Читать книгу Житие святого Глеба - Виталий Смирнов - Страница 18

Глава II. Бяшечка
5

Оглавление

На квартире Успенских – опять в отсутствие Глеба – боевики собирались и под Новый 1881 год.

Все сидели в большой угловой комнате у стола. В соседней комнате Александра Васильевна готовила чай, то и дело отправляя Ивана Успенского в булочную, в лавку или в колбасную. На самом деле целью этих «походов» было наблюдение за входящими в дом и выходящими из него, обход и осмотр переулков и улиц: там могли оказаться сыщики.

Я не думаю, что встречи эти проходили по инициативе Александры Васильевны и что она сознательно разделяла доктрину террористов. В этом случае просто-напросто срабатывали механизм порядочности и желание быть полезной мужу во всех его делах. Она, между прочим, бывала с мужем и на некоторых других сходках народников-революционеров.

Сведения о том, о чем шла в этот раз речь на квартире Успенских, скупы. Но поскольку эта сходка была незадолго до первомартовских событий, можно предполагать, что разрабатывались детали операции, связанной с цареубийством. Но замыслы народовольцев были гораздо шире. Помимо насильственного устранения царя, они поднимали вопрос о возможности вооруженного восстания. Члены Исполнительного комитета собирали об этом сведения из Москвы и тех провинций, в которых были народовольческие группы, о том, достаточно ли окрепла и расширилась организация партии и таково ли настроение широких кругов в разных местностях, чтобы при поддержке сочувствующих слоев общества предпринять вооруженное выступление против правительства.

Вести из провинции для Исполнительного комитета «Народной воли» были малоутешительными. Силы революционеров и сочувствовавших им оказались незначительными для того, чтобы уличные выступления могли носить серьезный характер. Тем не менее вопрос этот выносился на обсуждение.

Мог обсуждаться на этой сходке и заранее подготовленный другой документ народовольцев, получивший окончательное оформление (при участии Михайловского) после первомартовских событий 1881 года. Речь идет о письме Исполнительного комитета к Александру Третьему, которое стало своеобразным ультиматумом революционеров правительству и свидетельствовало в условиях полицейских погромов о том, что они исключали собственную капитуляцию.

«Ваше величество! – обращался Исполнительный комитет к Александру Третьему. – Вполне понимая то тягостное настроение, которое вы испытываете в настоящие минуты, Исполнительный комитет не считает, однако, себя вправе поддаваться чувству естественной деликатности, требующей, может быть, для нижеследующего объяснения выждать некоторое время. Есть нечто высшее, чем самые законные чувства человека, – это долг перед родной страной, долг, которому гражданин принужден жертвовать и собой, и своими чувствами, и даже чувствами других людей. Повинуясь этой всесильной обязанности, мы решаемся обратиться к вам немедленно, ничего не выжидая, так как не ждет тот исторический процесс, который грозит нам в будущем реками крови и самыми тяжелыми потрясениями.

Кровавая трагедия, разыгравшаяся на Екатерининском канале, не была случайностью и ни для кого не была неожиданной. После всего происшедшего в течение последнего десятилетия она являлась совершенно неизбежной, и в этом ее глубокий смысл, который обязан понять человек, поставленный судьбою во главе правительственной власти. Объяснить подобные факты злоумышлением отдельных личностей или хотя бы «шайки» может только человек, совершенно неспособный анализировать жизнь народа. В течение целых 10 лет мы видим, как у нас, несмотря на самые строгие преследования, несмотря на то, что правительство покойного императора жертвовало всем – свободой, интересами всех классов, интересами промышленности и даже собственным достоинством, безусловно, всем жертвовало для подавления революционного движения, оно все-таки упорно разрасталось, привлекая к себе лучшие элементы страны, самых энергичных и самоотверженных людей России, и вот уже три года вступило в отчаянную партизанскую войну с правительством. Вы знаете, ваше величество, что правительство покойного императора нельзя обвинять в недостатке энергии. У нас вешали правого и виноватого, тюрьмы и отдаленные губернии переполнялись ссыльными; они гибли с мужеством и спокойствием мучеников, но движение не прекращалось, оно безостановочно росло и крепло. Да, ваше величество, революционное движение не такое дело, которое зависит от отдельных личностей. Это процесс народного организма, и виселицы, воздвигаемые для наиболее энергичных выразителей этого процесса, так же бессильны спасти отживающий порядок, как крестная смерть спасителя не спасла развратившийся античный мир от торжества реформирующего христианства».

Исполком «Народной воли» видел два выхода из создавшегося положения, которые и предлагал царю: «или революция, совершенно неизбежная, которую нельзя предотвратить никакими казнями, или добровольное обращение верховной власти к народу. В интересах родной страны, во избежание напрасной гибели сил, во избежание тех страшных бедствий, которые всегда сопровождают революцию, исполнительный комитет обращается к вашему величеству с советом избрать второй путь. Верьте, что как только верховная власть перестанет быть произвольной, как только она твердо решится осуществлять лишь требования народного сознания и совести, вы можете смело прогнать позорящих правительство шпионов, отослать конвойных в казармы и сжечь развращающие народ виселицы. Исполнительный комитет сам прекратит свою деятельность, и организованные около него силы разойдутся для того, чтобы посвятить себя культурной работе на благо родного народа. Мирная идейная борьба сменит насилие, которое противно нам более, чем вашим слугам и которое практикуется нами только из печальной необходимости».

Исполком требовал от верховной власти политических свобод, общей амнистии по всем политическим преступлениям прошлого времени, «так как это были не преступления, но исполнение гражданского долга», созыва представителей от всего русского народа «для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни и переделки их сообразно с народными желаниями».

Ближайшие же к этому событию дни показали, что верховная власть пошла проторенным путем.

И со многими из своих недавних гостей Александра Васильевна встретилась в последний раз третьего апреля 1881 года на Семеновском плацу. Она видела все, что происходило на эшафоте. Видела спокойную смерть Софьи Перовской и других «цареубийц».

Александра Васильевна рыдала, что-то говорила вслух, за что одни ее толкали, другие заступались. Едва уцелела в давке.

Домой приехала на извозчике, без кровинки в лице, тряслась от нервной лихорадки…

Глеба Ивановича дома не было. Первого марта, через полчаса после взрывов на Екатерининском канале, его посетила Вера Николаевна Фигнер.

О чем они говорили, я не знаю. Но Глеб Иванович сразу же надолго исчез из Петербурга…[3]

3

И. С. Харламов, по всей вероятности, не зная, что Глеб Успенский исчез, даже не дав обязательной для него как поднадзорного отметки о смене местопребывания, «вследствие чего, – как сообщал 12 марта 1881 года в официальной бумаге петербургский обер-полицейместер Новгородскому губернатору, – сделано распоряжение о разыскивании его». «Из наблюдений за Успенским, – сообщал в этой же бумаге полицейский чиновник, – во время проживания в столице, обнаружено, что он имел постоянные связи с лицами неблагонадежными в политическом отношении и находился в дружбе (курсив мой. – Изд.) с государственными преступниками Исаевым и Саблиным…» (оба были активными организаторами кровавой акции на Екатерининском канале. – Изд.).

Видимо, по запросу Новгородского губернатора, только через месяц, 12 апреля 1882 года, исполняющий дела новгородского уездного исправника рапортовал ему, что Успенский прибыл в Новгородский уезд из Санкт-Петербурга (сведения эти вызывают сомнения. – Изд.) «первоначально в мае месяце прошлого 1881 года и поселился в Коломенской волости близ Селищенских казарм на берегу реки Волхова в доме новгородского мещанина Ивана Ивановича Ковровцева; вместе с ним одновременно приехали жена его Александра Васильевна и дети ‹…› и для прислуг крестьянская девица Тверской губернии и уезда, Щербинской волости, села Кузьминского Анна Иванова, 20 лет, крестьянская девушка Новгородского уезда, Ракомской волости, деревни Воробьевки, Прасковея Васильева, крестьянская девочка Санкт-Петербургской губернии и уезда села Рыбацкого Анна Ермолаева, 13 лет, и в качестве лакея мещанин города Вышнего Волочка Павел Иванов, 62 лет».

В донесении же от 18 апреля 1882 года начальник Новгородского губернского жандармского управления сообщал губернатору, что в марте на мысе Лядно проживал известный революционер доктор Веймар Орест Эдуардович.

Судя по всему, полиция уже успела побывать у Успенских: столь обстоятельны ее сведения. (См.: Гудков Н. Новые материалы о Глебе Успенском // Красный архив. 1941. Т. III. С. 150–151. – Изд.)

Житие святого Глеба

Подняться наверх