Читать книгу Прѣльсть - Валерий Коновалов - Страница 13

Иван Ильич наконец решил последовать настоятельному совету Гудина – сходить на Русский марш. Он каждый год намеревался сделать это, да всё было недосуг. Теперь же и Григорий согласился составить ему компанию. На светло-зелёной ветке метро обратили они внимание на небольшие компании молодых людей, ехавших в вагоне. Все они увлечённо о чём-то беседовали. Избранность этой публики с очевидностью была запечатлена на их физиономиях: выдавала почти праздничная оживлённость, отличавшая их от обычных пассажиров. На выходе из метро Иван Ильич и Григорий благополучно миновали полицейских с металлоискателями и по протоптанной на обочине дорожке пошли к месту сбора, встречая на своём пути тех же стражей порядка, стоявших группами по два – три человека. Один (он отличался от сослуживцев чрезвычайно высоким ростом) держал на поводке серьёзную собаку – немецкую овчарку. Это был пёс, который смотрел на проходивших мимо него довольно спокойно, но в спокойствии этом чувствовалась сила: ни у кого не могло возникнуть сомнений, что он в любую минуту готов выполнить приказ хозяина. Перед формирующимися колоннами участников марша нужно было ещё раз пройти через рамки металлоискателей, поэтому здесь уже создалась очередь. Вынимали из карманов и сумочек содержимое, по привычке выражая недовольство, в большей степени искусственное. Солодовников и Григорий, приехавшие сюда из любопытства, ходили вдоль колонн, рассматривая участников. Здесь были представители разных партий и движений националистического и патриотического толков. Внешне выделялись НФП «Память», или, лучше сказать, то, что осталось от него, Союз православных хоругвеносцев и сторонники русского неоязычества, которые несли знамёна с изображением древнего славянского символа – солнцеворота. В этой группе заметен был человек, время от времени бивший в маршевый бас-барабан. На плечах его была волчья шкура, а на голове – оскалившаяся морда. Хоругвеносцы несли кресты, хоругви со Спасом и Богородицей. Почти всем этим движениям была присуща одна черта – элементы военного стиля в одежде: пилотки, береты, у членов «Памяти» – фуражки и шинели полусоветского, «полубелогвардейского» покроя. Один очень смахивал на офицера, шедшего в «психическую атаку» в картине братьев Васильевых, только был одет по сезону – в чёрной шинели. Те же сигара и пенсне. Шарф белый, офицерский, очевидно приобретенный в военторге.

Было достаточно людей праздных, пришедших на этот смотр сил из любопытства. Возрастной состав демонстрантов, как и на любом московском митинге, был разнообразен – от немногочисленных групп школьников, снующих в толпе, до пожилых людей, решивших тряхнуть стариной и личным присутствием заявить о своей позиции. Они с явным удовольствием отмечали активность молодёжи, находя в этом доказательство живости идей, которым сочувствовали. Боевая же часть шествия состояла из молодых людей, отличавшихся дисциплинированностью. Они построились в колонну и ждали сигнала к началу шествия. Наконец организаторы марша пришли к решению начинать движение. Один из них (кажется, это был Пелов) сказал что-то стоявшему рядом с ним мужчине с повязкой распорядителя на рукаве – и тот дал отмашку. Раздалась барабанная дробь – и девушки-барабанщицы пошли вперёд, одаривая всех ослепительными улыбками и покачивая султанами киверов. Первая колонна тронулась. В центре её шли организаторы Марша: Пелов, Тёмушин, Гудин и другие, не столь известные Солодовникову люди: низкорослый батюшка-старичок, розовощёкий юноша, девушка с пылающим лицом. Шествие сопровождали дружинники из числа активистов движения и полицейские, за свою экипировку прозванные в народе «космонавтами». С небольшими интервалами шли отдельными колоннами родноверы, хоругвеносцы, «Память», другие организации, ежегодно принимавшие участие в мероприятии. Над головами парили штандарты с партийной символикой, хоругви со Спасом, «имперки» – бело-жёлто-чёрные флаги. Дисциплинированные молодые люди время от времени дружно вскрикивала что-то похожее на выдох: «Хой-хой-хОй!», что придавало им довольно воинственный вид. От этих ребят веяло серьёзной энергетикой, в то время как остальные участники выглядели довольно мирно, а некоторые даже и карикатурно. Несли огромный бело-жёлто-чёрный имперский флаг, развернувшийся на несколько десятков метров, транспаранты, полотнища с соответствующими мероприятию призывами и надписями: «Черкизон должен быть разрушен!», «Москва – русский город!», «Русские, вперёд!» – и им подобные. Выделялась стилизация картины Карла Венига «Последние минуты Лжедмитрия I», где в образе самозванца был изображён Президент, а Петра Басманова, указывающего ему на двор, представлял лидер одной из южных республик. Надпись гласила: «Русские идут!». Время от времени слышались кричалки, не все из которых по понятным причинам можно здесь привести.

Солодовников и Григорий прошли вперед и вернулись. Не зная, чем ещё занять себя, стали рассматривать людей, стоявших по обе стороны шествия, стараясь определить их отношение к происходящему. Раздавались слова поддержки. Впрочем, были и критические высказывания. У места, которое было отведено участникам для митинга, колонны «спешивались». Солодовников и Григорий, заняв неудачную позицию, не видели, кто выступал на трибуне, и почти ничего не слышали из того, о чём там говорилось. Становилось скучно, и они уже было собрались покинуть мероприятие, как вдруг заметили явное оживление в толпе. Многие лица повернулись в одну сторону, люди поднимали головы в надежде разглядеть человека, который должен был взять очередное слово. Девушка, подошедшая к микрофону (та девушка, которая с восторженным лицом шла во главе колонны), объявила:

– А теперь выступит человек, которого боится партия жуликов и воров!

По толпе волной прошло: «Шубин выступает! Шубин!», – и, будто вторя этим голосам, девушка торжественно представила:

– Алексей Шубин!

Солодовников и Григорий в приятном изумлении посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, стали пробираться вперёд. Найдя место, с которого хорошо была видна сцена, они остановились, выискивая взглядами знакомую фигуру. Да, это был Алексей. Энергичной походкой он подошёл к микрофону, приладил его под свой высокий рост и поприветствовал собравшихся:

– Слава России!

И тут же заговорил о двух «жуликах», которые в то время давали показания в английском суде, отметив принципиальность английского правосудия. Фамилии, которые он назвал, откровенно указывали на национальность их носителей и потому были встречены слушавшими со специфическим энтузиазмом. Злодеи были заклеймены как создатели правящей партии. Были сказаны эмоциональные слова о том, как эта партия «пьёт народную кровь» и «ест народную печень». Затем в толпу был брошен призыв:

– Долой партию жуликов и воров! Это наша страна!

Толпа восторженно отвечала:

– Долой!

– Долой Тополевских, Тарасевичей и их пособников!

– Долой!

– Один за всех!

– Все за одного!

Всё это было повторено несколько раз.

Солодовников уже не слушал, а с интересом рассматривал лица в толпе. Это было его особенностью: часто в каком-либо явлении он различал не главное, а, казалось бы, косвенное, но это косвенное интересовало его больше всего. «А готовы ли эти люди к тому, к чему сами призывают? Не является ли это результатом театрального действа, которому свойственно хотя и искреннее, но всё-таки минутное воодушевление?» Алексей к тому времени заговорил о неблагополучном положении русских в «своей же» стране. Было видно, что это больше беспокоило собравшихся, и театральщина отступила на задний план, дав место негодованию: казалось, у людей накопилось достаточно претензий к поведению жителей южных территорий, поэтому призыв Алексея: «Хватит кормить Юг!» – нашёл в их сердцах живейший отклик. Всё-таки пресловутый вечнозелёный вопрос носил скорее фольклорный характер и поэтому многими так и воспринимался, но вот южные братья, по мнению собравшихся, допекли уже не на шутку. Котёл мог взорваться, о чём свидетельствовали события на Манежной площади, когда даже Президенту пришлось вмешаться…

Домой ехали, делясь впечатлениями.

– Это когда же Алексей успел от Курчавого уйти? – вопрошал себя Солодовников в недоумении. – Ведь как рьяно призывал присоединяться.

Для Григория это также было новостью: он помнил, как товарищ критиковал националистов, которых в массе своей считал необразованными и крайне неразвитыми. «Людей с таким низким интеллектом не могут любить девушки», – в шутку говорил он. И вот тебе раз – приехали.

– Я сам первый раз узнал, дядя Ваня. Спрошу у него. Странно, конечно.

– А ты вспомни своего отца. Ведь он говорил, что Алексей далеко пойдёт. Рассуди: национальная идея сейчас на слуху. Движение набирает силу, в то время как сторонники «Достоинства» превращаются в маргиналов. Много ли тут можно выловить для себя?

– Я не думаю, дядя Ваня, что Алексей такой. Наверное, у него какой-то план есть, – задумчиво проговорил Гриша, но было видно, что в нём уже не было прежней уверенности. – Папа – умный человек, но он любит оригинальничать. Он большой насмешник. В душе, мне кажется, он совсем другой. Я помню его, когда был маленьким.

«Ты и сейчас ребёнок», – подумал Солодовников и с нежностью посмотрел на него, вспомнив о своём сыне.

Он не стал прощаться с молодым человеком, а решил, не заезжая домой, поехать к товарищу, который, успев соскучиться, радостно встретил «экскурсантов». Игорь Иванович давно маялся без дела, так как читать долго уже не мог: глаза уставали. Да и что книги могли сказать ему, чего он сам не знал или не догадывался? Лишь просмотрел основные новости, прочитал по диагонали две аналитические статьи о ситуации на рынках, послушал музыку (Игорь Иванович до сих пор интересовался роком) и уже подумывал об обеде и отдыхе, как открылась дверь и явились сын с товарищем. Он взбодрился, будто и не было мыслей соснуть после трапезы.

– Ну что, патриоты, революцию совершили? Права русским высочайше дарованы? – радовался он их приходу.

– Без тебя, батя, не получилось, – искрясь стеснительной улыбкой, сказал Григорий. – Как же без тебя?

– А вы как хотели! Впустую, значит. Так я знал. Кстати, сколько народу пришло? Больше, чем в прошлом году?

– Так мы впервые на таком мероприятии были. Думаю, тысяч десять пришли, – сказал Иван.

– Похоже на правду. По сведениям полиции, от пяти до семи, организаторы декларируют 25. Ну, значит, реальная цифра где-то ближе к вашей.

Расположились на кухне. Игорь поставил чай. Григорий не уходил, как это по обыкновению делал, когда к отцу приходили гости, а тоже попросил чашку.

– И ты знаешь, кого мы там видели? – спросил Иван. – Вот ни за что не угадаешь!

Игорь посмотрел на товарища вопросительно.

– Кого же? Воскресшего Владимира Митрофановича? – пошутил он.

– Нашего Алексея!

– Неужели портрет Курчавого нёс? – с улыбкой спрашивал Игорь Иванович. – Сильно побили?

Иван и Григорий переглянулись.

– А ты вот у него спроси! – предложил Иван отцу, кивая на сына.

– Догадываюсь. От этого молодца всего можно ожидать.

– Он, пап, на трибуне стоял вместе с Гудиным.

Вопреки ожиданиям пришедших с митинга, Игорь Иванович не выказал удивления.

– Да он целую речугу закатил там! – почти воскликнул Иван. – Энтузиазм масс был ошеломляющим! Просто зажёг людей. Мне кажется, он очень нервный товарищ.

– Что ж, нервические люди, как правило, не без ораторских способностей. Это и из истории хорошо известно. Алёше вовсе не чужд артистизм. Я не удивлюсь, если окажется, что он или склонен к истеричности или легко может сымитировать её.

– Ты, пап, по-моему, придумываешь, как всегда, – не согласился Григорий. – Алексей – очень спокойный человек. Это сегодня он был какой-то другой. Наверное, сильно волновался.

– Не буду отрицать, – согласился отец. – Мне могло показаться, когда он агитировал меня присоединиться к его партии. Был какой-то надрыв в его уговорах. Это важная черта прирождённого агитатора. Или шпиона.

На последнее замечание Григорий лишь укоризненно вздохнул. Ивану Ильичу такая мотивация тоже показалась странной.

– Ну и что же он там говорил? – поинтересовался Игорь Иванович. – Про еврейское засилье, чай? Продажную власть?

– Ну ты и прорицатель! – воскликнул Иван. – Почти в точку попал!

– Да тут и прорицателем не надо быть, – сказал Игорь Иванович, очень довольный, что оказался прав. – Гудин уже опубликовал его фельетон и обещает впредь публиковать.

– Это где же?

– В своей газете «Русский ответ».

– Так ведь она, кажется, с «направлением».

– Так и фельетон с «направлением», – хитро улыбнулся Игорь Иванович. – У меня на столе лежит. Гудин вчера принёс.

– Так вот почему новость тебя не удивила! – понял наконец Иван. – А ведь это ты говорил, что Алексей далеко пойдёт.

– У таких людей феноменальная интуиция, они очень хорошо чувствуют конъюнктуру.

– Ну ты, пап… – уже не на шутку обиделся Григорий. – Ну зачем придумывать? Алексей верит в то, что говорит, разве это не видно?

– Ну, милый, я доволен, что ты у меня такой честный мальчик, и я вовсе не утверждаю, что прав. Я лишь высказываю свои догадки. Чем же я буду виноват, если узнаю, что Алёша и патриотов кинет когда-нибудь?

Григорий в сердцах толкнул свою чашку, и на столе образовалось светло-коричневое пятно. Вспыхнув, он встал, взял из мойки губку и начал вытирать стол. Отец сделал вид, что не заметил его негодования, Иван посочувствовал молодому человеку и с осуждением посмотрел на отца. Выжав впитанное губкой в мойку, Гриша более уже не сел за стол и, поблагодарив компанию за «очень» приятное общение, удалился в свою комнату.

– Слишком ты резок с ним, – укорил Иван товарища.

Тот согласился. Разговор перешёл на другие темы.