успеху и, очевидно, был человеком амбициозным. При финансовом содействии «князя» Якоби (Якова) Эгнаташвили, горийского виноградаря, владельца духана (кабака) и чемпиона по борьбе, Бесо вскоре открыл собственную сапожную мастерскую, став независимым кустарем [54].

Бесо отправил сваху, чтобы она добилась для него руки Кетеван (Кеке) Геладзе, которая предстает в описаниях стройной красивой девушкой с каштановыми волосами и большими глазами [55]. Она тоже имела среди своих предков крепостных и тоже стремилась к лучшей доле. Ее фамилия часто встречалась в южной Осетии, и этот факт повлек за собой предположения о том, что в ней, как и в Бесо, текла осетинская кровь, хотя ее родным языком был грузинский. Отец Кеке, каменщик и крепостной, работавший садовником у богатого армянина и живший в деревне поблизости от Гори, был женат на такой же, как он, крепостной крестьянке, но, судя по всему, скончался незадолго (или сразу после) рождения Кеке. Мать Кеке позаботилась о том, чтобы девочка научилась читать и писать; в то время среди грузинок было очень немного грамотных. Но затем мать Кеке тоже умерла, и девочку воспитывал брат матери, тоже крепостной. Крепостное право в Грузии было очень причудливым даже по стандартам лоскутной Российской империи: в крепостных у главных грузинских аристократов могли состоять мелкие дворяне и священники, а священники могли владеть мелкими дворянами. Отчасти так сложилось потому, что царское правительство с немалым уважением относилось к обширному грузинскому дворянству, на которое приходилось 5,6 % грузинского населения, в то время как доля дворян по империи в целом составляла всего 1,4 %. Отмена крепостного права на Кавказе началась тремя годами позже, чем в остальной империи, в октябре 1864 года. Примерно тогда же семья Кеке перебралась из деревни в Гори. «Каким радостным было это путешествие! – делилась она под конец жизни своими воспоминаниями с интервьюером. – Гори был украшен к празднику, людские толпы колыхались подобно морю» [56]. Геладзе получили свободу, но теперь им предстояло как-то устраивать новую жизнь.

Бракосочетание Бесо и Кеке, состоявшееся в мае 1874 года в горийском Успенском соборе, отмечалось, как принято в Грузии, с большой помпой, и сопровождалось шумным, показным шествием через весь город [57]. Одним из шаферов у Бесо был его благодетель Яков Эгнаташвили. Говорят, что отец Христофор Чарквиани, тоже друг семьи, так красиво пел на церемонии венчания, что князь Яков по-царски одарил его десятью рублями. Бесо, подобно большинству грузин – и грамотных, и неграмотных, – мог цитировать отрывки из написанной в XII веке эпической поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», в которой рассказывается, как три благородных друга спасают девушку, принуждаемую к браку. Бесо, как и положено настоящему кавказскому мужчине, любил наряжаться в длинную черкеску, перепоясанную кожаным поясом, и шаровары, заправленные в кожаные сапоги. Правда, было известно, что он пропивал часть своих заработков; но опять же, согласно местным обычаям, его клиенты нередко расплачивались с ним домашним вином. Впрочем, при всех его типичных изъянах Кеке рассматривала брак с кустарем как шаг вверх. «Среди моих подруг он считался очень популярным молодым человеком и все они мечтали выйти за него замуж, – вспоминала она в интервью. – Мои подруги едва не полопались от зависти. Бесо был завидным женихом, настоящим грузинским рыцарем, обладателем красивых усов, очень хорошо одетым – и в нем чувствовалась та особая утонченность, что свойственна горожанам». К этому она добавляла, что Бесо мог быть «необычным, странным и угрюмым», но вместе с тем «умным и гордым». «Среди моих подруг, – резюмировала Кеке, – я оказалась самой желанной и красивой девушкой» [58].

В декабре 1878 года, через четыре года после свадьбы, когда Кеке было около двадцати, а Бесо – 28, у пары родился сын Иосиф – будущий Сталин [59]. Собственно говоря, Иосиф был у Бесо и Кеке третьим сыном, что согласно грузинской и православной традициям считалось знаком особой господней милости. Но их предыдущие дети не выжили. Первенец Бесо и Кеке, Михаил, родившийся в начале 1876 года, прожил два месяца; их второй сын (Георгий) умер в июне 1877 года, прожив около полугода [60]. Иосиф, которого звали уменьшительным грузинским именем Сосо (или Сосело), рос в семье единственным ребенком, лишь впоследствии узнав о том, что у него были братья. Семья снимала у осетинского ремесленника маленький домик, выстроенный из дерева и кирпича и имевший всего одну комнату. Он находился в Русском квартале Гори, рядом с казармами императорских войск, для которых Бесо тачал сапоги. Обстановка этого строения площадью всего в 90 квадратных футов состояла из стола и четырех табуреток, топчана, самовара, сундука и керосиновой лампы. Одежда и прочие пожитки хранились на открытых полках. Впрочем, при домике имелся погреб, куда вела винтовая лестница, и именно там Бесо держал свои инструменты и оборудовал свою мастерскую, а Кеке устроила там ясли для Сосо [61]. Иными словами, жизнь Сталина с самых первых ее дней протекала в подполье.

Невзирая на эти скромные обстоятельства, в истории семьи Джугашвили просматривались задатки провинциальной идиллии: муж-кустарь, красавица-жена и (выживший) сын. Говорят, что Кеке никогда не выпускала его из виду [62]. Начиная примерно с двухлетнего возраста Сосо перенес обычный набор детских болезней (корь, скарлатину), и Кеке, боясь потерять еще одного сына, часто ходила в церковь молиться. Кроме того, у нее было мало молока и Сосо приходилось питаться молоком соседок: госпожи Эгнаташвили и Машо Абрамидзе-Цихитатришвили. Тем не менее он рос очень живым ребенком. «Сосо был самовольный ребенок, – вспоминала Машо, – когда мать звала его, иначе как по своему желанию он не бросал игры» [63].