Читать книгу Фантомные миры. Записи из архива скрытых реальностей - Виктор Харебов - Страница 8

В глубинах ватиканского архива существуют зоны, которых нет ни на одном плане. О них не упоминают в инструкциях и не говорят даже старые хранители. Это не тайные комнаты в романтическом смысле – не подземелья с тяжелыми дверями и сундуками, а скорее промежутки – места, становящиеся видимыми только тогда, когда кто-то смотрит в нужном направлении. Бенедетто оказался в одной из таких зон, не заметив, когда именно перешел границу.

Он шел привычным коридором между секцией восточных манускриптов и залом графики XVI века. Свет всегда был ровный, мягкий, но теперь лампы будто дышали, а тени по стенам плавали, как волны на воде. За очередным поворотом стены сомкнулись. В наступившей тишине шаги стали глухими – ему почудилось, будто он ступает не по камню, а по чему-то мягкому, вроде вспаханной земли. Обернувшись, Бенедетто увидел, что проход исчез: на его месте – стена, деревянная, потрескавшаяся, и в этих трещинах угадывались очертания карты.

Понимание пришло сразу – переступлена невидимая черта. Страх не появился, только чувство наблюдения, как будто кто-то читал его путь построчно.

Ряды книг тянулись в глубину, собранные будто из разных эпох: тяжелые фолианты соседствовали с тонкими тетрадями, старинные переплеты – с современными обложками. На корешках – не названия, а знаки: треугольники, круги, волны. Бенедетто взял один том – страницы пусты, но теплые, словно хранили дыхание. На последнем листе – спираль, в центре – глаз. Подпись на греческом: Ὁ ἑαυτὸν ἰδὼν κατὰ σκιὰν – «Увидевший себя как тень».

Он поставил книгу на полку. За спиной прозвучал голос:

– Ты нашел вход.

У колонны стояла фигура в сером. Свет обходил ее, будто боялся касаться.

– Кто вы? – спросил Бенедетто.

– Один из тех, кого карта не отпустила. Возможно, не отпустит и тебя.

– Это место – часть библиотеки?

– Нет. Складка между слоями. Здесь хранятся не книги, а их эхо. Когда кто-то слишком долго читает одну карту, она открывает внутреннюю сторону.

– Это связано с Серафиной?

Фигура кивнула.

– Сестра, ведущая за грань, – не имя, а роль. Когда ты вошел, она отступила. Теперь путь – твой.

Бенедетто шагнул вперед, но тень растворилась в полумраке. Последние слова донес шепот:

– Иди, но помни – остров существует, пока ты готов найти его.

Перед ним стоял стол. На нем – круглый прибор со стрелкой, вращающейся без делений. Лишь символы: руны, углы, волнистые линии. Прикосновение – и стрелка дрогнула, замерев на знаке, напоминающем очертания Сан-Борондона. Воздух стал влажным, пахнул солью, стены задрожали, будто перестали быть твердыми.

Плеск воды заполнил пространство. Когда открыл глаза, зал опустел. Только стол и узкий проход вниз.

Лестница вела глубоко. Камень холоден, стены покрыты влагой, через каждые двадцать ступеней – вырезанные символы, повторяющиеся, как мотив сна. Прикосновение заставляло их вибрировать.

На последнем пролете – каменная дверь без замка. На ней – надпись: Soror Seraphina.

Внутри – круглое помещение с высоким куполом. В центре – алтарь, лишенный украшений. Вокруг – шесть арок, уходящих в темноту. Над каждой – карта, но не географическая: линии напоминали нервные волокна, изгибы – дыхание. Под первой аркой – Initium (начало), под второй – Memoria (память), под третьей – Vestigium (след). Остальные скрыты тканью.

Бенедетто сделал шаг – и услышал шаги позади.

– Не думала, что ты дойдешь, – сказала Серафина.

Она стояла у входа: та же ряса, тот же тихий свет в глазах.

– Ты исчезла, – прошептал он. – Твое имя стерли из списков.

– Я не исчезала. Карта сложилась, и мне пришлось перейти на другую сторону.

– Ты ждала меня?

– Нет. Остров ждал. Мы все – отражения его памяти.

– Что это за место?

– Не архив. Точка, где пространство вспоминает себя. Здесь хранятся не вещи, а возможность быть.

В воздухе пахло ладаном и солью.

– Все это похоже на сон, – сказал Бенедетто почти шепотом.

– Сон – способ тела объяснить невозможное. А ты видишь: это реальнее сна.

– Зачем все это? Зачем – я?

– Потому что умеешь помнить иначе. Фантомные острова зовут тех, кто хранит не память о земле, а память о ее снах.

Она замолчала, и между ними воцарилась тишина, похожая на дыхание моря.

– Ты – сестра Серафина, – сказал он наконец. – Но кто ты на самом деле?

Улыбка коснулась ее губ.

– Та, кто уже была здесь много раз. Имя меняется, лицо меняется, но роль одна – открывать путь. Сегодня – Серафина. Вчера – другая. Завтра – никто.

– А я?

– Ты – тот, кто возвращается. Каждый раз чуть дальше, чем прежде.

Они подошли к алтарю. На темном камне лежала маска – ее точные, ни с чем не сравнимые очертания он когда-то видел на пожелтевшей карте, в ряду других забытых символов.

– Возьми, – сказала она, и ее голос прозвучал как продолжение его мысли.

Камень под ладонью оказался на удивление теплым, будто впитал за день солнечное тепло, которого здесь никогда не было. Он поднял маску. Внутренняя сторона была идеально гладкой, как отполированное зеркало. В нем отразилось не его лицо, а та самая линия с карты, теперь ставшая реальностью.

– Что со мной будет?

– То, что всегда происходит с теми, кто видит карту изнутри. Ты станешь ее частью.

Слова растворились в тишине. Свет вокруг Серафины стал прозрачным, и ее облик растаял, словно дым в ветре.

Остался лишь мягкий шелест – дыхание шести карт, дрожащих, как живые.

Маска приблизилась к лицу – и пространство качнулось, как палуба корабля. И вот он стоит на берегу. Влажный песок, густой воздух, вдали – ровная линия моря. Небо серо и безразлично. Все застыло, кроме медленного, как сердцебиение, дыхания волн.

Остров – не место. Это – форма памяти, где карта перестает быть схемой и начинает складываться внутрь, открывая свои изнанки. Здесь нет направлений, но все наполнено смыслом.

Колени сами подкосились, коснувшись земли. Под пальцами – гладкий камень с вырезанным знаком. Тот самый, что он когда-то видел в книге, на пожелтевшей странице.

– Если остров тебя запомнил, – прошептал Бенедетто, – ты больше не можешь исчезнуть.

Из глубины, будто из самой толщи времени, последовал ответ, почти неразличимый:

– Тогда останься. Мы давно ждали, когда кто-то снова вспомнит дорогу.

Туман густел, и в его пелене начинали проступать фигуры. Люди. Они шли по берегу без суеты: кто-то нес книгу, кто-то – свиток карты, кто-то просто смотрел в пустое небо. Они двигались в унисон, словно каждое их движение было частью общего, вечного дыхания.

Бенедетто понял: он не первый. И, возможно, не последний.

Сделав шаг им навстречу, он ощутил, как тихий шепот волн сливается с ритмом его сердца.