Читать книгу Любить по-гречески - Татьяна Пулас - Страница 18

Эх, яйцо об яйцо! Улыбается лицо! Это Вам не сказка, скоро будет Пасха!!!

Если Греция была создана, чтобы дарить удовольствие, то Пасха в Греции, чтобы хотя бы раз в год за это удовольствие заплатить. «Безумные страдания» в период сорокадневного поста, теоретически посланные христианам в виде воздержания от мяса, а практически – переход на углеводные деликатесы, в Пасхальное Воскресенье вознаграждаются полным безумством и не редким попаданием в больницу от обжорства. Если же мясо заменяется грибами, а сыр картошкой, то качество восполняется количеством.

Всю неделю, перед Великой Пасхой, греки атакуют магазины. Начиная с супермаркетов, где опустошаются полки с продуктами и спиртным для пасхального стола, и заканчивая магазинами игрушек для своих крестников и крестниц. Так же достаются или приобретаются новые наряды для себя любимых.

В Великий Четверг вся страна красит яйца и убирает дом, натирает серебро, хрусталь на люстрах, стирает занавески, моет окна и балконы. Да здравствует Чистый Четверг! Без него, в некоторых семьях, все эти дела были бы отложены до настоящего второго пришествия Иисуса Христа.

В Страстную Пятницу соблюдается настоящий голод. Как тяжелоатлет перед рывком, вся страна сидит на хлебе и воде перед предстоящим «праздником живота». Такая разгрузка перед загрузкой. Поздно вечером все идут в церковь, чтобы преклониться гробнице, украшенной цветами и припасть губами к иконам.

В субботу царит траурная тишина. Запрещена энергичная музыка, а в магазинах и кафетериях звучат тихие спокойные мелодии. Где-то включают только псалмы.

Поздно вечером накануне Пасхи наши домочадцы стали куда-то наряжаться. Мужчины встали перед зеркалами и сосредоточено брились. Анастасия подвила стрелки и накрасила яркой помадой губы.

– Мы куда-то идем? – решила я все-таки поинтересоваться, вдруг я туда тоже приглашена.

– В церковь, – односложно ответил муж, растягивая в левый бок свою щеку под лезвием бритвы.

– Александрос, яйца не забудь и лампады! – кричала Анастасия мужу из спальни где не могла никак решить какой пиджак надеть, зеленый или малиновый. По выражению ее лица, казалось, что она хотела бы одеть оба, они ведь так подходили к ее леопардовым брюкам!

А я-то с голодухи уже спать приготовилась! Придется менять пижаму на колготки и юбку, а как не хочется!…

Храм, в котором мы с Яннисом венчались несколько месяцев назад, был забит до отказа, но желающие все подходили и подходили с разных сторон улиц. Мужчины и женщины, семьи с малютками в колясках, дети, пожилые люди, все стояли нарядные перед церковью и держали в руках толстые разноцветные свечи, именуемые лампадами. У детишек с лампадок свисали игрушки, привязанные лентами.

Ровно в полночь началось нечто волшебное!

Служба завершилась и священник вынес на улицу священный огонь и дал его со своей свечи тем, кто стоял ближе к нему. Тут же люди стали передавать огонь дальше, и огоньки побежали по крыльцу от одной лампады к другой. Света на площади становилось все больше, а число огоньков увеличивалось в геометрической прогрессии. Люди делились огнем с теми, кто стоял рядом, и те передавали его следующим. Делясь огнем, они благодарили тех, кто им его дал, и обменивались древними словами «Христос Анéсти!» (Христос Воскрес!), на что им отвечали «Алифо́с Анéсти!» (Воистину Воскрес!). Очень быстро площадь перед церковью озарилась сотнями маленьких огоньков, которые стали растекаться ручейками по улицам. Люди бережно понесли благодатный огонь к себе домой. Это было невероятное по силе зрелище. Незабываемое! Вы можете быть атеистом, не верить, отрицать, но в этой традиции чувствовалось нечто древнее, мощное и такое важное для всех греков, для христиан!

Внезапно раздались выстрелы фейерверков и небо покрылось гигантскими огненными хризантемами, которые расцветали и тут же падали во тьму. Заплакали от испуга дети, залаяли собаки, а Анастасия, воспользовавшись дополнительным освещением, вынула откуда-то из недр своей бездонной сумки крашеные яйца и раздала нам по одному.

– Христос Анéсте! – прокричала она и со всего размаху шарахнула своим яйцом по яйцу мужа. Яйцо свекра издало хруст и покрылось паутиной из белых трещин.

– Я тебя выиграла! – обрадовалась Анастасия и повернувшись к сыну замахнулась уже было над его яйцом.

– Погоди радоваться! – закричал Александрос и, перевернув свое яйцо наоборот, угрожающе поднял руку.

Анастасия тут же подставила мужу своё и запела:

– А вот и не разобьешь! Моё крепче!

Он прицелился и с силой стукнул по яйцу жены. И снова победителем стала свекровь, разгромив в крошку соперника.

– Ты мухлюешь! – разозлился Александрос, – Ты закрываешь все яйцо пальцами и слегка опускаешь руку в момент удара! Думала я не замечу? Вот давай, стукни по Таниному!

Я покорно протянула руку со своим яйцом и зажмурила один глаз. Свекровь приблизила свое яйцо, хитро улыбаясь, и метко, но не сильно стукнула. В моем яйце появилась крохотная ямка, её же – осталось невредимым. Я поспешила сунуть яйцо в карман и прикрыла ладонью свою свечу, которая норовила погаснуть из-за начинающегося легкого ветерка.

– Яннис, разгроми её! – не унимался свекор, – Давай мальчик мой!

Мой муж взял свое яйцо в руку так, что оно почти исчезло в его ладони, сосредоточился и резко стукнул о мамино яйцо. Наконец оно, еле слышно, но все-таки хрустнуло.

– Браво сынок! – похвалил его отец и похлопал по плечу, как будто тот только что выиграл международное соревнование.

Анастасия перевернула свое яйцо, дав понять, что игра не окончена.

Я оглянулась вокруг и заметила, что кроме нас на улицах никого не осталось.

– А давайте доиграем дома? – предложила я, глядя, как бабáс доедает свое яйцо.

– Ой-ой-ой! – закричала свекровь, – У меня же магери́ца на плите!

И дернула вперед, включив пятую скорость. Свекор побежал за ней, потом поравнялся и обогнал.

– Я все равно быстрее тебя! – крикнул он через плечо и скрылся за углом.

Они часто вели себя, как дети, и я уже начинала к этому привыкать.

– Что у нас на плите? – переспросила я мужа, не отрывая взгляда от своей лампады, которую, пока шла, еле сохраняла горящей.

– Магери́ца, традиционный пасхальный суп, – ответил муж, так же оберегая свою лампаду от ветра.

– А зачем он разогревается? Уж ни в час ли ночи мы его будем есть?

Яннис только улыбнулся в ответ.

Подойдя к квартире, мой муж поднял свою свечу и сделал три движения крест-накрест, оставив на побелке черные следы. Я посмотрела на другие квартиры на нашей площадке. У всех над дверью были такие кресты – следы Благодатного Огня, принесенного в пасхальную ночь из церкви.

Дома на кухне дымились четыре тарелки с супом. Анастасия пригласила к столу, определив наши, еще горевшие свечи в высокий стакан. После первой ложки, я не только забыла о том, что уже далеко за полночь, но и кажется начала понимать смысл голодания в последние тридцать часов. Клянусь, это стоило того! Густая горячая похлебка со шпинатом, маленькими кубиками из ливера молодого ягненка и яично-лимонной заправкой, приятно обволокла голодный желудок. Оторваться было невозможно! Мы стучали ложками то о тарелки, то о зубы, пока не доели все до последней капли.

С животами, готовые родить мамонта, мы наконец легли спать.

Что мой организм ждало на следующий день я не могла себе даже представить!…

Славный и очень древний город Кава́ла находился в ста пятидесяти километрах от Салоников. Там, в старом доме покойного деда Янниса, каждый год, в день Великой Пасхи, собирались все родственники. В Греции есть традиция на Пасху запекать на вертеле целого барашка. Зрелище не из приятных, но вкус и запах просто обалденные! И поскольку в квартирах целую тушку не зажаришь, бо́льшая часть греческого населения выезжает за город к родственникам или друзьям в частные дома. Во дворе и происходит сие действо. Едва успев допить утренний кофе, начинается разжигание углей и несут молодого ягненка на вертеле. А рядышком с мангалом накрывается небольшой стол, чтобы мужчинам не скучно было вертель тот крутить. А крутить полагается часов пять не меньше.

Мы выехали с утра и прибыли, где-то за два часа до обеда. Я узнала всех родственников, которые были у нас на свадьбе. Тётушки, дядюшки, сестры, братья, здесь собралось уже человек двадцать. В первую очередь все с нами «похристосились» и пожелали друг другу «Хро́ня Поллá!» (долгих лет, или с праздником – пер. с греч. прим. авт.). Потом, расцеловавшись и удостоверившись в том, что у всех все хорошо и все здоровы, сунули в руки пластиковые тарелки и отправили помогать накрывать столы, заранее выставленные во дворе. Как в немом кино, я бегала туда-сюда-обратно на пятой скорости и носила яства, приготовленные умелыми руками теток и двоюродных сестер моего мужа. Закуски, выставленные на стол полагалось съесть до того, как появится гвоздь программы, его величество ягненок. Я глядела на огромный чан с пасхальным супом магери́ца, на салаты, фасоль, пюре из баклажанов, лепешки, дзадзики, кабачки, котлеты, картошку, рис и многое многое другое и мечтала о втором желудке. Куда, после этого всего, может поместиться еще и ягненок?!

Пир длился до позднего вечера, пока не смели со стола все, до последней крошки, и не выпили все до последней капли. А потом начались танцы и песни. В какой-то момент упала в обморок двоюродная сестра моего мужа, прямо навзничь, лбом в землю. Вызвали скорую, которая приехала так быстро, как будто стояла за углом, и девушку увезли. Танцы продолжились, как ни в чем не бывало. Позже я узнала, что с сестрой случилось элементарное обжорство. Ее быстро откачали капельницей и через пару часов она снова сидела за столом.

После Пасхи все больницы Греции всегда переполнены, а скорые работают на износ.

Спали в доме кто где, кто с кем и кто в чем был. Наутро, как огурцы, все дружно пили кофе, дымили сигаретами и галдели без остановки. Потом распрощались-расцеловались и разъехались по своим домам.

Праздник живота был окончен и начиналась рутина, которая приближала новый летний сезон.

Глава 20. Наши греки

Однажды, за обеденным столом, я спросила, можно ли пригласить в гости моих друзей Олесю, Костика и их маму Марию. Тетя Маша имела греческие корни и мне показалось, что моим грекам было бы интересно с ней пообщаться.

– Они греки? – спросил свекор и как-то странно глянул на жену. Анастасия вся напряглась, но старалась виду не подавать и нарочито не поднимала глаз от тарелки, делая вид, что ловит оливку, которая не желала накалываться на вилку, – А ты случайно не знаешь, они понтийские греки или коммунисты?

Услышав последнее слово, моя свекровь так яростно проткнула оливку, что мне показалось, та жалобно пискнула.

– Не знаю, – сказала я, – но могу спросить. А это так важно?

– Нет, дорогая, не обращай внимания, дружи с кем хочешь, мы не в праве тебе диктовать с кем общаться, а с кем нет, – поспешила ответить на мой вопрос свекровь. Она быстро встала из-за стола и начала собирать тарелки, давая понять, что разговор окончен. Однако Але́ксандрос не унимался.

– Почему мы должны это скрывать, Тасýла (так он ласково называл жену)? Таня должна знать, и я уверен, что она поймет.