Читать книгу Любить по-гречески - Татьяна Пулас - Страница 11

«В театре жизни главное – буфет!»

Генадий Малкин.

Еще одно открытие, которым мне не терпелось поделиться с моими девочками – это гастрономия и отношение греков к еде. Что ни говори, а в России смысл приема пищи всегда заключался в том, чтобы утолить голод; едва присев, или даже стоя, из кастрюли, на ходу, на бегу… Не засиживаясь подолгу, не зацикливаясь на том, что едим, как, где и с кем. Исключение составляли праздники, для которых собирался «богатый «стол из мяса-картошки-оливье-венигрета, с шедеврами из морковных розочек среди кустиков из петрушки.

Грекам не нужен праздник. Они могут пообедать в таверне в любой день в шумной компании, просто потому что после трех пасмурных дней выглянуло солнце, или потому что просто не хотелось готовить дома. Еда на тарелке обычно не раскладывается красивыми кружочками, хлеб не нарезается тонкими ломтиками, а анисовое у́зо не пьется из крошечных рюмочек. Если вам случится взглянуть на самый обычный обеденный греческий стол, то слюна сама собой потечет, желудок предательски заурчит, а глаза разбегутся по разные стороны стола. И вы не сможете пройти мимо традиционного греческого салата, сверкающего янтарным блеском оливкового масла, и возлежавшим на нем шматком белоснежного сыра фета; светло-зеленых кабачков, нарезанных тонким кружевом, знаменитого дзадзи́ки, из нежнейшего, греческого йогурта со свежими огурчиками, чесночком и прожилками укропа… Неизменная «подводная братва» из розоватых креветок, сиреневого осьминога, золотистыми колечками кальмаров и ярко-красной барабульки, с половинкой лимона на краю тарелки цвета солнышка, просто зазывают присесть и захрустеть этими самыми креветками, барабульками и кальмарами, прихлебывая прохладное молодое вино или запотевшее у́зо… А под конец, как бы в благодарность за то, что вы хорошо наелись и нахрустелись, вам поднесут ароматный арбуз, или йогуртовое мороженное с горячим шоколадом. Ммм…! В общем Греция – рай для любителей покушать; будь ты мясоедом, вегетарианцем или сладкоежкой, здесь можно развернуться по полной и гастрономический обморок тебе обеспечен.

Как и всё в жизни греков, прием пищи проходит медленно, с расстановкой и удовольствием. За столом обсуждаются насущные и глобальные проблемы, деловые партнерства, или ведутся философские беседы. А философски греки подходят ко всему. Работа, отдых, воспитание детей, забота о близких, все делается без напряжения и лишних нервов. Всему этому я хотела научиться и передать подобное отношение к жизни моим самым близким людям. Хотя бы пока они здесь. После плотного обеда греки спят. Эдакая сиеста" а ля эллиникá». Они спят в любом возрасте, от нуля до ста лет, от студентов, бизнесменов, врачей до домохозяек. И нельзя этот покой нарушать. По закону нельзя! Так и прописано черным по белому в гражданском праве: с двух до пяти не шуметь, не звонить, не пылесосить, детям не кричать, собакам не лаять, канарейкам и попугайчикам не петь! В этот промежуток времени, не выкрикнет случайно даже пролетающая мимо чайка!

В общем греки любят вкусно поесть и сладко поспать.

Как-то раз, за обеденным столом обычной таверны, где мы собрались с Яннисом, его родителями, моими мамой и сестрой, в непринужденной беседе, возникла тема нашей «второй» свадьбы, которая должна была состояться, теперь уже «по-настоящему», в церкви. Как я уже говорила, роспись в Загсе не считалась традиционной свадьбой, а внушительное число местных жителей, вообще воспринимало поход в госучреждение, фиктивным браком, в основном для получения иностранцам вида на жительства или «интересного положения» избранницы. Семья моего мужа относилась к категории самых классических греков и свято соблюдала древние традиции, поэтому вопрос нужна ли МНЕ была эта свадьба или нет, даже не стоял. Прозвучала короткая констатация факта, и сразу пошло обсуждение в духе: какую церковь выбрать для таинства, какой ресторан подобрать для банкета и, даже, в каком платье невеста пойдет под венец. Для меня открывались всё новые и новые аспекты приготовления сего важного события, и распределений обязанностей среди заинтересованых лиц. Итак, из разговора, котрый шел обо мне, но как-то мимо меня, я поняла очень важные вещи: платье невесте покупает свекровь, церковь оплачивает свидетель (кумбáрос), банкет – жених и его родители, а невесте остается позаботиться лишь о том, чтобы к алтарю ее повел отец. Ну и приданное разумеется. А поскольку мой папа все еще на меня сердился, и мы до сих пор не разговаривали, я вдруг подумала, что возможно мне было бы легче поменяться ролями, чем уговорить папу приехать на эту свадьбу. Но я, тот час же, смахнула эту мысль, твердо решив биться на смерть в молебных письмах, чтобы он приехал и исполнил махонькую роль в мыльной опере под названием «Моя большая греческая свадьба».

Разговор шел на трех языках, греческий-английский-русский и обратно. Говорили только родители Янниса, Яннис сидел вполоборота и переводил «по-мужски», то есть только самое главное, об остальном я только догадывалась по выразительным жестам свекрови. Я переводила без остановки, вертя головой в разные стороны, как болельщик на теннисе. Вопросы со стороны моей мамы были рискованным делом, и прерывались мной на корню с помощью ноги под столом, в противном случае дискуссия затянулась бы до дня само́й свадьбы, а предполагалась она через три месяца с хвостиком. Поэтому, я вручила «микрофон» в руки моей свекрови. Вцепившись в него намертво, со счастливым лицом и знанием дела, Анастасия (так звали мою свекровь) набрала в легкие побольше воздуха и начала вещать, как радио, без перерыва на рекламу. Бонбоньерки – угощения в церкви, венки, цветы, лампады, пригласительные… Яннис уткнулся мне в ухо и стал переводить на английский то, что я не успевала понять по-гречески, а я передавала по цепочке маме и Полине по-русски. Надо сказать, что когда я училась на иностранном факультете, доцент нашей кафедры рассказывал студентам, что синхронный переводчик в своей памяти может держать от одной до трех минут разговора, а длительность его работы составляет от пятнадцати до двадцати минут, затем переводчика должны сменить. Эта работа является одной из самых сложных и высокооплачиваемых из-за сильного мозгового напряжения. Но моя свекровь тогда со мной в аудитории не сидела и, следовательно, доцента не слушала. Через три часа планирования свадьбы, мы с Яннисом охрипли, а мама с сестрой оглохли. Переваривать услышанное я, естественно, не успевала, а на вопросы и, тем более, на возражения, сил не оставалось. Все должно было пройти по четко разработанному плану, а план был разработан еще за несколько веков до нашей свадьбы.

Самым важным делом, в течении всей торжественной речи мамы Анастасии, занимался бабáс (папа) Александрос, мой свекор. Как только он просек, что от тарелок все оторвались, радостно взял внушительный шматок хлеба и стал вымакивать оставшийся соус от креветок, йогурт от тзатзики, масло от греческого салата и все остальное, расточительно покинутое, добро. Потом запил все это стаканом ледяного узо и довольно развалился на стуле, поглаживая раздутый живот. Свекровь говорила и во время десерта и по пути к машине. Но Яннис уже не переводил, видимо решил, что дальше будем интерпретировать по ходу дела.

Часть 11. Один день трудовых будней.

Через две недели моя мама с сестричкой уехали довольные, загорелые и отдохнувшие. А у меня продолжились мои познавательные будни. Проснувшись утром, мы с Яннисом ехали три километра на велосипедах открывать очередной трудовой будень в баре на пляже. Сняв брезентовый чехол с барной стойки, мы взбивали себе холодный кафé-фраппé, самый популярный в то время у греков, и принимались наслаждаться видом еще сонного моря, потягивая из трубочки восхитительный напиток. С приходом первого посетителя кофейная нирвана заканчивалась, и я плелась брать заказ. Если выучить все виды кофе, то в принципе, работа не сложная, поскольку девяносто процентов заказов – это кофе. Кофе для греков – святое дело. Его пьют всегда и везде, стар и млад, холодным и горячим. Даже если вы не кофеман, в Греции есть риск им стать, нужно только выбрать определенный тип приготовления кофе на ваш вкус. К шести часам мы закрывались и катили на великах домой отдыхать. В десять вечера мы снова «в седле», направляем педали открывать дискотеку. Яннис – диджей, я – за барной стойкой, готовлю коктейли, спаиваю туристов.

Как то раз у нас отдыхали солдаты из американского НАТО, приехавшие на побывку из многострадального Косово. До того, как впервые на дискотеке появились разноколерные парни и девушки из армии США, я наивно полагала, что голливудские фильмы – это слегка преувеличенная западная действительность. Как я ошибалась! Никакой боевик не сравнится с тем, что представало каждую ночь моему непривычному взору! Вообще, забегая наперед, осмелюсь сравнить две несравнимые страны: Великую Россию и Великую Америку. Ни одна другая страна (конечно из тех, которые присылали к нам своих туристов) не умеет так отрываться как моя родина и ее вечная соперница! Только за один вечер они успевали почти полностью опустошить бар, станцевать в любом стиле и темпе, спрыгнуть в бассейн с вышки (или с пальмы, если к вышке прибит запрещающий знак), чисто по-дружески начистить друг другу физиономию, а потом мирно уснуть на пляже. Никто не переплюнет русских и американцев в их расточительстве, если они вошли в раж. Для нас такие вечера были «праздником карманов», поскольку расслабленный мозг солдат напрочь отказывался высчитывать курс доллара в отношении к греческой драхме и проделывать деление на триста двадцать, дабы понять цену каждого напитка. Они просто высыпали мне кучу мятых бумажек и просили самой дать сдачу на свое усмотрение. Как бы я не старалась, мои математические способности и полумрак не способствовали правильным подсчетам. Пока я тыкала пальцем в калькулятор, они умножали на два свои заказы, и так, в геометрической прогрессии. Деньги сыпались неконтролируемым дождем ото всюду и все были счастливы. Закрывая клуб, мы выметали, подбирали, снимали с пальмы и вылавливали из бассейна кучи долларов и драхм и делили их между собой поровну. Рано утром загорелый мальчик албанец радостно собирал купюры по всему пляжу.

Такая же «беда» с подсчетами случалась и с хорошо подвыпившими русскими туристами. Пока я насиловала счетную машинку, честно пытаясь правильно подсчитать курс, чтобы выдать сдачу, мне приходили новые заказы от благодарных и абсолютно счастливых, от огромного количества выпитого алкоголя, клиентов. К утру мы повторяли ритуал и находили повсюду смятые купюры.

Как говорится: «И волки были сыты, и овцы целы.»

Это было золотое время абсолютно безответственного отношения к деньгам, как со стороны отдыхающих туристов, так и обслуживающего их персонала. Тяжелый Евро грошик еще не был создан коварным Евросоюзом, и мы наслаждались древнейшими денежными купюрами, драхмами или «хилияриками», как их называли греки, от слова хилия – тысяча, самая ходовая цифра.

Часть 12. Моя большая греческая свадьба.

«Согласно приказу имеется на свадьбу феноменальная музыка в лице данного вундеркинда.

– А вы гопака танцуете?

– Гопак сейчас не в моде… Сейчас в моде форменное безобразие. Называется не в-ту-степь.»

Из фильма «Свадьба в Малиновке.»

Так лето пролетело оглянуться не успела, как октябрь катит в глаза. И вот я уже стою посреди комнаты в свадебном платье. Все суетятся, бегают, закрывая собой проход, чтоб не дай бог, жених не увидел невесту до церкви, иначе, ой, что тогда будет! Я послушно стою по стойке смирно, боясь помять, испачкать или еще, каким-нибудь образом испортить с любовью выбранное моей свекровью в стиле шестидесятых, свадебное платье. Передо мной стоят взволнованные, и ничего не понимающие в греческой суете, папа, мама и сестра Полина. Обещали приехать из Германии Кристина с Клаусом и еще пара-тройка моих новых друзей. Со стороны жениха гостей было более двухсот человек, из которых я знала максимум с десяток. Добравшись до церкви, мы стали кружить вокруг, (дабы черти не снились, подумала я) чтоб невеста с предыдущей свадьбы, не приведи Господи, не пересеклась со мной. В приметы здесь верят так же свято, как и в традиции. После четвертого круга, убедившись в том, что от все чисто, и от предшественников не осталось и следа, я наконец предстала перед дверями храма. Мой папа, с серьезно сдвинутыми на переносице бровями, передал меня Яннису и мы продолжили шествие к святому алтарю рука об руку. Процесс венчания, проходивший в псалмах и молитвах, казался интересным, но бесконечным. Когда моё тело в корсете начинало кренить в сторону из-за медленного погружения в медитационный сон, меня разбудил громкий шепот, видавшей греческие свадьбы, подруги Лены:

– Наступи ему на ногу, быстро! – от неожиданности я подпрыгнула и приземлилась своей изящной шпилькой прямо на лакированный туфель Янниса. Ото всюду послышалось хихиканье, а Яннис, видимо не ожидавший с моей стороны такой быстрой реакции на греческий ритуал, раскраснелся, то ли от боли, то ли от злости. Это потом я узнала, что после фразы батюшки «… жена да убоится мужа своего…», если невеста успеет наступить жениху на ногу, то быть ей, так сказать, «у руля» в семейной жизни и командовать мужем, пока смерть не разлучит их. Были еще несколько «религиозно-традиционных» обрядов: пройти три раза вокруг стола под «рисовым дождем», поцеловать крестом в четырех местах библию, поменять и не запутаться кумбáросом (свидетелем), с дюжину раз, над нашими головами венки, связанные лентой, и испить из серебряного кубка сладкого Кагора, под названием Мавродáфни. Когда все традиции были исполнены, а приметы соблюдены, пришло время заключительной части. Уставшие жених с невестой, счастливые родители, и свидетель выстраивались в ряд у выхода из церкви, а гости в огромную очередь. Каждый проходил мимо виновников торжества, желал счастья молодым, пожимал руку и целовал в обе щеки. Мы улыбались и повторяли двести раз слово «эфхаристо́" (спасибо – пер. с греч. (прим. авт.)), пока не закончилась вся процессия. Иногда я приближалась к обмороку, но приходила в себя от еще одной традиции, прерывающей пожелания и поцелуи: особо близкие родственники и друзья прикрепляли на нашу одежду самодельные броши с золотой английской лирой, красиво обвязанной крючком в виде цветка, или просто бумажные купюры, проколотые тонкой булавкой. Прекрасная награда за проявленное стойкости и терпения в течение двух часов стояния на свадебном алтаре!

Дальше все было как у людей, просто и понятно. Банкетный зал, еда, вино, танцы. Разница заключалась лишь в отсутствии тамады, но греки в нём и не нуждались. При первых звуках бузуки, все, как гуси за волшебной дудочкой Нильса, стали вставать из-за столов и выстраиваться в линию. Положив руки друг другу на плечи, они образовывали в центре зала одну сплошную линию. Очень быстро линия превращалась в круг, который все увеличивался от присоединяющихся в него людей. В какой-то момент круг обрывался и стал создавать вокруг себя второй, закручиваясь внутрь, а другой конец, соответственно, наружу, превращаясь в разноцветную улитку. Улитка увеличивалась, вдыхала и выдыхала, когда ее десятки ног поднимались на цыпочки и приседали; она проживала несколько жизней, переходя из одного ритма в другой, ускоряя свой танец. А потом растворилась внезапно, как и возникла, и ее части разбежались по столам. Заиграла совсем другая музыка, в которой медленно, но ритмично солировали бузуки. Мой свекор Александрос вышел в центр зала и начал не спеша раскачиваться в такт музыки, раскинув руки в стороны, и прищелкивая пальцами. В один миг, вокруг него создалось кольцо из десятка человек, которые присели на одно колено и стали хлопать ему в такт. Один из гостей взял откуда-то пачку салфеток и стал высоко подбрасывать их, по нескольку штук, над головой танцора. Салфетки подлетали и распадались в разные стороны, создавая иллюзию огромных хлопьев снега. Одновременно, в других частях зала, происходило то же самое. Где-то мужчина, а где-то женщина танцевали свои одиночные танцы под салфеточным снегом, под ритмичные хлопанья, присевших на одно колено зрителей. Этот странный танец, называющийся Зейбе́кико, полностью построен на интерпретации исполняющего и пользуется у греков особой любовью и уважением. Волшебные хороводы Сиртаки и чувственный Зейбе́кико прервались знакомыми нотами… «Катюши». Музыканты, видимо решившие впечатлить иностранных гостей, с радостными лицами и с уверенным чувством знания дела, заиграли российский фольклор. Оставшись одни на танц поле, под сотнями пар любопытных глаз, нам ничего не оставалось, как пуститься в пляс, дабы показать, что тоже не лыком шиты. За «Катюшей» пошла «Калинка-Малинка», а за ней и «Очи черные». Струны греческого бузуки напоминали нашу балалайку, а количество выпитого вина все больше стирало границы между такими разными народами. В общем, как нам казалось, мы танцевали от души. В какой-то момент, свёкор снял свои туфли и, заткнув их за пояс, присоединился к нам. Гостям понравился эдакий невиданный жест, и решив, что это у славян такая традиция, последовали его примеру, бойко постукивая пятками по полу.

Домой мы все вернулись раскрасневшиеся, уставшие и счастливые и без задних ног завалились спать. Так закончилась моя большая греческая свадьба.