Читать книгу Сталин. Том 1. Парадоксы власти. 1878–1928. Книги 1 и 2 - Стивен Коткин - Страница 9

Тифлис был полон завораживающей, волшебной красоты. Основанный в V веке в речном ущелье, с VI века ставший резиденцией грузинских царей, Тифлис – называвшийся так и по-персидски, и по-русски – был на столетия старше древнего Киева, не говоря уже о юнцах Москве и Петербурге. По-грузински город звался Тбилиси («теплое место») – возможно, из-за прославленных горячих источников. («Нельзя не упомянуть, – восторгался один путешественник в XIX веке, – что здешние бани не уступят даже константинопольским» [111].) В 1801 году, когда Россия присоединила к себе Восточную Грузию, в Тифлисе насчитывалось около 20 тысяч жителей, причем три четверти из их числа были армянами. К концу столетия население города выросло уже до 160 тысяч человек, в большинстве своем – армян (38 %), за которыми шли русские и грузины при небольшом числе персов и турок [112]. Армянские, грузинские и персидские кварталы взбирались по склонам холмов террасами домов с многоуровневыми балконами, громоздящимися друг на друга в стиле, напоминавшем города османских Балкан или Салоники. Напротив, плоский русский квартал отличался широкими бульварами; там находились внушительный дворец наместника, оперный театр, классическая гимназия № 1, русский православный собор и частные дома русских чиновников и крупной армянской буржуазии. Великие реформы, проведенные в 1860-х годах в Российской империи, привели к созданию органов муниципальной власти, выбиравшихся в условиях серьезного имущественного ценза, и потому богатые армяне составляли большинство имевших право голоса на муниципальных выборах в Тифлисе, благодаря чему городская дума контролировалась армянскими купцами. Но они не имели никакого влияния на исполнительные органы имперской администрации, управлявшиеся назначенными в них русскими, немцами и поляками, нередко опиравшимися на грузинских дворян, для которых государственные должности становились источником обогащения [113]. И все же грузины – составлявшие не более четверти населения города – в какой-то степени были чужаками в своей собственной столице.

Городское неравенство бросалось в глаза. Вдоль широкого, обсаженного деревьями проспекта Головина, названного в честь русского генерала, тянулись магазины с вывесками на французском, немецком, персидском и армянском, как и на русском языках. Здесь предлагались на продажу модные товары из Парижа и шелка из Бухары, полезные для обозначения статуса, а также ковры из соседнего Ирана (из Тебриза), позволявшие придать шик внутренним помещениям. С другой стороны, на хаотических армянском и персидском базарах города, под руинами персидской крепости, «моются, бреются, стригутся, одеваются и раздеваются, как у себя в спальне», как объяснял русскоязычный путеводитель по лабиринту ювелирных мастерских и харчевен, в которых подавали кебабы и недорогое вино [114]. В толпе выделялись татарские (азербайджанские) муллы в зеленых и белых чалмах, а рядом расхаживали персы в кафтанах и черных меховых шапках, с волосами и ногтями, выкрашенными в красный цвет [115]. Очевидец описывал одну из типичных городских площадей (майдан), рядом с которой в 1890 году недолго жил с отцом Сосо Джугашвили, как кашу «из людей и животных, бараньих шапок и бритых голов, фесок и картузов», где все «кричит, стучит, смеется, бранится, толкается, поет, работает и потрясает на разные тона и голоса» [116]. Но за этим восточным столпотворением на улицах – вызывавшим у авторов путеводителей сплошные «ох!» и «ах!» – общество в 1870–1900 годах прошло через коренную трансформацию, вызванную железными дорогами и индустриализацией, а также грузинским национальным пробуждением, которому способствовали расцвет периодической печати и современные средства сообщения. К 1900 году в Тифлисе уже имелась малочисленная, но заметная интеллигенция и растущий промышленный пролетариат [117].

Именно в этом модернизирующемся городском окружении Джугашвили – который к 1894 году снова был в Тифлисе – поступил в семинарию и достиг совершеннолетия, став не священником, а марксистом и революционером [118]. Марксизм, ввезенный в Грузию в 1880-е годы, как будто бы обещал мир несомненных фактов. Но Джугашвили не сам открыл для себя марксизм. Роль революционного наставника для будущего Сталина сыграл двадцати-с-чем-то-летний воинствующий бунтарь Владимир (Ладо) Кецховели (г. р. 1876), и его подопечный впоследствии называл себя учеником Ладо [119]. Тот был пятым из шести детей священника из деревни рядом с Гори. Будучи на три года старше Джугашвили, вместе с которым он учился сперва в духовном училище в Гори, а затем в духовной семинарии в Тифлисе, Ладо пользовался громадным авторитетом среди семинаристов. Под влиянием Ладо молодой Джугашвили, и без того энергично занимавшийся самообразованием, открыл в себе призвание быть агитатором и учителем, который раскрывает темным массам глаза на социальную несправедливость и предлагает им мнимое универсальное лекарство.