Читать книгу «8-ка». Мы двое против всех - Виктор Улин - Страница 5

– Пятьдесят.

Наташин голос прозвучал спокойно, без малой тени восклицания. Она была уверена во мне не меньше, чем я сам.

Я перевел дух и опустился. Несмотря на априорную несокрушимость, я не был железным. Я слегка устал держаться на руках и работать механически, как того требовали правила игры.

Марина шевельнулась, не открывая глаз, и ослабила ноги. Весь раунд она держала их крепко стиснутыми, надеялась сломить меня давлением. Попытки, конечно, были напрасными. Ничего в принципе не могло получиться. Внутри у Марины было влажно. Но это говорило не о моем проигрыше, а об удовольствии, которое получала она сама.

Смолкли выкрики болельщиц, прекратился скрип кровати. Стали слышны вдохи и выдохи: Марина, еще до конца не очнулась. Струйки ее дыхания были чистыми. Это было главным Марининым достоинством, из-за которого я любил с ней играть.

– Хочешь кончить? – тихо спросил я. – Прямо сейчас? не сходя с ринга?

Вопрос был не праздным.

Однажды мы с Мариной сыграли четыре раза за вечер. Завершив состязание у Наташи, мы переместились к Эльвире – в тапочках, поскольку комнаты экономистов занимали нижнюю половину нашей шестиэтажки. Затем, одевшись, мы спустились во двор и перешли к Зариме, чье общежитие было соседним. Для последней игры нам остался физико-математический корпус, которым тоже не хотелось пренебречь. У Инны Марина испытала такой оргазм, что я с трудом удержался от проигрыша. После пика она обмякла, как продырявленная кукла. По окончании матча я помог Марине одеться и повел обратно. Опустилась ночь, университетский городок стоял на окраине, где шныряло бандитское отребье из нищенского предместья Нижегородки – невменяемую женщину могли изнасиловать за несколько минут, отделяющих математическое общежитие от нашего. Уже дома я дотащил Марину до ее комнаты. В нашем общежитие жили всякие люди, а честная игра в «восьмерку» и грубый акт на загаженной лестнице тоже отличались друг от друга.

– Нет, спасибо, Яша…

Ресницы вздрогнули, глаза посмотрели на меня.

– …Хочу, конечно. Как всегда. Хочу, но не могу. Устала. Сегодня на физре растянула себе все, что можно. И что нельзя тоже.

– Граждане, вы целоваться будете, или как? – подогнала Наташа. – Дайте посмотреть, что получилось.

Она не сомневалась в результате последнего раунда, но ко мне относилась безотносительно наших близких отношений. Пожалуй, эта строгость была даже жестче, чем к другим.

– Смотри, не возражаю.

Я поднялся, слез на пол, подал руку Марине и снова сел. Усталость не проходила. Количество постепенно переходило в качество. Возможно, даже мне требовался отдых.

– Проверяй, как хочешь, – добавил я. – Можешь попробовать на вкус

Наташа не стала ничего проверять, лишь взглянула мельком. Все было ясно и так.

Регина продолжала стоять около кровати. Я не встречал другой женщины, которая до такой степени обожала следить за игрой как за процессом. Перед моими глазами пушились черные заросли, над головой нависла белая грудь. Соски ее не украшали: были неопрятными, не имели ни цвета, ни формы, расползлись, словно какие-то острова в молочном океане.

Матрас скрипнул: рядом со мной опустилась Наташа.

Из одежды на ней был только бюстгальтер – красный с розовой ленточкой, пропущенной через края чашечек и завязанной бантиком. Лифчик она носила не из стыдливости и не ради лучшей формы груди. Стыд в Наташе отсутствовал напрочь, а ее грудь была самой красивой из известных. Я констатировал это всякий раз, когда в обычной обстановке наслаждался любимой частью Наташиного тела. Я даже успевал озвучить свое восхищение между моментом последних содроганий и ее руганью насчет того, что мы не приготовили полотенце и сейчас будет испачкана даже подушка.

Поддерживатель бюста служил хранилищем призового фонда. Раздевшись перед началом игры, Наташа принимала ставки: одной рукой засовывала в чашечку купюры, другой рисовала номера на животах спортсменок. На свой выход она лифчик снимала, но, не доверяя девицам, держала деньги в кулаке.

На «жену» я всякий раз смотрел с нескрываемым удовольствием. От повторения известного радость не становилась меньше.

Бюстгальтер сильно отвис, распертый банкнотами, концы розовой ленточки касались тела. Живот у Наташи был крепким – но не полностью плоским, а слегка выпуклым, как положено нормальной женщине двадцати двух лет. Над втянутым продолговатым пупком краснела полустертая единица. В «восьмерке» традиционно допускалась только миссионерская поза, хотя в некоторых других участницы имели бы гораздо больше шансов.

Широкое Наташино лоно всем видом выражало абсолютную уверенность хозяйки. Оно было не заросшим и не выбритым, а ровно подстриженным. Среди черных волос примостилось скромное украшение. Посторонний человек сказал бы, что это кусок стекла, вставленный в серебряное кольцо. Только я знал, что там сверкает бриллиант в два карата, оправленный платиной. Пирсинг был единственной вещью, которая выказывала истинный материальный уровень моей общежитской жены. Впрочем, пирсингом эта штука назваться не могла, поскольку ничего не прокалывала, а держалась на зажиме. Перед раундом Наташа его отцепляла, чтобы не оцарапать соперника.

Под бриллиантом смыкались бедра: в меру толстые, мягкие на вид и крепкие на деле. Я знал, что между ними столь же влажно, как и у Марины. Все участницы испытывали на игре непрерывное возбуждение – фактор оставался одним из главных в «восьмерке». Без него она давно бы сошла на нет.

Наташины колени – крупные, но не костистые – уверенно смотрели вперед. Они добавляли последний штрих в образ моей «жены», которая была самим совершенством.

Последний тезис не являлся чисто моим. По Наташе безнадежно вздыхали сокурсники. Мне завидовали все, кому удавалось обладать нашей старостой лишь несерьезно – на спортивной «восьмерке». Я ощущал свою величину, поскольку она была моей. В последнем я не сомневался ни капли.

– —

Лариса, конечно, тоже была совершенством – только иного рода. Сравнению с Наташей она не подлежала, однако представляла собой отдельную, недостижимую величину.

Да и вообще, эти две моих близких подруги – Наташа и Лариса – были несравнимы ни с кем. Прочие университетско-восьмерочные девицы не годились им не только в подметки, но даже в шнурки от кроссовок с вьетнамского рынка.

Единственным возможным исключением оставалась Эльвира – распорядительница игры на экономическом факультете.

Ее ноги были длиннее, чем весь я, от пяток до макушки. Таких я не встречал ни у одной другой женщины. При том Эльвира была одного со мной роста.

Мы симпатизировали друг другу. Как всякая судья – кроме физико-математической Инны – Эльвира сама участвовала в «восьмерке». Раунды с ней проходили спокойно.

Но нечто подспудное говорило, что с Эльвирой у нас может вспыхнуть некая иррациональная связь. Сути я еще не предугадывал – но допускал все, что угодно.

– —

Мне передалось общее состояние, вернулись силы. Захотелось, не сходя с места, протолкнуть ладонь под Наташин живот, еще раз ощутить все, что составляет смысл бытия. А смыслом на данный была она.

Но я удержался. Наташа не терпела прикосновений к своим интимным местам после контакта с другими женщинами.

– Держи! Твоя штука и четыре сотни. Три учтены как сдача.

Деньги тоже были влажными, сильно пахли Наташиной грудью.

Я знал, что через несколько минут Наташа расстегнет лифчик – и, независимо от того, удастся ли вечером принять полноценный душ, тщательно протрется салфеткой с экстрактом календулы. Но пока Наташина грудь пахла деньгами.

Все в мире было относительным.

– Спасибо, Наташа, – сказал я. – На завтра состав назначен?

– Конечно, – она без улыбки поправила бюстгальтер. – Как всегда. Придешь?

– Как всегда, – ответил я и встал.

Пора было идти к себе, умыться и спрятать выигрыш.

– Кончать сегодня не будешь? – остановила Наташа.

– С кем? – глупо спросил я.

– Да хоть со мной!

Счастливый голос раздался от двери.

Мы обернулись. Перед занавеской, отделявшей комнату от двери, стояла Лариса.

Откуда она появилась, как вошла бесшумно и возникла уже тут, никто не знал. В непредсказуемости была главная Ларисина особенность. Хотя особенностей у нее хватало.

– —

Лариса была не шлюхой, готовой отдаться за коробку конфет «Мерси», а приличной и весьма дорогой куртизанкой.

Ни на кого не оглядываясь, не платя ни рубля за обеспечение безопасности, она каким-то образом умела избегать неприятностей, после которых иная зареклась бы заниматься этим делом.

Торговля собой шла у Ларисы в высшей степени удачно. Она прекрасно питалась, а ездила исключительно на такси, причем не «эконом» -класса. Ларисиному гардеробу могли позавидовать городские девицы из самых зажиточных семей.

Глядя на Ларису – стильно одетую, дорого обутую и накрашенную некитайской косметикой – человек проникался восхищением. Никто не распознал бы в ней обитательницу грязного общежития, где предусмотренные проектом прачечные были заколочены и стирать приходилось под душем.

– —

Раскрасневшаяся от поздних мартовских морозов, Лариса была неописуемо хороша в тончайшей норковой шубке, купленной минувшей осенью.

Впрочем, хороша была она и без шубки и вообще без ничего.

– —

Ларисино тело не отличалось богатством, но манило каждой клеточкой. Крепкие конусообразные грудки росли удобно – раздельно, отступив к краям торса. Я любил за них держаться.

Моя «любовница» была страшной выдумщицей, знала много и не уставала изобретать новое. В ее калейдоскопе имелись такие варианты, что ни с одной другой женщиной я только ничего бы не ощутил, но даже не смог бы сохранить контакт.

Только с Ларисой получалось заниматься сексом стоя – ни за что не хватаясь, не опираясь на стену или подоконник, а посередине комнаты на пятачке между двумя кроватями.

Мы могли разговаривать и даже размахивать руками, но при этом не разъединяться до последнего момента, который приходил неожиданно и пробивал с такой силой, что становилось стыдно.

– —

– Ты бы еще утром пришла, – отрезала Наташа. – Твой поезд уехал, Ларка. Игра закончена, все идут по домам. Причем быстро.

Посторонившись, чтобы не задеть дивную Ларисину шубу, я прошел к двери.

Там стояло нечто среднее между большой тумбочкой и маленьким комодом, куда игроки сваливали одежду.

Единственным достоинством убогого приюта оставалось то, что тут хорошо топили и мы могли в любое время года раздеться, не опасаясь околеть.

Мои джинсы и футболка лежали в самом низу. Я пришел раньше всех, мы с Наташей успели выпить кофе и несколько раз поцеловаться, выражая друг другу наибольшую симпатию. Я ее раздел, а потом даже слегка размялся перед схваткой на крепкой Ларисиной кровати. Мне это ничем не угрожало, а Наташа любила секс до такой степени, что была готова в любой момент на любой промежуток времени.

Первой из девиц к свалке метнулась Оксана. Она разворошила кучу, выдернула застиранный халат и убежала, застегиваясь на ходу. Видимо, слова насчет туалета были непустыми.

Теперь у тумбочки копошилась Люда. В отличие от большинства «восьмерочниц», прибегающих в платьях на голое тело, она никогда не пренебрегала бельем.

Застегнув спереди и перевернув, Люда надела светло-желтый лифчик с узорами в виде свадебных колец, теперь влезала в трусики. Места не хватало, ей приходилось наклоняться в три погибели, чтобы не запутаться ногами и ничего не порвать. Зад, выставленный вверх, был прекрасен. А мои силы возвращались с ужасающей быстротой.

Шагнув вперед, я похлопал Люду по ягодицам. Она отреагировала мгновенно, словно того и ждала. Непослушные трусы полетели на пол, Люда выпрямилась и подалась ко мне.

Ситуация переменилась, натягивать джинсы было некогда. Лариса топталась в проходе, не имея возможности раздеться с комфортом среди голых девиц.

«Любовница» казалась безбашенной, но на самом деле из всех прочих я доверял только ей – как себе и Наташе.

– Подержи, пожалуйста!

Я протянул Ларисе деньги, которые было некуда спрятать.

– Постараюсь быстро.

– Можешь и медленно, – разрешила она, пряча купюры во внутренний карман норки. – Если Людка не возражает.

– Людка не возражает, – ответила та. – С чего бы ей возражать, она тоже человек.

Кивнув, я раздвинул горячие бедра, просунулся туда.

– Давай-давай! – подогнала Марина. – Трахайся, Людка!

– Как с Ваниным, – язвительно пояснила Оля.

– Как с Ваниным, – согласилась Люда.

– И со Смирновым.

– И со Смирновым.

– И с обоими вместе.

– И с каждым по отдельности. Через раз.

Люда имела сразу двух парней: попеременно спала с Ваниным и Смирновым, не скрывая факт. Но замуж ни за одного из них она не собиралась, поскольку «Ванин-Смирнов» – всегда аттестуемые через дефис – были такими же нищими, как и все. Люда же, подобно мне, собиралась строить свою жизнь иначе, чем ее родители.

– А помолчать нельзя? – резко сказала Наташа. – Не можете дать людям потрахаться?!

– А посмотреть, как трахаются? – возразила Оля.

– А то ты не видела!

Распорядительница взмахнула кулаком.

– Пиздоля! угомонись.

Наташа относилась к происходящему терпимо не из-за личной симпатии к Люде, которая не успела надеть трусов. Все обстояло как раз наоборот: Наташа ее терпеть не могла. Впрочем, для перечисления тех, кого моя «жена» любит, хватило бы пальцев одной руки. Острая на язык, Наташа всячески – в основном, нехорошо – обзывала девиц.

Оля была у нее «Пиздолей», Люда – «Людкой-блудкой», про Оксану говорилось, что та «обоссАна», Марина «не дошла до магазина», Венера «страдала без хера», Вероника жила «до первого бздыка»… Список допускал продолжение.

Как всякая умная, самодостаточная женщина, Наташа презирала людей в совокупности. Я был с ней солидарен, поскольку мыслил аналогично, хоть и скрывал это в обычной жизни.

Сама игра закончилась, но процесс еще не завершился. «Последний отрыв» при желании участников был стандартным в любом матче, его никогда не запрещали.

Кто-то продолжал комментировать, но я не вслушивался. Я уже ощущал себя внутри горячего Людиного тела. Это было как раз тем, что сейчас требовалось для полного счастья – добавочно к одной тысяче четыремстам рублям.

– Ты как? – спросил я, склонившись к ее уху.

– Прекрасно, – громко ответила Люда. – Можно, кончу вперед тебя?

– А разве стоя получится? – подала голос Регина.

– Кто умеет, у того получится, – с нетонким намеком сказала Оля. – А кто не умеет, тот…

– Уймитесь обе, – рявкнула Наташа. – Не мешайте им, пусть скорее управятся! Мне еще тут прибираться и после вас проветривать.

– Уже унялись, – за всех ответила Лариса.

– Яш, ты потом ужинать придешь?

Тон резко переменился, в Наташином голосе зазвучали теплые нотки. В такие минуты я понимал, до какой степени она мне дорога.

– Приду, конечно, – ответил я, стискивая Людину задницу. – О том мечтал с самого утра.

Подобный диалог в этой ситуации казался абсурдным, но являлся обычным. Мы, «восьмерочники», сильно отличались от других людей.

– Только член с мылом не забудь помыть.

Указание в целом являлось лишним. К чистоте я относился столь же благоговейно, как и Наташа. А сейчас оно имело абстрактные основания. Я не был порноактером или просто секс-гигантом. Измочаленный игрой, я сомневался, что после ужина Ларисе придется во понятной причине выйти в коридор. Но никто ничего не гарантировал, в девятнадцать лет случалось всякое.

– С порошком помоет, – опять не удержалась Оля.

Наташа не ответила: тихо бранясь, она растряхивала вспаханную состязанием кровать.

– Что мне делать? – уточнил я у Люды. – Потереть тебе клитор?

– Не надо, – ответила Люда. – Я уже готова доходить. Просто стой и не шевелись, дальше я сама. Держи только крепко, чтобы не выскользнул…

Я встал потверже, покрепче ухватил партнершу. Доставлять наслаждение женщине иногда нравилось больше, чем получать самому. Пришел как раз такой момент. Следовало постараться изо всех сил.

В отличие от игры, где шла жесткая имитация, Люда не стонала, только дышала отрывисто. Нужное ей не заняло не больше минуты.

– Все.

Люда обернулась через плечо.

– Спасибо, Яша. Мне было хорошо с тобой.

– Пожалуйста, – ответил я и поцеловал ее в губы.

– Давай теперь ты.

– И побыстрее, – сказала Оля, которой не терпелось идти к себе.

Отпустив бедра, я взялся за грудь. Люда выгнулась, прижалась потной, но прохладной спиной.

– Пожать тебе яйца? – предложила она.

– Да не надо, я тоже почти готов, – сказал я. – Ты меня раззадорила.

В словах была полная правда. Иногда выпадали случаи, когда во мне отключался «восьмерочник» и включался обычный мужчина. Он бывал до такой степени изголодавшимся по простому сексу, что состояние женщины поднимало на небеса.

– Может, лифчик снять?

– Тоже не нужно. Твоя попа так хороша, что он не мешает.

Последнее заявление содержало абсурд. Лариса громко хихикнула, но от комментариев удержалась.

– В тебя ведь можно? – уточнил я на всякий случай. – Раз приходишь играть?

– Можно, Яша, можно. Не сдерживайся.

– —

Наблюдающий со стороны принял бы нас с Людой за давних, привязанных друг к другу партнеров. Никто бы не догадался, что акт происходит впервые в жизни, что еще перед игрой я не помышлял ни о чем подобном.

Однако я чувствовал, что Люде, в самом деле, со мной хорошо – и до и после и вообще.

Вряд ли она испытывала нечто сходное со своими сожителями. Эти два придурка не могли отнестись к процессу с древнегреческой простотой. Они принадлежали в мизерной доле парней, не игравших в «восьмерку» и по психосексуальному развитию мало отличались от моего жирного соседа.

– —

– Спасибо, Люда, – сказал я. – Мне тоже было хорошо с тобой.

– Ничего себе так тихо, – ответила она.

– Ну я же не баран, чтобы блеять по-ослиному.

– Ты молодец, Яша.

– Все, Наташа, больше тебя не задерживаем, – сообщил я.

Кругом раздались восторженные возгласы. Девицы только сейчас поняли, что мы с Людой отработали в обе стороны.

– Высший класс, – комментировала Марина.

– Немецкая порнуха отдыхает, – подтвердила Оля.

– И даже чешская, – добавила Вероника

– А «Ванин-Смирнов» – тем более.

– Так они – пара педиков, – Оля покривилась. – А около Людки трутся для прикрытия.

– Я тоже так хочу, – сказала Регина.

– В следующий раз, – успокоила Лариса.

Наташа промолчала и громко вздохнула. Видимо, она чуть-чуть меня ревновала.

Я поднял с пола Людины трусики, тоже украшенные обручальными кольцами.

– Давай тебя подержу, помогу надеть, – сказал я, взяв ее руку.

– Не буду надевать. Из меня течет, придется стирать, а горячей воды опять нет, – ответила Люда. – До туалета так доскачу. Наташка, дай какую-нибудь ненужную тряпицу, я зажмусь, чтобы тебе пол не залить.

– Счас дам, – ответила хозяйка. – Прямо в лоб. А если тут нагадите, я вам обоим бошки поотворачиваю.

Я отступил назад, давая девчонкам пройти к своей одежде. На правах почти мужа и со-хозяина комнаты я мог оставаться тут сколько угодно, даже вообще не уходить.

– Яшка, оботрись!

Наташа протянула мне бумажную салфетку.

– А то сейчас все закапаешь!

Лариса состроила хитренькую рожицу и в шубе села на свою кровать, вытянула ноги в роскошных сапогах.

Протискиваясь мимо, Регина задела меня грудью. Я мог поклясться, что она сделала это не случайно.

– —

Регина была странной девицей. Точнее сказать, представляла собой ходячий парадокс.

Она была хорошо сложена: имела белую кожу, обильные бедра, по-настоящему тяжелую, но довольно упругую грудь. Все остальные места: перед, зад, коленки, живот и прочее тоже относились не к худшему варианту. Даже густые курчавые волосы, покрывшие пухлый лобок, не выбивались из образа, лишь добавляли последний штрих.

Но при всех своих достоинствах Регина не вызывала откликов. Женственности в ней не имелось ни на грош.

Имей такое тело, Лариса была бы королевой областного эскорта. А на Регину никто даже не смотрел. «Восьмерка» не считалась: туда гнал слепой азарт, влечение оставалось на втором плане.

Прыщики на белых щеках говорили, что помимо игры, эта нелепая девица ни с кем не встречается.

Мне Регина не нравилась точно так же, как и всем прочим. Но я ощущал к ней жалость из-за глобальной недотыканности.