Читать книгу Труба и другие лабиринты - Валерий Хазин - Страница 10
Труба
Часть первая
9
ОглавлениеДо православного Рождества было тихо.
Ничего не происходило.
Дни подбирались один к одному – белые, вкрадчивые, пушистые: иногда проскальзывал сквозь сумерки легкий снежок, и ничего не происходило.
И даже ветра не залетали на Ветловы Горы, и не вьюжило, как прежде, возле дома номер девять по Завражной – ничего не происходило.
«И больше ничего не будет», – сказал совоголовый Шафиров и запахнул свой черешневый халат.
Что ждать уже нечего и нечего бояться – теперь было ясно, и все трое понимали: как ничто не аукнется, так никто и не откликнется из заволжской глухоты. И ясно было, что ещё не протрубила труба, ни за кем не придут, ничего не возьмут.
Но ясно было и другое.
Каждый день технической промывки и простоя на гидрозатворах в режиме консервации выедал дыру за дырой в заемных запасах, углублял долговую яму. Нужно было и можно было бы возобновлять откачку, но никто не решался начать. Ибо никто не мог поручиться, что не утекли вместе с последней нефтью и сведения о трубе, и что там, куда утекло, не поджидают жадные до чужого.
Словом, и стоять было нельзя – и двигаться невозможно.
«И некому молвить из табора улицы темной»[61], – воспользовался Шафиров словом поэта и сумрачно возразил Застрахову, заговорившему было о том, что, мол, не жили никогда хорошо и, похоже, незачем привыкать…
Шафиров же назвал непростительным малодушием саму мысль остановить дело, опустить руки. И, поглядев исподлобья на соседей, сказал, что решение все равно должно быть найдено.
Но решение – теперь и это стало понятно – решение бессмысленно было искать здесь, возле трубы, на Ветловых Горах или в каком-нибудь Заречье. И вообще на Волге.
В таких случаях, сослался Шафиров на давний опыт, искать нужно не там, где потерял, а совсем в другом месте, где-нибудь вдалеке. Когда требуется прорыв, полезно бывает забыть о тупике, где некому молвить из табора улицы темной, но перенаправить взор и слух туда, откуда приходит свет и слышны иные голоса. А если выражаться деловым языком, – сужение рынка принуждает к серьезным вложениям в новые технологии. И значит, по всей видимости, пришло время ехать за море – набираться ума.
И пока есть деньги, сам он намерен отправиться в землю Израиля, чтобы изучить там лучшие в мире системы безопасности и защиты трубопроводов, и заодно повидать Розу, а Мусе (пока есть деньги) тоже рекомендует навестить дочь и посмотреть, кстати, как устроена социальная политика нефтеносной Норвегии… Впрочем – и тут Шафиров снова пристально посмотрел на Мусу – можно поступить по-другому и отправиться в богатейшую из нефтедобывающих стран, или иначе – сделать то, что правоверным полагается исполнять при первой возможности: совершить хадж, и при этом посетить не только Мекку и святые места, но поглубже исследовать методы и формы перераспределения нефтяных доходов Саудовского Королевства. Почему бы не воспользоваться ситуацией, ведь, насколько известно Шафирову, приближаются, по лунному календарю, первые дни месяца зу-ль-хиджа[62], – если, конечно, Муса не возражает против подобного предложения?
И после молчания Муса усмехнулся горько и сказал, что возражения вряд ли уместны, вот только сам он в мечеть не ходит, водку пьет хотя и редко, но с удовольствием, да и не положено вроде бы, совершая хадж, заниматься мирскими делами и коммерцией[63]…
А Шафиров отвечал – тоже усмехаясь, – что если посчитать все съеденные им бутерброды с ветчиной и сыром, и помножить на число рабочих суббот[64], – нельзя и представить, какое наказание уготовано ему там, при первой же встрече…
В любом случае, вздохнул Шафиров, убеждение его таково, что ехать надо, а выбор, разумеется, за Мусой – тем более, неизвестно еще, успеет ли он получить индивидуальную норвежскую визу, или проще будет влиться в группу паломников, отбывающих в Саудовскую Аравию…
И через сколько-то дней, на стылом перроне, возле подножки ночного московского поезда, Застрахов, которому предстояло остаться на хозяйстве, долго жал озябшие руки Шафирову и Мусе, а потом снова – Мусе и Шафирову; и все мерзли, но медлили; и хотя никто не признался, всем троим показалось, будто заиндевевшие привокзальные ели кивают в их сторону, провожая, – то ли одобряют уклончиво, то ли укоряют молчаливо.
61
«И некому молвить из табора улицы темной»
Шафиров цитирует стихотворение О. Мандельштама 1925 года. Поскольку мотивы и метафоры стихотворения возникают в повествовании довольно часто, текст приводится целиком:
Я буду метаться по табору улицы темной
За веткой черемухи в черной рессорной карете,
За капором снега, за вечным, за мельничным шумом…
Я только запомнил каштановых прядей осечки,
Придымленных горечью, нет – с муравьиной кислинкой,
От них на губах остается янтарная сухость.
В такие минуты и воздух мне кажется карим,
И кольца зрачков одеваются выпушкой светлой,
И то, что я знаю о яблочной, розовой коже…
Но все же скрипели извозчичьих санок полозья,
B плетенку рогожи глядели колючие звезды,
И били вразрядку копыта по клавишам мерзлым.
И только и свету, что в звездной колючей неправде,
А жизнь проплывет театрального капора пеной;
И некому молвить: «Из табора улицы темной…»
Некоторые исследователи утверждают, что фразу «Из табора улицы темной…» Мандельштам, в свою очередь, позаимствовал у Велимира Хлебникова.
62
сделать то, что правоверным полагается исполнять при первой возможности… и далее: приближаются, по лунному календарю, первые дни месяца Зу-ль-Хиджа…
Хадж, то есть паломничество в Мекку (Саудовская Аравия) – пятый и последний из основных актов поклонения, предписываемых Исламом. Обязательный один раз в жизни для тех мусульман, которые могут совершить его, если существуют условия для безопасного путешествия, а те, кто находится на иждивении этого человека, обеспечены всем необходимым, Хадж представляет собой форму поклонения, в которой принимает участие все существо мусульманина – его тело, разум, душа. Он тратит свое время, состояние, временно жертвует всеми привычными удобствами и своим положением, чтобы на какое-то время стать паломником на службе Бога и быть в Его распоряжении, Его рабом, стремящимся угодить лишь Ему. Хадж совершается в первые дни лунного месяца Зу-ль-Хиджа и достигает кульминации девятого числа этого месяца.
Начало мусульманского летоисчисления связано с реальными историческими событиями из жизни Пророка Мухаммада. Начало его проповеднической деятельности относится к 610 г., а мусульманское летоисчисление начинает отсчет с переселения Пророка из Мекки в Ясриб (Хиджра). Прибытие Пророка в Ясриб (Медину) относят к 12 раби аль-лаваля (24 сентября) 622 года, а 1 год Хиджры соответственно начался 1 мухаррама (16 июля) 622 года.
Так, по мусульманскому календарю 2000 год соответствовал 1420–1421 годам по хиджре. 1 января 2000 года – это 24 рамадана 1420 года по хиджре.
Начало каждого месяца мусульманского календаря определяется лунными циклами, т. е. начало новой четверти – это и есть начало нового месяца. Лунный месяц длится от появления одного молодого месяца до следующего, т. е. 29 дней 12 часов 44 минуты 3,8 секунды, поэтому в одних месяцах 29 дней, а в других – 30. Год мусульманского календаря состоит из 354 или 355 дней. Таким образом, по сравнению с солнечным календарем, в мусульманском календаре ежегодно происходит сдвиг назад на 10 дней.
63
вот только сам он в мечеть не ходит, водку пьет хотя и редко, но с удовольствием, да и не положено вроде бы, совершая хадж, заниматься мирскими делами и коммерцией…
Ислам запрещает употребление алкоголя, точнее – «перебродившего сока винограда и продуктов зернового брожения».
Во время Хаджа запрещено заниматься торговлей, вступать в половые сношения, проливать кровь, курить, стричься, бриться, умащаться благовониями. Нарушение этих запретов делает паломничество недействительным.
64
если посчитать все съеденные им бутерброды с ветчиной и сыром, и помножить на число рабочих суббот…
В самоиронии Шафиров не уступает Мусе: как следует из его слов, в обыденной жизни сам он нарушает наиболее строгие запреты, налагаемые на правоверного иудея.
Кашрут (диетарные правила иудаизма), в частности, разрешает употребление мяса, но категорически запрещает свинину: «И свиньи, потому что копыта у ней раздвоены и на копытах разрез глубокий, но не жует она жвачки, нечиста она для вас… Мяса их не ешьте…» (Левит,11,7–8). Свинина также запрещена в Исламе.
Кроме того, Кашрут требует не допускать смеси мясного и молочного: «Не вари козленка в молоке матери его» (Второзаконие, 14, 21). В домах верующих евреев всегда два набора посуды: один для молочных продуктов, другой – для мясных… Именно этим объясняется, что в традиционных еврейских блюдах никогда не встречаются соусы из йогурта или сливок к курице, а после мясных блюд не подается сыр.
Продукты, признанные годными и обработанные по правилам Кашрута, обязательно имеют пометку «кошер», т. е. ритуально чистые.
В узком смысле слова кашрут – это свод законов о разрешенной и запрещенной Торой пище. Но в то же время слово «кошерный» («чистый», «правильный», «подходящий») может относиться к любой вещи или явлению, если они соответствуют еврейскому религиозному Закону.
Гастрономическое поведение Шафирова, таким образом, в высшей степени «некошерно».
Еще более вопиющим нарушением является работа в субботние дни, поскольку «почитание Субботы» – одна из центральных, стержнеобразующих заповедей иудаизма, данная непосредственно Торой в числе других десяти заповедей. См. Исход (20:8-11):
8. Помни день субботний, чтобы святить его;
9. шесть дней работай и делай [в них] всякие дела твои,
10. а день седьмой – суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни [вол твой, ни осел твой, ни всякий] скот твой, ни пришлец, который в жилищах твоих;
11. ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и все, что в них, а в день седьмой почил; посему благословил Господь день субботний и освятил его.
Почитание Субботы – 4-я заповедь, которая входит в число важнейших мировоззренческих и космологических принципов Торы. Стихи, излагающие «заповедь о Субботе» предшествуют т. н. общеизвестным этическими заповедям («почитай родителей», «не убивай», «не кради» и т. д.).
Стихи о Субботе следуют непосредственно после заповедей, в которых излагаются основы монотеистической веры: См. Исход (Глава 20, стихи 2–7):
1) Я есть Господь, Б-г твой, да не будет у тебя других богов…
2) Не делай себе кумира, никаких изображений и не поклоняйся им (отвержение идолопоклонства).
3) Не произноси имя Господа твоего напрасно (всуе) – т. е. вне молитвы, ритуала, без крайней нужды и т. д.
Глубинный смысл «заповеди о Субботе» не сводится к простому отдыху и запрету на работу. «Памятование, почитание Субботы» в иудаизме, в частности, означает:
1. Признание того, что мир был сотворен Всевышним (за 6 дней).
2. Повторение человеком космологического цикла творения, смиренное подражание Творцу.
3. Отказ от каких-либо действий (работы), которые могут привести к изменению естественного хода вещей, порядка мироустройства, т. е. опять-таки полное подчинение образцу (шаблону), который был дан Создателем.
Именно поэтому слово суббота (Шабат) вошло через древнегреческий в большинство европейских языков не в виде аналога-перевода, а непосредственно, как транслитерация ивритского корня.
