Читать книгу Любить по-гречески - Татьяна Пулас - Страница 17

Жизнь с Яннисом и его родителями продолжала быть странной и какой-то нереальной, а любые потакания с их стороны все больше выбивали меня из колеи. Они словно вращались все вокруг меня по орбите, а я была их единственным центром вселенной. Не то что бы я была против того, чтобы стать чьим-то центром, но проблема состояла в том, что и я, по природе своей, очень заботливый человек. Мне ежедневно необходимо ощущать свою значимость, быть нужной кому-то. Я тоже хотела вносить свою бесценную лепту в эту семью, поэтому постоянно искала возможность кому-нибудь, в чём-нибудь помочь. Когда никого не было дома, я буквально вылизывала каждый уголок четырехкомнатной квартиры, могла приготовить обед на неделю, перестирать или перегладить все белье. Меня за это бранили, как ребенка, при этом благодарно улыбаясь.

Две недели карнавального беспредела резко прервались, так называемым, «Чистым Понедельником». Как по волшебству, исчезло с прилавков мясо, а большинство молочных продуктов превратилось в соевое. В Греции начинался Великий Пост.

С утра все в доме куда-то засобирались. Моя свекровь-мамá Анастасия стояла перед кухонным столом и заворачивала то в фольгу, то в салфетки странную, по своей совместимости вкуса, еду и складывала ее в пакеты. Сладкая халва легла в рядом с оливками и осьминогом, а мидии с фасолью. Откуда-то взялась большая пышная и еще теплая лепешка, густо посыпанная белым кунжутом. Раньше я ее в магазинах никогда не видела и спросила, что это за диво и кто его сотворил. На что свекровь мне ответила:

– Это Лагáна, она печется исключительно в чистый понедельник, – а потом добавила, – у нас сегодня все выезжают на пикник и едят только постные продукты, а так же морепродукты, но только те, что без крови.

Я думала, что ослышалась и вопросительно глянула на мужа. Улыбка уже была готова на его лице (или осталась с прошлого раза?) и он начал меня просветлять:

– Бескровными считаются осьминоги, кальмары, креветки, каракатицы и все виды моллюск. Нельзя есть рыбу и уж тем более мясо.

– И так сорок семь дней, до Пасхи? – испугалась я, будучи грешным, неисправимым мясоедом, рыбоедом и вообще, всеядной.

– Да! – уверенно и даже устрашающе ответил свекр-баба́с Александрос, а потом добавил: – дети, беременные и больные могут не соблюдать пост, да и те, кто не хочет, тоже может его не соблюдать.

– Они могут есть даже мясо? Ну те, кто «не хочет соблюдать» – уточнила я на всякий случай.

– Именно так, ответил бабáс, помогая жене паковать паек.

То есть получается: все, что нельзя, но очень хочется, то – на здоровье! Вот в этом все греки!

А Яннис добавил:

– Хочешь заедем и купим сувлáки? (маленькие свиные шашлычки).

– Нет нет нет! – запротестовала я, – я очень люблю креветки с халвой и кальмары с вареньем тоже! Буду есть всё то, что едят все!

Возможно с эмоциями я немного переборщила, но мне ужасно не хотелось, чтобы ко мне относились, как к ребенку, беременной или больной. Все одобрительно закивали головами, со словами «калá, браво, кори́ци мас!» (хорошо, молодец, наша девочка! -пер. с греч. прим. авт.) и продолжили сборы.

Через несколько минут подъехала сестра Янниса Элеонора с мужем и двумя маленькими детьми, мальчиками погодками Костасом и Лукой. Каждый раз, когда эти дети приезжали к нам в гости, они смотрели на меня, как на инопланетянку. Им было непонятно, как это взрослая тётя не умеет говорить на их языке. Для них я вообще не умела говорить, так как звуки, которые я издавала, для детей четырех и трехлетнего возраста не являлись языком для коммуникации. Поэтому они лишь с интересом меня разглядывали своими большими черными глазами. Греческие дети мне всегда казались очень красивыми, как будто сошедшими из Диснеевских мультфильмов. Их выразительные изгибы бровей и длинные пушистые ресницы над огромными глазами делали взгляд совершенно невыносимым, чтобы пред ним устоять и не купить для них десятое мороженное за день или сотую игрушку. Этим дьяволятам с ангельским лицом невозможно было ни в чем отказать, и они управляли целыми семьями.

Когда мы все погрузились по машинам и тронулись в путь, мне предстояло ознакомиться еще с одной интересной традицией. В этот день надо запустить в небо бумажного змея, как мне объяснили, создать ниточку к богу, перед тем, как начать уже пост. Всю дорогу, мы то и дело останавливались перед продавцами воздушных змей на обочине. Дети выбегали из машины, как зверьки, внезапно выпущенные из клетки, в любую секунду рискуя быть задетыми, пролетавшими мимо мотоциклами и машинами, и неслись к посеревшему от пыли продавцу выбирать змея. Выбирали они долго, с серьезным видом рассматривали каждый пятиугольный пласт, щупали хвост. Продавец терпеливо демонстрировал маленьким привередливым покупателям разнообразные изображения от любимых супер-героев до эмблем футбольных команд. Ничего не выбрав, дети разворачивались и неслись назад к машине, чудом забравшись в нее живыми и невредимыми. Так продолжалось всю дорогу, с пятью или шестью повторами: предлагаемые змеи были абсолютно идентичные предыдущим, продавцы стояли в дорожной пыли, от чего становились похожими друг на друга, а дети выбегали из машины и возвращались неудовлетворенные со скоростью ветра. Глядя на них, в моих жилах холодела кровь. Наконец выбор был сделан, младший указал своим маленьким, но уже властным пальчиком на пласт с изображением человека-паука, а старший на черно-белый логотип футбольной команды ПАОК. Я могла бы поспорить, что у предыдущих продавцов змеи были абсолютно такие же, но промолчала. «Наши дети будут совсем другими, они будут ангелами во плоти, будут тихо-смирно сидеть в машине и благодарно улыбаться своим родителям за любого купленного воздушного змея. Одного на двоих. Или на четверых…", – подумала я.

Мои мечты прервал внезапно открывшийся вид из окна, когда наша машина стала притормаживать в поисках парковки. Парковки не было, и баба́с, пыхтя и ругаясь, старался всунуть несчастную Хонду в небольшую щель. Все помогали, выкрикивая то «Правее!», то «Левее!», то «Стоп, назад! Осторожно!» Я не могла оторвать взгляд от неба, которое превратилось в разноцветное лоскутное одеяло. Тысячи змей, управляемые людьми, стоящими на небольшом холме, парили в воздухе! Мне не терпелось присоединиться к этому змеиному танцу, точнее присоединить наших змей. В детстве я никогда не запускала воздушного змея, и ни разу не видела, как это делается, поэтому не представляла, насколько это нелегко. Поднявшись с детьми и свекром на холм, мы стали ловить ветер, подбрасывая змея. Несколько раз он падал, не задерживаясь в воздухе ни на секунду. Тогда Александрос предложил быстро сбежать вниз, при этом освобождая постепенно веревку. Не успела я еще ничего понять, как шестидесятилетний дедушка уже мчался наперегонки с дико визжавшими от радости внуками. Я за ними еле поспевала, на ходу переживая, что опять ничем не могу им помочь. Постепенно змей все-таки стал подниматься все выше и выше, пока не превратился в черно-белое пятно, размером с ладошку с пляшущим хвостом.

– Отдай, дед, это мой змей, я буду его держать! – завопил старшенький Костас, и дед с абсолютным счастьем на лице торжественно вручил внуку моток веревки.

Задрав голову я искренне, прямо как за члена семьи, гордилась нашим красавцем и его вступлением в змеиные ряды!

– Хочешь второго запустить? – спросил свекор, и предложил змея Луки мне.

Я с радостью приняла огромный бумажный пласт с изображением человека-паука. «Ну, давай, не подведи!», – прошептала я и стала разбегаться. Лука, немного поколебался, а потом побежал за мной. Змей поднимался и тут же падал. Но я не сдавалась. В какой-то момент, я поняла, что добежала до подножия горы, где не было ветра. Смекнув подвох, я развернулась и побежала назад на гору. Маленький Лука, не успевавший за мной, увидел, что я возвращаюсь и тут же сменил курс, побежав впереди меня. Вдруг веревка в руке стала дергаться резкими толчками вверх, как рыба, которая клюет, только не в воде, а в небе. Я стала быстро разматывать катушку. Спайдер-мэн рвался в небо! Он извивался в разные стороны под порывами ветра, нетерпеливо вертя своим разноцветным хвостом. Я радовалась вместе с Лукой, который сначала хлопал в ладоши, а потом потребовал у меня веревку, со словами:

– Отдай, это мой змей!

Я не без сожаления дала ему катушку, на всякий случай обмотав ее один раз вокруг пухлого запястья, и мы побежали к его деду и брату.

А в нескольких метрах от нас моя свекровь-мама́ Анастасия со своей дочерью Элионорой накрывали капот Хонды, привезенными из дома закусками. Я рванула к ним, краснея от стыда за то, что убежала с детьми, вместо того, чтобы предложить помощь там, где она была действительно к месту. «А потом еще не хочешь, чтобы с тобой обращались как с ребенком!», – начал свое дело мозговой червяк совести. Пререкаться было бесполезно, ведь правда была очевидна. Однако, я очень быстро переключилась, добежав до машины, где мама с дочкой весело о чем-то болтали, стоя перед новой живописной картиной, созданной на капоте. Словно на скатерти-самобранке появились крупные и мелкие нежно-зеленые и темно-фиолетовые оливки, алые помидоры, нарезанные полу-дольками и выложенные на огромный лист салата с чищеными свежими огурцами, толстая щупальца осьминога извилась вдоль продолговатого медного блюда и завилась задорной кудряшкой. Оранжевая запечённая фасоль в пиале, белоснежный сыр фета и тугой долма из виноградных листьев. С краю стояла белая халва. Гвоздем программы была лага́на, уже поделенная на несколько неравных частей и венчавшая центр «стола», в паре с розовым салатом-пастой «тарамáс», приготовленной из икры трески. А на крыше праздничной Хонды, как купола, гордо возвышались золотистое вино Реци́на и серебристое Узо. Когда малышня с дедом подошли к нашему «банкетному столу», мы уже ритмично жевали, стоя с вилками в одной руке, и с наполненными пластиковыми стаканчиками, в другой. Дети налетели, как голодная саранча, и стали заталкивать в рот все без разбору: осьминога с лаганой и оливки с халвой, запивая все это кока-колой прямо из бутылки. Взрослые не обращали на них никакого внимания, так как сами были очень заняты тем же самым.

Вернувшись домой, я долго не могла уснуть. Но не от желудочного спазма, как раз там, на моё удивление, было все в порядке, а от мучившего меня вопроса: Насколько все-таки религиозны греки? Что-то мне подсказывало, что запускать воздушного змея в первый день Великого Поста ничего общего с христианством не имеет. Скорей это просто традиция, некий завершающий аккорд после последнего дня карнавала. Но вот употребление той или иной пищи, в зависимости от религиозных праздников, и строгость его соблюдения, мне были крайне интересны. Я желала во всем разобраться, чтобы лучше понимать суть вещей, происходящих вокруг меня.