Читать книгу Faceless - Владимир Вайс - Страница 21

Семейный вопрос был решен. И вот, в свои двадцать пять, я стоял на пороге дома Генри, выслушивая его тираду. Он не учил взрослых, твердил он: их разум сформирован и не подлежит переделке.

«Пусть даже сухая земля твоего разума и впитает живительную влагу информации, – провозглашал он, – но плод познания не прорастет в пустыне морального разложения твоей души. Взрослых не изменишь. Их отношение к жизни, их взгляды – отлиты средой обитания. Помолодеешь – вот тогда и приходи!»

Дважды повторять не пришлось.

На следующее утро, в теле восьмилетнего мальчишки, я уже стоял перед его дверью. Вжав указательный палец в кнопку звонка, я требовал новой беседы. Многого мне было не надо. Я лишь жаждал узнать: как сделать этот мир лучше?

Вопрос гениален своей простотой и непосредственностью – ровно настолько же, насколько трудно на него ответить. Что есть «лучший мир»? Каков он? У каждого – свои ценности, свои представления об идеале. Кому-то нужно равенство, а кого-то от него тошнит, и коммунистические идеалы вызывают изжогу. Кто-то верит в равное распределение благ, а для кого-то справедливость – это делить по затраченному времени, жизненным силам, знаниям и годам, потраченным на их обретение. Адепты рыночного подхода ратуют за иные инструменты: предпринимательскую жилку, инициативу, новизну… Сколько людей – столько и мнений. Как найти в этом баланс? Как не потеряться в многообразии, не свернуть на ложный путь и не наломать дров? Не стать виновником войн, развала государств, смертей, поломанных судеб, тысяч литров детских слез?

В этом мне должен был помочь Генри. По словам Нады, он – единственный, кого она могла порекомендовать в наставники. Он долгое время был военным журналистом. Сразу после учебы рванул в горячие точки по следам американских военных. Писал о храбрости «воинов демократии», несущих на своих штыках свободу и благополучие. Прошел Корею, Вьетнам, Доминикану. Многое увидел, на многое взглянул иначе. Дорога к миру, выжженная напалмом и усыпанная неуправляемыми бомбами, заставила его задуматься. Он был среди немногих, кто разглядел в ужасах войны не патриотический долг, а нечто иное, сокрытое от глаз обывателя. И это были не просто империалистические амбиции правящего класса, а череда «системных сбоев» и противоречий во внутренней и внешней политике Штатов, грозивших в будущем крахом всей системы. В те годы общество бурлило; волны антивоенных демонстраций заливали улицы и площади палаточными лагерями и транспарантами. Генри уволился.

Денег было мало. Накопленные навыки пришлось применить на мирном поприще. Писал статьи в региональных газетах, правил чужие тексты. Параллельно читал – в основном гуманитарные науки: экономику, историю, политологию, социологию; не гнушался и физикой, механикой, материаловедением. Мировоззрение менялось. Если при увольнении его раздирали внутренние противоречия, а будущее пугало безденежной безработицей, то через год он очистился от внутренней сумятицы, примирив справедливого «внутреннего ребенка» с прагматичным «взрослым». Желание нести в мир гармонию и порядок пересилило навязанные обществом стереотипы. Его занятия и заработок стали соответствовать потребностям души, а уход с должности штатного рупора пропаганды открыл в нем путь учителя и наставника. Знания помогли разобраться в себе, разложить все по полочкам, понять причину стресса, вынудившего порвать с профессией и проправительственными СМИ. Он постиг механизмы пропаганды, мировую экономику и политику, открыто говорил о неоколониализме в действиях США. Начал работать с ветеранами и инвалидами горячих точек. Бывшим пацанам, искалеченным войной, было трудно объяснить, что бесчисленные войны, колонны молодых ребят, отправленных на заклание богу войны, нужны лишь для того, чтобы система, построенная на лжи, продолжала жить.

Генри углублялся в экономику, право и каждый раз приходил к выводу: система работает не «неправильно» – она работает именно так, как задумано. Есть рынок (мировая биржа), есть производство, выпускающее товар, который нужно продать. В системе, где производство первично, маркетинг определяет необходимость продажи, а не реальный запрос потребителя. Производитель сам создает условия: маркетинговые акции, диверсификацию, расширение рынков. Если перенести это на надгосударственный уровень, то товарооборот формирует потребности общества, диктует ему желания. Но как сделать, чтобы всему миру захотелось именно этого? Проще простого. Реклама образа жизни и мысли.

Все началось в эпоху Великой депрессии. В непростые времена зародился величайший скачок в истории США. Наблюдая за социальной инженерией Европы, Штаты искали свой путь между фашизмом и социализмом. Американские капиталисты – прагматики; они умеют учиться на ошибках. В погоне за сверхдоходами они пошли дальше всех: создали «Американскую мечту». Что может быть проще и гениальнее? Ничего. Спроси любого: «Как ты хочешь жить?» Ответ предсказуем: «Как в мечте!» или «Как в сказке!». Вот и создали сказку. Фабрика грез заработала на полную мощь, не жалея пленки, глянца, красавиц. Мечту создали, но она не могла принадлежать всем – иначе какая же это мечта? Успех «общества мечты» приписали Капитализму. Так Американская мечта и Капитализм стали товаром на экспорт. «Купи наш капитализм – и будешь жить как мы! Не купишь – продадим силой. И не смей покупать социализм!» Мечта стала товаром, приносящим дивиденды. Позже систему прикрыли демократической ширмой, добавили гуманизма и свободы слова – и сами поверили в этот миф. Ведь если не веришь сам, никто не поверит.

Генри не поверил. Вернее, распознал ложь. Время показало: принципы – лишь обертка, обеспечивающая существование системы и помогающая ее продать, как рекламу. И как в рекламе, в капитализме есть герой, вкушающий товар. Но «но»: чтобы стать героем, нужно быть особенным. В мир иллюзий просто так не попасть. Это сказка для богатых. И если со «сказкой» все ясно, то что, если принципы-реклама устареют? Если общество шагнет вперед, а система станет архаичной? Если «товар» в виде экономической модели перестанет удовлетворять «рынку» – человечеству? Тогда системный администратор под контролем архитектора «все исправит», подкорректирует принципы – и система продолжит работу. Как на ТВ: смени рекламу или героя. Ведь проще поменять угол зрения, чем систему целиком.

Кто-то, где-то подменил понятия, назвав черное белым. Их имена неизвестны, ибо система формируется обществом, а общество – продукт системы. Парадокс. И это не теория заговора – лишь разоблачение фарса международного торгаша. Система существует ради самого существования, а не ради жизни людей. Она пережила создателей, приспешников, адептов и разрушителей. С ней боролись, ее обличали – тщетно. У США было все для вершины экономической пирамиды: мощное производство, мировая биржа, огромный рынок, человеческий капитал и сильнейшая армия. Им удалось! Но итог: экономика, призванная служить обществу, поработила все. Постоянные корректировки базовых принципов создали клубок неразрешимых противоречий. К концу XX века капитализм из средства обеспечения превратился в самоцель, в сущность бытия… Общество обеспечивает ее существование, а не наоборот.

Опираясь на опыт и знания, в восьмидесятые Генри написал и издал книгу – «Конец бесконечности». Она мгновенно стала бестселлером. В ней он рассуждал о назревших проблемах, несостоятельности рейганомики, скором крахе капитализма и возможных путях развития человечества. На волне успеха открыл в себе оратора и объехал с турне все штаты. Выступал перед ветеранами, читал лекции в вузах. Приводил сотни доказательств, но овации ничего не изменили. Он лишь занял свою нишу, позволявшую зарабатывать. Крах социализма поставил крест на его карьере «провидца». От него отвернулись друзья и ученики. Обладая системным мышлением, он видел в распаде СССР большую угрозу для США, чем многолетнее противостояние. На фоне Союза Штаты выглядели привлекательным союзником. С 1991 года у США не осталось оппонентов, и неоколониализм вышел из берегов. Остаться наедине со своими проблемами куда хуже, чем выделяться на фоне соперника. Но его голос потонул в общем ликовании от «победы».

Понимая, что изменить что-либо уже не сможет, Генри ушел из просветительства, но продолжал писать. Стал нелюдим; его глодала тяжесть несбывшихся пророчеств. Один из его шутливых рассказов – «О трудяшках и управляшках» – нашел отклик у детей и родителей. В сказочной форме он поведал о человечках, умевших только управлять или только трудиться. Порознь у них ничего не получалось, а вместе они создали мир, комфортный для всех. Успех рассказа привел Генри к преподаванию в лицее святого Иезекииля. Именно там он осознал: «Чтобы изменить Мир, не нужно переучивать взрослых – нужно учить детей!».