Читать книгу Прѣльсть - Валерий Коновалов - Страница 14

После этой встречи друзья не виделись несколько месяцев. Иван много работал: коллега ушла в декрет, и пришлось, не желая этого (он потерял интерес к работе), взять её нагрузку. Обычно он сам звонил товарищу, не спрашивая, удобно ли тому, иногда заезжал и без предупреждения, как повелось у них с юности. Но тут Игорь позвонил сам – спросил, куда и почему тот пропал, и предложил провести вечер вместе. Иван Ильич с готовностью согласился и отменил на тот день частные занятия. Сделал это с легким сердцем, потому что все эти тысячные и пятитысячные бумажки уже не имели над ним прежней власти: на них нельзя было купить душевное спокойствие.

Когда он вошёл в прихожую, переходившую в длинный коридор, хозяин встретил его загадочной улыбкой. Что-то подозрительно ироничное и весёлое было в его взгляде. Иван хорошо знал товарища и потому ждал от него какого-то подвоха.

– У тебя что-то есть, как мне кажется, – предупредил он, – ты что-то держишь в секрете.

– Кто-то в гостях, что ли? – негромко спросил он.

– Сюрприз, сю-юрприз, – не выдавая секрета, говорил тот, провожая его в кабинет. – Уйми свою проницательность. Располагайся пока.

Солодовников расположился на своем обычном месте – небольшом диванчике, стоявшем между письменным столом и стеной с книжными стеллажами. Диванчик этот был известен тем, что на нём Игорь Иванович иногда ночевал, будучи в размолвке с женой, но времена кипения страстей давно прошли и теперь это место служило уже не хозяину, а его гостям. Игорь Иванович, оставив товарища, демонстративно удалился, сказав:

– Можешь пока газету посмотреть. Там фельетон Алексея, о котором я тебе говорил.

Иван Ильич, желая развлечь себя, взял со стола газету, нашёл там фельетон, о котором толковал хозяин кабинета, и прочёл следующее:

«ЧАПАЙИАДА

СЦЕНА 1. Закопченная изба. На стене висит портрет коня Чапаева. За столом сидит босой Василий Иванович и нарезает ломтиками докторскую колбасу в натуральной оболочке. Что-то мешает ему наслаждаться трофейным продуктом: он уже не первый раз тянет ноздрями воздух, встает и идёт к печи, на которой сушатся портянки. Берет верхнюю, нюхает и удручённо произносит: «Ни хрена не понимаю!»

С докладом входит Петька:

– Василь Ваныч, президент Соединённых Штатов на проводе!

Чапаев (в крайней досаде):

– Опять требует беглых рабов вернуть? Передай (берёт со стола букварь и читает по складам): «Мы не рабы, рабы не мы! Загорелых не выдаём – точка!»

– Да не, на сей раз просит либерала отпустить.

Чапай (удивленно):

– Какого такого либерала?

– А которого мы у женской бани изловили: за Анкой подсматривал, гад.

– Так где же он – либерал этот?

– Видать, ты, Васильваныч, хватил лишку вчерась, что уже не помнишь ясно.

– Да-а, – почесав затылок, соглашается комбриг. – А чего пили-то?

– А косорыловку, что ты на конском навозе настаиваешь. Результат: пять бойцов – в санчасти, двое – груз двести.

– Не болтай лишнего. Либерал где?

– Так у тебя ж под полом и сидить.

Чапай бьёт себя ладонью по лбу:

– Ба! ………!!! (непереводимая игра слов) То-то я смотрю чесноком несёт! Меняй избу: не могу я нюхать либерала значительное время суток.

СЦЕНА 2. Новая изба. На печи сушатся портянки. Василий Иванович сидит за столом и курит самопал из сушёного навоза. Входит Фурманов и, закашлявшись от дыма, вопрошает:

– Васильва… кх… нч… кх… кх… кхе!.. где расселить делегацию северокорейских товарищей?

Чапаев (недовольно):

– И где ты только берешь всех этих гастарбайтеров!

– Несознательный ты элемент, – в голосе комиссара слышится укоризна. – Тут идеология! Ты и так уже дров наломал тут. Зачем, скажи, ты товарища Либермана в подвале всю ночь продержал? Самоуправствуешь?

– Какого такого Либермана? – искренне удивляется Чапай.

– Старейшего большевика, члена ВЦИК, одного из создателей 2-ого Интернационала.

Чапаев, догадавшись, грозно смотрит на Петьку и спрашивает:

– Это ты, знать, Либермана с либералом спутал?

– Петька (оправдываясь):

– Васильваныч, да это ж синонимическая пара – один хрен.

Комдив (не на шутку разозлившись):

– Что же ты, контра, уже совсем синонимы от паронимов не можешь отличить?! Запорю!..»

Иван Ильич пролистал всю газету и отметил, что она отличалась от прежних выпусков. Здесь уже не было слишком спорных материалов, исчезли авторы-самоучки, их место заняли люди более-менее трезвые и даже обремененные научными степенями. Основную часть печатного пространства занимала статья самого Гудина. Иван Ильич успел пробежать её по диагонали и не нашёл ничего оригинального. Вернулся хозяин и, желая похвалиться новыми колонками, дающими, по его мнению, «поразительное качество воспроизведения», предложил послушать одну из композиций «Pink Floyd». Строго говоря, и старые колонки были неплохи, но Игорь Иванович был фанат всего того, что касалось электроники. Звук заполнил комнату. Ещё немного – и задрожали бы стены. Хозяин улыбался счастливой улыбкой и вернулся к действительности лишь тогда, когда увидел, что вошла супруга. Он остановил воспроизведение.

– Мальчики, – сказала Ирина, как и в тот запомнившийся Ивану Ильичу вечер, – приглашаем вас к нам.

Радостная мысль озарила Ивана Ильича. Ещё находясь в прихожей, почувствовал он запах южного, душного вечера, который мог быть связан лишь с одним человеком. Он быстро встал и последовал приглашению Ирины. Предчувствие близкого счастья заставило сердце биться в волнении. Он вошёл в комнату. За столом, спиной к окну, сидела женщина, о которой он думал всё это время.

– Ну вот тебе твой Иван, – сказала Ирина.

Марина немного смутилась от слова «твой», но смущение не могло скрыть того, что она в это время чувствовала. Её состояние передалось ему. Иван смотрел на неё и молчал. Что-то новое рождалось между ними, не похожее не только на то, что было здесь же несколько месяцев назад, но и там, в доме, где они ночевали в разных квартирах, а потом, утром, она сказала: «Я знала, что вы захотите проводить меня. Знала… и желала этого». Это новое – чувство близости, которое рождалось в мыслях друг о друге, не покидавших их после разлуки в то утро. Да, разлуки, потому что они уже чувствовали себя неотделимыми друг от друга. Это было чувство людей, далеко не молодых и, может быть, давно расставшихся с мыслью о счастье встретить родственную душу, в то время как счастье это, оказывается, возможно. Всё сейчас исчезло для Ивана Ильича и Марины, они не слышали, что говорили Ирина, Игорь Иванович. Между ними шёл свой, только им понятный разговор. Разговор глазами, улыбками, интонацией голоса и даже молчанием.

– Так ты расскажешь, как опять оказалась в Москве? – спрашивала Ирина. – Марина, я тебе говорю.

Они с мужем обменялись понимающими взглядами.

– Ах, – будто очнулась та. – Что ж, купила билет и прилетела.

Она всё ещё не могла отвечать ясно.

– Прилетела. Риелтор покупателей нашёл, необходимо присутствие хозяина или доверенного лица.

Она сама не верила в это объяснение, хотя оно было верное: риелтор просил её приехать или дать доверенность на совершение необходимых действий. Не сказала лишь, что убедила мужа отпустить её в Москву для совершения сделки без привлечения доверенных лиц. «Сам понимаешь, это ведь Россия», – говорила, чувствуя фальшь своих доводов.

– Когда же назад? – спросил Игорь.

Сердце Ивана Ильича тревожно забилось.

– Ну-у, думаю, нескоро. Всё это довольно хлопотно, и к тому же я одна, без помощников. Здесь важна осторожность.

Иван Ильич внутренне ликовал.

– Ну уж так и нет помощников, – будто ничего и никого не имея в виду, сказала Ирина. – При желании найдутся. Если мы в чём-то можем тебе помочь, рассчитывай, пожалуйста. Я права, Игорь?

Тот утвердительно кивнул, хотя в жизни был человеком совсем непрактичным и, кроме советов, ночлега и стола, предложить ничего не мог.

– Разумеется. Если негде будет жить – милости просим к нам. Вот и Ваня, думаю, со своей стороны готов помочь.

Иван Ильич покраснел.

Вечер прошёл прекрасно. На Ивана Ильича нашло вдохновение, он шутил, рассказывал интересные истории про своих студентов, учеников, описывал жизненные ситуации, в которые попадал. Зашла речь об уровне медицины в Германии, и он под общий смех рассказал о своём визите к невропатологу.

– Последние годы стала беспокоить тяжесть в голове. Днём вроде бы ничего, а ночью мешает – не высыпаешься. Говорят, мужчины мнительны, ну и я стал подозревать самое страшное. Записался к невропатологу. Вхожу. Сидит там женщина средних лет и уже заранее, как мне показалось, настроенная против меня. «На что жалуетесь?» – спрашивает, не отрывая глаз от монитора и что-то там пишет (сейчас они все «писатели», и потому на пациентов у них не остаётся времени). Молчу, жду, когда перестанет писать. Переспрашивает. Уже недовольно. «Голова болит», – говорю. «У всех голова болит. На что жалуетесь, спрашиваю? У меня там очередь сидит». А сама всё пишет.

Всё это он рассказал в лицах и жестах. Даже показал, как она печатала одним пальцем на клавиатуре.

– Не поверите, но я был доволен визитом. Узнать, что ты не изгой и «у всех голова болит», дорогого стоит.

Игорь Иванович принёс бутылку вина. Оживлённо говорили, рассказывали смешные истории, шутили, пили чай. Прощаясь, благодарили друг друга за чудесно проведённый вечер. Иван Ильич витал в эмпиреях – так описали бы его душевное состояние старые писатели.

После выпитого вина он не рискнул сесть за руль, не желая демонстрировать перед Мариной русскую бесшабашность, которую в Германии наверняка могли посчитать непростительной.