Читать книгу «8-ка». Мы двое против всех - Виктор Улин - Страница 14

На этот вечер Наташа собрала «девятнадцать».

Созвонясь перед началом, я прихватил на игру две тысячных бумажки. В закромах не нашлось достаточного количества сотенных, а я не сомневался, что моя ставка будет формальной.

– —

Как всегда в подобных случаях, участницы матча толпились в коридоре. Меня приветствовали криками и непристойными жестами.

Больше всех старалась Аделя. Она распахнула халат, разрисованный мишками и зайцами, продемонстрировала маленькие грудки с очень пухлыми сосками и черную «бразилку» внизу живота. Похлопав дурочку по круглой коленке, я прошел в комнату.

Наташа в черном бюстгальтере имела привычную единицу. Маша с номером «3» примостилась в уголке кровати. Рядом сидела Надя. Только после слов Эльвиры я заметил, что ее молочные железы, свисающие по обе стороны от остроконечной цифры «4», действительно имеют разную длину. Лариса, получившая номер «пять», по-хозяйски раскинулась сразу на двух стульях. Регина, чей пухлый белый живот был украшен красной двойкой, привычно стояла у изголовья ринга. Она могла бы судить любую игру не хуже штатной распорядительницы.

Прежде, чем раздеться для игры, я передал свой пай Наташе. Толстая пачка денег не входила в одну чашечку. Распихав деньги, Наташа сообразила, что этого не следовало делать слишком тщательно – чертыхнулась, сунула все под матрас и легла на ринг.

Первый раунд прошел в обычном порядке. Лариса не следила за моими движениями, считала кое-как. Мы с Наташей тоже играли походя, в процессе перекинулись несколькими словами о недавно введенном договоре. Отыграв, я подал Наташе бюстгальтер и сам застегнул крючки на не успевшей вспотеть спине.

Второй взошла Регина. От нее не ожидалось ничего вообще, раунд прошел неощутимо для меня. Когда на ее место шагнула Маша, Алеся с Надей перекинулись репликами. Я не разобрал слов, уловил только не слишком добрый смех.

Маша улыбнулась. Я занял позицию, сообщил о готовности и Наташа начала счет.

– —

Идя на игру и предвкушая итоговую сумму, я не думал о Маше. Я как-то не сообразил, что играть придется против в всех – в том числе и против нее. Я абстрагировался от ощущений и нацелился на победу как таковую.

И только сейчас, приступив к состязанию, я вдруг понял, что раунд с Машей идет не так, как обычно.

– —

Вернее, все обстояло как раз наоборот. Раунд шел, как обычно, ничем не отличался от того, что бывало со всеми прочим девицами. Машино тело не проявляло активности.

– Ты почему не играешь? – тихо спросил я, не меняя темпа.

– Я играю, – спокойно возразила она. – С чего ты взял?

– Вижу, как ты играешь.

В самом деле, так «играть» могла привычная девица: Оля, Люда, Регина, кто угодно еще. От Маши ожидалось иное.

Она не ответила. Я отметил, что Машины подмышки свежевыбриты, что вся она в целом очень чистенькая. Видимо, в физматовском общежитии с горячей водой было лучше, чем у нас. Но от наших – немытых и небритых -девиц в любом состоянии веяло здоровьем. А эта девушка, в самом деле, была бледной до прозрачности.

После прошлого проигрыша я думал насчет икры, которую сможет купить себе Маша. Сейчас вспомнились Наташины слова о куртке, найденной на помойке. Все так и обстояло. Сапоги, в которых Маша приходила из соседнего общежития, была едва ли не резиновыми. При этом я знал, что для поддержания красоты молодой женщине требуется гораздо больше средств, чем мужчине. Не стоило даже говорить о «критических днях», в которые она теряет кровь, требующую восстановления. Быть женщиной оказывалось и сложно и дорого. Факт являлся непреложным, хоть его мало кто признавал. Сейчас мысль ударила с особой остротой.

Я понял, что не могу – не могу чисто по-человечески, не имею никаких прав! – лишить Машу той жалкой сотни, которую она на себя поставила. Я должен был проиграть.

Задача оказалась непростой.

Приятелям, играющим в «восьмерку» на любительском уровне, приходилось тратить огромное количество сил для сдерживания. Я сдерживался на автомате, совершенно не напрягаясь. Мой первый фактический проигрыш Маше был исключением, которое подтверждает правило.

Намеренно я еще никогда не проигрывал, даже не пытался этого делать, поскольку не имел причин. Сейчас выяснилось, что довести себя до финала в короткий промежуток счета куда сложнее, чем сдержаться.

Я осознал это сразу, как только принял решение. В голову полезли всяческие посторонние мысли – я их не звал, они ползли сами по себе, отвлекали и отдаляли от цели.

Я слишком сильно настроил себя на «восьмерку». Тело стало слушаться в одном направлении, категорически отказывалось идти впротивоход. И, кроме того, работал извечный принцип секса: стремление к ускорению замедляло.

Наташины цифры падали одна за другой, а я чувствовал, что от результата дальше, чем до Луны.

Я не стал торопиться: это могло лишь убыстрить счет и сократить время. Я не смог заставить себя работать интенсивнее. Любое усиление приносило Маше боль. Я слишком хорошо знал тонкости интимного процесса. При любых изначальных эмоциях, конечный этап секса оставался насилием над женщиной – пусть кратким и небольшим, но несомненным. А я почувствовал, что не в состоянии даже иллюзорно насиловать Машу. Я не мог наслаждаться ее телом. Я проникся слишком глубокой жалостью к этой субтильной девушке.

Любой человек поразился бы – даже Ранис, который понимал меня, как никто – но я перестал воспринимать ее как сексуальный объект.

Маша смотрела не насмешливо, а удивленно, даже не пыталась помочь. А мое состояние с ураганной скоростью становилось плачевным. Через несколько секунд речь о проигрыше уже бы не шла. Требовалась срочная подпитка – но не Машей, поскольку она сделалась для меня не соперницей на игре, а кем-то иным. Кем именно, я еще не сформулировал. Но недавний сон в сером коридоре на что-то намекал.

Подняв голову, я уперся взглядом в белый живот Регины. Та стояла на своем обычном месте. Это право Регина себе каким-то образом отвоевала. Даже на многолюдной игре Наташа не выгоняла ее в коридор, позволяла дежурить у ринга до финала. К Регине я не питал никаких чувств, она не вызывала во мне вожделения. Но сейчас ее тело осталось единственной сущностью, на которой я мог сконцентрироваться. Я принялся шарить по Регине глазами.

Играя, я никогда ее всерьез не видел, поскольку не испытывал интереса. Сейчас я словно впервые исследовал эту нескладную девчонку. Белые тяжелые груди были бы прекрасны, имейся во владелице хоть капля женственности. Островные соски смотрели куда-то поверх моей головы. Я их ни разу не трогал, не представлял вкуса. Живот, начавшийся под грудью, ничем не манил, хотя выглядел мягким. Глубоко втянутый пупок был отмечен снизу тремя родинками одинакового размера, выстроившимися над рубчатым следом, который отпечатала резинка трусиков. Завитки густой растительности поднимались, чуть-чуть не доставали до нее. Еще ниже у всех женщин было устроено примерно одинаково, пахло тоже сходно. Как именно там пахнет у Регины, я не знал. Мы спортивно соединялись на «восьмерке», к реальному сексу это не имело отношения.

Сейчас об этом следовало пожалеть. Я напрягся изо всех сил, попытался представить, как там пахнет и каковы на вкус интимные складки. К самой Регине это, по существу, не имело отношения. Я просто фантазировал о женщине – абстрактной и, в отличие от Маши, не вызывающей сочувственной нежности. Это получалось. Выход был найден правильно.

– …Сорок девять! – провозгласила Наташа.

Мост был готов рухнуть, но я успевал проскочить.

– Ты победил, галилеянин! – воскликнул я.

Эту фразу я когда-то вычитал в одной из Витькиных книжек, только не помнил – в какой именно. Отпрянув, я испачкал Машин живот, не тронув Наташину кровать.

– Никарасебегуа!

Я не понял, которая из девиц произнесла это слово. Кровь колотилась в ушах, голова казалась чугунной, затылок пробила резкая боль. Руки-ноги казались чужими. Кажется, у меня подскочило давление, хотя прежде такого не бывало.

Регина что-то сказала, указала пальцем на мое лицо. Наташа молча отступила в сторону. Маша не шевелилась, простыня под ней была влажной.

Ничего не слыша, на кого не глядя, не ожидая ста рублей сдачи, я кое-как оделся и вышел вон. Ларисино зеркало, висевшее у двери, успело показать, что я раково красен. В коридоре было холодно, как около полюса. Девчонки, ожидавшие очереди, ринулись ко мне. Я молча отмахнулся от всех разом, зачем-то пошел на кухню.

Слух восстановился, со всех сторон всплыли звуки. Сзади долетел голос Наташи. В энергичных матерных выражениях она объявила, что игра закончена, победительница получает две тысячи, прочие – в порядке номеров – забирают назад свои сотни и освобождают помещение.